- У вас нет конкретных данных о наличии русских резервов, кроме предчувствий и догадок. Вы не знаете, на что конкретно нацелены диверсанты. Вам пора понять, генерал, что вы не начальник зондеркоманды, а начальник разведки группы армий. Потрудитесь заглядывать вперед, предвидеть, опираясь на факты, а не на вашу сомнительную интуицию.
- Господин фельдмаршал! Считаю своим святым долгом перед вами и фюрером доложить о возможной опасности нападения русских на штаб Хюпнера, на штаб группы, лично на вас. Предположительно один из засланных отрядов имеет такую задачу.
Фон Бок кисло усмехнулся.
- Если фельдмаршал, командующие войсками, генералы вермахта будут думать лишь о спасении своей шкуры, им некогда будет думать о руководстве войсками. Безопасность тылов должны обеспечить вы. Какие меры приняты вами для поимки диверсантов?
- Приведены в готовность все комендатуры и контрольно-пропускные пункты. Поставлена задача разведывательной авиации подняться на розыски бандитов, как только позволят погодные условия.
Фельдмаршал несколько успокоился. Злая складка на его белом сухом лбу разгладилась:
- Что вам нужно для розыска и уничтожения диверсантов?
Начальник разведки выхватил из папки докладную записку:
- Вот наша заявка. В ней все подробно изложено…
- Хорошо, - перебил фельдмаршал. - Она будет рассмотрена, но скажу сразу - на дополнительное выделение авиации и войск по прочесыванию лесов не рассчитывайте. По приказу фюрера все будет брошено на захват Москвы. - И, устало помяв переносицу, добавил: - Сегодня пришлось отдать приказ бросить в бой даже солдат тыловых подразделений как полков и дивизий, так и армейских корпусов и штаба группы.
3. НЕЖДАННАЯ ВСТРЕЧА
Зимние серые сумерки быстро сгущались, но снега, укутавшие землю, все еще светились молочным светом. Конный дозор, расположившийся в густом ельнике, уже давно увидел цепочку быстро скользящих по снежному полю лыжников. Впереди нее, метрах в четырехстах, шел в белых маскхалатах разведывательный дозор. Вот он на минуту остановился, что-то уточнил по карте, повернул к опушке леса и тихий ельник вдруг ожил.
- Добре, дюже гарно! - пророкотал сидящий в седле на вороном коне, в кавалерийской кубанке и короткой, выше колен, венгерке старшина. - Як кажуть: "На ловца и зверь стрибае". Зараз мы з ними и побалакаем. Куды и зачем спешать? Не ворожьи ли то разведчики?
- Все может быть, товарищ старшина.
- А раз так, то к бою! За мной, марш!
Шестеро всадников на дюжих, застоявшихся на морозе конях пулей выскочили наперерез дозору лыжников. Те не только не оказали никакого сопротивления, но и выразили большую радость. Широко улыбаясь, один из лыжников протянул старшине руку.
- Погоди з братанием, - отрезал тот. - Говори, кто такие, куда, зачем?
- Нам бы в дивизию Панфилова, а можно и к кавалеристам Доватора, - сказал старший лыжного дозора.
- Добренько! Разумеем! - тронул ус старшина и похлопал коня по шее. - У кумы побывали, вареников пожевали, а теперь ищете стык между дивизиями, где бы улизнуть к своим.
- Ты что? На кого? Да я из тебя сейчас, - ухватил старшину за ногу лыжник, - ноги повыдергиваю. Я тебе дам "к своим"! Своего батьку закличешь, Торба.
Старшина уставился на лыжника, даже свесился с седла на бок, чтобы получше рассмотреть окликнувшего.
- Откуда меня знаешь? - спросил он удивленно.
- По усам определил, таких всего двое на всем фронте - у Семена Михайловича Буденного да у тебя…
- Ну, ты мене дурочку не валяй. Кажи, где бачилысь.
- На Смоленщине в лесу под городом Белый. Корытов я, младший сержант…
Старшина сконфуженно сдвинул кубанку на лоб, почесал затылок. Он понял, что опростоволосился, не узнал своих. Чтобы скрыть смущение, подчеркнуто радушно сказал:
- Да я тебя, голуба, еще за полверсты узнал, только вида не подавал, проверял на всякий случай. Вот так-то! Ну, здоровенько! Рад видеть тебя незалатанным.
- Я тоже рад, но не больно ласково принимаешь!
- Не у маты в хате. Война! А ну давай, ребята, живо в лес! Сейчас обстрел начнется.
- Откуда знаешь?
- Чай не без очей. Сам бачишь пристрелку. Раз, два, а в третий получай галушки.
В самом деле, неподалеку разорвалось несколько снарядов. Кавалеристы и лыжники поспешили к лесу. Туда же повернули и следовавшие за дозором остальные бойцы. В лесу было вроде даже теплее. Мохнатые, серебристые от снега сосны и ели стояли молчаливо, угрюмо, словно боясь, что и на них, если зашумят, может обрушиться шквал мин и снарядов. В глубине чащобы, под разлапистой елью горел костерок, у которого грелось несколько кавалеристов.
Привязав вороного к молоденькой елке, старшина Торба хозяином шагнул к огню:
- А ну, хлопцы-молодцы! Раздвигайсь в стороны! Гости прибыли, греться будут.
- Мы не замерзли! На ходу все время да и обмундировка у нас - хоть на Северный полюс.
- Ничего, запас тепла на помешае. Як бачу - не к нам прибыли на пополнение и не к панфиловцам. Опять в дальнюю дорогу?
- Как прикажут, - уклонился от ответа начальник лыжного дозора.
- Тогда махорочки по цигарочке. А ну, хлопцы молодцы, вынимай кисеты, угощай боевых друзей. Кто знае, доведется ли коли ще побачиться. Це хлопцы рисковые. По правде, думалось, что сгинули вы в тот раз в лесах под Велижем. Така дерзка була вылазка!
- Да, многие не вернулись из того похода, - вздохнул старший дозора. - Зато дали немцам копоти. Накрошили более трехсот гадов. Одних офицеров шестнадцать поганых душ на тот свет отправили. А страх такой нагнали, что фрицы по ночам до ветру группами выходили, с автоматами… Точно - пленные рассказывали. Ну, а вы тут как? Шел слух, будто вам пришлось прямо с ноябрьского парада в бой…
- Так и было. Провел нас генерал Доватор по Красной площади и сказал: "А теперь, хлопцы, покажем, на что участники парада способны. Остры ли у них клинки, быстры ли кони…"
Раздался мягкий, приглушенный глубоким снегом топот коня. У костра, словно вынырнув из сгустившейся тьмы, возник всадник, склонился с седла и что-то сказал старшине на ухо.
- По коням! - скомандовал тот, обнял Корытова: "Ну, бувай, рад живого тебя видеть!". Пожал руки бойцам, вскочил в седло, не касаясь стремени, и тронул вороного. За ним двинулись остальные кавалеристы.
А в это время на окраине полуразбитой снарядами деревушки, в горнице чудом уцелевшего дома генерал Доватор принимал командира лыжного отряда фронтовых разведчиков капитана Шевченко. Выглядел генерал уставшим. Был, видимо, простужен и зябко кутался в черную бурку. Глаза его были воспалены от бессонницы, но голос звучал бодро, уверенно.
- Многим кажется, дорогой капитан, что мы плохо воюем, - говорил Доватор. - Да, мы пока пятимся, отходим. Болью в сердце отзывается наше отступление. Но оно очень дорого обходится фашистским воякам. Как я могу сказать о своих конниках, что, мол, плохо воюют, если они дерутся с численно превосходящими силами врага и бьют его, да еще как бьют, черт побери…
Ординарец растопил чугунку. В доме стало теплее. Генерал сбросил с плеч бурку и пригласил Шевченко к столу выпить кружку чая. С удовольствием прихлебывая крутой кипяток, капитан говорил о том, что разведчики много наслышаны о героических делах кавалеристов Доватора, хорошо помнят их боевые подвиги во время рейда по тылам оккупантов на Смоленщине, не забывают о помощи конников при переходе отряда через линию фронта.
- С особой теплотой мы с комиссаром вспоминаем встречу с вами под Смоленском и ваши добрые напутствия, - продолжал капитан Шевченко. - Ваши советы нам здорово пригодились при выполнении задания.
- Ну, не преувеличивай, - улыбнулся Доватор. - И я вас хорошо запомнил. Ведь это вы были на командном пункте одного из полков под городом Белый, когда мне сообщили о присвоении генеральского звания. Тогда вы первыми меня поздравили. Так ведь?
- Все верно, товарищ генерал, - подтвердил комиссар отряда Огнивцев.
- Мне докладывали, что вы удачно перешли линию фронта, хотя вам после рейда конников по вражеским тылам это сделать было непросто. Немцы были очень напуганы и стали более осторожными. Ну, а дальше-то как действовали?
- Боевую задачу отряд выполнил, - ответил Шевченко. - Не хвалясь скажу: намяли фрицам бока здорово. Вывели из строя немало боевой техники и автотранспорта. А в начале октября удалось расколошматить штаб пехотной дивизии. Захватили немало ценных документов. А генералу армии Жукову персональный подарок поднесли.
- Какой же? - заинтересованно спросил Доватор.
- Собрали мы за время рейда без малого целых три вещмешка с немецкими документами, железными крестами, медалями разными. Ну и высыпали их прямо на пол к его ногам.
- И как он… что? - поторопил капитана Доватор и усталые глаза его загорелись.
- В сапогах по ним прошел раз, второй, потом сурово сказал: "Убрать эту пакость". Нахмурился Георгий Константинович, а все ж, видать, подарочек наш ему понравился.
Огнивцев вдруг вспомнил о дерзкой вылазке разведчиков под Велижем и решил развеселить генерала. Улыбаясь, произнес:
- Мы в сентябре и вам подарок добыли: коня из-под немецкого полковника. Прекрасный был конь!
- И где же он?
- Не рассчитали запас продовольствия. Пришлось съесть.
Доватор от души рассмеялся:
- Вот это да! Надо же - съели сувенир…
- Ранен был скакун осколком и сильно ранен, - уточнил комиссар. - А так бы, возможно, и привели.
На столе зазуммерил телефон в кожаном чехле. Доватор взял трубку:
- Да, я слушаю… Здравствуйте… Что ж нового - жмут по-прежнему, хотя и не так уж активничают, как раньше… Да, своих солдат они не жалеют, напролом идут. Москва-то рядом, вот и торопятся… Но близок локоть, да не укусишь…
Генерал прикрыл трубку ладонью, заговорщицки подмигнул Шевченко:
- Спрашивают, не заблудились ли у нас гости из Москвы?
Капитан согласно покивал.
- У меня они в полном здравии, - продолжал Доватор. - Главный их дирижер сидит пред моими очами. Мы оказались с ним старыми знакомыми. Так, так… Понятно. Всего доброго! Доватор положил трубку:
- Звонили от панфиловцев. Разыскивают вас. Ждут. Просили немедля проводить вас к ним, в штаб дивизии. - И добавил с горьким вздохом: - А Иван Васильевич, к великому горю, погиб… В ноябре еще. Но панфиловцы живут, сражаются. И они-таки достойно рассчитаются с немчурой за Панфилова, щоб я так жил…
Доватор встал:
- Не буду вас задерживать, друзья. Боевых удач вам… и дожить до победы!
4. У ПАНФИЛОВЦЕВ
- Ну где же вас носит, ребята? - был первый вопрос начальника штаба панфиловской дивизии полковника И. И. Серебрякова командиру и комиссару, когда отряд лыжников в полном составе собрался у одного из домов в деревне Брехово. - По всем телефонам звонил, искал вас. Беспокоятся и сверху о вас. Наши саперы уже и проходы вам подготовили и обозначили их на переднем крае и ужин вам приготовили, а вас все нет.
- Чуточку задержались у генерала Доватора, - сокрушенно развел руками Шевченко. - Но время еще у нас есть. Успеем. Как и приказано, в указанный срок перейдем линию фронта. Мы на лыжах ходим довольно быстро.
- Все же надо поторопиться, - заботливо проговорил начальник штаба, притоптывая в валенках на крыльце. Как видно, он давно уже поджидал здесь разведчиков, вслушиваясь в грохот недалекой канонады.
- Как ведут себя фашисты в последние дни? - спросил Огнивцев у подошедшего комиссара дивизии старшего батальонного комиссара Егорова.
- Похоже на то, что атаковать по всему фронту, как было раньше, силенок у фрицев уже не хватает. Но на отдельных участках все еще пытаются наступать. Только что отбили атаки на Малино и Фирсановку. Сейчас, судя по всему, у них будет небольшая перегруппировка, а с утра опять попрут. Вот в эту паузу вам лучше всего и перемахнуть линию фронта, используя темное время и метель. К тому же перед нами у фашистов сплошного фронта нет.
Как заметили Шевченко и Огнивцев, панфиловцы не сидели сложа руки в ожидании новых атак противника. Кипела усиленная подготовка к ночным активным действиям. По темным улицам деревни, изредка озаряемых всполохами артиллерийских залпов батарей, расположенных вблизи села, торопились, почти бежали, то повзводно, то маленькими группами пехотинцы, скрипя полозьями, мчались нагруженные ящиками с боеприпасами сани, с восточной окраины деревни доносился шум танковых моторов.
Шевченко и Огнивцев испытывали некоторую неловкость оттого, что отнимают такое горячее время у командования дивизии, у которого и без них дел по горло. Но они чувствовали, что штаб дивизии занимается ими не только потому, что сюда звонили сверху и дали команду оказать содействие отряду в переходе линии фронта. Выполняя указание штаба фронта, панфиловцы понимали, что эта группа, насчитывающая около ста человек, не обычное подразделение. И они с готовностью и искренней заботой делали все, чтобы отряд скрытно и без потерь проскочил линию боевого соприкосновения.
Шевченко и Огнивцев подошли к начальнику штаба дивизии. Командир вскинул руку к ушанке.
- Пора нам, товарищ полковник. Разрешите отправляться?
- Без провожатого не отпущу. Придаю вам на время перехода начальника разведки дивизии с наиболее опытными бойцами. В крайней избе по этой стороне улицы, за церковью он ждет вас. Как говорится, с богом… Счастливо вам!
…Передний край. Истерзанная, опаленная взрывами, пропахшая порохом и толовой гарью, продутая лютыми ветрами земля. Как ты знакома крещенным огнем бойцам! Земля вроде бы своя, родная, но вместе с тем чужая, готовая ежесекундно взорваться шквалом вражеского огня, вздыбиться под тобой взрывом мины. Многое может забыть солдат, даже лица друзей потускнеют с годами в памяти. Но огненная черта переднего края не изгладится из нее никогда.
Перед отрядом только маленький участок "передка", как называют передний край бывалые бойцы. И трудно постичь разумом, что он протянулся на тысячи километров от Белого до Черного моря, через леса и поля, горы и реки, через города и села, через судьбы миллионов людей…
Такие или примерно такие мысли возникали у командира Шевченко, комиссара Огнивцева и их "белых ангелов", скользящих на лыжах при подходе к переднему краю. Они понимали, что это состояние минутное, временное, как у человека, которому предстояло прыгнуть в ледяную воду. А прыгнешь, и чувство оторопи пройдет, как оно давно уже прошло у тех, кто здесь, на подмосковных рубежах, стоял под неистовым натиском бронированного врага.
Да, панфиловцам было трудно. Неимоверно трудно. Об этом кричал черный, как сажа, снег, искромсанные в щепки деревья, вывороченные глыбы мерзлой земли, развалины строений. Но панфиловцы держались, стояли.
Протиснувшись в какую-то щель, лишь отдаленно похожую на землянку в первой траншее, Шевченко и Огнивцев увидели бойцов за жаркой, шумной беседой. Заводил всех совсем еще молодой паренек, одетый в фуфайку, теплые ватные брюки, в серых катанках, ушанке, лихо сдвинутой на правое ухо.
- …И вот смотрю я - прут, сволочи. Наперегонки прут, будто у нас на высотке шнапс, харчи и теплые полушубки им раздают. Мой второй номер еще необстрелянный боец за полу меня дергает, голос у него дрожит. "Чего это они так торопятся? Неужто смерти не боятся?.." Дура, - говорю ему, - разве не слышал, доктор Геббельс конкурс объявил: "Кто из солдат и офицеров первым увидит Москву, а тем паче в нее ворвется…" "Погодь, - говорит мой второй, - я и сам-то в Москве не бывал ни разу". Вот и не пускай их туда, и побываешь. Так вот, "кто из немцев первым войдет в Москву, тому будет предоставлен отпуск в Германию к фрау и большое денежное вознаграждение…" Ну, а так как Гитлер держит их в окопах уже не один год, то за эту перспективу и в пекло сиганешь. Да ты, говорю, не робей. Чем быстрее они к нам бежать станут, тем скорее мы их прищучим. "Ну, ежели так, - говорит мой второй, - тогда порядок…" Подпустил я их поближе, да как врезал. Из полусотни кандидатов на геббельсовский отпуск только двое на высотку взбежали. Глянули этак с интересом вдаль - на Москву, да и от радости мордой об землю. Это им мой второй номер помог.
Воспрянул мой второй после того боя и черт ему не брат. Он и меня перестал бояться, не то что немца…
Начальнику разведки дивизии и командиру отряда не хотелось прерывать отдых бойцов, но что поделаешь.
- А ну, друзья-балагуры, погуляйте на свежем воздухе минут десять, - сказал начальник разведки не приказным, но достаточно твердым тоном. - Мне гостей надо принять в вашем "отеле"… Ферштеин? - как говорят наши соседи спереди.
- Об чем речь, - радушно, по-хозяйски отозвался рассказчик. - Все мы "кронштейн". Милости просим, располагайтесь, как дома.
- Только вы там снаружи не очень-то резвитесь, - бросил вслед уходящим бойцам начальник разведки. - Весь передок взбаламутите, а нам тишина нужна…
- Не, мы тихо, - сказал, выходя, заводила и что-то добавил вполголоса.
Снова сорвался смех, но уже потише, сдержаннее.
- Ну, народ, - с восхищением произнес начальник разведки, разворачивая карту на земляной лежанке, застеленной плащ-палатками. - По три-пять атак каждый день отбивают, в контратаки по два-три раза на дню ходят, а чуть затишек - как дети… Смотрите сюда…
Подсвечивая фонариком, начальник разведки показал на карте участок, где сосредоточился сейчас отряд, и место перехода переднего края.
- Здесь сплошной линии обороны у противника нет. Не закрепляются, надеются на скорое продвижение вперед. Останавливаются на ночь - обогреться, поесть, пополнить боеприпасы в населенных пунктах. По данным разведки, сегодня они сосредоточены в Бакаеве, Хованском, Кремееве.
- Это хорошо! - удовлетворенно сказал капитан Шевченко. - Обстановка для перехода линии фронта подходящая. Есть надежда, что удастся без шума выйти в тыл противника.
- Пройдете спокойно через лес между деревнями Беляево и Хованское, а дальше… Это уж как вам приказано.
- Ну и добре, - сказал Шевченко.
- Проводника вам не нужно?
- Нет. Спасибо вам за все.
- Ну, удачи вам!
На переднем крае застыла тягостная напряженная тишина, которая хуже самого сильного огня, ибо таила в себе что-то неожиданное, зловещее. Даже ракеты не взлетали в небо. Начавшаяся еще с вечера метель превратилась в сильную пургу. В морозной мгле почти незаметные на снежном поле мелькнули белые цепочки лыжников и растворились в темноте. Обходя немецкие гарнизоны, расположенные в населенных пунктах Подмосковья, отряд уходил на запад.