Крестов прокрутил в мозгу разговор с Брином, попробовал нащупать в нём сомнительные узлы, которые надо было дополнительно обмозговать, и не нащупал - всё вроде бы правильно, сомнений ни в чём нет. Вспомнились различные рассуждения, словеса насчёт еды, чая, долгоиграющей колбасы и главной саамской еды - копчёного оленьего мяса. И всё - у каких-то канцельсонов и боцманов, имеющих сомнительную репутацию. И чая у них полно…
"Чай!" - печально усмехнулся Крестов - ему стало жаль самого себя и своих товарищей: ведь как он жался, экономил на каждой крупинке, когда делал чай "фифти-фифти", а тут хочешь пачку чая - пожалуйста, хочешь ящик - пожалуйста и ящик! Он успокоил себя, обмял пальцами задрожавшее лицо: нет, всё-таки "фифти-фифти" у него получился неплохой, перед Санькой Брином ему не стыдно.
Мясо, консервы, колбаса, чай… Крестов ударил кулаком по столу. А тут старики пухнут с голода, ходят с синюшными, как у утопленников лицами, дети растут тонкорукими, кривоногими, похожими на глистов - всё от голода. Мяса нет, молока нет, хлеба нет, ничего нет. Голод бредёт по городам и деревням. Темно, муторно на душе, горько, руки трясутся, будто у паралитика, кишка кишке дулю показывает, живот слипся с хребтиной, со спиной - Крестов и сам еле ноги таскает. Хотя если тряхнуть питерские ресторации - еды на полгода хватит. И где они только берут продукты?
"В общем, так, - решил Крестов, - начальству надо предлагать следующий цирковой номер: упражнения с "серебряной дудкой" начать и продолжить, и для этого всё-таки придётся использовать Саню Брина, хотя и не хотелось впутывать его в чекистские дела, на границе же, в дырке, неплохо бы устроить засаду вроде бы случайно, и посмотреть, кто в неё попадёт. Пусть плывёт рыбка, а мы поглядим, какой она породы".
Встреча с Брином растревожила Крестова. Возврат в прошлое всегда тревожит, всегда на поверхность всплывает то, что уже забыл, списал в архив, и бьёт нещадно, больно, вызывая горькие видения, заставляя вспоминать тех, кого уже нет в живых, одних возводя в ранг святых, других в ранг совершенно иной - встреча сжала Крестову сердце цепкой рукой, причинила боль.
Ему хотелось поехать домой, привести расхристанные рваные мысли в порядок, успокоить себя самого, нырнуть в какое-нибудь укромное местечко - внутри, в нас самих, всегда найдётся укромное местечко, где можно спрятаться, привести в норму сердце и лёгкие, но вместо этого Крестов сдёрнул на себе матросскую форму и пошёл к Алексееву.
Алексеев работал, как машина, - мигом прикидывал все "за" и "против" и выдавал решение. Ошибался он редко.
- Что ж, Виктор Ильич, в принципе всё правильно, - сказал он, - на границе в окне надо поставить засаду и посмотреть улов, с боцманом этим надо начать игру - нужно проследить, куда приведёт ниточка. Уж не помню, кто и сказал - не Наполеон ли? - главное ввязаться в бой, а потом посмотреть, во что это выльется. Хотя на Наполеона это непохоже, Наполеон был умнее… Действуйте, Виктор Ильич!
- Не рано нам перекрывать окно? - на всякий случай спросил Крестов.
- Нет. Всё равно мы скоро будем брать всю организацию.
На следующий день Крестов отправился к Брину - тот оставил адрес, где остановится. Саня Брин совсем не удивился, когда на пороге сторожки возник худой дёргающийся Крестов. Встал ему навстречу.
- Недолгая была разлука!
- Вот видишь, какой цирковой номер, - Крестов развёл руки в стороны, - без твоей помощи, Санек, никак не обойтись. Придётся тебе идти к "серебряной дудке".
- Ладно, - коротко произнёс Брин, огляделся. - Чем же мне тебя угостить?
- Да ничем, Саня… Ты меня недавно угостил воблой, этого вполне достаточно. С лихвой. Вобла хоть и популярный продукт в Петрограде, но страшно дефицитный.
Старый сторож оглядел Крестова с головы до ног, изучил его форменку, бескозырку, худое усталое лицо и произнёс, вроде бы ни к кому не обращаясь:
- Похоже, из наших… Да?
- Их наших, из наших, - подтвердил Брин. - В войну с германцами моря вместе пахали, целых два - Балтийское и Чёрное. Немцев там давили.
- Что-то я не вижу, чтобы вы их там додавили, - сварливо заметил сторож, - живут они и здравствуют… И в ус не дуют.
- Мы действовали согласно приказу, папаша, - сказал Брин, забавно подёргал одной щекой, будто контуженный, - что нам командиры внушали, то мы и исполняли.
- Лучше бы командиры кровь свою собственную проливали, толку было бы больше, - продолжал ворчать сторож, - войну, глядишь, не продули бы.
- А мы её и так, папаша, не продули… История обязательно внесёт в это дело свою поправку, помяни моё слово.
- Поживём - увидим, - проговорил сторож тускло, в следующее мгновение вообще скис: - Впрочем, до того времени я вряд ли доживу.
- Доживёшь, доживёшь, отец, - бодрым тоном воскликнул Брин, - у тебя на роду написано: до ста лет дотянешь.
- Это чего-сь, на лбу в виде морщин выложено? Прочитал, что ли?
- Прочитал. Но только не в виде морщин, а… - Брин замялся было, но заминка его длилась недолго, - у тебя на лицо печать нанесена, она хорошо просматривается.
Сторож нахмурился, проговорил недовольно:
- Что за печать?
- Печать долголетия.
- Це-це-це-це, - поцецекал сторож, сердито свёл брови к переносице, потом лицо его разгладилось, он махнул рукой прощающе: - Ладно, пусть будет так.
- Была бы самогонка, выпили б за твоё здоровье, дедунь, - Брин весело хлопнул ладонью о дверь.
- Самогонки нет! - вновь обретая суровость, произнёс сторож.
- И не надо! - воскликнул Брин звонко, будто юный будённовец.
Наверху, за каменной стенкой канала, раздался выстрел. Крестов стремительно выскочил из сторожки, на бегу расстегнул кобуру маузера. Раздался ещё один выстрел, следом за ним кто-то дунул в свисток, в обычный полицейский свисток, из тех, которые взяли на вооружение охранники новой власти - милиционеры.
Через несколько минут Крестов вернулся, тяжело дыша, уселся на лавку.
- Милиция на юных гопстопников проводит облаву, - пояснил он, с трудом перевёл дыхание, в горле у него что-то клокотало хрипло.
- По пацанам-то чего стрелять? - сердито заметил сторож. Он всё время пребывал в ворчливом настроении - видать, за долгие годы в душе накопилось много тяжести, боли, жалости к самому себе, недоверия к людям. Да и вообще усталость проглядывала во всех его движениях. - У мальцов мозги куриные, часто не ведают, что творят. Но пулями по ним - это слишком…
- Вот именно - мозги куриные, - согласился со сторожем Крестов, - хорошо сказано. Только не милиционеры по ним стреляли, а они по милиционерам.
Сторож досадливо крякнул.
- А вот это - нелады. Никто бы не подумал…
- Думать - штука невредная, папаша.
Сторож вновь поднёс ко рту чёрный печёный кулак, опять крякнул, только костяшка кадыка гулко взлетела на жилистой шее вверх и тут же опустилась. Накладочка вышла.
- Ну, - Крестов положил руку на плечо Брина, - мы с тобою обо всём договорились, Саня?
- Так точно!
- А мне надо ехать за границу.
- Что-то случилось?
- Да. Какие-то очень уж деловые люди пытались подкупить пограничников. Как бы нам, Саня, кроме того, что уже известно, не открыть бы чего-нибудь новенькое…
- Тьфу-тьфу-тьфу, - поплевал Брин через плечо. - Лучше не надо.
- Я пошёл, - Крестов заскрипел по-стариковски суставами и поднялся со скамейки, - мне предстоит дорога длинная. Часа на четыре, а то и больше.
До заставы, где неизвестные пытались подкупить одного из пограничников, оказалось четыре с половиной часа езды. На автомобиле, конечно, можно было добраться быстрее, но из-за частых дождей образовалось много серых топких мест, в которых машина могла безнадёжно увязнуть, так что на заставу, которой командовал Костюрин, пришлось ехать на обычной подводе, запряжённой понурой, не самой проворной на белом свете лошадёнкой.
На заставе Костюрина уже находился начальник погранотряда - молодцеватый, совсем не старый, с голубовато-седой головой. В волосах этого человека не было ни одного тёмного волоса.
Глядя, как под колёса телеги уползает просёлочная дорога с высокой густой травой, вставшей по обочинам, Крестов прокручивал в мозгу то, что знал про "Петроградскую боевую организацию", про специально прорубленное в границе окно, о котором его информировал Алексеев, а потом подробно рассказывал начальник погранцовской разведки, про тех людей, которых чекистам нельзя было жалеть… Имя у них было одно - контрреволюционеры. Или ещё, если по-газетному, по-лекторски - враги советской власти.
Одна штука была загадочной - через окно в Россию прошёл небезызвестный Герман, его благополучно взяли под наблюдение, думали, что он развернёт здесь свою бурную деятельность, но бывший штабс-капитан, известный своим крутым нравом, пробыл в городе недолго, вновь нырнул через готовно открытое окно в Финляндию. Что бы это значило? Уж не спугнул ли кто его? Удрал Герман и больше не вернётся? Такое может быть? Очень даже может… Или причина в другом - отправился сколачивать обширное войско для незаконных боевых действий в Советской России. Это тоже похоже на Германа. Герман готов выжечь калёным железом весь Петроград вместе с людьми и зданиями, лишь бы здесь не было новой власти…
Тяжёлые были эти думы, у Крестова даже щека задёргалась нервно, часто. Нервы износились вконец, ещё немного и он вообще перестанет воспринимать жизнь во всех её красках, ограничит спектр восприятия двумя-тремя цветами, не самыми радостными… В бегстве Германа могло быть ещё одно - он ушёл назад за людьми и деньгами. Для существования такой организации, как таганцевская, нужны не только люди и оружие - нужны хорошие деньги. Желательно - золотые царские червонцы…
Вот за ними Герман и ушёл.
Глава восемнадцатая
Фамилия пограничника, которому предложили взятку, была самая что ни есть многомиллионная русская - Иванов. Это был ловкий складный парень из-под Твери, перед призывом в армию он работал на железной дороге, мечтал выучиться на машиниста, чтобы гонять составы из Москвы в Питер и обратно - вначале товарные, потом, когда будет повышен класс, пассажирские, но помешала армия: пришлось взять в руки винтовку. Остапчук, который вместе с Крестовым приехал на костюринский участок границы, проверил его биографию - парень чистый, хорошо стреляет из винтовки, владеет грамотой. Пригласили Иванова к командиру. Пока командир разговаривал, наблюдали за ним со стороны, проверяли себя, проверяли тех, кто дал ему характеристику: подтянутый, гимнастёрка подогнана - значит, старательный, к службе относится серьёзно, руки сильные - видно, что рабочий, голову с одного раза скрутить не только курице может, не горбится, плечи широкие, разворот прямой - муштровочка есть, мышцам не даёт усохнуть, лицо открытое, взгляд прямой - врать не умеет.
Конечно, будь Остапчук с Крестовым профессионалами, они действовали бы по-другому, с иными бы мерками подходили и к этому парню, и к своему делу, но они ещё только учились, вслепую нащупывали то, что профессионалы давным-давно уже одолели. Но и такой метод познания - тоже метод.
- Вот товарищи из Петроградского чека, познакомься, - повернулся в сторону гостей командир отряда, - по твоему делу специально приехали, решать, как быть, законопачивать прореху или, напротив, расширять.
Крестов от этих слов поморщился - показалось, что командир говорит слишком много и не то, но, видать, у командира отряда была своя тактика. Он считал, что с Ивановым нужно говорить именно так. Иванов развернулся, пристукнул каблучками сапог - довольно лихо. Крестов протянул ему руку.
- Да вы сядьте, сядьте, товарищ Иванов, - как можно мягче проговорил он.
- Сколько их было? - спросил Остапчук, поправил чёлку на лбу.
- Трое.
- А почему вы не стреляли в них? - голос Остапчука сделался строгим, - это же граница!
- Не имел права, - уверенно заявил Иванов, - это нарушение. Финны потом визг подняли бы такой…
- Почему?
- Вы же сами сказали - граница! - немного помявшись, ответил парень. - Как же я могу стрелять в ту сторону границы?
- А вступать в переговоры с врагами революции можно? Даже если они находятся по ту сторону границы? Ладно, ладно, в принципе вы всё сделали верно, - голос Остапчука снова помягчел. - Если не здесь, так в другом месте они бы снова возникли. Лучше уж знать, где они возникнут, чем ждать вслепую. А почему они выбрали именно вас? Почему никого другого?
- Этого я не знаю. Думаю, что случайно.
- Вряд ли, вряд ли, - задумался Остапчук, - может, у них есть какая-нибудь информация о вас, а?
- Отца у меня нет, двух братьев убило в германскую, мать живёт в Торжке; сестра ещё есть, она в Москве. Замужем за слесарем с кожевенного завода. Вот все мои налицо, можете проверить.
- Значит, считаете, что вышли они на вас случайно?
- Случайно. Могли бы выйти на другого, но в наряде стоял я, - Иванов почувствовал недоверие в вопросах Остапчука, забеспокоился.
Сквозь оконца штабного помещения проникал слабенький вечерний свет, солнце выползло из-под тяжёлой ватной наволочи, повисло над горизонтом, сквозь редину сосновых стволов протиснулся одинокий прощальный луч, косо ударил в стёкла, но внутрь не проник, ушёл дальше - от луча остался лишь печальный отсвет.
- Ну, насчёт того, что можно вступать в общение с врагами революции или нельзя, с Ивановым уже речь была. Красноармеец Иванов строго предупреждён, а насчёт того, что может получиться из этих дипломатических переговоров, разговор тоже был, товарищ Остапчук, - сказал командир отряда.
- Интересно, поверили они тебе, красноармеец Иванов, или нет, - Остапчук подошёл к оконцу. Во дворе происходила выводка лошадей, старых, с крупными разбитыми копытами и увеличенными от тяжёлой работы коленями. Других лошадей у пограничников не было. - А что, если не поверили?
- Не знаю, - замкнуто проговорил Иванов.
- А наводки у них на этой стороне не могло быть?
- Если в отряде, то исключено! - сказал командир отряда. - За своих я ручаюсь. Но если где-то на стороне, то может быть. - Он поднялся из-за стола и тоже подошёл к оконцу.
Крестов сделал знак Остапчуку: хватит!
Небо уже затянулось ватной портьерой, плотно, без помех, в которые могли бы глядеться звёзды, без чистого пространства, природа поскучнела, сделалась мрачной, глухой к любому зову, к любому стону - не достучишься, не докричишься. Лицо командира потяжелело. Вновь предстояла трудная ночь, в которой всё могло случиться. Ну хоть бы одна свободная щель - нет, всё беспросветно.
Угрюма и мрачна северная природа, от земли, от камней, от толстых стволов деревьев в любой, даже в самый жаркий день тянет сыростью, холодом, плесенью. Плесенный дух исходит от одежды, от стола с табуретками, что стоят в штабе, от лошадей, от стен, этот стойкий щекотный запах исходит даже от воздуха.
- Пока не стемнело окончательно, надо бы съездить на место, - сказал командир отряда Крестову.
Вышли на крыльцо. Остапчук неожиданно ловко взлетел в седло, будто всю жизнь занимался этим, командир отряда одобрительно глянул на него.
- Лихо! А я думал, что вы из бывших чиновников. Или из рабочих, которые коней видели только на картинке.
- Так оно и есть, я из бывших рабочих, - сказал Остапчук, - только детство у меня было деревенское, среди лошадей.
Крестов забрался в седло тяжело, он был специалист по другой части. Выехали. По дороге, едва видной в сумраке, углубились в непривычно тихий недобрый лес - ни птичьих вскриков, ни шорохов, ни скрипа стволов - даже листва, и та, замёршая, не шумела - листья были будто деревянные. Крестов щурился, ловил глазами мохнатые тени. Ему казалось, что тени эти должны двигаться, но они, тупо огрузнув в тишине, были неподвижны, и Крестов, глядя на них, нервничал - чудилось, что в тёмных еловых лапах устроены особые скрадки, в которых могут находиться люди.
Командир отряда молча ехал впереди. Он знал дорогу и такой пустяк, как тени от еловых ветвей, его не волновал. Минут через двадцать он свернул в сторону, въехал в мокрый березняк и остановился на краю большой задымленной поляны - на неё с верхов пополз туман, скопился в траве, а может, туман вообще рождался здесь, на этой полянке, слоился, слипался пластами, а когда его набралось достаточно, начал ползти по лесу, забился в низины, обвис на траве и ветках.
- Это здесь, - сказал командир отряда.
Поляны не было видно, она только ощущалась - по дуновению холода, у которого не было на пути стволов, по пару, тянувшемуся от земли, - он шёл из дальнего угла поляны, тихо полз над травой, шевелился, холодил лицо, по чувству пространства, которое всегда возникает у человека, когда он выходит из леса на опушку. Даже если он будет стоять с закрытыми, с завязанными глазами, всё равно ощутит это пространство.
Здесь произошла встреча Иванова с неизвестными, здесь предполагалось поставить засаду.
- Откуда они пойдут?
- С того вон края, - командир ткнул рукой в ночь, - точно с противоположной стороны.
Крестов перегнулся в седле, стараясь снизу посмотреть наверх, но ничего не увидел - темнота была вязкой, плотной, неприятно маслянистой, как мазут. Хоть и был Остапчук приучен к холоду, а мышцы пробило чем-то стылым, резким, он передёрнул плечами.
- Хорошее место! - Крестов прикинул примерно, как могут развиваться события, и место ему понравилось ещё больше: группа, идущая из Финляндии, должна будет как раз по березнячку, который они только что одолели, выбраться к просёлку - протоптанной сквозь лес дороге, с просёлка можно уже уходить в любую сторону. Но этой полянки им никак не миновать - она стоит точно на пути. - Отличное место! Теперь посмотрим, где эти люди облюбовали себе дыру.
- Тоже поляна - чуть поменьше, мокрая, деревья редкие, наша сторона просматривается далеко.
- А финская?
- Там чуть посуше и видно хуже.
- Вы не задумывались, почему они вступили в переговоры? А не проще ли им было убрать нашего часового?
- Нет, не проще. Последствия непредсказуемые. Для этого им надо иметь хорошего наводчика, который знал бы каждый куст и каждый камень, а такого наводчика, товарищ Крестов, у них нет.
Граница была как граница, невидимая черта, помеченная редкими полосатыми столбами, многие из которых были выдраны, смяты - потом всё пришлось ставить вновь, - тихая, настороженная. Земля слилась с темнотой, небо стало землёй.
- Вот та самая полянка, - шёпотом произнёс командир отряда. - Высовываться из ельника не будем, лишнее движение здесь ни к чему. Если что почуют - в жизнь не появятся.
- Это верно, - также шёпотом, соблюдая тишину, проговорил Крестов. - Подстраховка нужна обязательно. Мало ли что! - произнёс он неопределённо.
- И это продумали!
- Поехали назад, - сказал Крестов.
Молча повернули лошадей.
Из канцелярии заставы Крестов доложил в Петроград, что дырка выбрана неизвестными по всем законам "замочных скважин" - просматривается только одним часовым, со стороны никто не может помешать. На случай, если враги вздумают сломать ключ, приготовлен запасной, а на выходе группы - удобная развязка. Встреча будет приготовлена достойно.
- Можно начинать операцию, - разрешил по телефону Алексеев.