- Ах, черт, спички забыл… Товарищи! Кто даст огоньку?
Нехитрая стратегия сработала. К Демину вполне дружелюбно потянулись руки с самодельными, из винтовочных гильз, зажигалками. Но кто-то в толпе не унимался:
- Немца давай! Который хлебозавод взорвал! Сейчас мы с ним разберемся!
Демин опять улыбнулся, хотя улыбаться не хотелось.
- Это какая-то ошибка, товарищи. Со мной специалист, который, наоборот, производит разминирование. - Он протянул руку с пачкой "Дуката". - Ребята, кому закурить? Налетай!
Его спокойная уверенность да и соблазн покурить фабричную папиросу подействовали: пачка таяла на глазах.
И вдруг из-за спин людей протянулся алюминиевый костыль и яростно выбил пачку из рук капитана. На Демина глядело небритое лицо с желтыми бешеными глазами.
- Кончай пудрить мозги! - заорал инвалид. - Отдавай фашиста, мы его на куски!..
И настроение толпы опять качнулось и опасную сторону.
- Чего он резину тянет! Подкиньте ему, кто там поближе!..
В коридоре Дома колхозника висел на стенке телефон. По этому телефону сейчас звонила Неля.
- Станция! Станция! - кричала она в трубку. - Дайте горсовет! Председателя!., Ну, тогда квартиру!
…Демин стоял, прижавшись спиной к двери, отталкивая ладонями напирающих людей.
- Прекратить безобразие! - его зычный командирский голос перекрывал общий шум. - Расходитесь по-хорошему, я в последний раз предупреждаю! Нету здесь никакого немца! Уехал!
В эту секунду дверь отворилась, и на крыльцо вышел Рудольф Онезорг. В своем сером мундире, застегнутом на все пуговицы, в офицерской фуражке, он стоял навытяжку, словно подсудимый, ожидающий приговора. В лицо ему ударил гневный рев:
- Фашист! Сволочуга! Душегуб!
Демин схватил немца и с такой силой толкнул его на дверь, что та распахнулась, и Онезорг влетел обратно в Дом колхозника. А Демин, уперевшись руками и ногами в дверной проем, заорал:
- А ну назад! Все назад!!!
Но его не слушали. Тот же алюминиевый костыль врезал ему по скуле, женщины, плача, выкрикивая обидные слова, молотили капитана кулаками по груди, по лицу. А он был беспомощен: не хвататься же за "ТТ", не стрелять же по своим?!
Избавление пришло неожиданно. К Дому колхозника, пронзительно гудя, подъехал камуфлированный грузовичок. Из кузова на ходу выскочили трое автоматчиков, а из кабины вылез председатель горсовета.
Быстро и решительно солдаты оттеснили толпу от крыльца.
- Все живы? - крикнул предгорсовета, близоруко щурясь; в суматохе с него сбили очки. - Давай, капитан, грузи своих и езжайте от греха!
Демин, Онезорг и Неля на глазах у притихшей толпы влезли в кузов, грузовик тронулся. И вдруг раздался жалобный крик:
- А Нюрку-то? Нюрку забыли! Как же вы, деточки?
Из людской гущи выбралась старуха и затрусила вдогонку за грузовиком. Перегнувшись через передний борт, Демин крикнул водителю:
- Подай назад!
Машина попятилась, и Онезорг с Нелей втянули Анну Константиновну в кузов. При этом из карманов у нее сыпались какие-то морковки, луковицы.
Толпа, погудев еще немного, рассеялась. Ушел и патруль. А председатель горсовета стоял один и горестно рассматривал свои очки. Теперь и второе стеклышко было разбито.
Грузовик ехал под ясной луной вдоль темно-синих сосен. Неля обтирала платочком кровь со щеки Демина. Осторожно трогая синяк под глазом, капитан говорил:
- Вот расскажи мне кто-нибудь год назад, что я буду немца защищать от своих, от русских, я бы даже обиделся. А ведь случилось. Еще и по физии схлопотал!
Он засмеялся и сморщился от боли. Немец молчал - его била нервная дрожь. Внимательно поглядев на него, Демин открыл свой чемодан, порылся в нем и вытащил бутылку водки. Налив до краев эмалированную кружечку, он протянул ее Онезоргу.
- На, выпей. Тебе сейчас надо.
Немец взял, но пить ему было трудно: зубы клацали о край кружки.
- Пей, пей, - серьезно советовал Демин. - Всю выпей, до самого дна. Это как лекарство: успокоишься, заснешь.
Онезорг выпил кружку до дна, ошалело помотал головой и улегся на дно кузова. Неля положила ему под голову вещмешок, накрыла плащом.
- И чего он вылез? - размышлял вслух Демин. - Исус Христос нашелся. Вот дурная башка!.. Но не трус, не трус.
- Виктор, - тихонько сказала Неля. - А что мы будем делать с Анной Константиновной? Куда ее девать?
Демин покосился на старуху, прикорнувшую в углу кузова, и пожал плечами. Вдруг Онезорг откинул плащ и встал в полный рост.
- Почему? Почему? - сказал он по-русски, но не удержался на ногах в подпрыгивающем кузове н шлепнулся на пол. Сидя, он продолжал уже по-немецки: - Почему на земле нет гармонии, нет справедливости? Я хочу исправить зло, хочу помочь. А на меня смотрят, как на бешеного волка. Если б я знал, что будет так тяжело. Господи, как мне тяжело!
Онезорг быстро и сильно захмелел, но водка, вместо того, чтобы успокоить, утешить его, еще сильнее растравила боль. Он ткнул пальцем в Демина:
- А хуже всех ты! Ты ненавидишь меня за то, что я немец. Но ведь немцы разные! Попробуй понять, разные! Хорошие, плохие, никакие. Они только говорят на одном языке. И русские разные. И французы, и турки. Есть хорошие, есть плохие.
Неля переводила, с опаской поглядывая на капитана: как он будет реагировать. Но тот слушал, не перебивая. А немец продолжал:
- Ты можешь думать обо мне, что хочешь, но я тебе скажу одну вещь: на войне я видел много страшного, много печального. Но чаще всего я буду вспоминать этого мальчика, который стрелял в меня. Буду вспоминать и жалеть, как своего сына!
Он замолчал, с вызовом глядя на Деми-на. Но капитан только вздохнул и сказал:
- Ложись спать… Гутен нахт.
Следующим объектом, подлежащим разминированию, был кузнечный цех большого завода. В войну оборудование демонтировали, вывезли, и завод еще не был восстановлен. За линией оцепления, обозначенной веревками с флажками и охраняемой солдатами, как всегда толпились любопытные. Тут же стояли и Неля с Анной Константиновной. С привычной уже тревогой Неля глядела туда, где громоздились кирпичные корпуса. А старуха допытывалась:
- Нель, а Нель! Почему народ не пускают?.. Это немец не велит?
Из двери кузнечного цеха вышел Демин с жестяным рупором в руке.
- Переводчик! - закричал он в рупор. - Давай сюда! Быстро!
Обрадованная неожиданным приглашением девушка помчалась к кузнечному цеху…
- Ты хотела присутствовать, - недовольно сказал капитан, - вот и вышло по-твоему. Тут какое-то осложнение, а по-русски он не может объяснить.
Они втроем стояли у железной двери, ведущей в подвал. Дверь была заперта на висячий замок, но из замка торчал ключ: открывай и входи. И замок и ключ заросли лохматой паутиной.
- Здесь поставлена мина-сюрприз, - говорил Онезорг, а Неля переводила. - Взрыватель сработает, когда попробуют открыть дверь. К двери изнутри прикреплена проволочка.
- Да это я понял, - нетерпеливо перебил Демин. - Дверь открывать не будем. Ацетиленом вырежем лючок и влезем аккуратненько… Но он что-то еще говорил!
Онезорг энергично закивал и снова заговорил - быстро, взволнованно. Неля перевела дрогнувшим от испуга голосом:
- Он говорит, что услышал тиканье… Думает, что это включился взрыватель с часовым механизмом.
- Часовой замыкатель, - механически поправил Демин.
- Он такого не ставил. Может быть, это сам капитан Шнайдер поставил, тайно от всех. А теперь часовой механизм включился. Оттого, что вы дотронулись до двери или до замка.
- Неприятно, неприятно, - нахмурился Демин. - Но лично я ничего не слышу. А ты?
Неля прислушалась и отрицательно покачала головой. Тогда Онезорг достал врачебный стетоскоп - костяную трубочку - и приложил раструбом к двери.
- Сейчас я тоже не слышу, - признался он.
Демин подошел поближе:
- Ничего не слышишь?
- Опять слышу!
Демин тоже прижался ухом к стетоскопу.
- Точно… Теперь и я слышу, - сказал он встревоженно. - Беги отсюда, Неля, в любую минуту может рвануть!
- Виктор! - сообразила вдруг Неля. - Это же ваши часы тикают!
- Какие еще часы? Не понимаешь, так… - он замолчал на полуслове. - А ведь правда, часы…
Большие, переделанные из карманных, часы на запястье Демина громко тикали, как будильник. Они-то и ввели в заблуждение бдительного Онезорга.
Неля засмеялась первой, за ней Демин, а за ними захохотал и Онезорг. Отсмеявшись, Демин приказал Неле:
- А теперь брысь под лавку. Начинаем работать.
Он первый раз говорил с ней шутливо - после того неприятного объяснения. И девушка обрадовалась.
…Узкое сиреневое пламя ацетиленовой горелки лизало дверь, взрезая железный лист, как консервную банку. Когда в двери образовалась большая круглая дыра, Онезорг с помощью Демина осторожно, чтобы ничего не стронуть с места, пролез внутрь. За ним полез и Демин.
…Неля опять терпеливо ждала за линией оцепления. Из дверей кузнечного цеха показались Демин и Онезорг. Демин крикнул в рупор:
- Отбой!.. Забирайте взрывчатку.
И две зеленые армейские повозки, запряженные гладкими лошадьми, двинулись к цеху, вывозить обезвреженную взрывчатку.
На сцене городского Дворца культуры стояли две койки - для Нели и для старухи. А койки мужчин помещались в зале. Стулья еще не были расставлены и громоздились в три этажа у задней стены. Деминская команда поднялась на сцену: там лежали их вещи, там имелся и стол с табуретками.
- Попроси у завклубом кипяточку, - сказал Демин Неле. Она пошла за сцену.
В гримерной на широкой полке перед зеркалом гудел примус: жена заведующего клубом жарила пирожки. Тут же на керосинке кипел большой медный чайник.
- Можно взять кипятку?
- Ой, ну что вы спрашиваете! - Жена завклубом была совсем молоденькая, лет восемнадцати. - Вы у нас еще переночуете?
- Нет… Через два часа машина.
- Жалко! Знаете, как приятно с интеллигентными людьми.
С чайником в руках Неля вернулась на сцену, сообщила:
- А его жена пирожки жарит, С зеленым луком и яйцами. Но не угостила!
- Они голоднее нас, - рассеянно сказал Демин. Он вертел в руках боксерские перчатки - тренировочные, восьмиунцовые. - Смотри, что у них есть! Я до войны увлекался. Второе место по области держал.
- А я был победитель школы офицеров, - подал голос Онезорг.
Демин обрадовался:
- Ну да? Давай побалуемся!
- А где другой пара?
- Нету. Одной обойдемся. На тебе правую, я левша.
Онезорг сиял мундир, Демин - гимнастерку, надели каждый по перчатке и подошли к Неле, зашнуровать. Завязывая шнурки, Неля удивлялась:
- Почему мужчины никогда не взрослеют? Вы же ужинать хотели.
- Да мы одну минутку, пока ты нарежешь… Давай, Рудольф!
- Виктор, а спина? - напомнила Неля.
Но мужчины уже стояли друг против друга в боксерской стойке. Они начали работать мягко, осторожно, делая выпады только рукой в перчатке, а открытой ладонью парируя чужие удары. Неля, нарезая хлеб, смотрела на них с веселым интересом.
Но постепенно темп боя и накал поединка усилились. Противники уже не улыбались, глаза их стали жесткими. Жесткими стали и удары. Неля почувствовала эту неприятную перемену и забеспокоилась:
- Хватит! Хватит! Садитесь ужинать!
А Анна Константиновна, наоборот, подзуживала:
- Сыночек, бей его!.. Дай ему по сусалу!
Но Демин и без этого старался. Он вкладывал в удары свирепую силу и получал в ответ такие же безжалостные. В ход пошли и руки, не защищенные перчатками. У Онезорга бежала из носу кровь. И у Демина лицо было в крови: немец рассек ему бровь.
- Перестаньте же! - Неля кинулась между дерущимися и отлетела в сторону; чья-то перчатка задела ее по плечу. Но это отрезвило противников. Тяжело дыша, они разошлись, скинули с рук перчатки. Не глядя друг на друга, сели по разные стороны стола.
Неля тоже села и вдруг, уронив голову на стол, заплакала:
- Господи, как же мало надо! Как мало надо!.. - Она вытерла слезы и сердито приказала: - Помиритесь!
- Да мы и не ссорились, - буркнул капитан. Он уже стыдился своей неожиданной вспышки.
- Все равно, помиритесь!
- Детство какое-то… Ну, пожалуйста. - Демин сконфуженно протянул руку Онезоргу, и тот так же сконфуженно пожал ее. Потом мужчины взяли полотенца и отправились умываться…
…Ужин уже подошел к концу, когда на сцену прибежал завклубом - такой же молодой, как его жена. Он поставил в угол ведро с краской и снял с кудлатой головы пилотку, сделанную из газеты.
- Значит, уезжаете? Все уже взорвали?
- Мы не взрываем, а наоборот, - уточнил Демии. Бровь у него была заклеена за неимением пластыря почтовой маркой. А у
Онезорга из ноздри торчала вата. Но завклубом таких мелочей не замечал: помыслы его были направлены на другое, куда более высокое.
- Жалко, что вы едете… Если получится, на обратном пути заверните к нам. Вы этого клуба не узнаете!.. Закончу ремонт, секции начнут работать - волейбол, штанга, шахматы!.. Драмкружок будет такой, что городской театр умоется! Драмкружок Оля поведет, а я сколочу хор. Я ведь по образованию хоровик.
- А я пела в хоре, - неожиданно сказала старуха. - Такой хороший хор был! На всю область знаменитый. И в Псков нас возили, и в Москву готовили - да тут война.
Демин и Неля смотрела на старуху с недоверчивым удивлением, а завклубом сразу сделал стойку, как молодой охотничий пес.
- Вы пели в хоре?
- В сопранах сидела. И солисткой была.
- А вы не могли бы что-нибудь спеть? Правда, инструмента нету.
- А я и окопело спою, - охотно согласилась старуха.
Неля тихо объяснила капитану:
- Окопело это "а капелла"… То есть, без аккомпанимента.
Старуха между тем откашлялась, расправила плечи и запела неожиданно сильным и чистым сопрано:
Окрасился месяц багрянцем
И море бушует меж скал.
Поедем, красотка, кататься,
Давно я тебя поджидал!..
Звонкий молодой голос заполнил собой весь зал. Из-за кулис выглянула удивленная Оля с недомытой тарелкой в руках, толе стала слушать. Когда старуха умолкла, завклубом закричал:
- Оля, ты слышала? Ты слышала? - Он подбежал к старухе: - Послушайте, я не знаю ваше имя-отчество, вам обязательно надо уезжать?
- Анна Константиновна ее зовут! Ей не обязательно! Она может остаться, может! - закричали, перебивая друг друга, Неля и Демин.
- Тогда решено. Я ее беру.
- А где она будет жить? - осведомился практичный Демин.
- Тут, в клубе. Как мы. Оформлю сторожихой. Бабушка, у вас такой свежий голос! Сколько вам лет?
Анна Константиновна подумала, вспоминая:
- Я с пятого года.
- Какого? - не поверил завклубом. - Выходит, вам сорок лет?
- Сорок, - смущенно улыбнулась старуха. - На Покров сравняется.
Завклубом, Неля и Демин смотрели на Анну Константиновну с жалостью и испугом.
Вечером Демин, Неля и Онезорг грузили свои пожитки в обшарпанный "виллис". Из Дворца культуры выбежала Анна Константиновна, подала Демину замасленный сверток:
- Деточки, не поминайте лихом! Вот вам на дорожку.
Демин развернул сверток и прямо застонал: там были пирожки.
- Где взяла?
- А напекла, - ответила Анна Константиновна н виновато заморгала.
Демин сунул сверток ей в руки:
- Неси назад!.. Как брала, так и положи - потихоньку… Ведь выгонят они тебя! Куда пойдешь? Побираться? - Он взял вещмешок с общим пайком и без колебаний отдал Анне Константиновне. - На, только не воруй!
"Виллис" тронулся. Обернувшись, Неля смотрела на Анну Константиновну. Та достала из свертка пиролюк и стала есть. Свободной рукой она махала вслед отъезжающим, и по щекам ее текли слезы.
Освещая неровный асфальт фарами, "виллис" катился по пустынному ночному шоссе. Пассажиры дремали, привалившись к неуютным бортам.
Утром они ехали по проселочной дороге. Неля сидела рядом с водителем, а Демин и Онезорг - на заднем сиденье. Они уже успели поспорить.
- Сейчас многие оправдываются: "У нас, у немцев, уважение к приказу в крови", - говорил Онезорг, а Неля переводила. - Но я так не считаю. Просто, когда вся нация в угаре и верит своему вождю, как богу, любому приказу подчиняются с радостью, не задумываясь о смысле!
- А если бы тебе приказали родную мать зарезать? - презрительно усмехнулся Демин.
Немец понял и ответил по-русски:
- Такие приказы я не получал. - И снова перешел на немецкий. - Но вообще-то простой человек, далекий от политики, не всегда может сам разобраться, что правильно, что неправильно. Представь себя на моем месте.
- Ну, знаешь! - взорвался Демин. - Ты не путай хрен с морковкой!
- Что, что? - по-русски переспросил Онезорг.
- Ничего. Проехали. Я говорю, кончай фашистскую демагогию!
- Я не фашист и сказал тебе это десять раз, - не на шутку обиделся Онезорг. - Наци звали меня в свою партию, но я отказался.
- Тогда сними к чертовой матери этот мундир! Все неприятности от него!
- Нет. - Немец упрямо покачал головой. - Не надо забыть. Кто я был, тот я был.
Впереди, на обочине, показались три странные фигуры. В середине шел человек, раскинувший руки крестом, будто распятый, а по бокам ковыляли двое каких-то скрюченных, цепляющихся пальцами за воздух. Неля поежилась:
- Ой, что это? Прямо Брейгель какой-то.
Только когда они подъехали поближе, все разъяснилось: это несли большое зеркальное стекло.
- Брось, а то уронишь! - весело крикнул солдат-водитель и притормозил.
Распятый повернул к нему счастливое лицо:
- Не бойсь, не оброним!.. Три бутылки за нее отдал. Витрину теперя застеклим!
"Виллис" поехал дальше. Дорожная встреча не то чтобы развеселила всех, но улучшила настроение. За поворотом показалась река, перегороженная серой бетонной стеной.
- Вот она! - сказал Онезорг. Это была плотина, которую нм предстояло разминировать.
- Эта стенка фальшивый, - объяснял Онезорг, осторожно поглаживая кирпичную переборку. - За ним камера, в камере триста кило тротиль.
Они находились в одном из подсобных помещений плотины. В квадратном люкс возле их ног поблескивала вода.
- Стенку разобрать можно? - осведо-милея Демин.
- Нет. Если трогать, будет взрыв… Мы пойдем там. - И он показал носком сапога на люк в полу.
- Гидравлический замок? - догадался Демин.
Немец кивнул и достал из кармана кусок мела. Присев на корточки, он стал чертить на бетонном полу схему.
- Здесь этот люк. Здесь камера. Там второй люк. - Короткой дугой он соединил первый люк со вторым. - Надо плавать три или четыре метра.
Они разделись. Демии остался в трусах, а немец - в армейских кальсонах. Потом капитан достал из сумки с инструментами моток веревки, и оба сапера обвязались по поясу концами веревки, как альпинисты.
В клеенчатый кисет Онезорг сложил самое необходимое - непромокаемые саперные спички, огарок свечи, предохранительные чеки, плоскогубцы - и повесил кисет на шею рядом с серебряным образком. Образок этот заинтересовал Демина.
- Ты, что ли, в бога веришь?
- Да.