- Машины автобата делают по четыре рейса в сутки. Но все равно не хватает.
- Возьмем в бригадах.- Гурьянов взглянул на Заславского.- Передайте мое приказание всем командирам бригад: выделить артснабжению корпуса по десять транспортных машин!
Начальник штаба записал несколько слов в свою полевую книжку.
- Все свободны!
Ровно в семь ноль-ноль в кабинете Гурьянова собрались командиры частей и офицеры штаба.
- Прошу,- кивнул Гурьянов начальнику разведки.- Но покороче.
- К утру первого января,- начал Богданов, поднявшись за столом,- то есть к утру сегодняшнего дня, линия фронта на западном берегу Дуная стабилизировалась следующим образом. Передний край наших войск проходит по линии Эстергом - Бичке - Секешфехервар - озеро Балатон. Противник активных действий не предпринимает. Однако, по данным нашей разведки, он усиленно готовится к тому, чтобы деблокировать окруженную в Будапеште группировку. Имеются сведения, что в район Комарно переброшен из Польши танковый корпус и ряд других частей. Из них пока точно установлены две - танковые дивизии "Викинг" и "Тотенкопф". Кроме того, с висленского участка фронта туда же, в район Комарно, перебрасываются две пехотные дивизии и одна кавалерийская бригада. Наша воздушная разведка зафиксировала движение немецких войск на восток и юго-восток в общем направлении Эстергом-Бичке. Есть еще кое-какие данные, но они только подтверждают сказанное и самостоятельного значения не имеют. Следовательно, в ближайшие дни надо ожидать немецкое наступление на Будапешт.
Начальник разведки сел. Все ждали, что скажет Гурьянов. Тот говорил сидя, сцепив на столе пальцы рук.
- Нам приказано до особого распоряжения пока оставаться в резерве фронта и одновременно провести предварительную рекогносцировку местности с учетом предполагаемой обороны в полосе Бичке - Мань - Жамбек.- Он взглянул на часы.- Выезжаем через тридцать минут,
4
Под навесом возле никандровского "хозяйства" в солнечное морозное утро первого января вовсю кипела работа. Командир батальона по ходатайству Рябова разрешил старшине собрать для ремонта сельхозинвентаря группу желающих, человек двадцать. Но поработать захотело много больше.
Никандров выстроил всех неподалеку от кухни и, когда рассчитал строй, растерялся: пришло человек сорок.
- Э, товарищи! - протянул старшина, разглаживая усы. Кой-кому придется сегодня по военной специальности потрудиться. Слесаря, шаг вперед!
Самым первым, браво щелкнув каблуками, из строя вышел Бухалов. Никандров подозрительно посмотрел на него: по документам парикмахер, и вдруг...
- Какой разряд имел?
- Был первый, товарищ гвардии старшина! - не моргнув глазом, ответил Бухалов.
Никандров усмехнулся в свои огненные усы,
- Самый, значит, высший?
- Точно так, товарищ гвардии старшина!
- Ясно,- сказал Никандров.- Отставить!
- Товарищ гвардии старшина!..
- Отставить, говорю! Слесарь высшего разряда! Высший разряд - седьмой! Понял? Становись в строй.
Бухалов, красный и смущенный, часто хлопая белыми ресницами, криво усмехнулся:
- Опять не повезло!
- Сейчас повезет.- Никандров, глядя поверх строя, позвал повара: - Карпенко! Прими одного помощника! Картошку чистить.
Возившийся около кухни Карпенко весело откликнулся:
- Мне одного мало!
- Еще будут.- Старшина снова оглядел строй.- Может, тут инженер по картофельной части найдется? Нету?
- Один я, товарищ гвардии старшина,- ввернул топтавшийся перед строем Бухалов.- Разрешите отбыть по назначению?
- Отбывай! Плотники есть?
Никандров назначил Авдошина старшим и, так как вполне доверял ему, спокойно уехал в бригадные тылы получать из ружейной мастерской сданные в ремонт автоматы и противотанковые ружья.
Спустя полчаса, когда все были увлечены работой, со стороны кухни послышался шум голосов.
- Да как же ты картоплю чистишь, чтоб у тебя руки и ноги отвалились! - кричал на Бухалова Карпенко.- Ты ж половину в отход бросаешь!..
- А ты не ори, не ори! - успокаивал его Бухалов, оглядываясь по сторонам.- Ты мне не начальник, а я тебе не картофельный инженер!
- Нет, начальник! - Карпенко грозно стоял перед сидевшим на перевернутом ведре Бухаловым.- Раз получил наряд на кухню, значит - я тебе начальник!
- Скажите, генерал!
- Ось бачь, бачь! - повар наклонился, поднял со снега горсть картофельных очисток.- Бачь, скильки ты добра загубив! - Он тыкал очистками в лицо оторопевшему Бухалову.- Бачь! А сам небось просишь - погуще насыпь?
- Да отвяжись ты! - загораживаясь руками и отстраняясь, бормотал тот.- Вон ее, картопли твоей, на складе до черта!
Но повар продолжал бушевать!
- Геть отсюда!
- Ну и уйду!
- Далеко не пийдешь! Котел начинай драить! Чув? И шоб як положено!..
- Понятно,- голос Бухалова звучал уже виновато.- Почистим... Чтоб она, кухня твоя, провалилась!..
Возле работающих появился инвалид-толмач с двумя парнями лет по пятнадцати. Потом подошло еще несколько человек. Сначала они стояли, молча наблюдая за солдатами, потом и сами взялись за работу.
Авдошин, разгоряченный бившим ему прямо в лицо солнцем, сбросил ватник, хлопнул старика-мадьяра по плечу:
- Люблю, гвардия, с техникой повозиться!
- Очень хорош, очень хорош! - закивал тот.
- Что ж, батя,- помкомвзвода полез в карман за кисетом,- колхоз надо организовывать. Выгодное дело!
- Кол-хоз?
- Чего так невесело реагируешь? У нас тоже многие сначала хмурились. А потом - улыбались. Да еще как! - Авдошин с шиком повернулся на стоптанных каблуках.- Пер-реку-р!
Сразу затих грохот молотков, визг напильников. Солдаты потянулись в карманы за махоркой, за сигаретами. Авдошин протянул свой кисет толмачу.
- Закуривай, батя! Добрая махра!
Они присели на лежавшее поблизости кривое бревно. Старик затянулся, закашлялся:
- О! Русский табак хорош! Русский зольдат хорош!..
С пачкой газет в руках возле сарая появился Улыбочка, состоявший теперь вместо раненого Вострикова при штабе батальона писарем, связным и одновременно почтальоном.
Авдошин взял у него газету, опять присел на бревно.
- Сводку читайте, товарищ гвардии сержант,
- Что там в Будапеште?
- О Будапешт! Будапешт! - разом заговорили толпившиеся поблизости мадьяры.
- Правильно,- сказал Авдошин,- начнем со сводки, с нашего участка фронта. Т-так... "В районе Будапешта наши войска вели бои по уничтожению окруженной группировки противника, в ходе которых заняли более трехсот кварталов в восточной части города. Одновременно наши войска закончили ликвидацию окруженных частей противника в горнолесистом районе северо-западнее Будапешта, заняв при этом населенные пункты Демеш, Пилиш-Морот, Башахарц..."
Старик-толмач стал что-то быстро-быстро говорить крестьянам по-венгерски. Наверное, переводил сводку.
- "...По предварительным данным,- продолжал читать Авдошин,- за время боев по ликвидации окруженных частей противника в районе северо-западнее Будапешта наши войска взяли в плен пять тысяч триста девяносто немецких и венгерских солдат и офицеров..." ...Т-так... Танков взято сорок два, самолетов - тридцать шесть, паровозов - четырнадцать, железнодорожных эшелонов - пять, автомашин... Ого! Автомашин аж семьсот двадцать восемь!..
- Мне бы сейчас одну, я бы вас всех с ветерком прокатил! А что? У меня третий класс... Права, правда, потерял...
Это сказал незаметно подошедший Бухалов. Он стоял позади Авдошина, дымя самокруткой и улыбаясь во все лицо.
- Ты почему здесь? - обернувшись, строго посмотрел на него помкомвзвода.- Тебя старшина куда направил?
- У меня тоже перекур, товарищ гвардии сержант,- вытянулся Бухалов.- И газету мне послушать очень интересно. Там, говорят, награждение есть.
- Где? - Авдошин перевернул газетный лист.- Ага! Вот приказ-то... Ух ты! Почти на целую страницу.
- Вас-то нету?
- Вроде нет,- прочитав начало списка, ответил помкомвзвода.
- Ну, в другой раз будет,- уверенно сказал Бухалов.- Видите, написано: продолжение следует. Понаграждали столько, что в одну газету не уместились.
- А чего удивляться-то? Гвардия воюет правильно!
5
Виктор Мазников с большим трудом уговорил Стрижанского выписать его на два дня раньше назначенного лечащим врачом срока. Он делал все, чтобы убедить командира медсанбата, что рука у него уже совершенно здоровая и он не нуждается больше ни в каком лечении. Виктор крутил и выворачивал руку, поднял табуретку, почти на шестьдесят килограммов выжал динамометр..
Стрижанский с любопытством поглядывал на него, потом сказал:
- Убедительно, конечно. Но денек-другой... Какое это имеет значение для полка? А для вашего здоровья...
- Тогда я удеру, товарищ гвардии подполковник!
- А как же, позвольте спросить, вы удерете? Прямо в халате и в тапочках?
- Прямо в халате и в тапочках.
- По морозцу?
- А что делать? В полку оденут.
- Что у вас за палата! Сосед ваш, сержант с оторванными пальцами, командующему фронтом на меня жаловаться хочет, придется в часть выписывать. Вы раньше срока хотите. Ладно, идите оформляйтесь. Скажите, что я разрешил вас выписать. Учитывая обстановку.- Стрижанский улыбнулся.- А совсем не из-за вашей угрозы совершить побег.
- Спасибо, товарищ подполковник!
- Не за что, мой юный друг! - Командир медсанбата наклонился к самому уху Мазникова и очень серьезно сказал: - Двадцать шесть лет назад я сам сбежал из гарнизонного госпиталя. И не в полк, а на свидание. Это был более тяжкий проступок. Вы только никому об этом не рассказывайте.
Через полчаса Виктор уже получал у старшины свое имущество: шинель, шапку, сапоги, планшетку, пистолет. Все было закончено очень быстро, и когда он расписывался в какой-то ведомости, в комнату, отведенную под каптерку, зашла Ниночка, положила на стол перед старшиной листок бумаги.
- Подготовьте все по этому списку. Через час я пришлю санитаров. Вас выписали? - спросила она, когда Мазников следом за ней вышел из каптерки.
- С большим трудом. Хотели оставить еще на два дня. А полк вечером уходит...
- Странно, - медленно проговорила Ниночка. - Странно. У нас тихо, чисто, не стреляют, а все спешат туда. Раз так, счастливо!
Он пожал ее теплую маленькую руку и проводил взглядом до двери перевязочной. Потом пошел к себе в палату одеваться.
Около штаба полка первым Виктора увидел Казачков. Сбежав со ступенек, он, как на сцене, раскрыл для объятия руки.
- Ура! Блудный сын возвращается домой! Здоров, комбриг!
- Привет!
Казачков взял у Виктора вещмешок.
- Позволь за тобой поухаживать. Небось, от медсанбатовского внимания отвыкать трудно, а? - Он взглянул Мазникову в глаза. - Как, неохота было уходить?
- Наоборот! С радостью вырвался. Надоело!
- Значит, дело, комбриг, худо. Характерами не сошлись? С Ниночкой-то.
- Костя! Будь другом, не мели чепухи!
- Точка. Все. Вот сюда, - сказал Казачков, сворачивая в переулок. - Твоя рота здесь. Заходи, отдыхай. Начальству потом доложишь, его сейчас все равно нет.
- Роту пополнили?
- Подбросили людей из танкового резерва. Экипаж, по-моему, неплохой.
Дверь домика, к которому они подходили, распахнулась, и, загородив ее почти сверху донизу, на пороге появился старшина Свиридов. Механик-водитель улыбался во все лицо.
- Здравствуйте, товарищ гвардии капитан!
- Привет, старшина!
- С выздоровлением и благополучным возвращением!
- Спасибо!
Казачков подал Виктору вещмешок.
- Заходи ко мне, комбриг! Я тут с машиной рядом. А вот и твой экипаж в полном составе, - кивнул он на дверь.
Из-за широкой спины "бога вождения" показалось чье-то смуглое лицо с быстрыми черными глазами. Следом выглянул еще один танкист, рыжеватый, веснушчатый паренек в новеньком танковом шлеме.
- Что ж ты, Свиридов, дорогу своим товарищам загородил?
Старшина оглянулся:
- А! Гвардейское пополнение! Это наше пополнение, товарищ гвардии капитан. Радист-пулеметчик Каневский и командир орудия Арзуманян.
- Полный боекомплект?
- Точно.
- Ну, хорошо, сейчас будем знакомиться...
6
Весь день и всю ночь первого января к переднему краю немецкой обороны шли из района Комарно танковые, пехотные, артиллерийские и кавалерийские части. Опять падал снег, мела поземка, посвистывал ветер...
В ту же ночь противник предпринял несколько попыток прощупать позиции советских войск на флангах армии - около местечка Эшкю (севернее Балатона) и на участке Дунаальмаш - Товарош. Но эти попытки не дали ожидаемого результата и никого не ввели в заблуждение. Советское командование расценило их как сковывающие, отвлекающие удары перед чем-то значительно большим и серьезным.
Вечером второго января в окопах и траншеях, в местах сосредоточения танков и на огневых позициях артиллерии немецкие офицеры зачитывали солдатам приказ Гитлера:
"В Будапеште окружены четыре немецкие дивизии. Вас будут поддерживать мощная артиллерия и авиация. Нужно сделать все, чтобы освободить товарищей. Я сам буду руководить операцией... "
В два часа тридцать минут противник бросил в бой свои главные силы - 4-й танковый корпус СС. На советские войска, стоявшие западнее Эстергома и Бичке, обрушился ураган огня. Стреляли сорок артиллерийских и двенадцать минометных батарей. Потом пошли танки - почти триста пятьдесят "тигров" и "пантер". Они смяли боевые охранения и прорвались к первой линии траншей. Но, встреченные здесь сильным огнем противотанковых и полевых орудий, резко сбавили скорость движения.
На рассвете зашевелился противник в северо-западной части Буды. Три дивизии - танковая, моторизованная и кавалерийская - попытались прорваться навстречу своим войскам, шедшим из района Комарно, но, понеся большие потери, были вынуждены от этой попытки отказаться.
И западнее Бичке, и на окраине Буды бои шли весь день. Снегопад прекратился, очистилось от тяжелых туч небо. Над позициями советских войск беспрерывно висели "юнкерсы", "хейнкели" и "мессершмитты" 4-го германского воздушного флота. Опять волна за волной бросались вперед "тигры" "Тотенкопфа" и "Викинга", Но добиться существенного успеха они так и не смогли.
Наступило третье января. С рассветом по исполосованной гусеницами, изрытой воронками равнине на оборонительные позиции советских войск снова двинулись триста танков и штурмовых орудий. Черный дым повис над передним краем. Земля содрогалась от грохота и огня. Натиск врага был настолько ожесточенным, что наши части получили приказ ночью отойти на новые, более выгодные в данной обстановке рубежи обороны вдоль линии Эстергом - Бичке - Секешфехервар. Они отошли, организованно и спокойно, и встали здесь непреодолимым противотанковым барьером на всех путях, ведущих с запада к окруженным в Будапеште дивизиям противника.
Но командующий 6-й немецкой армией генерал Бальк уже доложил Гитлеру о первом успехе своих войск. У немцев, запертых в Будапеште, поднялось настроение. Однако ни четвертого, ни пятого января танковый клин "Тотенкопфа" и "Викинга" не продвинулся дальше ни на метр.
В четыре тридцать утра пятого января мехбригада гвардии полковника Мазникова прибыла на место - в Бичке. Батальоны выгрузились и пошли сменять в обороне понесшую большие потери стрелковую часть.
Командир бригады, задержавшийся в штабе корпуса, приехал сюда только на рассвете. В сопровождении Кравчука и двух офицеров из оперативного отдела поднялся на свой наблюдательный пункт в башне старинного костела, подошел к барьеру, огляделся.
Летел редкий косой снег. Площадку башни насквозь продувал морозный ветер, и когда Мазников посмотрел вниз, ему показалось, что костел шатается.
- Очень удобный НП и очень неудобный,- сказал Кравчук.- Верная мишень.
- Прямое попадание маловероятно,- сухо отозвался Мазников.
- Но возможно.
- Возможно, конечно.
Командир бригады расстегнул планшетку, достал карту - надо было сверить ее с местностью. Плотный лист бумаги в его руках затрепетал па ветру.
Отсюда, сверху, хорошо просматривался весь Бичке, его окраины, застроенные одноэтажными домиками, крыши которых были засыпаны снегом, прямая темная стрела шоссе, уходящего на запад к кирпичному заводу и дальше на Обарок и Тату. У выхода из города эта дорога раздваивалась, и левая ее ветвь резко поворачивала на юго-запад, к городу Мор.
Внутри развилки по глубокой выемке, тоже разветвляясь, в направлении на Тату и Секешфехервар шла железная дорога. Там был участок обороны батальона Талащенко.
Командир бригады поднял бинокль и почти сразу же, не оборачиваясь, сказал Кравчуку:
- Прикажите артдиву лучше замаскировать позиции второй батареи. Стоят как в артпарке!..
Он оглядел горизонт слева направо. Между Обароком и деревней Мань, оседлав еле видимую, обсаженную деревьями проселочную дорогу на Чабди, занял оборону второй батальон. А в придорожных посадках притаились роты танкового полка Гоциридзе.
"Где же машина Виктора? Видимо, его рота вон там, неподалеку от водяной мельницы".
- Николай Артемыч!
- Слушаю, - отозвался Кравчук.
- Организуйте круглосуточное наблюдение за противником. Самоходчикам и танкистам все время быть в готовности. Всем батареям ПТО в случае атаки танков выходить на прямую наводку!
Сухова разбудил ленивый, тягучий голос. За перегородкой в соседней комнате, где разместились писарь и кладовщики бригадных тылов, кто-то нехотя и фальшивя пел:
На позицию девушка Провожала бойца.
Темной ночкой простилися На ступеньках крыльца...
Поеживаясь, Сухов вышел в коридор. В разбитое окно тянуло холодом, с улицы доносились голоса, топот ног.
- Хлопцы, санрота тут стоит? - спросил кто-то у входа.
- Кажись, тут.
- А Сухов, капитан?
- В том конце ищи.
Услышав свою фамилию, командир санроты бросил и затоптал окурок.
- Кто Сухова спрашивает?
- Я! Из штаба бригады. Пакет вам. - Солдат-связной вынул из-за борта шинели конверт. - Вот... А на конвертике распишитесь. И время, значит, поставьте.
- Знаю, - хмуро сказал Сухов.
На тоненькой папиросной бумаге темнели фиолетовые, отпечатанные на машинке строчки. Сухов взглянул на подпись - начсанбриг. Короткий приказ: к девяти ноль-ноль за счет роты развернуть передовой медицинский пункт в районе первого батальона, за его стыком с соседом. Остро, с болью подумалось: "Катя попросится - это же у Талащенко".
Он вернулся к себе, разбудил Кулешова.
- Поднимайте девчат! А лейтенанта Марченко пришлите ко мне. Рузаеву скажите, чтоб готовил машину. И старшину тоже пришлите ко мне!