Молча спустились вниз. Солдаты, сидевшие в тени, поднялись. Построились. Игнатов разделил их на несколько групп. Предупредил унтер-офицера Кочо и его солдат, чтобы были повнимательнее. Агенты и солдаты разошлись в нескольких направлениях. Перед управой остались Игнатов и шестеро солдат. Даже, и теперь, днем, он боялся остаться один в селе.
На раскаленном небе не было ни облачка. Стояла жара. Она чувствовалась даже в тени деревьев. В одном дворе лениво кудахтала курица. Через площадь проехала телега, подняв за собой целое облако пыли.
Игнатов неспокойно поглядывал на часы. Он поднялся на второй этаж к старосте и снова стал расспрашивать его:
- Ты можешь сказать, сколько человек приняло участие в поджоге архива?
- Нет, не могу.
- Почему?
- Да потому что считай все село участвовало. Кого тут выделишь?
- А как же ты спрятался, куда убежал? - расспрашивал его Игнатов не столько для того, чтобы узнать больше подробностей, сколько из желания унизить этого все еще дрожавшего от страха человека.
- Собрал я, значит, руководителей общественной охраны…
Игнатов зло прервал его:
- На их месте я перевешал бы всю вашу бессильную охрану. Взять бы прут да отходить вас как следует…
Первым задержали Илию Велева, директора кооператива. После ареста и бегства Данчо Данева к партизанам он умело представил дело таким образом, будто порвал со своими политическими увлечениями и его ничего не интересует, кроме работы в кооперативе. И это в значительной степени ему удавалось. Большинство поверило, что Илия Велев испугался, что у него нет смелости идти в партизаны. С местными представителями власти он держался вполне лояльно, выражал явное и открытое сочувствие и обеспокоенность, когда общественные дела шли не так, как им следовало бы идти. А иногда, чтобы рассеять последние подозрения к себе, открыто не одобрял вооруженной борьбы, называл ее авантюрой, которая ведет к напрасным жертвам и приносит много страданий народу. Он успешно носил маску раскаявшегося грешника и совершенно не допускал мысли, что на него могут пасть какие-то подозрения в сочувствии партизанам. Когда его вызвали в управу, он пошел спокойно, твердо уверенный, что речь идет о каком-то мелком недоразумении.
Но Кочо неотступно следовал за ним, почти касаясь заряженным пистолетом спины Илии.
- Да не убегу я, что я, разбойник какой? - несколько раз пытался он успокоить Кочо.
- Не оборачивайся, буду стрелять, - каждый раз отвечал Кочо.
Когда они вошли в канцелярию старосты, Игнатов не пожелал даже выслушать Велева.
- Я протестую! - попытался он оттолкнуть одного из конвойных, когда его вели в подвал. - Вы не имеете права!.. Пусть и господин Мечкарский скажет…
- Всему свое время, не торопись, - небрежно процедил Игнатов и распорядился поставить у дверей двух часовых. - При попытке к бегству расстрелять на месте!
* * *
Васко Василев вместе с машинистом заканчивал ремонт парового локомобиля. Как только во дворе кооператива появились солдаты, Васко уронил гаечный ключ, которым только что затягивал болт.
- Что с тобой? - спросил его Марин, у которого все лицо было измазано машинным маслом.
- Наверное, они идут за мной, - тихо прошептал Васко и показал на солдат, которые оглядывались по сторонам: видимо, искали кого-то.
- Не бойся, - выпрямился Марин и вытер руки ветошью.
Прошло несколько минут в мучительном ожидании, и вдруг солдаты быстро направились к ним. Унтер-офицер Кочо, арестовав Илию Велева, теперь спешил арестовать Васко, который отступил на несколько шагов назад и прислонился к плетню. Кочо подумал, что Васко собирается бежать, и поэтому сердито закричал, чтобы тот не двигался с места. Он осыпал его бранью, а потом, приблизившись, несколько раз ударил кулаком в лицо. Под левым глазом парня появился кровоподтек.
Марин встал между ними и оттолкнул Кочо.
- Ну-ка постой! Чего он тебе сделал? Ты его не кормил, чтобы бить, как скотину.
- Не твое дело! - скрипнул зубами Кочо, размахивая пистолетом.
В этот момент двое солдат заломили назад руки Васко и крепко стянули их тонкой бечевкой.
- Ведите его в управу! - приказал Кочо.
- Вы что, с ума сошли? Чего вам надо от парня? - Марин шел за ними, пока Васко не ввели в управу.
Учителя Станчева обманули, сказав, что его срочно просят зайти в управу из-за какой-то пенсионной справки. Вначале он ничего не заподозрил, так как солдаты ожидали его, спрятавшись за оградой со стороны улицы. Надев на голову широкополую, давно выцветшую шляпу, набросив по привычке пальто на одно плечо, учитель шел довольно быстро, уверенно опираясь на палку. Живые его глаза, словно прощаясь, внимательно осматривали село, в котором прошла его жизнь.
В комнате Мечкарского его встретил руганью Игнатов:
- А-а, вот и ты, кляча красная! Революции захотел? Чего добиваешься, а? Братства, равенства и чтобы все бабы были общими? Наверное, хочешь поспать и с моей?
Станчев смотрел ему прямо в глаза. С сарказмом он спросил:
- Так вы меня вызвали сюда для этого? С кем имею честь разговаривать? Впрочем, - небрежно махнул он рукой, - вы уже представились. Я не удивлен вашим поведением, господин поручик, потому что ваша голова не в состоянии придумать что-нибудь умное.
- Не волнуйся, мы нашли лекарство от твоего неисправимого упрямства, - повысил голос Игнатов. - Раз ты сам до сих пор не поумнел!
- День ото дня становится яснее, кому следовало бы поумнеть. Не думайте, что вы такие страшные и сильные. Вас наняла буржуазия, чтобы вы ее охраняли, только вам с этим не справиться. Дело ваше гиблое. Зубы ваши совсем уже сгнили, недолго вам осталось кусаться.
- Хватит! - закричал Игнатов. - Тебя, видно, только пуля урезонит!
Станчев продолжал все так же спокойно и уверенно:
- Весь народ вам не перестрелять.
- Замолчи, развалина старая! Герой выискался! Одной ногой в могиле стоит, а продолжает угрожать… Но теперь твоя песенка спета. Ты мне, голубчик, расскажешь, кто кормит и поддерживает разбойников в лесу!
- Зелен ты еще, милок, поймешь, да поздно будет, что дни настоящих-то разбойников давно уж сочтены, - ответил Станчев, когда его толкали в подвал.
После короткого молчания Игнатов, почувствовав возникшую неловкость, упрекнул Мечкарского:
- И вы до сих пор терпели этого разбойника! Теперь мне ясно, почему из этого села так много партизан…
Почти одновременно привели и Георгия Мечку, которого поймали в огородах возле реки Осым, а старого Бойо взяли в четырех километрах от села, где старик пас овец.
После обеда задержанных повели в Лозен.
Первым был Илия Велев. Он шел четким, почти солдатским шагом. Рядом с ним размашисто шагал Станчев. За ними семенил широкоплечий белоголовый дед Бойо. Слева от него шел босой восемнадцатилетний секретарь сельской организации рабочего молодежного союза Васко. Был он в рубашке с закатанными рукавами и в серых промасленных штанах. По их пятам быстро шагал загорелый, полный сил Георгий Мечка, с обветренным лицом и поседевшей буйной шевелюрой.
Танас Йончоолу облегченно вздохнул. Теплая радость подступила к сердцу. С чувством облегчения он еле слышно пробормотал:
- Ох, слава богу, на этот раз вышел сухим из воды…
Вернувшись к себе в лавку, он занялся работой и не видел, как из дворов и из-за оград односельчане глядели на идущих до тех пор, пока арестованные не скрылись за лозенским холмом.
В этот день у солдат занятий не было, потому что надо было собрать в лугах сено, выделенное лозенской общиной для армии.
Подпоручик Слановский и фельдфебель Станков с утра ушли с ротой в луга. В школе остались только солдаты, выделенные Игнатовым для ареста и охраны задержанных коммунистов села Камено-Поле.
Ароматный запах сена пьянил солдат, напоминая им о чем-то близком и родном. Ведь почти все они были крестьянами и теперь, хотя и на короткое время, вернулись в знакомую мирную обстановку.
Слановский медленно расхаживал по тропинке около реки, в подавленном настроении, рассеянный и угнетенный, с неясным, но тяжелым ощущением того, что появление Игнатова в его родном селе ничего хорошего не принесет.
Время от времени он останавливался и с восхищением смотрел, как солдаты ловко стоговали сено. Около куста, росшего рядом с тропинкой, коса пощадила желтые цветы распустившегося донника. Слановский нарвал букет цветов, уткнулся в них носом. Терпкий, тяжелый запах донника невидимыми и неуловимыми нитями памяти связал его с далекими днями детства. Это привело Слановского в умиление и он, чтобы солдаты не обратили на него внимания, взял вилы и стал подносить сено. Третий стог был начат его односельчанином Мариной, запасным кандидатом в унтер-офицеры. Слановский кидал сено ему под ноги, а Марин ловил удобный момент, чтобы переброситься с ним парой слов.
- Сегодня обедать будем здесь? - спросил Марин.
- Да, а что?
- Хочу вам кое-что сказать. Купаться будем? Вода чистая, да и жарко к тому же.
- Хорошо, - согласился Слановский.
Другой их односельчанин, Пени, высокий и немного согнувшийся, как стебель подсолнечника, бросил под ноги Марину охапку сена. На его остром улыбающемся лице торчали желтоватые усы. Вычесывая из волос прилипшее сено, он лукаво подмигнул Марину:
- Мы его собираем, а может, казачьи кони им полакомятся.
- Твоими бы устами да мед пить! - Марин подхватил сено и подал ему знак головой уступить дорогу Йордану, который поднял охапку сена, также собираясь бросить ее под ноги Марину.
Немного в стороне вершили еще один стог сена. На самом верху стога неумело держался низкий, крепкий, с черной и густой, как щетина, бородой их односельчанин Кутула. Он кричал что-то гортанным осипшим голосом, стараясь вилами подцепить сплетенную из травы веревку, которую ему бросали снизу. В стороне от стога, широко расставив ноги, стоял фельдфебель Станков. Не спуская глаз с Кутулы, он время от времени покрикивал:
- Вот только свали стог, тогда узнаешь, где раки зимуют!
- Не могу поймать веревку, господин фельдфебель.
- Тоже мне, пижон нашелся! Воображай поменьше!
- А если упаду, господин фельдфебель? - нарочно раскачивался Кутула, чтобы позлить Станкова.
- Невелика беда, если и разобьешься. Свет клином на тебе не сошелся.
В конце концов Кутула поймал конец плетеной веревки, перебросил ее через верх стога, воткнул острый, тонкий шест в сено и спустился вниз.
В полдень из села принесли обед для солдат. Солдаты разбрелись группами по берегу реки и молча начали обедать.
Слановский, Станков и Лило сели в тени единственной развесистой груши посреди луга. Слановский медленно начал есть. Станков с едой разделался вмиг и, не вставая со своего места, задремал.
- Искупаемся? - тихо спросил Лило.
- Давайте, - ответил Слановский и начал раздеваться. Отвыкший ходить босиком, он осторожно ступал по скошенной траве луга. Вышли на тропинку. Почти все солдаты уже были в воде. Ниже по реке двое местных жителей купали в реке коня. Конь фыркал и с удовольствием помахивал мокрым хвостом. Его шерсть блестела на солнце. Кутула нырял, стараясь схватить в воде высокого Пени, а тот, увернувшись от Кутулы, бросился к противоположному берегу и упал там на горячий песок.
В это время кто-то закричал:
- Змея, змея!
- Где? - Пени вскочил, глубоко нырнул с разбегу и выплыл уже на этом берегу. Отдуваясь, он раздвинул кусты и попытался вылезти на сыпучий песчаный берег. - Где змея? - спросил он еще раз.
Какой-то солдат испуганно показывал на кусты, продолжая пятиться.
Пени спокойно приблизился к кустам бузины и крапивы, присел на корточки и начал насвистывать незнакомую и какую-то странную мелодию.
- Да он настоящий циркач, - раздался чей-то насмешливый голос.
- Змея только его и ждала, - подзадорил другой.
- Вот увидите, он ее поймает, вы его не знаете, - добавил третий, давно знавший о ловкости Пени.
Слановский опустил ноги в воду. По коже пробежала холодная, но вместе с тем приятная дрожь. Он все еще не решался нырнуть. Марин воспользовался тем, что все солдаты как завороженные глядели на Пени, и приблизился к Слановскому.
- Вы не знаете, третий взвод останется в селе?
- Нет. Ожидаются новые аресты.
- Кого могут схватить?
- Не знаю. Вечером узнаем.
Марин замолчал. Оглянулся. Около них не было никого.
- На днях нам дадут знать…
- Откуда? - прервал его Слановский.
- Йордан позаботится. Может быть, и Калыч спустится сюда. Хотите с ним встретиться?
- Во что бы то ни стало…
- Господин подпоручик, смотрите, какого ужа вытащил этот сумасшедший! - громко закричал один из солдат, указывая на Пени.
Пени обмотал змею вокруг шеи и пошел к солдатам, а те разбежались от него кто куда.
- Иди и подложи змею под голову фельдфебелю, - поддразнивая, предложил какой-то шутник.
* * *
Перед заходом солнца со стороны Камено-Поля появилась колонна третьего взвода. Впереди на черном как смоль молодом жеребце ехал Игнатов. Арестованные каменопольцы шли молча. Вокруг все было им хорошо знакомо: высокие орехи, стоящие по обеим сторонам дороги, тополя, луга вдоль Осыма, вязы около мельницы, где сороки, и вороны вили гнезда, а дальше скрытый садами Лозен. Кто из них не бывал здесь то ли по делам, то ли в гостях у родных или друзей! Но все теперь таило в себе странное предчувствие. Уж не последний ли это их путь по родным и милым сердцу местам? Может быть, потому глаза их так жадно впитывали зелень полей, а ноздри с таким наслаждением вдыхали запах щедрого чернозема.
Когда они приблизились к лозенскому кладбищу, Игнатов, показав в его сторону плетью, выкрикнул:
- Вы не заслуживаете даже и того, чтобы вас здесь похоронили!
Они бессознательно посмотрели на каменные кресты, на покосившуюся ограду и, не проронив ни слова, продолжали свой путь.
- Где бы вы нас ни похоронили, нас найдут, а вот вам есть над чем подумать, - тихо промолвил учитель Станчев.
Игнатов повернул коня, солдаты попятились. Поручик попытался плетью стегнуть учителя, но конь вдруг отпрянул в сторону, и конец плети обвил шею старого Бойо.
- И теперь будете разводить агитацию, мать вашу…
Игнатов пришпорил коня и обогнал колонну шагов на двадцать.
* * *
Подвал школы был приспособлен для содержания арестованных. Под командой унтер-офицера Кочо был выставлен удвоенный караул из особо доверенных солдат.
Вечером Слановский вытянулся по стойке "смирно" перед столом Игнатова.
- Слановский, надеюсь, ты понимаешь, для чего мы здесь? - прохрипел Игнатов.
- Так точно, господин поручик, - ответил Слановский вполголоса.
- Как ты думаешь, мы не зря хлеб едим? - посмотрел поручик прямо в глаза Слановскому холодным, испытующим взглядом.
Слановский молчал. Игнатов сжал губы и укоризненно покачал головой.
- Принимаю твое молчание за знак согласия. Мы действительно не оправдываем доверия нашего начальства.
Слановский побледнел. Ничего хорошего от этих намеков он не ожидал, и тем более странной казалась ему общительность Игнатова. У него пересохло в горле, глотать стало трудно.
Игнатов искоса наблюдал за ним.
- Что с тобой?
- Ничего, - с усилием ответил Слановский, - похоже, что я немного простудился.
Игнатов продолжал разглагольствовать!
- Позавчера я совсем случайно узнал, что ты служил у полковника Додева.
- Да, тогда он был моим командиром батальона.
- Тебе следовало бы знать, что он очень хорошего мнения о тебе.
- Но, кажется, вы с ним не согласны?
- С чем? - не понял его намека Игнатов и уставился на него.
- Да именно с его отношением ко мне.
- Ах вот что! Ну посмотрим. Если заслужишь, другое дело. Тогда и я не останусь в долгу. Сели мы в галошу минувшей ночью. Представился такой случай показать себя! Сами к нам пришли партизаны, своими ногами! А мы их проморгали. Надеюсь, что и ты убедился в простой истине: запугать их можно только одним - беспощадным истреблением.
Голова Слановского работала лихорадочно и путанно. Сознавая, что попадает в безвыходное положение, он последним усилием воли попытался овладеть собой и хотя бы внешне сохранить спокойствие. Но Игнатов хорошо понимал его состояние и поэтому продолжал играть на нервах подпоручика.
- Ты знаешь коммунистов, которых привели из вашего села? - спросил он после короткого молчания.
- Так точно.
- Мы не ошиблись, не так ли?
- Не могу знать.
- Имей в виду, что эти - самые главные, но есть и другие. Будем живы и здоровы, так и до них доберемся. Ты что так побледнел? Уж нет ли среди них кого-нибудь из твоих родственников или друзей?
Слановский продолжал молчать. В ушах шумело, он был не в состоянии связать и привести в порядок свои мысли. А Игнатов с циничной настойчивостью продолжал допытываться:
- Может, у тебя были какие-нибудь дела с ними? Так я тут ни при чем! - Он опустился на стул, закурил сигарету и рассеянно поглядел в окно. - Могу я узнать, где ты был прошлой ночью до половины второго?
- На улице.
- А с кем, если не секрет?
У Слановского снова пересохло в горле. Ему было очень обидно, что человек, к которому он питает чувство особой неприязни, с такой легкостью вмешивается в его самые интимные дела, но тем не менее он решил, что лгать было бы ниже его достоинства, и поэтому откровенно признался:
- Со знакомой. - Его бледность быстро перешла в румянец.
- Похоже, что девушки легко липнут к тебе. И давно ты ее знаешь?
- Несколько лет. После демобилизации я несколько лет работал учителем. С тех пор мы и знакомы.
- Ах, значит, старая дружба, - многозначительно осклабился Игнатов и тут же изменил выражение лица. - Этой ночью будет много работы. Не хочешь ли поприсутствовать на допросе? - уставился он на Слановского.
- У меня нет опыта, и кроме того…
- Тебе неудобно, - подхватил Игнатов. - Не так ли? А что касается опыта, никто не рождается опытным. Ну ладно, постараюсь покончить с этим делом и без твоей помощи. Думаю, и у тебя еще будет возможность проявить себя. Этой ночью надо усилить охрану. Я приказал удвоить посты. После комендантского часа из расположения роты не отлучаться, понятно?
Слановский молча кивнул головой. Игнатов встал и, не спуская с него глаз, сказал:
- Забегу домой, переобуюсь. Жди меня в корчме. Познакомлю тебя с людьми из областного управления.
"Только этого мне и не хватало", - с досадой подумал Слановский и все-таки выдавил из себя:
- Так точно, буду ждать вас в корчме.
Игнатов вышел. Через открытое окно Слановский слышал, как он сердито ругал солдат, но сознательно не отреагировал на это. Ему захотелось побыть одному. Желание хотя бы ненадолго остаться наедине с самим собой было столь острым и жгучим, что он даже не услышал, как отворилась дверь и перед ним вырос Йордан, помятый и смущенный.
- Их будут допрашивать здесь или повезут в город? - спросил он почти шепотом.
- Здесь. - Слановский вздохнул отчаянно и беспомощно. - Этот тип очень уж разъярен.