Йордан приблизился к подпоручику. Боязливо обернувшись, словно боясь, что их подслушивают, он шепотом сказал:
- Мы попытались установить связь с нашими людьми.
- Ну? - радостно встрепенулся Слановский.
- Завтра утром нам дадут знать…
* * *
Около полуночи Игнатов, два полицейских агента, унтер-офицер Кочо и солдаты Наско и Геца начали допрашивать задержанных.
Старого Бойо привязали тонкой веревкой к скамейке. Кочо выкручивал ему руки и вгонял острые спички под ногти. От невыносимой боли старик корчился, и скамейка под ним вздрагивала. Наско и Геца по очереди садились ему на спину, не давая ему сопротивляться. Кочо с садистским наслаждением вгонял спички еще глубже. Старик, хотя и был изувечен, не доставлял им удовольствия - он не кричал и не молил о помощи и пощаде. Он даже не стонал, а молча сносил боль и только грыз зубами край скамейки. Когда Кочо уставал или ему надоедало всаживать спички, он хватал суковатую палку и бил ею по широким, как скребки, ладоням старика. После каждых пяти-шести ударов он наклонялся к его разорванному уху:
- Говори, старая развалина, пока не порешил совсем! Отрежу руки до локтей.
- Режь, сучье отродье, - хрипел дед Бойо, сжимая окровавленные губы.
- Это ты давал бандитам хлеб? Где скрывается твой внук?
- Попробуй найди, что меня спрашиваешь?..
Игнатов переступал с ноги на ногу. Он ошеломленно смотрел то на Кочо, то на полицейских агентов. "На что же это похоже? - тревожно думал он. - Из стали эти люди, что ли?"
Полицейские агенты с профессиональным спокойствием и проворством набрасывались на свои жертвы, которые уже были обезображены и изувечены унтер-офицером Кочо. Но и их усилия ни к чему не приводили. Тогда Игнатов налетал на них с дикой яростью, бил кулаками, пинал ногами куда попало, а когда уставал, то, неистово крича, указывал на дверь.
Истязать арестованных закончили только на рассвете.
Илия Велев был избит до полусмерти. Стройный и жизнерадостный до вчерашнего дня молодой мужчина, теперь он лежал на цементном полу с посиневшим и опухшим лицом. Над его лбом была вырвана прядь густых волос, и на этом месте осталась запекшаяся кровь.
Твердый как камень кулак Георгия Мечки несколько раз достал-таки до груди Игнатова. Пока полицейские старались его повалить и привязать к скамейке, каждый получил от него по нескольку ударов. И поэтому на его крепкое и здоровое тело они обрушили всю свою злость и ожесточение. Но Мечка выносил эти истязания, стиснув зубы и не проронив ни звука.
По сравнению с остальными меньше всего били учителя Станчева, но его слабая грудь не выдержала и этого, и он уже в полдень начал харкать кровью и задыхаться от острого кашля.
Босые ноги Васко раздулись, как пшеничные булки. Его синяя холщовая рубаха была разорвана на спине и на груди, а нижняя губа, распухшая и окровавленная, отвисла.
- Угробили они нас! Еще прошлой ночью надо было очистить село от этих паразитов. Не могу себе этого простить, - слабым голосом повторял, как в бреду, Илия Велев.
Старый Бойо с трудом, словно слепой, приподнялся, прислонился к стене, посидел немного и снова сполз на цемент.
- Андрея-а, почему ты, внучек, не птица, чтобы прилететь сюда и увидеть, что со мной сделали?! Учитель, - повернулся он к старому учителю Станчеву, - помнишь, какие раньше офицеры были? Какие офицеры были, любо-дорого поглядеть! А теперь звери какие-то, давят людей, как мух. Ох, если выберусь отсюда, первым к партизанам подамся. Не смотри на меня так, - повернулся он к Мечке, который с трудом улыбнулся в усы. Он нашел в себе силы пошутить:
- Эх, дедушка Бойо, мой отец говаривал, что привязанная собака зайца не поймает.
- Если бы знать, что так влипнем, все бы ушли прошлой ночью с Чугуном. Никак не могу понять, откуда полицейские гады знают такие подробности, - лихорадочно продолжал Илия Велев.
Станчева душил острый приступ кашля. Он приблизился к дедушке Бойо.
- Жаль только, - проговорил он с трудом, - что не доживу, чтобы увидеть Красную Армию… Сколько лет ее ждали… Все глаза проглядели… Никому не дано жить на этой земле вечно. Поэтому каждый должен оставить какой-нибудь след после себя. Мы нанесли им рану, и она никогда не затянется… Ох, задыхаюсь, оборвалось что-то во мне, - мучился он, не в силах перевести дыхание.
- Обидно, валяешься здесь в грязи, как падаль! - Илия Велев с трудом сел, упершись в стену, и ногтями стал что-то царапать на ней. За полчаса, несмотря на сильную боль, он сумел написать: "Товарищи, боритесь. Ил. В." Потом медленно сгреб осыпавшиеся со стены песчинки и растер их по полу своей посиневшей ладонью.
А за стеной с запада надвигалась большая черная туча, и воздух, раскаленный от зноя, вздрагивал от доносившихся как из-под земли раскатов грома.
В этот вечер Игнатов распорядился позвать на ужин в корчму офицеров, унтер-офицеров, курсантов, двух полицейских агентов и начальника полиции Гатева, который под вечер прибыл в Лозен.
Вокруг двух длинных столов расселись гости и ротные командиры.
Ветер продолжал дуть с неослабевающей силой. Высоко в небе неподвижно парил орел, расправив крылья, и казалось, что он вел облака прямо над долиной Осыма. Молния хлестнула в туче и опалила ранние сумерки ослепительной белой вспышкой.
Земля жадно впитала первые капли дождя. Гроза неистовствовала около получаса, поломала отяжелевшие от плодов ветви деревьев и ушла к Дунаю. Мутная после ливня вода вышла из берегов Осыма и залила луга.
В задымленной корчме разговоры начались только после ужина, когда было выпито много охлажденного вина. Ужин продолжался часа полтора, но Слановскому показалось, что он провел здесь свыше десяти мучительных часов. Агенты и Игнатов говорили об убийствах и истязаниях с таким деловым и откровенным цинизмом, что Слановский почувствовал, как по его коже побежали мурашки.
Наконец начальник полиции Гатев, сидевший напротив Игнатова, стал зевать.
- Пора вставать, - предложил он, и его скрипучий голос потонул в общем говоре. - У тебя еще заботы с арестованными! Куда ты думаешь их отвести? - перегнувшись через стол, спросил он.
- На берег Осыма! - Игнатов взглядом указал в направлении дверей.
- Далеко отсюда?
- Нет, километра два-три. Пойдем с нами?
- Что мне там делать? - Начальник полиции снова зевнул. - Теперь ваше слово. Меня ждут на допрос в Сине-Бырдо. Надо ехать туда.
- Подожди, пока рассветет, - посоветовал ему низенький агент, - не следует ехать сейчас, а то где-нибудь пустят в расход.
* * *
Перед грозой стало еще труднее дышать, а вечерняя тишина сделалась еще более глубокой и таинственной. Как раз в это время Йордан вывел на водопой трех коней.
Животные тревожно храпели и прядали ушами, предчувствуя приближающуюся грозу. Йордан нетерпеливо всматривался в сторону моста через Осым. Оттуда должен был появиться Гешо Моллов с известием, прибудет ли человек из отряда, кто это будет и где его ждать.
Кони напились студеной воды. Блеснувшая молния рассекла небо на две половины, осветила знакомые места, вспыхнула синим отблеском в листве вербы. Кони неспокойно застучали копытами. Йордан держал их под уздцы и всматривался в полумрак. И вот он заметил, что кто-то быстро бежит к колодцу. Сердце его радостно забилось. Слабая молния расколола край тучи и на миг осветила все вокруг.
Подошел Гешо Моллов. От быстрой ходьбы он пыхтел как паровоз. Наклонив голову к Йордану, прошептал:
- Ох и намаялся же я сегодня!
- Ну что?
- Придет Данчо Данев. Ждите его на церковном дворе. Действуйте, как договорились. Он укажет дорогу.
- А если вдруг мы с ним разминемся, тогда в каком направлении нам податься?
- Мне велено передать только это. - Гешо подставил большой кувшин к струе воды, увидев, что какая-то женщина приближается к колодцу. - Ждите Данчо во дворе церкви…
Упали первые крупные капли, и сразу же запахло прибитой дождем пылью. Йордан погнал лошадей во двор школы, там привязал их к телеге, потом побежал в помещение, сообщил дежурному, что он с лошадьми, снова пробежал под дождем и шмыгнул на церковный двор. Только там он остановился, прислушался и огляделся. За ним никто не следил. Он набросил плащ-палатку, взял под мышку карабин и встал под кровлей церковной кельи, полной грудью вдыхая сладостную свежесть воздуха, напоенного запахом мокрой травы.
Прошло более часа. В школе погасли огни. Только окно караульного помещения еще светилось. Йордан напрасно всматривался в темноту. В висках стучало. От напряжения болело в ушах. Но никакого шума не было слышно, никто сюда не шел.
Гроза прошла, небо, все еще покрытое рваными облаками, начало проясняться. Между облаками появились чистые, словно вымытые, звезды. Какие только мысли и предположения не приходили Йордану в голову в эти напряженные минуты! Что случилось, почему Данчо медлит? Может, Гешо неправильно его понял? Почему не захотели им указать хотя бы направление? Не может быть, чтобы Илия Велев не знал ни одной их явки. Последние удобные для действия минуты были на исходе. В холодной липкой темноте большим светлым пятном выделялась корчма. Там теперь были Игнатов и полицейские агенты. Вернутся в школу - тогда все планы рухнут.
Со стороны ограды послышался шум. Кто-то приближался к нему, с хрустом наступая на подорожник и полынь, низко сгибаясь под ветвями яблонь.
- Эй, сюда! - позвал Йордан.
К нему приблизился Марин. Сбросил с головы капюшон плащ-палатки и тревожно спросил:
- Что, все еще нет?
- Нет, измучился его ждать.
- А как же теперь?
- Что теперь?
- Времени не остается.
- Тебя никто не видел? - обдал его теплым дыханием Йордан.
- Вряд ли. Обманул-таки Кынду. Он только что пошел в корчму. А то весь вечер ходил по пятам. Говори, что будем делать?
- Не знаю, голова кругом идет.
- Гешо тебе сказал здесь его ждать?
- Здесь, а где же еще?! И куда запропастился этот человек, почему не идет?
- Давай начнем без него. Наши все готовы. Кутула, Пени и Луканче не спят.
- Кто на посту?
- Геца. Пока все в корчме, прикончим его и убежим.
- Куда? - беспомощно и отчаянно спросил Йордан. - Хотя бы сказали, в каком направлении идти, тогда б пошли.
- Все равно куда! Будет хоть какая-нибудь возможность их спасти. Слановский твердо сказал, что этой ночью их расстреляют.
- Будь что будет! - решительно взмахнул рукой Йордан. - Попытаемся…
Они подождали, пока пройдет ночной патруль, затем незаметно скользнули во двор школы. Перед входом остановились как вкопанные. Со стороны площади показалась группа Игнатова - пьяные гуляки возвращались из корчмы.
- Конец всему, опоздали, - беспомощно вздохнул Йордан и до боли стиснул в руке карабин.
После дождя на площади блестели небольшие лужицы. Щербатая луна высоко поднялась над вершиной.
Село спало неспокойным и тревожным сном под черным крылом волчьей ночи, в которой палачи чувствовали себя неограниченными властителями человеческих судеб. Только из окна караульного помещения цедился желтый свет и отражался в мутной луже на площади.
Полицейские агенты и Игнатов вошли во двор школы. Слановский немного отстал. Перед лестницей была большая лужа воды. Он попытался ее перескочить, но оступился, поскользнулся и чуть не упал в лужу. Перед входом остановился. Его сердце учащенно билось. Постоял минуты две, затем бессознательно пошел вслед за другими. Одиночество пугало его.
Все направились к подвалу. Постояли в коридоре. Кровь еще сильнее застучала у Слановского в висках. На цыпочках он пошел к канцелярии роты. До его слуха из подвала долетали отдельные слова, которые трудно было разобрать. Ясно выделялся лишь визгливый голос агента, который на ужине сидел рядом с Игнатовым:
- Где же твои люди, господин поручик?
- Одну минуту, сейчас будут! - Игнатов повысил голос: - Это ты, Наско?
- Так точно, господин поручик! - рявкнул Наско, спускаясь по лестнице.
- Иди сюда!
В тишине застучали его четкие шаги. Игнатов приказал:
- Возьми мой автомат и скажи Кочо, чтобы быстро шел сюда!
Слановский все это слышал. У него захватило дыхание, и только одна мысль, навязчивая и болезненная, не покидала его: "Ничего не сделали, пропала и последняя надежда. Их убьют". Он держался за ручку двери, но войти в канцелярию не решался. Послышались шаги. Кто-то шел из подвала в коридор. Он нажал на ручку, на цыпочках вошел в канцелярию и остановился. Шаги Игнатова приблизились. Скрипнула дверь. Игнатов остановился на пороге, широко расставив ноги; луч фонарика обежал комнату и упал на ноги Слановского.
- Ты почему прячешься? Пора бы уже пересилить себя.
Слановский не ответил. Отступил шага на два. Оперся о стол. Игнатов подошел к нему вплотную.
- Я не намерен повторять двадцать раз. Тебе приказано, и ты пойдешь с нами.
- А если я откажусь? - спросил Слановский дрожащим и каким-то чужим голосом.
- Тогда среди арестованных найдется место и для тебя. Ну! - Игнатов грубо схватил его за локоть. - Пересиль себя раз, потом будет легко.
Слановский вяло поплелся за ним. Он не отдавал себе отчета ни в одном поступке. Что-то железными тисками сдавливало ему грудь.
Над селом проплыло облако и окутало его легкой тенью. Немного отстав от Игнатова, Слановский приостановился. Игнатов обернулся и громко сказал:
- Слановский, иди быстрее!
Группа арестованных уже миновала площадь и заворачивала к каменному мосту.
Слановский едва шел. Они уже выходили из села. Игнатов его поджидал. Грозно спросил:
- Почему отстаешь? Солдат бы постыдился!
- Иду… Но как же так, как же без суда? - спросил он упавшим и изменившимся до неузнаваемости голосом.
- Разве ты до сих пор не понял, куда мы их ведем? - цинично засмеялся ему в лицо Игнатов. - Не жалей их! Если мы им попадемся, пощады не жди. Не отставай, - снова заторопился Игнатов, боясь отстать от группы.
Ноги Слановского тонули в грязи, он с трудом тащился по дороге. А какой-то внутренний голос настойчиво ему повторял: "Ты возмущаешься, когда в твоем присутствии дают кому-нибудь пощечину, ты брезгуешь всем нечестным и нечистым. А куда же ты теперь идешь? Убивать? Запачкать руки в их крови? Не смей делать этого, навсегда себя очернишь! Завтра и мимо тебя честные люди будут проходить с презрением".
Бессознательно прикоснувшись ладонью к щеке, он почувствовал леденящий холод своих рук. Сапоги вязли и как будто тянули его назад. Группа скрылась за вербами у самого берега реки. "Решайся, сейчас или никогда", - шептал ему тот же голос.
- Черт с вами, я возвращаюсь! - воскликнул он негромко и испугался собственного голоса. Прислушался, подождал секунду, другую. Где-то впереди слышалось шлепанье усталых ног по грязи. Слановский испуганно оглянулся, испытывая непреодолимое чувство страха перед темнотой. Повернул назад, и ноги его как будто сразу стали легче. Услышал тихий свист. Похоже, что Игнатов подает ему сигнал догонять их. Сначала он пошел быстро, а затем почти побежал назад, к селу. Остановился лишь на мосту через Осым, перевел дух и только сейчас почувствовал, что рубашка его прилипла к спине.
А в это время Игнатов сжимал зубы, суетился, испуганно вглядывался в темноту. Ему все казалось, что в любую минуту они могут наскочить на партизанскую засаду. Бегство Слановского его бесило, но у него не было привычки раздваивать свое внимание, и теперь его мысли были полностью заняты предстоящим делом. Он силился показать другим, что не боится, а потому и угрожал им; здесь же, в лесу, в безмолвной и таинственной летней тишине, его начала бить дрожь. Нет, это была не жалость к тем, кого он собирался убивать, он сам боялся всего, но особенно его пугало, что кто-либо невидимый выстрелит в него.
Ощупывая ногами траву, он свернул с дороги, отказавшись от намерения вести их дальше. "Надо поскорее кончать, - думал он, - только бы вернуться живым, в следующий раз пусть идет подпоручик Манев, полковник Додев или кто угодно".
- Кочо, давай сюда! - позвал он.
- Разве дорога в город здесь? - спросил осипшим голосом дедушка Бойо.
- Молчать! - прошипел Игнатов и содрогнулся. Ему показалось, что кусты стали раздвигаться.
- Выбрали для нас времечко, - закашлялся учитель Станчев. - Вас будут вешать перед всем народом.
- Кочо-о! Что уши развесил? Заткни им глотки! - Игнатов, еще более боязливо оглядываясь, пошел прямо через мокрые кусты. - Наско, сюда! - тихим голосом сказал он. - Здесь копайте!
В тревожной тишине слышался только зловещий треск кореньев под ударами лопат. Игнатов неспокойно расхаживал взад-вперед. Он курил сигарету за сигаретой. Несколько раз начинал поторапливать солдат. Один корень особенно сильно затрещал. Игнатов вздрогнул и отскочил в сторону.
Где-то около Осыма глухо затарахтела телега, залаяли собаки. Со стороны Сини-Вира пролетела над водой стая диких уток. На ясном летнем небе звезды светили еще ярче. Подымаясь в гору, тяжело пыхтел паровоз, тащивший товарные вагоны.
Сев на землю, избитые и изувеченные, коммунисты Камено-Поля вдыхали полной грудью запах дерна, мокрой земли и травы, только что скошенных лугов за рекой. Считанные минуты отделяли их от смерти. Каждый из них по-своему готовился встретить ее.
Унтер-офицер Кочо выкрикнул из ямы:
- Может, хватит столько, господин поручик?
- Хватит, - нетерпеливо ответил Игнатов, заглянув в яму. - Где винтовки? Скорей! Скорей!
Задержанные протянули друг к другу связанные и изувеченные руки. Это было их последнее рукопожатие.
- Встать! - приказал Игнатов.
Они с трудом поднялись и выпрямились. Игнатов подошел к ним.
- Тут мы вас и прикончим.
- Мамочка-а! - вскрикнул Васко.
- Замолчи! - Испугавшись его голоса, Игнатов стиснул зубы и ударил парня кулаком по лицу. - Давайте их сюда!
Кочо и солдаты стали подталкивать арестованных к яме. Учителя Станчева давил сухой кашель. Он споткнулся о ком земли и рухнул в яму, дотянув за собой остальных.
Игнатов встал над ними.
- Хотите жить? - спросил он глухим голосом.
Никто ему не ответил.
- Спрашиваю еще раз: скажете, где скрывается отряд Чугуна, и я даю вам честное слово офицера, что завтра же вас освободим.
Прошла еще одна мучительная минута.
- Не скажете? - последовал новый вопрос. - На вашем месте я…
- Ты на нашем месте будешь ползать на четвереньках, - глухим голосом прервал его учитель Станчев.
- Это мы еще посмотрим! - вздрогнул Игнатов, и в этот момент кто-то из солдат наступил на сухую ветку. Игнатов испуганно оглянулся, услышав треск ветки. - Что передать вашим близким?
Никто не ответил.
- Можно мне их спросить, господин поручик? - приблизился к нему Кочо.
- Спрашивай! - махнул он рукой.
- Какую смерть хотите, легкую, или тяжелую?
- Смерть только одна, и ваша очередь приближается. Стреляйте! - Это крикнул, собрав последние силы, Илия Велев.
- Да здравствует Красная Армия! - воскликнул Георгий Мечка.
- Вы-то ее не увидите, - заскрежетал зубами Игнатов и почти в упор выпустил очередь из автомата. Визгливый стрекот выстрелов разорвал застоявшуюся тишину, и эхо повторило его несколько раз.
В хуторе около Осыма залаяли собаки.