Ольга погружена в тяжелые раздумья. Она делает вид, что ищет лампочку в нижних ящиках, а сама думает, где взять деньги, где, где, где? А если позвонить Диме, извиниться и сказать, что пока не может вернуть долг? Был бы на месте Димы другой человек, какой-нибудь скандальный и малоприятный тип, Ольга так бы и сделала. Но по отношению к Диме не может. Он слишком благороден, слишком доступен для тех, кто ищет помощи. Он ответит Ольге: "Не надо никаких денег. Будем считать, что ты мне ничего не должна!" Но сколько можно пользоваться его добротой? Сколько можно пить из этого чистого колодца, сколько можно качать из него воду?
Женщина, попросившая лампочку, начинает скандалить. Она не может ждать, она на три часа записана к косметологу. В торговый зал выходит директор, с недоумением смотрит на Ольгу, потом хмурит брови. Когда принимал на работу, предупреждал: нареканий со стороны покупателей быть не должно. Ольга заверила: не будет. Но сейчас ей все равно. Эта работа не решает проблемы. Ну простоит Ольга за прилавком месяц. Сколько получит? Пять тысяч рублей? А надо пятнадцать. И не через месяц, а завтра.
* * *
Ольга приметила это казино из окна троллейбуса. Вышла на следующей остановке, перешла дорогу и снова села на троллейбус - в обратную сторону. На этот раз рассмотрела вход как следует. Справа от дверей - видеокамера, на краю тротуара, выложенного цветной плиткой, стоит охранник. Из заднего кармана у него торчит антенна радиостанции. Вспышки света от неоновой вывески пульсами освещают его серую униформу.
Она прошла по улице с тем видом, с каким торопится после работы домой загруженная заботами хозяйка. Метров за пятьдесят до казино свернула в темный переулок. Очень хорошо, что здесь мало фонарей. Дома ветхие, старые, не в пример фасадным. Ольга прошла по переулку немного, оглянулась, определяя расстояние, и свернула еще раз в какую-то подворотню. Несколько раз споткнулась о битые кирпичи. Здесь идет ремонт, но вяло, от случая к случаю. Через арку с осыпавшейся штукатуркой вышла в темный двор. Похоже на дно бочки. В окнах домов, обступивших двор кольцом, свет не горит. Двери подъездов заколочены досками крест-накрест. Ольга подошла к одному из них, ухватилась руками за доску и оторвала. Немного сил ушло и на вторую доску. Ольга толкнула ногой дверь, втянула ноздрями запах заброшенного нежилого помещения и несмело шагнула в темноту. Держась за стенку, на ощупь прошла к мутному, почти утратившему прозрачность окну. Подышала, протерла. Как удачно! Это параллельная улица, здесь же остановка трамвая. Людей мало, кому будет интересно смотреть на девушку, вылезающую из окна.
Ольга дернула на себя оконную раму, приоткрыла ее ровно настолько, чтобы можно было пролезть, и пошла назад.
Выйдя под фонари, отряхнула джинсы от побелки. Летящие навстречу машины слепили ее. Город грохотал механическим нутром, пожирая бензин, электричество и деньги. Люди ползали по нему, как микробы… Ольга старалась не думать о том, что собиралась сделать. Одна мысль об этом была невыносима. Она медленно шла по тротуару к казино, как запрограммированный робот. Она знала, что не отступит, не испугается, что будет упрямо и жестко двигаться к своей цели. И все у нее получится. Все будет так, как она задумала…
Едва не налетела на стеклянную дверь продуктового магазина. Без колебаний зашла в него, встала у витрины, делая вид, что разглядывает товар. Отсюда через окно хорошо просматривался тротуар из цветной плитки. Подруливают дорогие машины, выходят разодетые люди с пухлыми бумажниками. Публика жаждет азарта, жаждет расстаться со своими деньгами за призрачный шанс выиграть.
- Вам что? - спрашивает продавщица.
Ольга не отвечает, и продавщица теряет к ней интерес. Уже совсем стемнело, снова пошел дождь. Явно подвыпившая женщина отмахивается от своего кавалера. Кавалер трезв и зол, он пытается затащить женщину в припаркованный у тротуара "Мерседес", но его дама упряма, она отбивается от кавалера белой сумочкой, да еще пытается лягнуть его ногой.
- Черт с тобой! - кричит кавалер, плюет на мокрый асфальт и садится в машину.
Женщина кривит губы, вскидывает вверх оттопыренный палец, но едва не попадает себе ногтем в глаз. "Мерседес" резко сдает назад. Женщина, поправляя на себе голубой полушубок, закидывает сумочку на плечо и, пошатываясь, идет по тротуару.
Ольга выходит из магазина и направляется вслед за женщиной. Жертва не торопится, она что-то напевает себе под нос и спрашивает у проходящих мимо мужчин сигарету. Ольга смотрит в сторону, словно ищет нужный магазин, но чувствует, как расстояние между ними неумолимо сокращается. Она уже улавливает терпкий с горчинкой запах духов. Ольга оглядывается - как будто не разглядела вывеску какого-то учреждения. Сзади никого. Впереди только две пенсионерки с сумками, стоят нос к носу под одним зонтиком и разговаривают. Вот жертва поравнялась с темным переулком, остановилась, словно ее что-то насторожило, и посмотрела на шоссе. Может быть, она уже пожалела, что поссорилась со своим кавалером и ей приходится идти невесть куда под противным дождем, вместо того чтобы дремать в кожаном салоне "Мерседеса" под тихую музыку. Может быть… Но Ольга не думала о мыслях и чувствах незнакомки. Она побежала, выкинула в сторону руку и крепко схватилась за белый ремешок, срывая с плеча женщины сумочку.
Женщина даже вскрикнуть не успела, как Ольга метнулась в переулок, забежала в темный двор и, прыгая по кирпичам, скрылась за дверью подъезда. Там, во мраке, на минуту затаилась, открыла сумочку, на ощупь выгребла из нее деньги, а мобильник, губную помаду и документы вместе с сумочкой кинула под ноги. Уже не спеша вылезла в окно.
Тотчас подошел трамвай, и Ольга, удивляясь своему спокойствию, вошла в салон, села на заднее сиденье и предъявила кондуктору проездной.
"Это уже падение в бездну, - думала она, присматриваясь к лицам пассажиров. - Это прямой путь на дно. И на этом пути я с того мгновения, когда солгала и оставила Глеба у себя…"
Она сошла через две остановки, остановилась у хлебной лавки, и там, в свете витрины, пересчитала купюры. Семьсот долларов и четыре тысячи рублей…
Ольга купила батон и, откусывая на ходу, торопливо пошла к станции метро. Она вдруг поймала себя на мысли, что утратила чувство стыда и способна без каких бы то ни было моральных усилий сесть на грязный асфальт с протянутой рукой и громко, нараспев, произнести: "Люди добрые! Сама я нездешняя, помогите на обратный билет до дома…"
* * *
Мама даже не поинтересовалась, откуда Ольга взяла деньги на новую курточку и ботиночки для Ксюши, на ее любимые сосиски, на копченого цыпленка, на апельсины, бананы, яблоки, на все те продукты, которые уже давно стали в этой семье деликатесами.
- Молодец! - похвалила мама, принимая тяжелые пакеты. - Глеб, ты будешь сосиски на ужин?
- Сосиски для Ксюши, - сказала Ольга.
- Всем хватит! - махнула рукой мама.
Ольга скинула куртку на пол, кинулась на кухню, взяла маму за руку и подвела к Глебу, который сидел в комнате у Ксюши.
- Я хочу вам торжественно объявить…
- Что?! - с надеждой воскликнула мама.
- …что следователь прокуратуры обо всем догадалась! - выпалила Ольга.
Воцарилась гнетущая тишина.
- О чем именно она догадалась? - глухим голосом спросил Глеб.
- О том, что я прячу у себя в квартире убийцу!
Мама ахнула, прикрыла ладонью рот.
- Может, ты ошиблась? - шепотом спросила она.
- Нет, я не ошиблась. Следователь говорила со мной почти открытым текстом. Имейте в виду, со дня на день к нам нагрянут с обыском.
- Наверное, на допросе ты что-то не то сказала, - сдержанно упрекнула мама и посмотрела на Глеба. - Надо что-то делать. Надо что-то делать…
- Если Глеб хочет загреметь на нары и утащить за собой еще меня, то пусть продолжает жить у нас и варить обеды, - продолжала давить Ольга.
- Но не можем же мы выгнать его на улицу! - заступилась мама. - Это бесчеловечно!
- Я ухожу, - твердо сказал Глеб и поднялся со стула.
- Возьми меня с собой! - начала капризничать Ксюша.
- Глебушка, ну подожди! - заволновалась мама, шаркая следом за Глебом. - Надо все обдумать. Зачем же сгоряча…
- Вымойте за мной квартиру, - гробовым голосом говорил Глеб. - Чтобы ни следа, ни запаха. Зубную щетку - долой! Бритву - долой! И с Ксюшей еще раз поговорите, чтобы она ни словом обо мне не обмолвилась…
- Ой, беда какая! - вздыхала мама и качала головой. - И куда ты сейчас, на ночь глядя?
- На кудыкину гору. На нарах переночую.
- Только не надо вышибать слезу! - попросила Ольга. - Мое дело - предупредить тебя. А решение ты принимай сам.
- Погоди хоть немного! - начала развивать бурную деятельность мама. - Я тебе хоть чего-нибудь соберу. Теплые носочки, еду какую-нибудь.
- Ничего не надо, мамаша, - проникновенно произнес Глеб, прижимая женщину к груди.
Ольга зло рассмеялась:
- Прекратите этот отвратительный спектакль! На вас двоих смотреть тошно!
- Может, тебе в гостиницу устроиться? - мучительно искала выход из положения мама.
- Что вы! - ответил Глеб, обуваясь в прихожей. - В гостинице паспорт требуют. Там меня сразу загребут.
- Тогда, может, к друзьям каким-нибудь своим?
Глеб криво усмехнулся и чмокнул губами.
- Где их взять-то, друзей?
Мама уже протянула Глебу куртку, как вдруг ее осенило:
- Постой! А что, если тебе пожить на нашей даче? Там тебя никто не найдет.
Глеб, морщась, просовывал в рукав раненую руку.
- Как скажете, мама, - ответил он. - Я теперь человек подневольный. Я теперь полностью завишу от вас.
ГЛАВА 12
Ольга сначала задернула в нижней комнате шторы, а потом только зажгла свет. Щурясь, Глеб рассматривал печь из красного кирпича, книжный шкаф, диван и кресла.
- Жить можно, - сказал он. - А сортир где?
- Туалет на улице, - ответила Ольга. - Но это не самое большое неудобство. Печь топить нельзя, свет включать нельзя, телевизор смотреть нельзя, потому что сторож сразу заметит. Готовить будешь на электрической плитке. Умываться в ведре. В туалет ходить только как стемнеет.
Глеб приуныл. Он сел в кресло, опустил голову на кулак и задумался.
- Вот до чего я докатился, - произнес он. - А еще совсем недавно собирался купить для нас с тобой кирпичный особняк в элитном поселке. С подземным гаражом, сауной, джакузи, домашним кинотеатром и большой-большой детской комнатой… Но судьба распорядилась по-своему…
Глеб говорил искренне, безо всякой рисовки, и Ольга снова почувствовала ту удушливую жалость, которая подчиняла ее себе как рабыню. Против своей воли она коснулась рукой его головы, провела по волосам и через силу, с приторным оптимизмом, сказала:
- Ладно плакаться. Все еще у тебя будет. Ты же богатый! Наймешь себе классного адвоката, суд учтет твои ревностные чувства, и дадут пару лет условно.
Глеб вскинул голову и влажными глазами посмотрел на Ольгу. Его лицо исказила судорога боли.
- А ты… Ты со мной будешь?
Она поняла, что если скажет правду, то Глеб упадет на колени, станет плакать, говорить, что жизнь в этом случае теряет для него смысл… И она сказала то, о чем позже вспоминала с чувством стыда и самоуничижения:
- Я подумаю.
И сразу повернулась к нему спиной, чтобы подвести черту под этой темой и показать, что собирается уходить. Но тотчас почувствовала на своих плечах руки Глеба. Он рывком повернул ее к себе. Глаза его полыхали огнем, губы дрожали.
- Ты подумай! - горячо зашептал он. - Ты хорошо подумай…
- Глеб, мне больно! - перебила его Ольга и попыталась высвободиться.
- Ты очень хорошо подумай! - шептал Глеб. - Потому что никто, как я, тебя любить не будет. Потому что я жизнью доказываю свою любовь, а не словами. Жизнью! Потому что я…
Он не договорил и стал покрывать ее лицо поцелуями. Ольге было неприятно. Она отворачивала лицо, пыталась отстраниться от Глеба, но он подхватил ее на руки и положил на диван.
- Ты думай, думай, - шептал он. - А я подожду… я терпеливый… я буду долго ждать…
Он рвал на ее груди кофточку, мял юбку. Ольга вцепилась ему в волосы, пытаясь оттолкнуть от себя его тяжелую голову, но Глеб уже навалился на нее всем телом.
- Я тебя… я тебя ненавижу… - сдавленно выкрикнула она и заплакала, а он продолжал целовать ее мокрые щеки, царапая их жесткой щетиной…
* * *
Она закрыла калитку на замок, еще раз взглянула на темные окна дома и пошла по центральной дачной улице на станцию электрички. За колодцем наткнулась на человека, который тотчас посветил ей фонариком в лицо. И от испуга Ольга вскрикнула.
- Что ж ты шумишь, дева! Не узнала? - услышала она тихий и добрый голос сторожа.
- Это вы, дядя Коля? - пробормотала Ольга, хватаясь за сердце.
- Я, у меня обход. А ты что ж ночевать не осталась?
- Домой надо, дядь Коля. Ксюше в садик завтра.
- Проверять приезжала? Да, сезон закончился, теперь воришки начнут дачки шерстить. Но ты не беспокойся зря. Я воришкам спуску не дам. Они у меня близко к нашему товариществу не сунутся. Да и за твоей дачкой я хорошо присматриваю.
- Спасибо, дядь Коля.
- Ты, главное, это… двери хорошо заперла? Окна?.. Не беспокойся, никто к тебе не залезет. Я им спуску не дам…
Овчарка Беста обнюхала руку Ольги, коснувшись ее влажным холодным носом.
* * *
Ольга позвонила Диме из магазина за пять минут до обеденного перерыва. Ответила, судя по голосу, молодая женщина.
- А кто его спрашивает? - спросила она после недолгой паузы.
Ольга представилась подругой Сергея Рябцева и объяснила, что хотела бы вернуть Диме долг. На линии долгое время висела тишина. Наконец женщина сказала:
- Вы не могли бы подъехать ко мне?
И назвала адрес. Ольга решила, что успеет обернуться за обеденный перерыв, и поехала. Открыла Ольге высокая девушка с бледным, невыразительным лицом, похожим на эскиз, на котором художник лишь обозначил основные штрихи. В прихожей было сумрачно, и Ольга не сразу заметила, что глаза у девушки подпухшие, воспаленные от слез.
- Меня зовут Лена, - представилась хозяйка.
Они сели в комнате друг против друга. Лена закинула ногу за ногу, сложила на груди руки и некоторое время холодным взглядом рассматривала Ольгу. Ольге стало не по себе. Не исключая, что Лена могла приревновать ее к Диме, Ольга вынула из сумочки конверт с деньгами и объяснила, что взяла взаймы у Димы некоторую сумму на лекарства Сергею.
Ни конверт, ни объяснение Ольги не произвели никакого впечатления на Лену. Она продолжала неподвижно сидеть, как сжатая пружина, и в глазах ее можно было заметить недоверие.
- Вы действительно ничего не знаете? - спросила она.
От этого вопроса у Ольги екнуло сердце. Она схватилась за подлокотники кресла и подалась вперед.
- Что?! Что я не знаю?!
Она думала, что с Сергеем случилось что-то страшное.
- Дима в милиции, - ответила Лена, и по тому, как болезненно искривились ее губы, можно было понять, каких усилий стоили ей эти слова. - В следственном изоляторе.
Ольга не сразу восприняла смысл этих слов. Она поняла главное - с Сергеем ничего не случилось, и на фоне этого проблемы Димы показались ей мелкими и несущественными. Может быть, Лена ожидала каких-нибудь эмоций, вопросов, и молчание Ольги вдруг очертило ее одиночество и глубину горя. Ее подбородок задрожал, и она навзрыд заплакала. Тут Ольга вернулась в реальность, вскочила с кресла, склонилась над Леной и взяла ее за руку.
- Но почему? - воскликнула она. - Я же видела его два дня назад, и все было в порядке!
- Кто мог знать, что он опять столкнется с Баргишем!
- С кем? - переспросила Ольга, потому как впервые слышала это имя.
- Сергей тебе не рассказывал о нем? - Лена встала, взяла с журнального столика салфетку, вытерла ею слезы и высморкалась. - Это дрянная история. В общем, Сергей с Димкой участвовали в зачистке какого-то кишлака и, сами того не замечая, выдавили на гору банду. А там, на склонах, уже были подготовлены огневые позиции. И вот эта банда начала сверху обстреливать наших ребят. Там половина роты полегла…
Лена открыла дверцу шкафа, вынула оттуда начатую бутылку мартини.
- Давай выпьем? - предложила она. - Я не могу, у меня просто сердце разрывается…
Подавив новый прилив слез, Лена продолжила:
- Наши ребята запросили помощь, но артиллерийский корректировщик передал ошибочные координаты. И гаубицы дали залп не по горе, а по кишлаку. Несколько домов взлетели на воздух. В том числе и тот, в котором жили родственники Баргиша, местного авторитета. Он здесь, в Москве, целую сеть игорных клубов держит… Ну вот, Димка уволился, приехал домой, и тут началось. Посыпались звонки с угрозами. Какие-то люди обещали всю нашу семью вырезать в отместку. Димка меня с детьми в деревню отправил, а сам начал искать выходы на этого Баргиша. Он страшно рисковал! Но все-таки встретился с ним. Они очень долго, очень трудно разговаривали, и Дима все-таки убедил его, что ни он, ни его товарищи не виноваты в гибели родственников Баргиша. И проблема вроде как была снята.
Она выпила полный бокал и, терзая его в пальцах, опустила глаза. Ольге показалось, что Лена мучительно подыскивает слова, какими можно было бы пересказать самое главное.
- И вдруг… Оля, я ничего не хочу сказать, я не знаю, что произошло с Сергеем. Но Дима почему-то решил, что в него стреляли по приказу Баргиша. Вчера вечером Дима поехал с ним на разборки. И не один, а целую толпу ребят с собой взял… И вот кто-то пустил слух, что бывшие спецназовцы идут громить вещевой рынок. К ним немедленно примкнула целая банда скинхедов. И там ужас что началось! Арматурными прутами убили несколько человек. Диму арестовали в числе первых и предъявили обвинение в организации массовых беспорядков. За это могут дать десять лет…
Лена снова заплакала. Ольга окаменела. "Что ж я натворила! - подумала она, медленно осознавая масштабность и драматизм событий, косвенной причиной которых стала ее ложь. - Если бы я рассказала, что стрелял Глеб, Дима не пошел бы на разборки с этим Баргишем и ничего бы не случилось…"
Она чувствовала себя так, словно опять была на допросе у следователя. Лена, несчастная Лена даже не догадывается, что Ольга вся соткана из лжи, что Ольга вовсе не переживает с ней за судьбу Димы, а думает о том, как еще глубже, еще надежнее упрятать свою тайну. Она изо всех сил старается показать, что шокирована известием. Она пытается сказать какие-то ободряющие слова. Она прикладывает все силы к тому, чтобы ее лицемерие осталось незамеченным.
- Я буду звонить, - сказала Ольга и положила конверт с деньгами на стол. - Держи меня в курсе дела.
Лена на пороге квартиры порывисто прильнула к Ольге, обняла ее и снова расплакалась.
- Что теперь будет? - прошептала она, глотая слезы. - Проклятая, проклятая война! Нет ей конца…