- Зейнолла-ата-а-а-а!.. Ата-а-а!.. Ата-а-а!..
Монотонные всплески подчеркивали невыносимую медленность, с какой продвигался баркас в пугающую темень.
На свет фонаря в тихую ночь слетались насекомые: мошкара, большие черные бабочки, жуки жужелицы, "медведки". Крупные скарабеи, пикируя, как самолеты, попадали в ребят, вызывая у них жутковатое чувство угрозы, надвигавшейся из тьмы. Пугаясь этого нашествия, ребята оторопело отступили от света.
Дарига, преследуемая мошкариным вихрем, побежала с фонарем к мачте и, повесив его на специальный крюк, вернулась назад, стряхивая с платья налипшую, как песок, мошкару. Вокруг мачты захороводил, зажужжал смерч насекомых.
Оглядев берега, Дарига показала мальчикам на огни, слабо мерцавшие на правом берегу. Мухтар обрадованно закивал и, сказав Амиру, чтобы тот поднял парус, побежал к рулю.
Парус вяло пузырился, двигая каик в ту сторону, где уже яркой желтизной мелькали огни. Вдруг огни исчезли. Перед "головой" каика стеной вырос поросший тугаями берег. Баркас сильно дернулся, Амир с девочкой дружно упали на мешки. Мухтар едва успел крепче схватиться за руль.
- Вот чокнутый! Куда ты прешь?! - закричал Амир, быстро спуская парус.
- Я все на огни смотрел, - оправдывался Мухтар. - Думал, до берега далеко, а он как из воды вырос.
Ребята подошли к борту, вглядываясь в прибрежные заросли и боязливо прислушиваясь к ночным звукам. Мир словно разделился на две части: тускло освещенный баркас и все вокруг - невидимая черная тайна. Почти рядом раздался пронзительный вой…
- Кто это? - спросил Амир, растирая шишку на лбу.
- Шакалы, - прошептал Мухтар.
Па ребят налетело облако комаров, и они, скрючившись, то и дело шлепали себя по голым ногам, рукам, щекам, шее.
- Ну, что будем делать? - страдальчески спросил Амир, поглядывая то на Мухтара, то на Даригу.
- Надо идти туда, - твердо сказала девочка, кивнув на дремучий берег. - Там люди. Они помогут.
Амир подозрительно глянул на берег, где снова завыли шакалы.
- Я слышал, шакалы людям пятки грызут А? Правда… Я слышал. Подождем до утра, а? Я боюсь, - простодушно признался Амир.
Дарига пусто посмотрела на него и отвернулась.
- А? - Амир в растерянности посмотрел на Мухтара.
Мухтар, отбиваясь от комаров, напряженно соображал. Потом сказал Амиру:
- Ты повесь фонарь на мачту повыше, чтоб издали видно было… А то я потеряю вас.
- Ты пойдешь, что ли? - недоверчиво спросил Амир.
Девочка пытливо посмотрела на Мухтара. Чувствуя на себе этот взгляд, Мухтар кивнул.
- Один?
- Ас кем же? - обозлившись на комаров, резко ответил Мухтар. - Вот только ружье возьму. Можно? - спросил он Даригу.
Та быстро кивнула, по-прежнему не сводя с него блестящих глаз. Мухтар накинул куртку и пошел в шатер. Амир глянул на Даригу, но девочка не смотрела на него.
Выйдя из шатра с ружьем, Мухтар влез на борт, осмотрелся, выбрал место, где обрывистый берег сменился пологим песчаным спуском, прошел туда по фашине, хрустя хворостом, и спрыгнул на берег. Сразу же в кустарнике шумно зашуршало и со свистом пролетела невидимая птица.
Мухтар застыл на месте. Затем, спиной чувствуя молчаливые взгляды, упрямо пошел прямо в чащу. Неприятное ощущение от царапавших ветвей толкало его вперед, где, как ему казалось, должно было находиться открытое пространство. Но кустарник становился все гуще и гуще, преграждая ему путь.
Земля вдруг куда-то ускользнула, он упал и понял, что находится в яме. Быстро вскочив и яростно разгребая плотный, острый, как бритва, камыш, он выкарабкался из ямы на открытое место и увидел огни.
Тяжело дыша и отирая рукой порезанное в кровь ухо, Мухтар быстро пошел, подгоняемый страхом, и все оглядывался на фонарь, высоко висевший на мачте.
…Амир и Дарига, отмахиваясь от комаров, пристально вглядывались в мрачные заросли.
Цепенея от тишины, Амир покосился на девочку.
- Может, пойдем в шатер, а то комары… - проговорил он.
Дарига исподлобья засверкала на него глазами.
- Не хочешь, как хочешь, - смутился Амир. - Это я так… Потому что комары. Тебе хорошо в платье.
Дарига отчужденно посмотрела на него и отвернулась.
Амир еще более смутился. Какое-то неодолимое раскаяние вдруг охватило его.
- Ты думаешь, я трус, да? - с внезапной горячностью заговорил он. - Сначала я испугался, да, а теперь… Я бы тоже пошел. Не веришь, да?
Даже не посмотрев на него, Дарига молча пошла в сторону шатра. Амир, как привязанный, пошел следом.
Девочка остановилась. Прислушиваясь к странным звукам и вглядываясь в заросли, вернулась к борту. Амир поплелся за нею.
- А ты за мной не ходи, - обернувшись, резко сказала она. - Стой здесь, понял?
Амир заморгал глазами:
- Почему?
- Потому. Стой здесь, и все, - твердо сказала Дарига и, бесшумно ступая, проскользнула мимо него и скрылась за шатром.
- Что я, мачта, что ли? - с запоздалым возмущением крикнул Амир и, завертываясь парусом от комаров, запел:
Капитан, капитан, за-вер-ни-и-те-е-есь!
Только так вот не кусают комары!
…Огни внезапно исчезли. Мухтар остановился. Перед ним темнела чаща. Мухтар всмотрелся в заросли, отыскал просвет. В глубине белело какое-то пятно. Ни звука. Ни шелеста. Кривые стволы древовидных астрагалов обступили мальчика, растопырив белые оголенные сучья. В висках у Мухтара стучало. Он вцепился в ружье и деревянными пальцами взвел курок, стараясь не дышать глубоко, тихо пошел вперед, держа ружье наготове.
Хрустнула ветка, и он услышал тревожащие своей необычностью странные звуки, исходившие от белого пятна. Похолодев, мальчик замер, но, вглядевшись в пятно, вдруг понял, что это - птица. Бесшумно ступая, Мухтар подкрался к кустам и раздвинул их. Большая птица встрепенулась, шумно забив крыльями но воде, взмыла вверх и тут же косо упала, яростно забилась, снова взмыла, с дождевым шумом волоча что-то за собой, снова обрушилась в воду, беспомощно трепыхнулась и стихла.
Мухтар разглядел над водой сеть и, смело пройдя сквозь кустарник, вышел на скользкий бережок заболоченного озерка.
Птица слабо забилась. Это был длинноногий белый аист. Его крыло запуталось в сетке. Охваченный нетерпением Мухтар проворно вошел в воду и, собирая перед собой сеть, приблизился к аисту. Аист молниеносно ударил его по руке длинным клювом и яростно забился, брызгая холодной водой. Мухтар отпрянул и вдруг впереди, за озерком, увидел темную полоску камыша, а на ней широкую гладь реки, по которой скользили дорожки мерцающих огней далекого берега.
- Так это остров! Во дела! - от неожиданности вслух проговорил Мухтар.
Заслышав человеческую речь, аист забился, снова обрызгав мальчика водой.
- Да подожди ты, дура! - в сердцах выругался Мухтар и, отстранив птицу прикладом, чтобы не клюнула, начал высвобождать из сети крыло.
Аист хрипел, стегая клювом приклад.
Взошла луна. Ее призрачный свет разогнал насекомых, и теперь мимо фонаря изредка сновали летучие мыши.
Амир, закутавшись в парус, стоял па месте, где велела ему стоять Дарига.
Словно очарованный лунным светом, притаился саксауловый лес. Перестали выть шакалы. И только изредка ухали опадающие берега.
Тревожно озираясь, подошла Дарига.
- Луна! Читать можно, - высунувшись из укрытия, бодро сказал Амир и. кивнув на заросли, куда ушел Мухтар, прибавил: - Теперь ему хорошо.
Дарига задумчиво посмотрела на него, потом примирительно кивнула.
- Тебе сколько лет? - спросил Амир.
- Тринадцать.
- Ври больше! - вырвалось у Амира от удивления.
- Сам ври, - вяло отозвалась Дарига. С сомнением глянув на нее сверху вниз,
Амир сказал:
- Скажешь, тоже в седьмой перешла?
- В восьмой.
Лицо у Амира вытянулось.
- Как это?
- Так… Я в пять лет и читать и писать умела. Папа научил.
- Учитель, что ли?
- Обязательно учитель? Колхозник он, ну и что?
- Ничего. Спросить нельзя, - обиделся Амир и вдруг вскинулся: - А за что ты меня ненавидишь? Я ж не обзываю тебя. Или думаешь, что я трус? Да?.. Что ты так смотришь? Ненавидишь, да?.. Скажи!
Дарига с досадой отвернулась от него:
- Я сказала, мне жалко тебя. Как будто ты слепой или хромой…
Амир растерянно, но не обиженно пробормотал:
- Вот заладила, как сорока… Какой я хромой? Я просто никогда на реке не был.
А Мухтар всю жизнь то на рыбалку, то на охоту… И все с ночевкой… А меня даже в школу без бабки не пускали. Это первый раз я один из дома уехал. Отец на войне погиб, бабушка умерла, а мама заболела. Меня забрала к себе мамина сестра, мать Мухтара.
Тронутая его признанием, Дарига жалостливо посмотрела на него и спросила:
- Значит, Мухтар - твой брат…
Амир кивнул и пояснил:
- Двоюродный.
Он начал вытаскивать из-под паруса мокрые веревки. Вдруг он вытащил за хвост извивающуюся змею. Инстинктивно швырнув ее за борт, Амир побледнел и покосился на Даригу. Девочка несколько мгновений тоже испуганно смотрела на него, а потом вдруг рассмеялась.
В зарослях затрещало, зашуршало. Из кустов выскочил Мухтар, на откосе он сдержал бег, спрыгнул вниз, постоял, шумно дыша. и глянув на ребят, крикнул:
- Это не берег! Это остров! Берег еще далеко! Амир, подымай парус! Поплыли, пока ветерок и луна! Надо обогнуть остров, там берег!..
Дарига с затаенной радостью и восхищением смотрела на Мухтара. Амир, заметив это, угрюмо опустил голову и пошел к мачте.
Дрябло хлопал парус. Скрипела мачта, каик медленно скользил по сонному течению реки…
Сидя за рулем, Мухтар рассказывал:
- А потом аист стал драться… Клюв у него во какой! - показывая, Мухтар отмерил полствола у ружья.
- И ты его отпустил? - недоверчиво спросил Амир.
- А ну его! Я б и сам отпустил. Но он как даст клювом по башке… Пока я чесался…
Амир и Мухтар засмеялись.
Отсутствие прямой угрозы, незатейливое приключение с аистом приглушили страх, дети хохотали, боясь обронить мгновение радости, к которой постоянно устремлена детская душа.
Дарига тоже долго смеялась, но вдруг смех ее как-то сам по себе хрустнул, переломился и тоненькое жалобное завывание струйкой просочилось из самой души девочки.
Мальчики разом стихли.
- Ии-и! Де-едуу… де-д-ду-ушка-а-а!.. - судорожно вздрагивала девочка.
Мимо проплывал дремучий остров. Из тьмы его берегов к баркасу тянулись белые корявые ветки. Плач девочки из глубины острова отзывался эхом, и казалось, что там, за сплетениями саксаула, плачет еще одна девочка.
Ужас охватил ребят, и они, прижавшись спинами к девочке, как бы защищая ее, стали кричать мерзлыми голосами:
- Ата-а-а-а!..
- Зейнолла-ата-а-а-а!. Э-э-эй!
- Э-э-э-а!.. - жутко передразнивало эхо.
И чем громче кричали дети, тем страшнее откликалась ночная темень. Вдруг Мухтар вскинул ружье и выстрелил в звезды. Отозвалось далекое протяжное эхо, и снова все стихло вокруг. Равнодушно светилась река. Испуганно озираясь, безутешно плакала девочка…
Брезжил рассвет. Каик пристал к пологому берегу, на котором стоял старый аул. Несколько ломов без крыш, без стекол пустоглазо пялились на реку. Остальные дома тоже казались мертвыми.
На берегу ребята нашли пустую тачку, погрузили в нее мешок с мукой, бидон с керосином, куль соли, солдатский вещмешок и покатили тачку в аул. Ребята прошли мимо кузни с темным проемом двери. Возле кузни стоял столб, на нем висела связка ржавых подков. Аул был пуст, и от этого стало страшно. Поднялся ветер и понес пыль по дороге.
- В этом ауле мужчин нет, - сказала Дарига. - Все на войне. Молодые тети тоже… Кто на войне, а кто на руднике работает. Остались одни бабушки. Их тоже мало… Каждый год мы с дедушкой помогаем им огород копать, джугару сеять. Вон идет Куляш-апа. Она умрет, когда узнает про это… - Дарига ткнула пальцем в солдатский вещмешок.
- А ты не показывай, спрячь… - предложил Амир.
- Дедушка никогда не врал, - возразила она. - Он говорил, лучше знать, чем не знать… Обманывать хуже, говорил дедушка.
Дарнга достала из сумки трепещущий на ветру лист похоронки.
- А если она умрет? - в упор посмотрел Амир на Даригу и неожиданно строго приказал: - Не давай.
Девочка растерянно посмотрела на Мухтара. Тот пожал плечами.
Подошла старая, изможденная женщина. Слеповато вглядываясь в детей, она вдруг всплеснула слабыми руками и запричитала:
- Ай вы, бедные мои! Ай, это ты, Дарига, айналайн, где твой дедушка? Неужели умер или заболел? А это чьи дети? Ай вы, бедные мои! И керосин, и мука. А почту? Дарига, айналайн, это мне письмо? Да? Вот хорошо! Не зря ко мне аистиха вернулась. Два дня назад улетела, и нет ее и нет. Пустельга яйца ее в гнезде поклевала. Я плакала, плакала! Думала, будет несчастье. А утром слышу: прилетела моя аистиха. Во-он она!
На крыше в большом гнезде копошился аист и клювом срывал с себя клочья сети, трепыхавшиеся на ветру. Мухтар узнал своего аиста, обрадованно толкнул Амира:
- Вот он!
- Да, да! - подтвердила старушка. - Прилетела, и вижу, радость мне принесла. Это мне письмо, айналайн? Да?
Дарига сначала попридержала похоронку, которую хотела взять Куляш-апа. Потом решительно протянула ее старушке. Та взяла похоронку, поднесла близко к слеповатым глазам и, вздрогнув, быстро вернула ее девочке. Пугливой бабочкой пропорхала похоронка из рук в руки и, когда снова замерла в руках девочки, Амир и Мухтар облегченно вздохнули.
Поколебавшись, Дарига опять протянула трепещущий на ветру лист бумаги в сухие руки старой женщины, прижатые к груди. Куляш-апа отшатнулась, сжалась в комок, как от удара, и слабо промолвила:
- Дарнга, айналайн, это не мне, да?.. Дарига, верблюжонок ты мой, пожалей меня, старую верблюдицу. Я уже две таких получила, дети мои бедные! Это не мне, да? Скажите! Нет, да? У меня курт есть… Я вам курт дам, дети мои бедные.
Куляш-апа опустилась перед испуганными детьми на колени и стала развязывать узелок. Пальцы ее непослушно прыгали. Развязав узелок с белым шариком овечьего сыра, она вдруг упала на землю и заплакала, жалобно причитая тоненьким, как у маленькой депочки, голоском:
- Ой, не надо, не надо, дети мои бедные! Аистиха ко мне вернулась!.. Ой, не надо, не надо мне этой черной вести, дети мои бедные! Аистиха ко мне прилетела!.. Всех забрала у меня война, дети мои бедные!.. Ой, не надо, не надо! Аистиха ко мне прилетела!..
Дарнга сжимала в своих ручонках похоронку и растерянно смотрела то на Куляш-апа, то на мальчиков. Ветер вырвал из рук девочки похоронку, и она полетела к берегу реки. Дарига кинулась догонять порхающий клочок бумаги.
Мальчики оцепенело смотрели на причитавшую старушку, стоявшую перед ними на коленях, и не знали, что делать.
От ближних домов, тяжело передвигая ноги, бежали еще четыре женщины. Пыльный мусорный ветер слепил нм глаза, они отгораживались от него рукавами и тревожно поглядывали вперед.
Похоронка, зацепившись за желтый куст прошлогодней колючки, затрепетала на ветру. Дарига судорожно схватила листок и, больно уколовшись о колючку, заплакала.
- Ата… Ата… - всхлипывая, проговорила девочка, - я не могу так… Ата!.. Где ты?! Дедушка-а-а-а!..
Голос ее улетел вместе с ветром и стих над бескрайним простором пустынной реки…
Аистиха скрипуче и громко покрикивала, выбрасывая из гнезда скорлупки яиц, и они, подхваченные ветром, долго летели в сторону реки…
Мальчики, потупив головы, сидели на полу в сумрачной комнате и пили чай. Пять печальных женщин, одетых в старую мужскую рабочую одежду, сидели вокруг Дариги и тихо плакали.
Дарига выкладывала из солдатского вещмешка вещи, протягивала их онемевшей от горя тетушке Куляш и читала опись. Она старалась читать как можно тише и мягче, но казенные слова описи звучали жестко:
- "…гимнастерка летняя, стираная, чулки длинные… фильдеперсовые… ленинградский довоенный выпуск… рубашка с кружевами… сорочка женская…"
В тишине был слышен шорох и писк мышей.
Куляш-апа разглядывала белую рубашку, держа ее за бретельки потрескавшимися от долгой работы пальцами. Маленькая старушка съежилась, и высохшее тело ее стало еще меньше. Поблекшие слеповатые глаза ее были пусты от ужаса и горя. Она прижала белую сорочку к усохшей груди и посмотрела куда-то в только ей видимую даль.
Дочитав опись, Дарига вздохнула и жалобным виноватым голосом стала читать письмо:
- "Дорогая мама! Пишут вам боевые товарищи Амины. Завтра мы снова идем в бой. Может, и мы не вернемся живыми. Поэтому высылаем вам, дорогая мама, вещи вашей дочери, чтобы сберечь в сердцах близких и родных светлую память о нашей боевой подруге Амине Саттаевой, геройски погибшей, - голос Дариги дрогнул, и она продолжала прерывистым, тоненьким голоском, - …от рук фашистских извергов… за пашу… великую
Родину. Мы клянемся вам, дорогая мама, отомстить за вашу дочь, за нашу Аману".
Дарнга разрыдалась, прижалась к высохшей груди старушки.
- Я не могу больше, - пролепетала девочка. - Извините меня, апа…
Онемевшая от горя старушка тупо смотрела в стену и все гладила вздрагивающую сниму девочки.
Мальчики, чувствуя, что тоже вот-вот заплачут, отвернулись и стали разглядывать стену, оклеенную газетами. Старые газеты, изъеденные мышами, пожелтели. На стене, среди множества фотографий и открыток, висел осколок зеркала. В зеркале была видна старушка, одетая в старую солдатскую шинель.
Куляш-апа утерла слезы концами платка и негромко запричитала. Остальные женщины, нестройно подлаживаясь, тоже запели рыдающими голосами. Пронзенные этим причитанием мальчики склонили головы…
Ветер сеял над безлюдным аулом пыль. Тоскливо витала по дворам песня-плач Жоктау. Песня-плач то, стихая, оседала вместе с пылью на поросшие сорной травой огороды, то вздымалась ввысь вместе с мусором, клочками бумаги и кружилась там с двумя белыми аистами над безлюдным берегом пустынной реки…
Переворачивая жирные комья земли, мальчики вскапывали огород, заросший сорной травой и верблюжьей колючкой.
За ними на корточках по грядкам передвигались женщины и бережливо сеяли семена джугары.
…Потом мальчики долго возились у старого заброшенного чигиря. Заменили сломанные лопасти, и упругий поток воды двинул большое чигирыюе колесо. Кувшины, старые ведра и бидоны черпали воду, сливали ее в деревянный желоб, и вода по нему стекала в сухую канаву.
Женщины лопатами и кетменями помогали слабой воде пробиваться к разрушенным старым арыкам, и дальше - в сады и огороды аула.
Женщины распевали обрядный причет:
Покровитель Чигира - Великий Шнар,
Чти Шнара, иначе с Чигиром
может случиться несчастье,
Будешь почитать Шнара Великого,
Будет всегда урожай.
…Огород был вспахан и засеян, между грядками горели розовые от заката ленты воды.
Мальчики-пахари стояли посреди огорода, а женщины по старинному обычаю обливали их водой. Мальчики нарочно громко вскрикивали, поглядывая на Даригу, а Дарига смеялась, стараясь сильнее облить их.
Вода в реке прибывала, кое-где глухо ухали подмытые берега.