- А что остается, как не смести проклятую шваль? Назад все едино пути нет! Подберемся поближе, чтобы шуму меньше было. Берем на мушку и снимаем каждого. Верно, товарищ лейтенант?
Наливайко окинул группу оценивающим взглядом. Бандитов, как и нас, было пятеро. Взводный указал каждому цель и скомандовал: "Огонь!" Автоматные очереди смели боевиков с дороги, но двое остались живы. Кто-то из нас промазал. Упав, они открыли ответный огонь.
- Вперед! - крикнул лейтенант, и мы, стреляя на ходу, ринулись к дороге. Через минуту все было кончено, но досталось Букету. На плече сквозь камуфляж быстро проступала кровь.
Пока Арончик перевязывал раненого, мы растащили мины с дороги. Затем взводный приказал всем залечь в укрытие у самого выхода из ущелья и решительно сказал:
- Мы остаемся тут, а ты, Арончик, беги к машинам. Одна нога здесь, другая - там!
- Может, всем сподручнее? - пробормотал Лева.
- Нет! - отрезал Наливайко. - Надо присмотреть за дорогой, чтобы гады не вздумали повторить минирование…
Арончик убежал, хотя по его виду было очевидно, как не хотелось парню уходить одному.
- Ты стрелять-то сможешь? - спросил Зарубин у Букета.
- Нет вопросов, еще повоюю, - ответил тот сердито и пододвинул автомат.
От скал, постепенно удлиняясь, потянулись тени. Повеяло прохладой. Мы продолжали лежать на импровизированных позициях, сжимая в руках оружие, готовые пустить его в дело в любой момент. Стояла тишина. Лишь издали доносилось таканье пулеметов. Это боевики продолжали обстреливать роту, не давая ей возможности выйти из укрытий.
Прошло минут двадцать, и вдруг обстановка резко изменилась. Одновременно справа и слева появились две группы боевиков человек по десять. Вот тебе и мизерная охрана складов! Удружила нам авиационная разведка…
Хорошо обученные боевики бежали в нашу сторону редкими цепочками.
- Подпускаем ближе! - распорядился взводный. - Патроны беречь. Огонь вести короткими очередями!
Силы были явно неравные: пятеро на одного. У нас оставалось единственное преимущество - укрытие, а духи бежали по открытому пространству. Когда между нами осталось не более ста метров, Наливайко подал команду на открытие огня. В бегущей цепи упал один, второй, третий. Остальные, проскочив по инерции еще чуток, залегли. Больше они уже не поднимались в полный рост, но верно, хоть и медленно, приближались ползком широким полукругом. Положение складывалось критическое. В ход пошли гранаты, но их было не так много. Стало страшно. Сколько сможет продержаться горстка бойцов? Боеприпасы кончатся, и амба!
И вдруг!.. Вот оно спасительное - вдруг… Послышался гул моторов. Лучше этой музыки я в жизни никогда не слышал. Боевики тоже замерли. Среди них началась паника. А шум моторов нарастал, приближался, становился могучим, грозным.
Первая бээмдэшка, проскочившая в ущелье, заставила боевиков вскочить и броситься бежать. Длинная пулеметная очередь срезала их, словно косой. С головной машины на ходу спрыгнул сидевший на броне Арончик.
- Живы! - закричал он ошалело, бросившись к нам. - Слава богу, живы, черти!
А машины одна за другой, лязгая гусеницами, ехали мимо нас на помощь роте. И уже никакая сила не могла их остановить.
6
В тот день Сом - чтоб ему ни дна ни покрышки - сунул меня в самый противный наряд. Я его называю спринтерским и терпеть не могу. То ли дело в карауле: отстоял два часа, потом четыре бодрствуешь, а остальное время и вовсе ухо давишь! Даже на кухне ишачить лучше. Картошку чистить или кастрюли драить в коллективе не очень обременительно. А вот посыльным по штабу - беда: носишься целый день как угорелый, ни минуты покоя. Того вызови, этого разыщи, а еще отвратительней - подай, принеси, будто лакей. И все время на глазах начальства, при всем желании не посачкуешь.
Но именно этот день принес мне неожиданную радость. Да не одну, а целых две. Первая случилась в обеденный перерыв. Офицеры разбежались кто куда, писарчуки ринулись в столовую, и в штабе на какое-то время наступила блаженная тишина, когда можно спокойно посидеть, вытянув гудящие ноги.
- Погодка-то сегодня какая! - блаженно жмурясь, сказал помощник дежурного, широко распахивая окно. - Ты бы пошел, Иванцов, на солнышке погреться, пока спокойно.
Славный это был лейтенант из разведроты. Он тепло относился к солдатам, за что ребята считали его своим в доску. Есть в полку несколько офицеров, в которых подчиненные души не чают. Увы, их жалкое меньшинство. Нам бы такого взводного. Впрочем, Наливайко, в общем, ничего. Правда, шибко педантичный, въедливый и крикливый, но быстро отходит и зла не держит. Он сильно изменился после памятного рейса в ущелье, когда мы вместе заглянули "костлявой" в глаза…
На улице было замечательно. Легкий ветерок нес с реки прохладу и приятно гладил кожу, но полностью отдаться отдыху не удавалось. В башку лезли не очень радостные мысли. Вызывала беспокойство мама. Как она там одна бедует? Я хоть мало, но прирабатывал и нес в дом, а она сидит небось на хлебе и воде, месяцами ожидая невыплаченной зарплаты. Здоровье у мамы не ахти, вкалывать приходится на полную катушку. Весь день в школе, вечером зрение портит, проверяя тетради. Нынешние ученики почерком и грамотностью похвалиться не могут. Для моей родительницы это повод для трагедии…
Зря, наверное, не согласился на предложение ребят. Ведь зазывали бывшие одноклассники удариться в бизнес, от армии обещали напрочь откосить. Есть, говорили, у них на такой случай заветные каналы, где тити-мити решают абсолютно все проблемы. Не захотел, дурак! А почему?.. Противно быть торгашом. С детства не люблю облапошивать ближнего. Если уж честно, то еще в школе мечтал стать писателем, редактировал стенгазету и на худой конец соглашался на профессию журналиста. А сальдо-бульдо, налоги и прочая мура - это не по мне!..
Вдруг послышался до боли знакомый голос. Распахнув глаза, я увидел маленькую точеную фигурку в форме.
- Ты что тут делаешь, Костя? - спросила Надин. В синих, спорящих с голубизной неба, глазах прыгали озорные чертики.
- У меня наряд при штабе, - словно оправдываясь, пробормотал я.
- В наряде, значит? Это хорошо… - Ее тоже, могу поклясться, обрадовала наша встреча.
С того памятного дня, когда Надин появилась в полку, мы виделись урывками, да и то издали. Мест, где можно было встретиться наедине, здесь просто не существовало. А так хотелось обнять ее и целовать до одурения, как бывало… Но мы были молоды, здоровы и влюблены. Я-то, во всяком случае, за обладание Надюшей жизнь готов был отдать.
- Пойдем к нам в отдел, - сказала она. - Там сейчас никого нет.
Лучшего предложения быть не могло. Представлялась возможность хоть какое-то время побыть вдвоем. Я вскочил и пошел следом. Мы поднялись на второй этаж. Кабинет, хоть и заставленный различной аппаратурой, был довольно большой.
- А тебя не накажут? - спросил я шепотом, словно меня могли услышать в пустом здании. - Сюда ведь наверняка вход посторонним запрещен.
- Какие могут быть секреты от воина, службою живущего, - засмеялась Надин и поспешно заперла дверь на ключ. В следующую секунду мы бросились друг к другу. Я целовал ее щеки, нос, подбородок. Отыскал губы и приник к ним. Поцелуй был долгим. Мы дышали, как загнанные лошади.
- Так с ума сойти недолго, Костя, - простонала Надин. - Что дальше будет?
- Не могу без тебя - это я знаю. Готов на все, лишь бы мы были вместе!
В ее глазах блеснули слезы. В них явно читалось: а я могу? Надюша бессильно опустилась на стул, сказала бесцветным голосом:
- Мы ничего не можем изменить, Костик. Понимаешь?
- Да… Но зачем плакать, - сказал я глупость…
И тут наше свидание было прервано самым бесцеремонным образом. Кто-то тяжело протопал по коридору и, остановившись у двери, попытался вставить ключ.
- Какая это сука сломала замок! - чертыхнулся человек за дверью.
- Прапорщик! Мой начальник, - шепнула Надин. Глаза ее испуганно заметались по комнате, но спрятать меня было решительно некуда.
Повозившись с замком, прапорщик еще раз матюгнулся. Мы стояли, затаив дыхание, словно тот, за дверью, мог его услышать. Наконец прапор, очевидно, решил сходить вниз за инструментом. Его грузные шаги протопали по коридору и затихли на лестнице, ведущей вниз. Надин подскочила к двери, прислушалась и быстро отперла.
- Иди скорее вправо, в конец коридора, - шепнула. - Только не попадись никому на глаза.
Я, как вор, бесшумно шмыгнул из кабинета и затаился за выступом. Прапорщик вернулся минут через пять с увесистым молотком, но у распахнутой двери его ждала Надин.
- Это вы стучали, Иван Иванович? - пропела она невинным голоском. - А я придремнула немного. Устала что-то.
- Зачем было запираться? - недовольно и, как мне показалось, подозрительно пробубнил прапор.
- По инерции. Сейчас столько ворья развелось, что невольно, как дома, привыкаешь запирать за собой дверь.
Прозвучало довольно натурально. Вот же притворщица! Я и не подозревал в ней таких артистических способностей. Но не запри Надин дверь, прапор бы нас застукал. Легко представить, какой грандиозный скандал разразился бы тогда в полку…
Вторая радостная весть того бегового дня оказалась еще более неожиданной. Надин, я это знал, все-таки находилась рядом. Я не разыскивал ее, сдерживаясь порой из последних сил, оберегая покой и честь любимой женщины. Думаю, она тоже страдала, но мы сами поставили себя в положение, из которого оба не видели выхода… А вот внезапное появление капитана Шелеста в штабе полка к концу моего наряда было как гром среди ясного неба. Кого другого, думал, можно увидеть в районе боевых действий, только не следователя прокуратуры.
- Вы? Здесь? Каким образом? - только и смог выдавить я.
- Что в моем появлении удивительного? - спросил в свою очередь Шелест. - Всякое дело положено доводить до конца, иначе висяк, а за висяки нашего брата по головке не гладят. Рад тебя видеть, Костя. - Капитан крепко пожал мне руку.
Наша симпатия оказалась взаимной. Я ведь тоже привязался к этому неординарному человеку, хотя проработали вместе всего ничего.
- Слышал, ваша рота побывала в отчаянной переделке, - сказал капитан. - Склады боевиков все-таки обнаружили?
- Они оказались в пещерах. Там хранились боеприпасы, продукты, оружие, даже полные комплекты нашего камуфляжа с погонами и прочей атрибутикой.
- Сказали, ты в этой операции отличился.
- Было дело, - уклончиво отозвался я, хотя уже знал: комбат представил нашу пятерку, сдержавшую бандитов у входа в ущелье, к боевым наградам. Я, конечно, не лишен тщеславия, но хвастаться преждевременно считал глупым. Вдруг разгильдяю, каким числилась моя персона, покажут фигу?
- Ну, ну, скромность, безусловно, украшает человека. Я точно знаю, - сообщил Шелест, - есть решение о награждении тебя и еще четверых ребят медалями "За отвагу", а командира роты - орденом Мужества. Так что поздравляю с боевым крещением. Ты выдержал испытание огнем! Может, станешь в будущем кадровым военным?
- Ни за что. "Выше ножку, шире шаг" изо дня в день - этого я выдержать не в состоянии.
- Не обязательно быть строевым офицером. Хочешь, устрою тебе рекомендацию на юрфак военного гуманитарного университета? У тебя, сдается, есть задатки сыщика.
- Как вы?
- Спасибо за комплимент, - засмеялся Шелест. - Начальство, увы, другого мнения. Побег Вышневца с оружием так за мной и числится. Вот, прислали доводить дело до конца. Надеюсь, не откажешься снова пойти ко мне в помощники?
- Если разрешат - с удовольствием.
- С твоим начальством как-нибудь договорюсь. Пойдем в курилку. Расскажешь, что тут у вас творится.
- А вы надолго приехали? - поинтересовался я, затягиваясь дымком предложенной мне сигареты.
- Бессрочных командировок, как ты понимаешь, не бывает, но пока дело не закрыто, придется тебе потерпеть мое общество…
Шелест, как всегда, был ироничен, жизнерадостен и свято верил в людей. "Народ у нас, Костя, неплохой, - говаривал он. - Злым его нынче наша паскудная действительность сделала. Но хороших людей значительно больше, чем плохих…"
Новости, которые я сообщил, Шелеста взволновали. Он подробно расспросил, как проходило ночное нападение боевиков на расположение полка, где и какими силами наносился удар, не выглядело ли это отвлекающим маневром. Может, рассчитывая на внезапность и панику, просто отвлекали основные силы, а сами нацелились на другой объект?..
- Вы имеете в виду склад вооружения? - задал я встречный вопрос. - Но гады наверняка знают, как усиленно склад охраняется. Попытка овладеть им вряд ли будет иметь успех.
- Зачем овладевать, - возразил капитан, - проще подорвать. Почему бандиты не попытались это сделать? Не захотели?
В защиту своей точки зрения Шелест приводил те же аргументы, что и Левка Арончик. Склады действительно были самым лакомым для боевиков объектом. И ответ на вопрос лежал на поверхности, но был настолько невероятен, что отвергался сразу. Думается, наши мысли совпали, но… Не могли же боевики снабжаться с этого самого нашего склада!
Сцена в хранилище между мной, прапорщиком Столбуном и примкнувшим к нам подполковником Хомутовым еще больше заинтересовала Шелеста. Он заставил дважды повторить рассказ. Я постарался передать подробности той ситуации, но, видимо, недостаточно убедительно.
- Пойми, Костя, - заметил Шелест, - важно не то, что человек сказал, а как, с какой интонацией, что отразилось при этом на его физиономии. По таким мелочам психолог способен определить не только характер, но еще и степень искренности наблюдаемой личности. Учись, пока я жив, пригодится. Спасибо потом скажешь.
- Уже низко кланяюсь, - шутовски поклонился я и тут же пожалел о допущенной бестактности. Обезьянничать не стоило.
- Ладно, солдат, со мной подобные вольности сойдут, но в другой ситуации можешь поплатиться…
- Понял вас, товарищ капитан.
- Не вздумай обижаться, - укорил Шелест. - Однако не забывай: мы живем в военной среде, где господствуют законы субординации. На том стоит армия…
А ночью, точнее поздним вечером, когда я, сменившись с наряда, уже залез в постель, случилось еще одно происшествие. Капитан Шелест, снова появившись в роте, нашел меня и взволнованно сказал:
- Вставай, Костя! Да поживее!
Дрему как рукой сняло. По пустякам капитан беспокоить не стал бы. Значит, что-то случилось серьезное?..
- Объясню потом. Поторопись и ребят своих поднимай. Я с дежурным по полку согласовал, что возьму из роты нескольких человек…
Через минуту наше отделение стояло возле палаток во главе с сержантом Зарубиным. Не было только Букета, еще находящегося в госпитале. С автоматами через плечо, переминаясь с ноги на ногу и позевывая, солдаты вопросительно смотрели на капитана. Радости на лицах не было. Сутки проторчать в наряде и лишиться желанного отдыха - приятного мало.
- Извините, братцы, - негромко сказал Шелест, понимая состояние ребят, - но дело неотложное… Короче, сами увидите. За мной бегом марш!
Я с удивлением обнаружил, что мы направляемся к КПП полка. Возле шлагбаума, освещенного фонарем, подвешенным на шесте, неторопливо похаживал караульный с автоматом на изготовку. Он тоже посмотрел на нас с недоумением, но тут Шелест наконец все объяснил. Предстояло тщательно осмотреть грузовую машину, которая должна вот-вот подойти, а потом, если потребуется, отправиться на ней к месту назначения, вероятней всего, в Ханкалу.
- Кому это потребовалось в такое время кататься? - брякнул я. - В поле сейчас запросто можно пулю словить.
- Или на фугас нарваться, - добавил Лева.
- Хорошо соображаете, парни, - усмехнулся Шелест. - Но позвольте заметить: ваши догадки годятся для нормальных людей. Для тех же, кто не в ладах с законом, сейчас самая подходящая пора.
- А можно узнать больше подробностей, товарищ капитан? - подал голос Зарубин.
- Справедливое требование, сержант. - Шелест поглядел на часы: - Что-то транспорт задерживается. Ну да подождем… А теперь слушайте. Про Вышневца вы знаете, про пистолет и патроны, которые у него нашли, слыхали. Самовольных отлучек за солдатом не замечено, посетители не приходили. Откуда у солдата могло оружие появиться, если…
- Если в полку, кроме как со склада артвооружения, больше взять неоткуда, - подхватил Арончик.
- Мы с Иванцовым тоже пришли к такому выводу, и за складом было установлено наблюдение. Дало это пока мало, но зацепки есть. Как раз сегодня удалось установить: в Ханкалу отправляется машина с боеприпасами. Ее только что загрузили.
- Дня им мало, - прогудел Зарубин.
- Значит, не хватило. - Шелест снова взглянул на часы, на сей раз с явным беспокойством. - Послушай, друг, - повернулся он к караульному, - может, имеется другой выезд из полка?
- Правильный только тут, - ответил караульный. - Мы регистрируем все въезжающие и выезжающие машины. Но, вообще-то, ограды нет. Если знаешь ходы, можно выбраться и в другом месте.
- А траншея? - воскликнул Шелест.
- Ее на колесном транспорте не проскочишь!
- Так она пока не везде отрыта, товарищ капитан. Не успели.
- О, черт! - выругался Шелест. - Мне же сказали - сплошная, круговая, охраняемая…
- Начальству, может, так и доложили, а на деле выходит настоящая показуха.
- Вот что, Зарубин, - распорядился Шелест, - оставь здесь двоих. Если машина все же подойдет, пусть непременно задержат. Караульный поможет. Остальные за мной к складу!..
Мы, конечно же, опоздали и никакого транспорта не обнаружили. Столбун, сдав объект под охрану, собирался уходить. На вопрос, где машина с грузом, прапорщик спокойно ответил: ушла минут двадцать назад.
- Почему через КПП полка не проследовала? - сердито спросил Шелест, тяжело переводя дух.
- Так туточки напрямки короче, - махнул прапорщик рукой в темноту. - Зараз на шоссе выскакивают.
- А почему ночью такой серьезный груз отправляете?
- Как прикажут, так я и сполняю… Да вы не волнуйтесь, товарищ капитан, там охрана, ребята надежные - не впервой.
Столбун говорил спокойно, пожалуй, даже слишком. Любой другой на его месте определенно замандражировал бы, увидев перед собой ночью следователя прокуратуры с вооруженными солдатами, задающего неудобные вопросы. Тут даже человек с чистой совестью почувствует себя неуютно, а этому хоть бы хны…
Когда, вернувшись в роту, мы остановились с Шелестом возле палатки, я все это высказал.
- Верно, Константин, - ответил он, - психологи в таких случаях говорят: сильной выдержкой обладает тот, кому есть что скрывать.