* * *
В понедельник, во время политзанятий, я чувствовал себя не совсем уверенно. На этот раз мне не удалось подготовиться как обычно - не хватило субботнего вечера, посвященного развлечениям. Конечно, я не думаю, что это можно было заметить, но перед самим собой совесть моя не была чиста.
- Зайдешь? - спросил Индра во время обеда. Я пообещал, что вечером обязательно зайду.
К нему в кабинет я зашел в тот момент, когда Индра обсуждал с начальником штаба и техником батальона подготовку к ротным стрельбам.
- Садись. Мы сейчас закончим, - сказал Индра. Я ответил, что меня это тоже интересует и нет необходимости спешить. Но все было напрасно. Индра не мог дождаться, когда останется со мной наедине. В тот момент когда они столкнулись с проблемой планирования, у него отказали нервы, и он решил закончить разговор.
- Все главные вопросы мы уточнили, а эти мелочи вы решите сами, - сказал Индра, взглянув на начальника штаба. - Мне нужно обсудить важные вопросы с Петром.
Начальник штаба кивнул, взял со стола свою секретную тетрадь и сделал знак технику батальона последовать его примеру.
- Ну что, как она? - выпалил Индра, едва за офицерами закрылась дверь.
Мне было ясно, что командир имеет в виду вовсе не подготовку к стрельбам.
- Очаровательна. И как женщина, и как актриса, - не заставил я долго ждать ответа.
Индра с признательностью посмотрел на меня.
- Преувеличиваешь! - заявил он.
- Лида такого же мнения.
- И Лида? - удивился он. - Каждая женщина…
- … в отношении другой женщины очень критична, в особенности, если та более привлекательна, - дополнил я его. - Лида не исключение, но она именно так сказала.
Индра не нашелся, что ответить, и в кабинете воцарилось молчание.
- Я хочу жениться на ней, - через минуту заявил Индра. Сейчас он походил на ученика, пристыженного за курение в туалете во время перемены.
У меня перехватило дыхание. До сих пор я думал, что мне все ясно… Значит, ему не просто приятно появиться в обществе со звездой областного театра - здесь другое…
Недавно кто-то рассказал мне историю одного известного пожилого актера, который был самым уважаемым гостем ресторана, расположенного рядом с театром. В этом ресторане актер обедал после репетиций, ужинал, а когда не был занят в театре, то проводил там все свои вечера. Но таких вечеров было немного. Однажды он заказал на ужин куропатку, но не с кнедликами, а с рисом. Официантка, работавшая только первый день, посчитала, что перед нею, скорее всего, пожилой крестьянин, и заявила, что если он хочет куропатку, то получит ее с кнедликами, а если хочет рис, то пусть берет отбивную. "Если заказ не соответствует меню, - сказала она, - очень трудно сосчитать стоимость". Актер встал и голосом, который всегда был слышен даже на самом высоком балконе театра, заявил, что в этот ресторан он больше не ходок, потому что здесь не уважают постоянных посетителей. После этого он направился в ресторан, находившийся на два дома дальше. Большинство присутствующих тоже поднялись и последовали его примеру.
Ресторан, демонстративно покинутый актером, оставался пустым, в то время как для того, чтобы попасть в соседний, приходилось заранее заказывать столик. И так продолжалось до тех пор, пока актер не вернулся назад, уступив настойчивым просьбам заведующего. Говорили даже, что якобы потом актер несколько месяцев обедал и ужинал у него бесплатно. Правда, человек, рассказавший эту историю, за последнее поручиться не мог. Когда я услышал это повествование, то рассудил, что этот пример, хотя он и интересный, скорее всего, придуман.
Я вспомнил тот вечер, когда под шум голосов Ирена подходила к нашему столику, и поверил, что быть звездой областного театра кое-что значит.
- Ты что, не слышишь меня? - спросил Индра, на этот раз уже не голосом ученика, застигнутого при курении в туалете, а решительным, командирским.
- А как она? Еще не знает об этом или согласна? - спросил я.
- Согласна, - твердо заявил Индра.
- Почему же ты мне раньше не сказал, что собираешься жениться? - спросил я.
- Все решилось только вчера, - ответил Индра.
Я понял, что два бесплатных билета в театр мне придется отработать.
- Она согласна и путешествовать с тобой по всей территории Чехии и, вполне вероятно, Словакии? Выступать в любительских спектаклях? Индра, ведь с ее талантом она еще сезон-другой проведет в областном театре, а потом наверняка перейдет в Прагу.
- А почему бы и нет? - не сдавался Индра. - В дивизии согласились взять меня оператором. А штаб дивизии, как тебе, конечно, известно, находится рядом с театром. А почему бы и не провести там пару сезонов, или, говоря военным языком, два учебных года, а потом переехать в Прагу, где, как известно даже вражеским разведкам, находятся министерство национальной обороны и генеральный штаб. А хороших, молодых операторов и там не хватает.
- Так у тебя все уже продумано. Две "звезды" беспрепятственно рвутся вперед, и ничто им в этом не сможет помешать. Правда, здесь есть одно "но": воинская служба - не театр, "звезд" у нас не всегда понимают, а служба - дело серьезное, - сказал я, и настроение мое сразу же испортилось.
Индра заявил, что я сухарь, и попросил извинить его, потому что он спешит на поезд, отходящий через несколько минут в областной центр…
- Это была прекрасная суббота, - произнесла Лида, когда вечером мы ложились спать.
- Суббота была прекрасной, а понедельник еще лучше, - сказал я и натянул одеяло на голову.
Лида пыталась найти мою руку, но я притворился, что уже сплю. Мне не хотелось поддерживать ее иллюзий.
* * *
Только во вторник на танковой директрисе я вспомнил о своем обещании перевести Бартоничека в третью роту. По прошествии нескольких дней и после вчерашней стычки с Индрой этот вопрос уже не казался мне важным, а мое решение мудрым. В первой роте или в третьей - не все ли равно?! В первой роте его не хотят? Ну и что? Захотят, армия - не дворец бракосочетания. Со временем привыкнут к нему, а он к ним. А если вначале у него и будут неприятности, то что из этого? Ничего особенного. Не нужно было грабить автомашины.
Во время этих рассуждений подошел надпоручик Краса, командир третьей роты, и представился мне так, что его ни в чем нельзя было упрекнуть, однако дал понять, что по званию да и по возрасту он старше меня.
Откровенно говоря, его трудно было в чем-либо упрекнуть. Как правило, рота стреляла отлично, политзанятия проходили на хорошем уровне, чрезвычайных происшествий не было. И тем не менее, когда возникал вопрос, кого из командиров рот рекомендовать на должность командира батальона или кого из молодых офицеров представить на досрочное присвоение воинского звания, Краса как будто не присутствовал при этом. Когда один начинающий корреспондент окружной газеты напечатал репортаж из жизни отличной роты, шеф-редактор, читая его, даже губы облизал. Но, поняв из последнего предложения, что речь идет о роте надпоручика Красы, он сразу же перевел начинающего корреспондента в отдел культуры.
У надпоручика Красы все было красиво и в полном порядке. Сомнения вызывали только методы, какими он достигал таких результатов.
Несмотря на то, что уже два года назад Краса перешагнул четвертьвековой рубеж, он был холост, но не потому, что был некрасив собой или карликового роста. Совсем наоборот. Он устал от женщин, от их упорного стремления превратить его в женатого человека. Постепенно он научился осторожно избегать ловушек и уходить от невинных, на первый взгляд, приглашений. В конце концов он пришел к выводу, что лучше всего проводить вечера и выходные дни в кафе. Причем Краса считал, что и в кафе не следует попусту тратить время. Поэтому надпоручик вместе со своими солдатами обычно придумывал там что-либо полезное для улучшения боевой подготовки.
По воле случая замполитом в его роте стал одногодичник десатник Зима, начинающий педагог, считавший, что система нашего образования неправомерно сосредоточивает основное внимание на отличных учениках и второстепенное - на тех, которые учатся хуже и менее прилежно. Когда я рассказал Лиде о теории Зимы, она заявила, что это вовсе не так, а мой бывший студент что-то не так понял на лекциях.
В Красе и Зиме заговорили родственные души. По их мнению, стоило игнорировать каждого беспроблемного солдата. По их теории выходило, что если кто-то хорошо учится, дисциплинирован и проявляет другие положительные качества, то это не его заслуга, такой он от природы. Поэтому они больше всего внимания уделяли менее дисциплинированным солдатам или тем, с которыми возникали разные проблемы.
- Товарищ поручик, - получив разрешение обратиться, начал Краса. - Говорят, что ко мне будет переведен Бартоничек. Когда именно?
- Не лучше ли было решить это после вынесения приговора? - принялся я рассуждать вслух, а про себя подумал, для чего, собственно, я ищу себе работу.
- Нет необходимости, тут все ясно, - решил Краса. Кроме того, он был на верном пути к цели - стать прославленным юристом. - Выразим ему доверие, накажем, и дело с концом, - поучал он меня.
- Это всегда оправдывается? - заинтересовался я.
- Почти всегда. Если и не оправдывается, то тут вина не в методе, а в несоответствии пропорций. Десатник Зима такое мнение тоже разделяет.
- Насчет несоответствия пропорций? - удивился я.
- Да. Человек получил или избыток доверия, или избыток наказания. У таких, как Бартоничек, все совершенно ясно. Так называемый школьный случай. Хуже с рецидивистами. Там определить пропорции довольно трудно. Если подойти формально, то можно сказать, что, чем больше человек наследил, тем сильнее его следует наказать и тем меньше он заслуживает доверия. Но сделать это не так просто. Большую роль играют натура человека, обстановка, в которой он находился в заключении, и целый ряд других причин.
- Вам нужно было бы об этом написать. Обобщить опыт. Это чрезвычайно интересно и для многих поучительно, - сказал я с небольшой иронией.
- Десатник Зима думает так вполне серьезно, хотя я считаю, что это неразумно. Кому-то не понравится, а ему придется отвечать.
Я подумал, что на Зиму следовало бы обратить побольше внимания.
- Товарищ поручик, я хотел бы с вами поговорить не только о Бартоничеке. Нужно одно дельце протащить, - резко сменил тему разговора Краса.
- Может, зайдем ко мне? - спросил я с приятным чувством, что ко мне начинают обращаться и такие величины, как Краса.
- Для меня было бы более удобным ближе к вечеру, - предложил Краса, и я согласился.
Вечером Краса действительно зашел ко мне, а то, о чем он попросил, оказалось очень своеобразным делом. Таким же своеобразным, как и сам надпоручик Краса.
- Свободник Ржезак, - сообщил он, едва успев сесть.
Я покопался в памяти:
- Твой старшина роты.
- Так точно. Я думаю, что это один из лучших старшин во всей армии, - продолжал Краса. - Какой у него во всем порядок! Когда он мне подает на подпись расчет суточного наряда и караула, или список увольняемых, или еще что-нибудь, я могу подписывать с закрытыми глазами. Я предложил повысить его в звании, но, вероятно, поспешил.
Я удивился, почему не может быть повышен в звании старшина, отлично выполняющий свои обязанности.
- Вчера мне звонили из штаба полка и спросили, знаю ли я, что мой отличный старшина до призыва в армию сидел за недостачу. Конечно, я стал утверждать, что здесь какая-то ошибка. Я бы такого человека не назначил на эту должность. Капитан из штаба полка решил все как следует проверить.
- А знаешь, как это дело обернется для тебя? Подтвердится, что твой парень и вправду сидел. Ты же наверняка все знал, когда назначал его на эту должность. А в полку на это не обратили внимания или подумали, что это твое дело. Но с воспитательной работой все это имеет очень мало общего. Потому что ты спекулируешь, обсуждаешь с солдатами учебные задания в кафе, а они потом из кожи лезут, чтобы выполнить все. Закрываешь глаза на проступки, о которых, как тебе кажется, наверху не узнают. Парня, за которым бегают девчата так, что он в одиночку боится выйти на улицу, но при этом, не считаясь со своим достоинством, может выпить две-три кружки пива со своим подчиненным солдатом и даже заплатить за него, а различные выходки, за которые человека можно отдать под суд, считает незначительной ерундой и тому подобное, - такого парня они признают. И держатся за него двумя руками. Ты играешь на их интересах, и пока тебе это удается. За тебя они готовы в огонь и воду. Но при всем этом такая твоя популярность не стоит и ломаного гроша. При первых же, серьезных испытаниях ты сразу же лишишься своего авторитета, потому что он построен на песке. А десатник Зима еще подыгрывает всему этому.
Минуту я помолчал.
Надпоручик Краса, лицо которого одновременно излучало удивление и неудовольствие, воспользовался моим молчанием:
- Но все же я…
- Знаю! - Я не дал ему закончить и при этом заметил, с каким напряжением он подыскивает корректные слова. Я не хотел заставлять его утруждаться понапрасну.
- Ты пришел попросить меня, чтобы я тебе в чем-то помог, а я вместо этого отчитываю тебя. Не сердись, я уже давно хотел об этом говорить с тобой, но никак не мог найти подходящего момента и, может быть, смелости. Ты все-таки старый, опытный командир, а я в политработе еще новичок. В чем нужна моя помощь, я знаю. Чтобы тебе не пришлось менять твоего старшину, когда все узнают, что он сидел. В этом на меня можешь рассчитывать! - Наверное, этим я очень удивил Красу.
- Здесь шла речь о спекуляции и тому подобном… - Краса не закончил предложение.
- Из всего сказанного я не беру назад ни одного слова. Когда ты выбирал этого парня на должность старшины, с твоей стороны это была спекуляция. Только сейчас мы еще не знаем - то, что он выполняет так хорошо свои обязанности, с его стороны тоже спекуляция, или он принял предложенный ему шанс, хочет стать другим и до самой смерти будет лезть из кожи, чтобы не вступить в противоречие с законом? Поэтому в этом я тебе обязательно помогу. Точнее говоря, ему, а не тебе.
- Мне, кажется, пора? - спросил Краса.
- Если хочешь, сварю кофе, - предложил я ему.
- Я пью кофе только после ужина, - ответил он и собрался уходить.
- Не сердись, наверное, я здесь наговорил много такого, чего тебе до меня еще никто не говорил.
- Нет, уже говорили, - сообщил он, подходя к двери. - Алена, одна из тех, кто мне больше всех досаждает.
- Она некрасива?
Краса смерил меня горделивым взглядом:
- С некрасивыми я никогда не встречаюсь.
- Тогда женись на ней, именно такая жена тебе и нужна. Чтобы говорила тебе правду в глаза, - посоветовал я.
- Ни за что! - отверг он мой совет. - Женщина должна восхвалять мужчину, а не критиковать. Для критики у меня есть начальники. Теперь мне, наверное, надо пообещать, что я как следует подумаю обо всем, что здесь слышал, - рассудил он.
- Обещания можешь не давать, - заметил я.
- А я ничего и не обещаю, - заявил Краса.
- С десатником Зимой у вас, конечно, все в порядке. - Я одновременно спрашивал и констатировал.
- Он - молодец, будущий академик педагогики, - ответил Краса вполне серьезно.
- Ходит с тобой по ресторанам, не так ли?
- Что мне у него нравится - так это то, что он настоящий трезвенник. Во всем он классный малый и серьезно относится к воинской службе. Больше всех от него достается технику роты. Зима ходит за ним по пятам, и тот не успевает отвечать на его вопросы по технике.
- Сознаешь, что значит быть отличной ротой? - спросил я.
- Моя рота уже давно отличная, но в это никто не хочет верить, - осадил он меня.
- О том, что ты преувеличиваешь, все знают, - не отступал я.
Краса ушел расстроенный.
Перевод солдата Бартоничека из первой в третью роту прошел с оперативностью, достойной похвалы. Большой отклик вызвало решение организации ССМ третьей роты взять Бартоничека на поруки. Напрасным было напоминание секретаря батальонного комитета и членов полкового комитета ССМ, что нельзя ручаться за человека, который пришел к ним всего несколько дней назад и которого они так мало знают.
Они согласились, что Бартоничека знают мало, но не считают это таким важным. Они знают себя. Знают свою роту и свою организацию ССМ. А это, по их мнению, самое важное.
Я пришел к заключению, что все это звучит довольно наивно, но что-то в этом есть особенное. Поэтому я решил дать этому делу ход. Мне становилось ясно, что особенным здесь является не только надпоручик Краса, но и вся его рота. Постепенно я убеждался в том, что необычное не должно быть обязательно плохим.