- Ну, это совсем другое дело, - добродушно сказал удовлетворенный Иван. - И все же ты, Маруська, такой же куркуль, как твой дед. Я бы тебя шамайку заставил ловить.
Иван рассмеялся и спрыгнул с каика в свою лодку.
Баркас плыл уже далеко от зеленых рыбачьих островов, а мальчики все еще с восхищением оглядывались назад.
Левый, далекий берег реки был плоским, и за ним лежала серая полынная степь. Над степью, в мареве жаркого полдня, как миражи, плыли развалины древнего города.
- Чардара, - сказал старик, указывая на развалины.
Мальчики с трудом отвлеклись от более интересного занятия: они заливали водой небольшое углубление на дне каика. В трюме лежал, разевая пасть, сом-людоед.
- Чардара… - медленно повторил старик. - Здесь самая вкусная на земле вода. Попробуйте…
Мальчики недоверчиво заглянули в ведра, наполненные темно-бурой водой, в которой роились песчинки и плавали мелкие корни.
- Пейте, пейте, - подбодрил старик.
Без особого желания мальчики склонились каждый к своему ведру. Мухтар шумно дунул на воду, разгоняя соринки, а Амир плюнул в ведро.
- Эй! - крикнул на него старик и нахмурился.
- А у нас пацаны всегда плюют, - простодушно сказал Амир. - Если слюна расходится, значит, вода чистая - пить можно. А если не расходится, стоит катюхом, значит, грязная…
Старик поморщился, но, глянув в наивные глаза Амира, сказал:
- Вода грязной не бывает. А человек бывает. Вот почему "расходится - не расходится", - передразнил он Амира.
Лицо у Амира вытянулось, он повернулся к девочке, как бы ища поддержки, но Дарига отвернулась, пряча улыбку.
- Эту воду вылей, - сказал Амиру старик. - Другую набери. Пусть отстоится, а потом пей. Здесь самая вкусная вода. И виноград здесь самый сладкий, и дыни, и рис… Чардара, - почтительно повторил старик звучное слово.
Амир опрокинул ведро в трюм, где лежал сом-людоед и, склонившись за борт, стал черпать ведром, недоверчиво глядя на воду.
- Зейнолла-ата, а что такое Чардара? - поглядывая на развалины, спросил Мухтар.
Посмотрев на мальчика долгим взглядом, одобряющим его любознательность, старик заговорил:
- Когда-то тысяча небесных коней летали над землей. Летали над всеми странами. А пили воду только в этом месте…
Мальчики сели на ящики, приготовились слушать.
- И вот захотели люди поймать их, - продолжал старик. - Подмешали в воду вина. А когда кони уснули, подрезали им крылья и заставили служить себе…
Поток воды с немой силой нес каик мимо отвесного как стена песчаного берега. И с этого берега в мертвую тишину реки вливался странный свистящий шелест. Мальчики прислушались.
- Тогда на этом месте был красивый город - Чардара. - невозмутимо глядя в ту сторону, откуда доносились странные звуки, продолжал старик. - Отсюда и пошли лучшие полнокровные казахские кони.
Старик замолчал. Все громче и громче доносился свистящий шелест, переходящий в бесконечную звень.
Проплывая под самым берегом, мальчики видели, как нависший над обрывом песок, ниспадая с уступа на уступ, осыпался вниз изящными струями. Мальчики зачарованно глядели на таинственно поющие пескопады, сверкавшие золотой слюдяной крошкой.
- Что это? - взволнованным шепотом спросил Мухтар.
- Время, - загадочно ответил старик. И, помолчав, добавил: - Время старого города уходит. Дарья берет его и уносит в море.
Недоуменно посмотрев на старика, Мухтар промолчал. Но Амир, привыкший к ясности, не удержался, сказал:
- Это же песок. Это песок звенит…
- Да, сынок, теперь это песок, - согласился старик. - А был красивый город, были смелые люди, быстрые кони. Но не все уничтожил враг. Живет дух героев Чардары. Даже в тихую погоду движется здесь воздух, шевелит песок, и он поет песню… Чардара. Уходит его время, а песня о нем остается…
Вдруг с песчаного берега что-то сорвалось и мокро шлепнулось на дно каика. Мальчики глянули вниз и побледнели.
Мимо трюма с сомом-людоедом, быстро извиваясь, скользила змея. Амир вскрикнул и прыгнул на ящики. Мухтар схватил ведро.
- Постой! - окликнул его старик. - Змею не тронь, и она не тронет тебя.
- Ого! Не тронь! - недоверчиво возразил Амир, сидя на ящиках. - Меня уже одна цапнула. Я ее не трогал.
- Значит, трогал, - сказал старик.
- Я трогал?! Я зашел в уборную, только сел, а она как цапнет. Во, смотрите! - Амир задрал рубаху и показал едва заметный розовый шрам.
Старик, скрывая улыбку, сказал:
- Слезай, слезай… Теперь она не вылезет, может, только ночью, а ночью вы не выходите из шатра.
- Ого! - изумился Амир. - Не-е-е! Я не слезу! А сюда она не залезет?
Теперь и девочка не удержалась, тихо улыбнулась. Амир увидел и обозлился:
- Во, чокнутая! Чего улыбаешься? Тебя не кусали, да?
Девочка грустно посмотрела на него.
- Чего смотришь?
- Мне жалко тебя, - с неожиданной искренностью сказала девочка. - Как будто ты слепой или хромой.
Амир покраснел. Девочка отвернулась и ушла в шатер.
Русло реки распадалось на множество рукавов. Протоки были разделены большими островами, густо поросшими тугаями.
Каик плыл по самой большой протоке почти вплотную к острову, на котором затерялась джидовая роща в дебрях гребенчука, хвойника, черкеза, матово-зеленых кустов тамариска с кистями розовых цветов. Дикая косуля, завидев каик, затаилась в зарослях.
Вода в протоке была светлее, чем в основном русле реки, а течение было так спокойно, что водяные клопы-репарты, водяные скорпионы, клопы-водомерки скользили по водной глади, как по льду.
Мальчики с напряженным вниманием всматривались в заросли.
Девочка стояла на носу баркаса и часто мерила глубину длинным бамбуковым шестом! Не прерывая работы, она тоже поглядывала на таинственно притихший кустарник, и в ее блестящих глазах было то же напряженное ожидание, что и у мальчиков.
Вспорхнул фазан и, мелькнув, как красное пламя, исчез недалеко в кустах.
Ребята восторженно переглянулись. Амир подошел ближе к девочке и со скрытым чувством раскаяния заговорил:
- Во фазан огромный, да? А как тебя зовут?
- Дарига, - просто ответила девочка. Когда баркас приблизился к тому месту, где исчез фазан, птица шумно вспорхнула и, пролетев немного, снова скрылась в кустах тамариска. Каик, медленно двигаясь, подплывал почти вплотную к кустам, и тогда красная птица, снова захлопав крыльями, вернулась на прежнее место.
- Это она от гнезда отводила, - щупая шестом дно, сказала девочка. - Там у нее гнездо.
- А ты откуда знаешь? - усомнился Амир. - Ты что, видела?
- Знаю, - упрямо буркнула девочка.
Обидевшись, что ей не верят, она резко передернула плечами и, потеряв равновесие, чуть не упала в воду.
Амир засмеялся.
- Дай лучше я, а то кувыркнешься - спасай тебя потом от водяного…
Дарига сверкнула глазами.
- Ты не умеешь.
- Во чокнутая! А что тут уметь? - изумился Амир.
Девочка резко обернулась, диковато прищурилась и неожиданно тихо произнесла:
- Если еще раз чокнутой назовешь - ненавидеть буду.
Обескураженный Амир невольно обернулся к брату. Тот стоял в стороне, по-прежнему смотрел на берег, не обращая на них внимания.
Амир снова взглянул на тоненькую девочку, ловко орудующую шестом, и отошел прочь, бормоча что-то невнятное.
…Низко над водой летели утки.
Потрепанный и много раз штопанный парус, чванливо надувшись и надменно поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, кряхтел отполированной ветрами старой мачтой. Мелькали большие воронки, не успевая закрутить скользивший по воде каик.
Старик напряженно следил за рекой и командовал, обучая мальчиков своему ремеслу.
Амир, азартно вцепившись в шкоты паруса, "ловил" порывистый ветер. Когда парус на мгновение скисал, старик тут же кричал: "Левый!" Амир, на мгновение растерявшись, натягивал левый фал, и парус вновь надумался, довольно крякая мачтой. Изредка мальчик тревожно поглядывал на щель под ящиком, но, заслышав команду старика, снова увлеченно "ловил" парусом ветер.
Взволнованный Мухтар, вцепившись деревянными, непослушными пальцами в большой руль, сидел на корме и неотрывно смотрел в крепко сжатый рот старика, дожидаясь его команды.
- Не смотри на меня, - строго сказал ему старик. - Смотри вперед! На "голову" смотри!
"Голова" - это нос каика. На носу действительно была выстругана голова человека, а вместо глаз вставлены осколки зеркала. Глаза сверкали на солнце и, когда каик поворачивался, казалось, что он вертит головой, озирая берега…
Девочка сидела тут же па носу, у очага, готовила обед и негромко напевала странную песенку без слов, построенную на подражании птичьим голосам. Голос ее то прозрачно звенел, переливаясь, как флейта, то вдруг начинал вибрировать многоголосьем, снижаясь до низкого грудного сопрано.
Мальчики, увлеченные своим делом, время от времени прислушивались к странной мелодии. Поначалу она им казалась просто забавной, по чем больше они слушали ее, тем все больше ощущали волнующую загадочность в песне маленькой сирены, по-будничному хлопотавшей возле дымящего очага па самом носу баркаса.
Над рекой светились летние сумерки. Мазары на высоком берегу, как мрачные стражники, охраняли узкую теснину, в которую всем своим разливом устремилась река. Даже издали был слышен бесконечный стонущий рев порога.
Старик отстранил Мухтара от руля. Лишь на секунду мальчик увидел в напряженно собравшихся морщинках глаза старика, и еще не осознанное волнение коснулось его. Искоса уловив перемену в лице мальчика, старик спокойно сказал, кивая на теснину:
- Верблюжья шея… Плохое место, хоть и святое…
- Почему святое? - спросил Амир.
- Рыба-шип из Арала сюда ходит на нерест. А рыба здесь святая.
На крутых берегах теснины чернели кучи камней с ритуальными шестами, увешанными цветными лоскутами.
Оглянувшись, старик увидел, как третий плот, подхваченный течением, стал уходить в сторону. Занося два других плота, он тащил их за собой в теснину. Старик резко повернул руль.
Парус давно скис, и Амир, дергая шкотами, тщетно пытался поймать ветер.
- Потуши парус! - крикнул ему старик и, передавая руль Мухтару, проговорил: - Держи крепко и никуда не верти…
Старик с неожиданной резвостью бросился к борту.
Плот с яблоней уже обгонял каик, и, подхваченные более мощной тягой, за ним устремились другие плоты.
Старик расстопорил якорную цепь, и она, скользнув, затрещала в клюзе. Старик бросился к другому якорю.
Ревущий поток стремительно нес илоты в теснину, уже увлекая за собой и баркас. Руль с бешеной силой выворачивался из рук Мухтара. Он склонился от напряжения и вдруг чуть не выпустил руль. Прямо у его ног, подняв треугольную головку с серыми бусинками глаз, лежала, затаившись, змея. Не в силах оторвать от нее взгляда и теряя силы в руках, удерживающих руль, Мухтар крикнул:
- Зейнолла-ата!..
Оглянувшись, старик крикнул Амиру: "Помоги!", а сам сбросил второй якорь.
Баркас дернулся, сбив с ног бегущего Амира. Мухтар, подняв глаза, испуганно крикнул Амиру:
- Не подходи!
Тот недоуменно остановился и вдруг увидел у себя под ногами змею. Быстро обернулся и встретился с тревожными взглядами девочки и старика. С холодным ужасом Амир обошел змею, чтобы приблизиться к Мухтару с другой стороны. Старик и девочка притихли, наблюдая за ним.
Баркас рывками соскальзывал, толкал Амира вперед и назад. Змея медленно вертела головой, сжимаясь и разжимаясь кольцами. Через дно лодки гулко доносились толчки переворачивающихся якорей. Не отрывая взгляда от того места, где была змея, Амир придвинулся к покрасневшему от напряжения Мухтару, навалился на руль и замер рядом с Мухтаром. Змея быстро проползла мимо их ног и исчезла под кормовой беседкой.
Старик с кувалдой в руке, не обращая внимания на детей, подошел к корме и несильным, но метким ударом сбил болт, крепивший буксирный трос. Оторвавшись от каика, плоты стремительно понеслись, поочередно ныряя в перепадах теснины.
- Поднимите якоря! Быстро! - крикнул старик мальчикам, затем взялся за руль и повернул баркас по течению.
Мальчики каждый своим воротом поднимали якоря.
Освободившись от якорей и подхваченный ревущим потоком, баркас рванулся вперед.
Глянув за борт, Амир увидел рокочущий грозный перекат и невольно присел, цепляясь за мешки. Обернувшись, он увидел, что Дарига не сводит с него черных пытливых глаз, и, преодолевая страх, улыбнулся. Девочка тоже улыбнулась ему и отвернулась.
Каик летел мимо клокотавших водоворотов теснины.
…За тесниной река снова широко разливалась, стало светлее.
Баркас спокойно плыл к плотам.
Плоты сбились у высокого песчаного выступа на правом берегу. Прощупывая взглядом берег, старик увидел свалившийся электрический столб. Сильно натянутые провода свисали к воде. Старик посмотрел на сваленный столб, покрытый потрескавшейся земляной коркой, и, качая головой, проговорил:
- И здесь муравьи съели столб… Нужно поставить.
Каик уперся в плот. Плюхнулся якорь, и загремела якорная цепь. Старик распахнул халат, вылез из него и остался во всем белом: широкая белая рубаха поверх белых широких штанов из той же хлопчатобумажной ткани. В расстегнутом вороте рубахи тускло поблескивал серебряный талисман, висевший на кожаном ремешке…
Было тихо. Река словно притаилась, готовясь к ночи. Сумрачно белела сутулая фигура старика на плотах.
Старик переходил с одного плота на другой, тыкал длинным шестом и, отталкиваясь, потихоньку двигал плоты по течению.
Вдруг, ослепительно искря и разбрасывая прилипшие водоросли, провода с треском взметнулись из воды и подсекли старика. Старик, как испорченная заводная игрушка, подпрыгнул раз, другой, упал, дернулся и замер.
Провода, постреливая искрами, покачивались над ними, роняя лохмотья водорослей и ила, угрожающе залегли на плотях.
Мальчики в ужасе переглянулись и недоуменно уставились иа плоты, уносившие старика.
Первой опомнилась Дарига.
- Дедушка! - крикнула она страшным голосом.
Старик лежал неподвижным белым комочком, еле заметным в наступающих сумерках.
Плоты вытягивались один за другим, уплывали. Прыгающие, искрящие провода, стреляющие, как удары бича, царапали бревна. Страшная мысль одновременно пронзила ребят.
- Его током… - вымолвил Амир.
- Нет! - крикнула Дарига и бросилась к вороту поднимать якоря. Мухтар рванулся к рулю.
Амир подбежал к Дариге, отстранил ее от ворота и сам быстро закрутил якорную цепь. Глянув на уплывающие плоты, Дарига метнулась к мачте и попыталась развязать па-рус.
- Подожди, я сам! - крикнул ей Амир.
Застопорив ворот, он побежал ей на помощь. Каик, плавно покачиваясь, едва заметно двинулся по течению. Мухтар с трудом ворочал рулем: руль завяз в корнях.
Лопнувший по шву старый парус криво и вяло заполоскал на затихающем ветру.
Баркас все же двинулся быстрее.
Дарига вскарабкалась на "голову" и, подавшись вперед, всмотрелась в темноту. Вдруг она отпрянула и испуганно закричала:
- Провода!
Но было поздно. Баркас уперся "головой" в провода, и они снова зло затрещали, сыпля искры.
Девочка попятилась назад, спрыгнула и побежала к мачте.
- Опусти парус! Загорится!
У Амира на носу выступил пот: изо всех сил он опускал парус, тараща глаза на искры, сверкавшие из-под "головы" каика. Баркас разворачивался правым бортом к искрящим проводам. Вдруг провода, отцепившись от "головы", взметнулись и огненной плетью стеганули мачту.
- Прячьтесь! - крикнул Мухтар.
Амир попятился к мешкам, где, притаившись от страха, стояла Дарига. К ним подбежал Мухтар и тоже прижался к мешкам.
Голую мачту, как призрачный скелет, качающийся на фоне темного неба, будто кто избивал огненным бичом.
Ребята стояли без движения, в отсеке между мешками с солью, не отрывая взгляда от этого страшного зрелища.
Тяжелый каик под напором течения все мощнее упирался мачтой в провода. Натягиваясь, провода звенели, как струны, казалось, вот-вот лопнут.
- Бежим в шатер! - крикнул Амир. - Они сейчас порвутся!
И все трое в страхе бросились в шатер, наталкиваясь друг на друга.
В шатре было темно, и ребята притихли, изредка покашливая для храбрости. Дарига, пошарив в темноте, чиркнула спичку и зажгла фонарь-летучку. Некоторое время мальчики прислушивались к поскрипыванию мачты, скрежету проводов, к глухому плеску реки, потом стали озираться, разглядывая шатер.
Сбоку стоял узкий топчан, покрытый цветной кошмой, подле него низенький круглый столик. На задней стойке шатра в проволочном гнезде висел, тикая, будильник, показывая без пяти минут десять. С потолка свисали, скалясь на них белыми острыми зубками, две лисьих шкурки. На центральном стояке висело старенькое одноствольное ружье с патронташем, в котором, тускло поблескивая, торчали четыре латунные гильзы.
Дарига оцепенело смотрела в темный проем шатра и безжизненным голосом, ровным и неторопливым, повторяла:
- Дедушка… Дедушка… Дедушка…
Мальчики беспомощно косились на нее.
- Может, покричать? - кашлянув, спросил Амир и, нс дожидаясь ответа, высунулся из шатра:
- Зейнолла-ата-а-а-а-а!
Голос его бессмысленно потонул в шуме реки.
- Зейнолла-ата-а-а-а-а! - снова прокричал Амир и, обернувшись, увидел странный немигающий взгляд Дариги.
Амир растерянно уставился на нее.
- Ты трус, - сказала ему Дарига, затем медленно отвернулась от него и, точно так же посмотрев па Мухтара, сказала:
- И ты тоже… Не Карасай. Почему вы не прыгнули? Почему не поплыли к нему? Я не могу плавать, я бы прыгнула. Но почему вы? Может, его надо было поднять… Водой помочить… И он бы… А вы?
Она проговорила все разом и замолчала, глядя куда-то между ними.
- Я сначала не понял, - виновато заговорил Мухтар. - А потом… мы же хотели на каике. Только я забыл про провода. Нужно было завернуть на середину… Там они высоко. Мачта прошла бы. Но я совсем забыл про них. Торопился…
Растерянно глядя на девочку, Амир сказал:
- Я не трус. Если надо, я и сейчас прыгну. Никто не сказал, а я не догадался.
Девочка опустила голову и заплакала.
В этот момент раздался звук, похожий на выстрел. Каскад искр с треском посыпался в шатер. Баркас дернулся и стал покачиваться. Когда стихло, Мухтар выскочил из шатра.
- Порвались! Плывем! - крикнул он оттуда. - Тащи фонарь. Ничего не видно.
Схватив фонарь, Амир робко подождал, пока выйдет Дарига, и юркнул следом за ней. Сплошная тьма окружала детей. Они сбились в кружке фонарного света и слеповато озирались по сторонам.
- Я пойду… Парус, - неуверенно проговорил Амир.
- Постой. А куда рулить? - растерянно спросил Мухтар.
Оба уставились на Даригу. Она взяла фонарь, подошла к борту, постояла там, помахав фонарем, закричала:
- Дедушка!.. Дедушка!..
Ребята подошли к ней и тоже нестройно закричали: