* * *
В четверг надпоручик Ванечек вручил мне конверт с двумя листами бумаги. Взглянув на них, я подумал, что им проделана почти научная работа. Там были выписаны номера всех поездов и автобусов, которые могли заинтересовать меня, красным цветом обозначены пункты пересадки и план деревни, куда мне предстояло ехать. Дом тещи Ванечека, находящийся на самом краю деревни, в плане был заштрихован красным цветом. Мы несколько минут еще спорили насчет сотни крон, приложенных к конверту. Я отказывался брать их, ссылаясь на то, что речь идет о служебной командировке, и объяснял, что, если понадобится, я спокойно могу выписать проездные.
- Так я вас понял, - сказал Ванечек.
Опасаясь, что он может изменить решение, я молча сунул деньги в карман.
- А как зовут вашу тещу? Поскольку у меня имеется столь совершенный план, ее имя не так уж важно, но все же было бы лучше, если бы я его знал, - сказал я, стараясь придать нашему разговору хотя бы отчасти юмористический оттенок.
- Как-то командир полка сказал мне, что я хороший начальник штаба, умелый организатор, но порой забываю какую-нибудь мелочь, которая в конце концов оказывается решающей. Тогда я о его словах не думал серьезно. Но вы мне это подтвердили, - заявил Ванечек, слегка задумавшись. - Тещу зовут Новакова, Мария Новакова, запишите там.
- Я это и так не забуду, - ответил я, но Ванечек настаивал и не отпустил меня до тех пор, пока я не записал ее имя.
В пятницу мы с Лидой вместо вечерней телепрограммы занялись планом беседы с бабушкой Новаковой. Все-таки Лида - педагог с высшим образованием, изучала психологию, так почему бы мне не посоветоваться со специалистом?
Мы сошлись на том, что Новакова - прежде всего бабушка. На этом я должен был построить весь разговор с ней. Никаких извинений от зятя. Основная ошибка, которую он допустил в письме теще, - это то, что пытался извиниться. Петра и Тибор должны стать главными аргументами. Надо сообщить, что Петра обожглась, когда попыталась сварить суп, и что Тибору бывает очень обидно, когда его забирают из садика самым последним.
По одному из вариантов расписания, составленного Ванечеком, показавшемуся мне самым удобным, в субботу я встал в четыре часа утра. Я очень старался не разбудить Лиду, но это мне не удалось. Она тоже встала, приготовила завтрак, поцеловала меня на прощание и пожелала успеха. Я не сомневался, что целый день Лида мысленно будет со мной и будет страстно желать, чтобы моя поездка удалась.
Расписание Ванечека оказалось вполне совершенным, однако чехословацким железным дорогам было далеко до совершенства. Во время одной из пересадок из-за опоздания состава мой поезд ушел. Поэтому я приехал на место на два часа позднее, чем рассчитывал.
С помощью плана, начерченного Ванечеком, я сразу же нашел нужный мне дом: не понадобилось даже спрашивать у местных жителей. Я уверенно направился к дому, но меня остановил возбужденный и довольно громкий разговор, происходивший у крыльца.
- Я уже говорила тебе, Кодеш, раз десять, что дом не продам. Скажи своим пражским знакомым, что мне наплевать на их шестьдесят тысяч. И на этот договор, что они мне позволят здесь дожить, - тоже! - сердилась женщина, которой можно было дать не более пятидесяти лет.
- Ты совершаешь ошибку, Мария, - заметил мужчина, казавшийся чуть-чуть старше ее. - Ничего бы не изменилось, жила бы, как и прежде, в своей гостиной, а в остальные комнаты они бы приезжали на субботу и воскресенье или в отпуск. Дом тебе они бы как следует обновили, а на пятьдесят тысяч ты могла бы жить припеваючи до самой смерти. А если с ними поторговаться, то они бы и еще тысчонку накинули.
- А куда бы ездили на каникулы мои внуки? Об этом ты не подумал, а? Ступай отсюда, Кодеш, и больше с этим ко мне не приходи. Иначе у меня возникнет подозрение, что ты с этого дела хочешь получить обещанный процент. "До самой смерти"! Черт возьми, какие страшные слова!
Мужчина по имени Кодеш с расстроенным видом вышел из калитки, и я сделал вывод, что жизнь - это самый искусный писатель, режиссер и драматург сразу. Наступил подходящий момент для моего выхода на сцену.
- Добрый день, пани Новакова, - обратился я к все еще возбужденной разговором женщине.
- Если вы, молодой человек, тоже хотите купить этот дом, то не закрывайте за собой калитку, - не ответила на мое приветствие Новакова. - С тех пор как я осталась одна, беда мне с этими покупателями!
- Я от вашего зятя, - пытался я сразу перешагнуть через самое страшное.
- У меня нет никакого зятя! - осадила меня Новакова.
- Да нет же, пани Новакова, есть! Надпоручик Ванечек. Я… - пытался я найти подходящее слово, - его товарищ…
- У меня нет дочери, значит, не может быть и зятя. Напрасно усердствуете.
- А внуки у вас есть. Петра и Тибор. - Я был немилосерден.
Женщина растерялась: я использовал ее растерянность, чтобы подойти к крыльцу и сесть на лавочку. Она последовала моему примеру. Меня пробирала дрожь, отчасти от холода, отчасти от нервного напряжения.
Воцарилась тишина, и, на удивление, первой эту тишину нарушила Новакова.
- Как они себя чувствуют? - спросила она тихим голосом.
- Как без мамы.
Новакова еще больше растерялась, и было видно, что она смягчилась.
- Им нужна бабушка, - сказал я чуть слышно.
- Этого парня я видеть не хочу. Из-за него погибла моя единственная дочь.
- Это же был несчастный случай, пани Новакова.
- Ездил как сумасшедший, я ему всегда говорила.
- Он ехал очень осторожно, и вы это отлично знаете.
- Кто же ухаживает за детьми?
- Он.
- Этот? - произнесла Новакова с удивлением. - Он же не мог себе даже чай заварить!
- Уже научился. И не только чай. И постирать, и погладить.
- А когда же он все это делает? Из-за своей военной карьеры он не бывал дома даже по воскресеньям.
- Вы несправедливы к нему.
По Новаковой было видно, что она хотела бы возразить, но вместо этого она пригласила меня в дом.
* * *
В тот день я вернулся домой поздно ночью. Но не успел я вставить ключ в замок, как Лида открыла мне.
- Ну как дела? - спросила она еще в дверях.
Я аккуратно закрыл за собой дверь и, стараясь подражать нашим ребятам, поднял указательный палец правой руки вверх, сказав:
- Прекрасно!
Лида порывисто обняла меня.
Рано утром ребята залезли к нам в постель и разбудили нас. Это считалось вполне нормальным явлением. Но то, что надпоручик Ванечек уже в десять часов утра вышел с детьми на прогулку под нашими окнами, уже не было нормальным.
Я решил снять напряжение, которое владело им. Спустившись, я строгим голосом произнес:
- Пассажирский поезд из Пльзеня, прибытие в 15.29, завтра, то есть в понедельник.
- Елки-палки, а у нас дома все вверх дном! - воскликнул Ванечек, схватил детей за руки и пустился с ними домой.
- Дети, завтра приедет бабушка! - донеслись до меня его слова.
- Бабушка приедет! - повторили за ним дети.
* * *
Когда Ванечек исчез из поля зрения, я при активной помощи своих детей начал помогать Лиде наводить порядок. После обеда я решил побеседовать с мальчишками, убежденный, что с завтрашнего дня они станут тихие, как овечки.
- Так что, как вы ведете себя в детском садике? - дипломатически начал я.
- Лучше и быть не может! - воскликнули они в два голоса.
Это было мое любимое выражение, и, ответив так, они меня обезоружили.
- А я вот слышал совсем другое, - пытался я воспрепятствовать такому разоружению.
В ответ ребята спели детскую песенку. В нужных местах они тянули дуэтом и строго выдерживали ритм.
- Действительно, хорошо, - не мог я не похвалить их. - Но говорят, что вы много шалите.
Ребята поняли, что я пытаюсь загнать их на тонкий лед, и начали рассказывать стихотворение о принцессе, которая на каком-то балу потеряла коралловые бусы, а ее отец, старый король, пытался почему-то свалить вину на Гонзика.
На этот прием я не поддался. Они выучили это стихотворение, когда еще были совсем маленькими, и теперь пытались вывернуться за счет старой славы.
Наступил самый благоприятный момент, чтобы они получили по заслугам. Но тут я вспомнил, что если хочу увидеть Гоштялека и состязания местных команд, то уже пора собираться. Футбол я люблю, но не отношу себя к тем болельщикам, которые не могут без него прожить и недели. Учитывая, что турнир в нашей части должен был проходить до среды, я считал необходимым побывать на нем. Кроме того, меня тянуло туда предчувствие чего-то неприятного.
Когда я сказал Лиде о своем желании, она не очень удивилась, однако категорически отказалась разрешить мне взять с собой детей. Достаточно того, что они говорят нехорошие слова, зачем им учиться еще ругаться?
Старожилы утверждали, что с тех пор, как по случаю пятидесятилетней годовщины основания футбольного клуба в Милетине играла "Славил" в полном составе, здесь никогда не собиралось столько болельщиков, как сегодня. Турниры, правда, всегда привлекали внимание, однако на этот раз здесь был еще и Гоштялек.
Но когда среди появившихся на поле игроков болельщики не увидели Гоштялека, по их рядам прокатилась волна возмущения.
- Не поставили его! - начали они горевать.
- Да нет, поставили! - воскликнул кто-то. - Вон тот, с ежиком!
- Что же это сделали с его головой? - почти расплакалась молоденькая девчушка, стоявшая возле меня.
Болельщики все больше и больше проявляли нетерпение, выражавшееся в их все усиливающемся свисте.
Гоштялек был незаметен на поле не только из-за того, что ему остригли волосы, но и по игре.
Судья тоже внес некоторое смятение, назначив незадолго до окончания матча пенальти в пользу хозяев стадиона. Гоштялек отправился бить пенальти и послал мяч мимо штанги в сторону стоянки автомашин. Любой неграмотный болельщик, а таких у нас вроде бы и нет, должен был понять, что он сделал это умышленно. Матч закончился с нулевым результатом, и зрители расходились недовольные.
В понедельник стали искать виновника. Гоштялек заявил, что вчера был не в форме, и неудивительно, потому что командир роты целую неделю гонял его как Сидорову козу. Стрижка добила его окончательно. С новой прической он потерял свою индивидуальность, потому и не сумел реализовать пенальти.
Поиски виновника, разумеется, привели ко мне. Новость, что в деле Гоштялека замешан этот новый политработник, быстро разнеслась по ротам, в батальоне, в полку и, могу сказать с уверенностью, дошла до дивизии. Многие стали коситься на меня.
- Я думал, что у меня будет толковый замполит, - с недовольством процедил Индра сквозь зубы.
- К этому стремлюсь, - заметил я, кажется, тоже сквозь зубы.
* * *
Вечером, открывая дверь нашей квартиры, я был не в лучшем настроении. Оно еще больше упало, когда я обнаружил, что Лиды с детьми нет дома. Для такого, довольно редкого, случая у меня были подробные инструкции - заглянуть в холодильник и приготовить себе ужин. Сегодня же у меня не было аппетита.
Я включил телевизор и с удивлением заметил, что уже началась вечерняя сказка для малышей. Ни разу еще не случалось, чтобы Лида с детьми не возвращалась до начала вечерней сказки. Они пришли только в конце последних известий; ребята были сильно возбуждены, а Лида - совсем наоборот.
- Свари детям кашу! - воскликнула она и рухнула рядом со мной в кресло. - Мне нужно хотя бы десять минут, чтобы прийти в себя.
Я сварил кашу, которая в целом мне удалась. Потом, чтобы побыстрее уложить детей спать, мы с Лидой вместе покормили их. Я предложил сам почитать им сказку на ночь, что Лида восприняла с большой благодарностью.
Это была одна из тех современных сказок, в которых авторы всеми силами стараются продемонстрировать свой интеллект, но то, что делает сказку сказкой, в ней просто-напросто отсутствует. Когда я перескочил через две страницы, ребята этого даже не заметили.
- Ты чего-нибудь ел? - спросила Лида, когда я вернулся из детской комнаты.
- У меня нет аппетита, - ответил я.
Лида призналась мне, что у нее тоже.
- Представь себе, что сегодня случилось! - сказали мы почти одновременно.
Взаимные сердечные излияния относились к лучшим моментам нашей совместной жизни.
Я мудро рассудил, что мне следует сначала выслушать Лиду. Ведь для того, чтобы не вернуться домой к вечерней передаче для детей, у нее должно быть очень веское основание.
- Мирослав Беранек хороший мальчик. Хотя он порой и болтается по улице, но отлично знает таблицу умножения и читает стихи, как лауреат, - ввела меня Лида в ситуацию. - В последнее время я заметила, что он несколько раз пришел с синяками. Сначала я не обращала на это внимания, думала, что он подрался с ребятами. Но когда у него ухудшилась успеваемость, я стала чаще присматриваться к нему. Сегодня на лестнице я увидела, что у него снова появился синяк. На перемене я завела его в учительскую и попросила снять рубашку. У него оказались синяки но всему телу, а когда я попыталась узнать, кто это сделал, он молчал как рыба. Вечером я забрала детей из садика, и мы зашли к Беранекам.
Я попытался что-то сказать, но Лида меня опередила:
- Я знаю, о чем ты думаешь. Что я неправильно сделала. Надо было вызвать родителей в школу или подождать родительского собрания. Но меня это вывело из себя. Я подумала, что такие вещи нельзя откладывать. Итак, с приветливой улыбкой я попросила пани Беранекову извинить меня за беспокойство. Дескать, проходила мимо и подумала, не поговорить ли о Мирославе, - продолжала рассказывать Лида. - Она пригласила меня зайти, ребят отвела в детскую, где они стали играть с Мирославом, а мне предложила пройти в гостиную.
Я сказала ей о том, что Мирослав стал хуже учиться, приходит в школу с синяками, что он стал какой-то задумчивый и даже улица его не привлекает.
Мать Мирослава выслушала меня, не произнеся ни слова. Потом, поблагодарив меня за заботу о мальчике, она заверила, что постарается все исправить.
Я уже собралась уходить, когда пришел отец Мирослава. Высокий, разодетый. Темный костюм на нем сидел так, будто он надел его минуту назад, платочек выглядывал из кармана, как на картинках в журнале мод, галстук с ровненьким узлом был тщательно подобран к костюму и рубашке.
Когда он представлялся, меня обдало острым запахом алкоголя. Подав мне руку жестом вельможи, он подошел к серванту, достал бутылку коньяка и три рюмки.
- Что же натворил этот наш бродяга? - улыбнулся он мне и при этом со сноровкой и элегантностью официанта ресторана первого класса откупорил бутылку и разлил коньяк. Было ясно, что его радовала возможность еще раз выпить. - За содружество семьи и школы! - Он поднял рюмку, бросив замораживающий взгляд на жену, не проявляющую никакого желания за что-либо выпивать.
Не дождавшись нас, отец проглотил коньяк.
- Ваш ребенок не бродяга, пан инженер. Я пришла, чтобы сказать вам, что не позволю его бить.
Улыбка сразу же слетела с его губ.
- У нее два месяца отпуска, в школе не перетруждается, чтобы родителям приходилось заниматься с детьми, и еще так дерзко вмешивается в личные дела людей… Убирайтесь-ка вон отсюда, подружка!
- Не позволю, запомните это! - попыталась я сделать так, чтобы последнее слово осталось за мной…
Лида закончила, и мне стало ясно, что день у нее действительно был напряженный. Если бы я сейчас стал рассказывать о своих проблемах, возникших из-за Гоштялека и футбольного матча, то на один вечер для одной семьи это было бы уж слишком.
Действовать Лида начала сразу же на следующий день. Во время большой перемены она зашла к директору школы. На одном из официальных мероприятий я имел возможность познакомиться с директором школы, а также много о ней знал от Лиды. Пани директор всегда была модно одетой, улыбающейся, приветливой. С того времени когда она сама преподавала, о ней шла добрая слава - говорили, что она творит чудеса, главным образом, с детьми начальной школы. И даже с их родителями. Ученики ее класса с радостью спешили в школу, и если она хмурилась, то это было величайшим наказанием для провинившихся. Как бы играючи, она могла найти общий язык с трудными детьми, считавшимися неисправимыми, а также и с избалованными детьми из привилегированных семей. Лида подробно рассказала директору о вчерашнем случае с Беранеком и его родителями.
- Это ничего, - успокоила ее директор. - Мне тоже пару раз доставалось. Но в конце концов всегда все улаживалось, и в большинстве случаев - в пользу детей.
- Но я не собираюсь это так оставлять! - заявила Лида.