- Привет, Кола! - бросил он, не отрывая взгляда от газеты.
Коулин по прозвищу Кола подвинул высокий табурет поближе к Ленни и заказал пинту крепкого.
- Слышал новость? - спросил он. - Жаль мудозвона…
- Ты про что?
- Про Гранти… Ты что, не слышал? - Кола уставился на Ленни.
- Нет. А что слу…
- Помер. Откинул ласты.
- Не может быть! Ты что, сука, меня разыгрываешь?
- Остынь. Я тебе говорю, вчера вечером Гранти помер.
- Что с ним, блядь, случилось?
- Мотор отказал. Чпок - и готово. - Кола прищёлкнул пальцами. - Сердце, видать, паршивое было. Ни одна пизда об этом не знала. Бедняга Гранти работал с Питом Гиллеханом, типа, в паре. Было около пяти, Гранти как раз помогал Питу прибираться, а потом они намеревались пойти в бар и накатить, как тут Гранти хватается руками за грудь и валится на пол. Гилли вызвал "скорую", и они отвезли бедного мудилу в больницу, но он всё равно умер через пару часов. Эх, охуительный был мужик. Ты же с ним в карты играл, верно?
- А?.. Да, конечно… Отличный был мужик, такого нечасто встретишь. Я просто убит горем, просто убит.
Не прошло и нескольких часов, как Ленни был убит уже не столько горем, сколько пивом. Он занял у Гэва Темперли двадцать фунтов с единственной целью нажраться в хлам, и когда Пизбо появился в баре под вечер, Ленни уже бормотал на ухо то симпатичной барменше, то трезвому на вид и изрядно перепуганному парню в комбинезоне с эмблемой пива "Теннентс Лагер".
- …отличный был мужик, такого нечасто встретишь…
- Уймись, Ленни, я уже слышал. - Пизбо крепко ухватил Ленни за его широкое плечо.
Это была твёрдая хватка, настолько твердая, чтобы Пенни понял, что друзья рядом и что он уже изрядно пьян.
- Пизбо. Привет. Бля, все равно не могу никак поверить… Отличный был мужик, такого нечасто встретишь… - Он медленно повернулся к барменше и попытался сфокусировать свой взгляд на ней. Затем большим пальцем ткнул через плечо в сторону Пизбо. - …вот этот мудозвон может подтвердить… верно, Пизбо? Помнишь ведь Гранти? Отличный был мужик, такого нечасто встретишь… верно, Пизбо? Я про Гранти говорю. Верно?
- Ну да… я потрясён. Всё ещё не могу поверить, чувак.
- Вот и я говорю. Был парень - и нет его, и никогда мы этого мудозвона больше не увидим… Всего-то двадцать семь лет стукнуло. Нет в этой жизни правды, вот что я тебе, бля, скажу. Нет совсем… правды в этой… совсем…
- Но ему же вроде двадцать девять было? - удивился Пизбо.
- Двадцать семь, двадцать девять… какая блядская разница? Всё равно молодой. К тому же мне его тёлку жалко, да и спиногрыза… А вот некоторые старпёры… - Пенни сделал гневный жест в сторону группы пенсионеров, игравших в домино в углу бара, - которые уже своё пожили, все живут и ни хуя им не делается! Ни хуя! Только стонут, суки, а сами здоровые как лоси. А вот Гранти никогда не стонал. Отличный был мужик, такого нечасто встретишь.
Тут он заметил троих молодых парней, известных как Кочерыжка, Томми и Гроза Ринга, которые сидели в дальнем углу паба.
- Смотри-ка, сраные торчки, приятели братца моего дружбана Билли! Скоро все сдохнут от СПИДа. Губят себя наркотой. Так им, блядям, и надо. Вот Гранти ценил жизнь, невъебенно ценил. А эти ублюдки прожигают её почем зря!
Пенни бросил на компанию испепеляющий взгляд, но парни были слишком поглощены своей беседой, чтобы заметить его.
- Да брось ты, Пенни. Не грузись не по делу, они же тебя не трогают, и ты их не трогай. Нормальные парни. Дании Мерфи, так тот вообще муху не тронет. Томми… ну Томми… и другой, Рэб, Рэб Маклафлин - хорошо в футбол играл. К нему даже "Манчестер Юнайтед" присматривался. Отличные парни. Да, блядь, ты же сам знаешь - они же приятели твоего дружбана, того парня, что в отделе социального обеспечения работает. Ну этого, Гэва.
- Да, конечно… но вот эти старые гондоны… - И Пенни снова переключился на ту сторону зала, где си дели пенсионеры.
- Ох, оставь, Пенни, забей на них. Безвредные старпёры, сидят себе, никого не трогают. Давай допивай свою кружку и пошли к Назу. А я пока звякну Билли и Джейки.
В квартире Наза на Бькженен-стрит царило мрачное настроение. С темы смерти Гранти друзья переключились на тему пропавшей наличности.
- В прошлую пятницу этот мудак унёс всё, словно что-то чуял. Тысячу восемьсот фунтов! Если поделить на шестерых, то по три сотни на брата выйдет! - простонал Билли.
- Но ведь тут уж ничего не поделаешь! - отважился вставить Джейки.
- Вот уж хуй! Мы делили эти сраные бабки каждый год за полмесяца до отпуска. Я уже заказал отель в Бенидорме в расчёте на них. Я попаду по полной программе, если все обломится. Да мне Шейла яйца оборвёт и будет ими играть в бильярд, заикнись я об этом. Чтобы я больше такой хуйни от тебя никогда не слышал, понял? - парировал Наз.
- Правильно, блядь! Я очень сочувствую Фионе и спиногрызу, да и любой из нас сочувствует. Это, типа, само собой разумеется, но башли-то наши, а не её, и говорить тут больше не о чем, - сказал Билли.
- Виноваты-то все же мы сами, - пожал плечами Джейки. - Я, например, жопой чувствовал, что приключится что-нибудь в этом роде.
В дверь позвонили. На пороге стояли Ленни и Пизбо.
- Если ты, бля, такого мнения, то мы тебя на хуй вычёркиваем, - пригрозил Наз.
Джейки не стал отвечать: вместо этого он взял одну банку пива из кучи, вываленной Пизбо на пол,
- Вот, бля, горестная новость - верно, ребята? - сказал Пизбо, а Ленни мрачно и шумно отхлебнул пиво из банки и добавил:
- Отличный был мужик, такого нечасто встретишь.
Наз был благодарен Ленни за этот комментарий. Он-то думал, что речь идёт о деньгах, и готов был выразить соболезнования - и только тут понял, что Пизбо имел в виду Гранти.
- Я понимаю, в такое время не хочется быть эгоистом, но нужно решить вопрос с бабками. На следующей неделе мы должны были их делить, а мне пора за отпуск платить. Так что башли мне позарез нужны, - сказал Билли.
- Ну и пидор же ты, Билли! Неужели нельзя подождать, пока хотя бы труп остынет, прежде чем заводить речь обо всем этом дерьме? - огрызнулся Ленни.
- Фиона же может их потратить! Она и знать не знает, что это наши бабки, если мы ей об этом не скажем. Она начнёт разбирать его говённые шмотки, а тут вдруг на тебе - чуть ли не два косаря. Круто. И она свалит на вонючие Карибы или ещё куда, а мы будем сидеть в сраных Дюнах с парой блядских бутылок сидра вместо отпуска.
- Твой базар просто тошно слушать, - сказал Ленни.
Пизбо мрачно посмотрел на Ленни, и тот почувствовал, что и с этой стороны поддержки ждать не приходится.
- Мне неприятно говорить это тебе, Ленни, но Билли недалёк от истины. Сказать по правде, этот сукин кот Гранти не очень-то баловал Фиону, типа, роскошной жизнью. Я хочу сказать, не пойми меня неверно, я и слова плохого об этой курице не скажу, но если ты находишь у себя дома два косаря, ты сперва их спускаешь, а потом задаешься вопросом, откуда они взялись. Ты-то уж точно так бы поступил. Да и я тоже. Если, бля, совсем откровенно, то любой так бы поступил.
- Всё, да? Ну тогда пусть эти все идут к ней и спрашивают про деньги. А я не пойду, - прошипел Ленни.
- А мы все и пойдём. Это же наши башли, - сказал Билли.
- Верно. Сразу же после похорон. Во вторник, - предложил Наз.
- Отлично! - согласился Пизбо.
- Ну ладно, - пожал плечами Джейки.
Ленни устало кивнул. В конце концов это ведь действительно их бабки…
Вторник пришёл и прошёл. Никому не хватило духу заикнуться на эту тему на похоронах. Все нажрались и оплакивали покойного Гранти. Вопрос о деньгах ни разу не всплыл до самого вечера. На следующий вечер они встретились и отправились к Фионе домой. Все ужасно мучились с похмелья.
Они позвонили в дверь, но никто не подошёл.
- Наверное, к маме ушла, - предположил Ленни.
Тут из квартиры напротив вышла седая старушка в голубом ситцевом халате:
- Фиона уехала сегодня утром, ребята. На Канарские острова. Ребёнка оставила у мамы.
Старушке, судя по всему, доставляло немалое удовольствие сообщать все эти новости.
- Круто, - пробормотал Билли.
- Ничего не попишешь, - сказал Джейки, пожав плечами как-то уж слишком легкомысленно, на взгляд друзей, - тут мы уже ничего не можем поделать.
И тут Билли врезал ему в скулу, отчего Джейки рухнул и скатился вниз по лестнице. Ему каким-то чудом удалось ухватиться за перила, остановить падение и посмотреть в ужасе на Билли.
Остальные были потрясены случившимся не меньше, чем Джейки.
- Полегче, Билли. - Ленни схватил Билли за руку, не сводя взгляда с его лица. - Что это на тебя нашло? Джейки-то в чём виноват?
- В чём он виноват? Я долго держал рот на замке, но этот хитрожопый ублюдок на этот раз зашёл слишком далеко. - И он показал пальцем на распростёртое тело Джейки, чье распухавшее на глазах лицо начинало выглядеть от этого более вороватым и хитрым, чем обычно.
- Объяснил бы, блядь, хуй ли произошло, - сказал Наз.
Билли проигнорировал этот вопрос и спросил, обращаясь к Джейки:
- И как долго это продолжалось, а?
- Не понимаю я, о чём этот пидор говорит, - сказал Джейки слабым голосом, но в словах его не чувствовалось уверенности.
- Канарские острова, ёб твою мать! Говори, где ты встречался с Фионой!
- Ты совсем спятил, Билли, - покачал головой, Джейки. - Ты что, не слышал, что соседка сказала?
- Фиона приходится моей Шэрон сестрой, а ты думаешь, что я глух и слеп и ничего не знаю? Говори, как давно ты начал её трахать, Джейки?
- Это было всего-то один…
Ярость Билли словно заполонила собой всю лестничную площадку, к тому же он чувствовал, как такая же ярость вскипает в груди у каждого из друзей. Он наклонился над Джейки, словно грозный ветхозаветный бог, готовый покарать грешника.
- Всего-то один раз? И ты уверен, что Гранти ничего об этом не знал? Кто знает, не это ли убило его? Не от того ли у него мотор накрылся, что он узнал, что гондон, которого он считал своим лучшим другом, вправляет его тёлке?
Ленни смотрел на Джейки, трясясь от гнева. Когда он затем обернулся и посмотрел на остальных, то увидел, что глаза у них пылают от негодования. В мгновение ока они без слов поняли, что имел в виду каждый из них.
Вопли Джейки разносились по пустому подъезду, пока они волокли его, пиная на ходу, с площадки на площадку. Напрасно он пытался прикрыться от ударов, всё ещё надеясь, несмотря на ужасную боль и охвативший его страх, что, когда расправа закончится, он будет ещё в состоянии уехать навсегда из Лейта, чтобы не возвращаться в него никогда.
ОПЯТЬ СЛАЖУ
Путешествуйте железнодорожным транспортом
Ну, бля, и дела! У меня голова охуенно раскалывается сегодня утром, вот что я вам, мать вашу, скажу. Кидаюсь прямиком к грёбаному холодильнику. Ура! Две бутылки "Бекс". Самое то, что мне нужно. Я заливаю их в себя за рекордно короткое время. Мне сразу становится лучше. Надо поторапливаться, однако.
Она всё ещё, блин, дрыхнет, когда я возвращаюсь в спальню. Вы только на неё посмотрите - ленивая жирная пизда. Только потому, что у неё в животе этот спиногрыз хуев, она считает, что имеет право валяться весь день в ёбаной постели… ну да ладно, не о том речь. Так что я, короче, пакуюсь… эта блядь могла бы и постирать мои ёбаные джинсы… "Ливайс-501"… и куда же они задевались, кстати… вот они. А ей на всё насрать.
Вот она просыпается.
- Фрэнк… что ты делаешь? Куда ты собрался? - говорит она мне.
- Сваливаю на хер. Резко сваливаю, - говорю я, даже не оборачиваясь.
Куда, бля, девались носки? С похмелья и так на все уходит в два раза больше времени, а тут ещё эта сраная корова капает мне на мозги.
- Куда ты собрался? Куда, я спрашиваю!
- Я же тебе сказал, мне надо резко сваливать. Мы с Лексо провернули тут кое-какое дельце. Не буду распространяться на эту тему, но мне лучше закочумать на пару недель. Если какая-нибудь блядь из полиции заявится сюда, скажи, что хуй знает, когда меня последний раз видела. И что вообще ты думала, что я давно в тюряге. Короче, ты меня не видела, врубилась?
- Но куда ты собрался, Фрэнк? Куда ты собрался, мать твою?
- Это только мне знать, бля, положено, а ты обойдёшься. Не будешь знать, где я, ни одна сука из тебя не сможет это выколотить, - говорю я.
И тут эта ёбаная швабра вскакивает и начинает верешать, что я не могу взять и свалить просто так. Я врезаю ей прямо в её вонючий рот, а затем пинаю в её вонючую дыру, и тогда эта блядь падает на пол и начинает скулить. Она, бля, сама виновата - я же ей, дуре, объяснял, что так будет с каждым, кто будет с нами разговаривать как с последним гондоном. Так уж у меня, на хуй, заведено - не хочешь, не ешь.
- РЕБЁНОК! НАШ РЕБЁНОК! - воет она.
Я, типа, передразниваю её:
- РЕБЁНОК! НАШ РЕБЁНОК! Заткни свою вонючую глотку, и чтобы я больше ни слова не слышал о твоём вонючем ребёнке!
Тогда она принимается завывать как ветер в трубе, лёжа на полу.
Кто его знает, может, этот говённый ребёнок и вовсе не мой. Кроме того, у меня уже бывали дети раньше, от других тёлок. Я эту историю наизусть знаю. Они думают, что стоит родиться спиногрызу и ты уже на крючке, и тут ты их обламываешь по полной. А что такое спиногрызы, это уж я знаю - сплошной геморрой с утра до вечера.
Бритвенный прибор. Он мне, бля, позарез нужен. Там у меня кое-что припрятано.
Она все ещё разорялась на тему, как ей больно и что срочно нужно вызвать врача и всё такое. Но у меня на это дерьмо совсем не было времени, поскольку я уже охуительно опаздывал - спасибо этой ёбаной прошмандовке. Мне надо резко сваливать.
- ФРЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭНК! - кричит она мне вслед, когда я захлопываю за собой вонючую дверь.
Я думаю про себя, что это очень похоже на рекламу этого гребаного пива "Харп" - "Настало время для решительного шага". Словно про меня написано.
В пабе было уже битком народу, все ранние пташки собрались и всё такое. Рентой, этот рыжий мудила, как раз поставил на сукно чёрный шар, чтобы сыграть партию с Мэтти.
- Рэб! Запиши-ка меня, бля, на партию. И что это каждого гондона тянет сегодня покатать шары?
Я направляюсь в бар.
У Рэба, он же Гроза Ринга или просто - Гроза, под глазом охуенный фонарь. Видно, какой-то нахал решил отпиздить мудозвона по полной программе.
- Рэб, какой мудак тебе это нарисовал?
- А, это? Пара парней из Лохэнда, прикинь? Я там бухал. - Мудозвон смотрит на меня, типа, так робко.
- Как их звать, знаешь?
- Не-а. Но ты не парься, я сам с этими гондонами разберусь, чувак, всё будет путём.
- Я, бля, надеюсь. Ты с ними знаком?
- Не-а, но рожи, типа, запомнил.
- Когда мы с Рентой вернёмся из этого говённого Лондона, мы отправимся в этот говенный Лохэнд. Доуси тоже там схлопотал по башне пару недель назад. Мы зададим им несколько вопросов, и пусть они, бляди, только попробуют на них не ответить!
Я поворачиваюсь к Ренте:
- Всё готово к бою, чувак?
- Можем начинать, Франко.
Я беру кий и разношу мудака на клочки, оставив ему только те два шара, с которыми его мама родила.
- Ты можешь ещё кое-как справиться с такими мудилами, как Мэтти и Гроза, но когда кий берёт в руки Ураган Франко, ты можешь забыть о победе, рыжий говнюк, - говорю я ему.
- Бильярд - мудацкая игра, чувак, - отвечает он.
Изворотливый рыжий говнюк. У него всё, за что ни возьмись, мудацкое или говённое.
Нам пора, поэтому играть больше смысла нет. Я смотрю на Мэтти и достаю из кармана пачку денег.
- Эй, Мэтти, знаешь, что это такое? - Я размахиваю деньгами у него под носом.
- Э-э-э… да, - отвечает он.
Я показываю пальцем на стойку:
- А это знаешь, что такое?
- Э-э-э… да, это стойка, - отвечает он.
Ну и тормоз он. Всем тормозам тормоз. Но я знаю, чего я хочу.
- А это что такое? - Я показываю на мою пивную кружку.
- Э-э-э… да…
- Тогда, бля, не заставляй меня ничего объяснять тебе дважды. Бегом к стойке и принеси мне пинту "Особого" и один "Джек Дэниелс" с кока-колой.
Он наклоняется ко мне и говорит:
- Послушай, Франк… я, э-э-э, тут сижу на мели…
Но я знаю правильный подход к людям, я рявкаю:
- Ну так слазь с неё шустро!
Мудозвон улавливает намёк и направляется к стойке. Похоже, он опять торчит, хотя нельзя сказать, чтобы этот вонючий говнюк хоть раз завязывал. Когда я вернусь из Лондона, я ещё кое-что шепну этому говнюку на ушко. Говённые торчки. Только землю зря топчут. Рента, однако, похоже, держится - судя по тому, как он бодро заливает за воротник. Я возлагаю большие надежды на эту поездку в Лондон. Рента договорился с мудозвоном Тони, что он оставит нам квартиру на пару недель. Сам он со своей прошмандовкой уезжает куда-то отдыхать. Я там знаю по отсидке пару ребят - надо их найти, увидеться, былое повспоминать.
Тем временем Лоррейн обслуживает Мэтти. Хорошенькая маленькая прошмандовка, Я направляюсь к стойке.
- Привет, Лоррейн! Иди-ка ко мне, курочка!
Я откидываю её, волосы в стороны и кладу пальцы ей на затылок. Тёлкам это нравится. Ёбаные эрогенные зоны и всё такое.
- Всегда можно узнать, занимался ли человек сексом прошлой ночью или нет, если пощупать за ушами, - объясняю я. - Если да, то уши тёплые.
Она смеётся, Мэтти вслед за ней.
- Нет, это ёбапый научный факт и всё такое, прикинь?
Некоторые говнюки на редкость медленно всасывают.
- Ну и как насчёт Лоррейн? - спрашивает Мэтти. Маленький говноед выглядит очень херово - словно слегка разогретый труп.
- Пусть это останется нашей тайной, верно, куколка? - говорю я, обращаясь к Лоррейн.
Мне кажется, что она на меня запала, потому что она молчит и вроде бы, типа, смущается, когда я с ней разговариваю. Как только приеду из Лондона, сразу же снова завалюсь сюда, охуительно резко и всё такое, догнали, суки?
Чтоб мне обосраться, если я буду жить с Джун после того, как появится спиногрыз. Но я убью эту прошмандовку, если хоть что-нибудь случится с этим вонючим ребенком. С тех пор как она залетела, она вообразила, что может мне хамить. Ни одна пизда не смеет мне хамить, ребёнок там или не ребёнок. Она знает это, но по-прежнему выёживается. Если хоть что-нибудь случится с этим ёбаным спиногрызом…
- Эй, Франко, - говорит Рента, - пора двигать. Надо организовать что-нибудь навынос, верно?
- Ага, верно. Что ты берёшь?
- Бутылку водяры и несколько банок пива.
Следовало бы догадаться. Этот рыжий говнюк со всем не дурак по части водки.
- А я возьму бутылку "Джека Дэниелса" и восемь банок "Экспорта". Только надо попросить Лоррейн, что бы она пиво слила в большие пакеты из-под сока.
- Лондон будет все ближе и ближе, а пакеты всё легче и легче, - говорит Рента.
У этого мудака особенный юмор, который я иногда просто не догоняю. Мы с Рентой уже давно знакомы, но этот говнюк сильно изменился за прошедшие годы, и дело тут не только в наркоте и прочем дерьме. Типа того, что у него своя жизнь, а у меня - своя. Но всё равно он парень клевый, этот рыжий говнюк.