- А как ты дознался? Он тебе открылся? А может, и ты был с ним вместе?
- Нет, тато, Аркадий не такой, чтобы открываться. Он мне ничего не говорил. Я сам однажды увидел, куда он ходит. И позавчера рано утром я за ним следом, следом… В лесу все и увидел…
- Ну если ты увидел, значит, и кто-то другой мог видеть. Тогда Аркадьевы дела - дрянь. Могут хлопца расстрелять. А если он часом не выдержит и откроется, схватят и тех, что в лесу, - окруженцев…
- Могут… - сказал Алесь.
- Нужно… предупредить - ты знаешь, где их землянки, ты это и сделаешь. Только смотри, чтоб ушки на макушке.
- Понимаю.
- Это одно, а другое… - Отец как-то замялся, коротко вздохнул. Совсем рядом с дерева упало на землю спелое яблоко. Где-то в конце села хрипло, яростно брехала собака. - Вот, сынок… Еще для одного дела требуются хорошие глаза и уши.
- Ну говори. Какое дело?
- Видишь ли, сынок. - Отец умолк, стал разглядывать свои большие руки. Потом сказал: - Дело для настоящего разведчика.
- Пошли меня, тато, - загорелся Алесь.
- Ишь какой быстрый, - недовольно буркнул отец. - Запомни, нельзя рисковать впустую. Нужна осторожность, терпение…
- Будет все как надо. Увидишь…
…Остаток дня Алесь провел на лужке, за селом. Выгнал туда пеструю и тощую свинью, лег под кудрявой вербой и стал издали наблюдать за всем, что происходит возле школы.
Вот над селом пролетели два бомбардировщика. Алесь знал - это "юнкерсы". Он следил за ними и про себя загадывал: вот бы они взорвались и рухнули на землю. К сожалению, желания его не обладали такой волшебной силой.
Несколько раз подбегал мальчик к ограде из колючей проволоки, садился рядом, делал вид, будто рвет щавель, а сам тем временем зорко изучал размещение немецкой комендатуры. Отсюда он видел полевую кухню в облаке густого серого дыма и толстого повара в белом колпаке, который стоял на подставке и мешал половником в котле. В стороне от кухни какой-то незнакомый дедок колол дрова. А из хлевушка, где до войны школьники держали кроликов, доносился визг собак. Немцы привезли их с собой, чтоб ловчей и быстрей ловить тех, кто будет им сопротивляться.
Были во дворе и постовые. Один стоял в воротах - это там, на противоположной стороне ограды, а другой прохаживался по всему двору, бдительно наблюдая, чтобы никто не пробрался через проволоку.
Алесь так загляделся, что и не заметил, как рядом появились два солдата. Он испуганно вскочил на ноги.
- Малшик. Ты карош малшик! - Один из немцев схватил Алеся за шиворот. - Пошель к нам. На кухня. Надо помогайт!
- Я не могу. Я пастух, - отговаривался Алесь, - свинья зайдет в школу, мне попадет.
- О! Свинья. Швайн. А где твой свинья? Гут, гут. Хороший свинья!
В планы Алеся совсем не входило показываться на глаза немцам, а уж тем более помогать на кухне. Он всячески отнекивался, даже пробовал заплакать, но фрицы не слушали его отговорок, обещали хорошо накормить и показать собак-волкодавов.
- А свинья заберет твой мамаша, - захохотал немец. - Карашо будет. А ты у нас в комендатуре. А ну, пошель!
Делать нечего, Алесь побрел за солдатами на кухню. Повар хотел было накормить паренька, но солдат замахал руками: обед нужно еще заработать!
Его завели в боковушку, усадили у большого ящика с картошкой и дали нож.
Вот они какие, фашисты, думал Алесь, яростно срезая картофельную кожуру. Попробуй заартачиться - поставят к стенке. И с Аркадием, видно, так случилось… Парень он смелый, на язык острый, небось не стерпел, нагрубил немцам, его и схватили. Неужели мы никогда больше не встретимся с ним, не услышим его голос, такой веселый, насмешливый…
Через узкое оконце Алесь видит только часть школьного двора: около длинного стола, сбитого из досок, стоят два солдата в майках, разбирают автоматы, чистят шомполами стволы, о чем-то переговариваются, смеются.
Заурчала машина, остановилась у ворот. Стукнули дверцы, послышалась громкая ругань. "Привели кого-то", - догадался Алесь.
"А вдруг Аркадия? - Он бросил недочищенную картошку и выглянул за дверь. - Нет, не Аркадий. Какой-то дядька, полный, без кепки, с лысоватой головой. Руки закручены назад. Хоть бы Аркадия привезли в комендатуру, - вздохнул Алесь. - И люди кругом свои, и мать рядом, может, и придумали бы, как спасти хлопца…"
Солдаты толкнули дядьку прикладами в спину, тот упал, громко застонал от боли. Алесь невольно сжал кулаки. Он вернулся к своему ящику, взял нож, но не работалось… В боковушку заглянул тот немец, что привел его на кухню.
- Надо делать работа! Арбайтен! - погрозил он пальцем. - Надо скоро, скоро. Понимайт?
- Понимайт, пан, понимайт, - хмуро отозвался Алесь и старательно заработал ножиком. Немец стоял за его спиной, наблюдая. Потом, видя усердие мальчишки, ущел, громко топая сапогами.
Алесь остался один. Больше всего он боялся, что, занятый чисткой картошки, не увидит нужного человека и задание отца останется невыполненным.
Наступил вечер. Пришел повар принимать работу.
- Гут! Гут! - Он забрал ведро с картошкой, похлопал Алеся по плечу и кивнул ему, чтобы шел следом.
Как изменился двор родной школы! Физкультурной площадки не было. От кряжистого клена, на котором с весны до осени гомонили птицы, остался только высокий пень, па нем сушились солдатские портянки. В углу двора свалены обломки парт, видно, немцы растапливают ими печи.
Все выглядело унылым и заброшенным. Но больше всего угнетал вид тройной колючей проволоки, которой был обнесен весь двор. Алесь тихонько вздохнул… Сколько здесь было когда-то солнца, простора, радости! Ребячий смех катился во все уголки звонким обручем - ему и целого двора не хватало…
- Юнге, ком цу мир! - позвал повар. Он наливал из котла суп. Хоть Алесю и расхотелось есть, котелок он все же взял - была причина подольше здесь задержаться. Отойдя в сторонку, мальчик присел на чурбачок.
Запах курятины ударил в нос.
"Все наше, деревенское, - подумал он, - чтоб вы подавились, фрицы проклятые!"
По двору промаршировал строй солдат. Они вернулись откуда-то запыленные и усталые. Офицер остановил их, что-то крикнул, потом взмахнул рукой, и солдаты разошлись кто куда.
Через ворота тем временем прошли три полицая. Один старый, с усами, и два молодых. Они подозрительно оглядели Алеся. Он хотел показать им дулю, но сдержался: знал этих немецких прихвостней - бывшего кулака и его племянников. Немало кровавых дел натворили они по селам. Недаром люди обходили их, как чумных.
Полицаи вошли в комендатуру. Прошло, наверное, не меньше часа, а толстый, с приплюснутым носом человек не появлялся. Суп давно был съеден, но мальчик все совал, ложку в котелок, делая вид, что занят едой.
Солнце уже почти скрылось за лесом, позолотив на прощание небосклон; тени деревьев и телеграфных столбов, что стояли вдоль дороги, неправдоподобно вытянулись.
Пока все шло неплохо, как по плану. Правда, Алесь рассчитывал следить за комендатурой из канавы у изгороди, а вышло совсем иначе, но гораздо удобнее: попал в самый стан врага, в самое звериное логово. И вот сидит себе на чурбачке - вокруг него ходят фрицы, балабонят по-своему, гогочут, - а он хоть бы что, будто и не замечает их.
Нужно во что бы то ни стало опознать того человека из Ляховичей. Правда, отец не рассказал ему, зачем это надо, но Алесь понимал: если этот человек связан с комендатурой и немцами, значит, он плохой человек, опасный и занимается недобрыми делами. Из Ляховичей Алесь мало кого знает, бывал там редко, всего раза два на праздники, - у брата матери, дядьки Макара Цапка. Дядька работал в сельмаге, жил хорошо, богато. В селе его не любили, люди говорили: нечист на руку, самовольно цены завышает, керосин недоливает, продукты недовешивает. Но странное дело, растрат у него не было и документация всегда в порядке. А ревизоры из Ляховичей уезжали не с пустыми руками - везли домой и свинину, и круги колбасы, крепко поперченной и подсушенной на сквозном ветерке. Когда Алесь с отцом и матерью заходили к дяде, тот ставил на стол целую тарелку конфет-подушечек. Парнишка накидывался на конфеты, наедался до того, что потом и смотреть на них не мог.
- Хорошо ты живешь, Макарочка! Хорошо! - говорила мать брату.
- Уметь нужно, - отвечал Макар с хитрой усмешечкой. - Ты ведь знаешь, заработок у меня невелик… Но вот выкручиваюсь. Не хуже других…
- Ох, жили бы все, как ты, Макарочка, - кротко замечала мать и бросала выразительный взгляд на сына. - У моего-то хлопца и носить нечего: ни ботинок, ни штанов. Никак не заработаем, копеечки лишней нет.
- Разве я не понимаю? Оно, известно, тяжело… - вздыхал Макар.
Алесь видел - мать осторожно намекала брату, что при такой его распрекрасной жизни можно и о родной сестре побеспокоиться, подкинуть ей что-нибудь. Но Макар такие разговоры всякий раз сводил к какой-нибудь шутке.
Гостеванье заканчивалось, и мать, грустная, возвращалась домой. Но странно, она никогда не осуждала брата. Считала, видно, что это не по-родственному.
Еще запомнился Алесю в Ляховичах дед. Косматый, с рыжей бородой. Первый плясун на селе. Алесь и сейчас усмехнулся, вспомнив, как, бывало, дед козлом скакал под звуки гармошки.
…Стало смеркаться, повеяло вечерней прохладой. Пора было отправляться домой - вот и повар уже помахал Алесю рукой: мол, давай котелок да выкатывайся.
Делать нечего. Алесь отдал повару пустой котелок, покорно выслушал его наказ явиться завтра помогать на кухне, согласно кивнул и направился к выходу. И тут увидел незнакомца, вернее, его спину. Незнакомец поднимался на крыльцо комендатуры. Он или не он?
В воротах солдаты тщательно ощупали мальчика. Алесю противно было видеть так близко лицо фашиста, ощущать прикосновения его волосатых рук. Но что делать? Надо и это перетерпеть… Зато солдаты привыкнут к нему и, может, не будут следить за каждым его шагом. Он отошел немного от дороги, присел на пень и сделал вид, что переобувается.
Наконец незнакомец появился за воротами, но, вместо того чтобы идти по дороге, свернул на глухую боковую тропинку.
Человек был высок, плечист, в потертой вислоухой шапке. Он слегка сутулился и шел быстрым дробным шагом. Алесю показалась эта походка знакомой.
Увидеть бы его лицо!
Может, забежать вперед? Но кругом открытая местность с огородами, обнесенными ветхими заборами. Начнешь перелезать, спугнешь незнакомца. Алесь пошел вслед за мужиком.
Ничего, он придумает что-нибудь потом, в лесу. Спрячется в кустах при дороге и разглядит лицо того дядьки. А если не узнает? Придется идти за ним через весь лес, до самых Ляховичей. Конечно, страшновато отправляться в такой путь на ночь глядя. Да еще с глазу на глаз с немецким прихвостнем. Если он заметит, что за ним следят, пощады не жди.
Алесь струхнул не на шутку.
Человек шел быстро, почти бежал, потом неожиданно останавливался и тревожно оглядывался. Алесь тоже останавливался, неслышно пригибался или успевал юркнуть за ближайшее строение или дерево. Огороды кончились: теперь по обе стороны тропки расстилались поля. У низины, заросшей ольшаником и мелким, осинником, человек неожиданно свернул с дороги и направился к лесу.
Алесь недолго колебался. Он кинулся со всех ног, только ветер загудел в ушах. У леса он остановился затаив дыхание, потом осторожно начал пробираться вглубь по узеньким извилистым стежкам. Сбоку хрустнула ветка. Послышался приглушенный кашель. Направление известно, расстояние тоже, а это главное. Алесь нырнул глубже в ольшаник, выбрался на прогалину и мигом повернул обратно в кусты.
Совсем рядом, у высокого полусгнившего пня, темнела широкая спина незнакомца.
Алесь затаился в траве ни жив ни мертв.
Между тем незнакомец достал из-под пня какой-то сверток и развернул его. "Револьвер! - Сердце у Алеся забилось сильнее. - Значит, кого-то боится, если оружие понадобилось, - размышлял парнишка. - Кого же ты боишься? Мести людей?"
Незнакомец засунул револьвер в карман, воровато обернулся: оплывшее лицо, утиный нос. Алесь опешили чуть не вскрикнул. Да это же Макар Цапок! Дядька! И какую, смотри, одежку на себя напялил, издали ни за что не узнаешь - старая ушанка, рубаха длинная, крестьянская. Да он никогда раньше и не ходил этак! Одевался по-городскому, другой раз и шляпу надевал - знай, дескать, наших…
Как же такое случилось, дядька Цапок?
Хотелось выскочить на прогалину, открыться дядьке, сказать ему - мол, одумайся! Что делаешь? Но разум подсказывал - пусть будет так, как есть, пусть Макар ничего не знает.
Дядька Макар как-то странно повел плечом, будто сбрасывая с себя какую-то непомерную тяжесть, и понуро поплелся назад, на дорогу.
Алесь еще долго лежал в траве, не решаясь выбраться из леса. На душе было страшно и тревожно.
Глава четвертая
Солнце поднималось все выше и выше и, казалось, медленно уменьшалось, будто таяло от собственного тепла и света. Налетел ветер, вздыбились, зашумели волны, и легкая подушка плывуна, сотворенная за десятки лет из листьев, трав и корней, закачалась под ногами.
Вадим Николаевич и Алесь сразу почувствовали упругие толчки. На кромку плывуна набегали волны, топили ее шипучим молоком пены. Было видно, как покачивается на середине редкий лозняк. Стрельба в окруженном фашистами районе не прекращалась. Громыхали пушки. В лесу что-то горело, вверх поднимался сизо-черный дым, похожий на косматую конскую гриву.
"Как там наши?" - с тревогой думал каждый из путников.
- Давайте обследуем плывун, - прервал молчание Алесь, - тут теперь все наше: и лозняк, и камыш с аиром и кочками.
- Эх, вот ведь что получается! Там будут считать, что нас убило или что мы в плен попали. А мы тут загораем…
- Нас прибьет к берегу или к острову, что на озере. Это ясно.
- К острову нежелательно бы, - сказал Вадим Николаевич. - Там мы ничего хорошего не найдем. Он же пустынный, безлюдный.
Отсюда остров выглядел очень красиво, казался сплошь заросшим могучими вековыми деревьями.
В мирное время сюда нередко приезжали жители Митковичей, небольшого местечка, расположенного в нескольких километрах.
Назывался остров красиво и загадочно: Черный Дуб.
- Конечно, хорошо бы обойти его, - сказал Алесь.
- Да, пожалуй, туда нам попадать незачем. Но уж теперь что будет, то будет. Если вынесет на остров…
- А мы возьмем власть в свои руки, - перебил Алесь.
- Это как же?
- Сделаем плот и поплывем куда надо!
- Пожалуй, это идея! - усмехнулся Вадим Николаевич. - Но вот вопрос: из чего?
- Из камыша, из лозняка. Вон сколько этого добра!
- Камыш подойдет, а лозняк сыроват. Да и срезать его надо. А чем? Вот, брат, и проблема. Как ни крути, а мы с тобой, как греческий Прометей, прикованы к скале!
- Давайте я промеряю плывун вдоль и поперек, - не унимался Алесь, - будем знать хоть, какой кусок суши у нас под ногами!
Парнишка поднялся с кочки-бугорка и вошел в камыш, руками разгребая его в стороны.
Вадим Николаевич вышел к берегу плывуна, разделся по пояс и ополоснул озерной водой лицо и грудь. Сразу задышалось легче и на душе вроде посветлело: даже их с Алесем положение не казалось уже таким безнадежным. Судьба свела его с неплохим хлопцем. Сколько он хлебнул горя, а держится стойко, мужественно. И какая воля к победе! А это совсем не мало!
Итак, идет первый день их вынужденного странствия. Вадим Николаевич огляделся, поискал глазами свою винтовку - вот она, у орешинки, и это деревце умудрилось прижиться на плывуне. Хорошая винтовка, добрая винтовка! Шестеро врагов уложила навечно в землю, а двух в рукопашной прикончила острым штыком!
…Хорошо они сейчас поговорили с Вадимом Николаевичем, думал Алесь. Вроде военного совещания. Условились, как нужно при случае действовать, что делать.
Вот рядом шелестит ветвями молоденькая ива. Алесь замирает у деревца, вскидывая вверх голову. Взобраться посмотреть? Может, уже откуда-то приближается опасность?
Недолго думая, Алесь цепко охватил руками кривой корявый ствол и стал взбираться вверх. В грудь ударил упругий свежий ветерок. Алесь огляделся. Сначала решил осмотреть контуры плывуна. Отсюда он хорошо просматривался. Южная его часть - закругленная, северная - с заостренным мысом. Бока изрезанные, неровные. Видно, как ходят ходуном берега плывуна, особенно северная сторона, откуда дует ветер и набегают крутые волны.
Что же, даже и на маленьком куске плывуна, как на льдине, можно передвигаться, хоть и рискуешь перевернуться.
…Над низеньким ивняком то и дело вспархивали птицы - не покинули полюбившееся родное место. А это, кажется, подала голос утка. Так и есть. Вот их целая стайка на воде. Подбить хотя бы одну - была бы добыча. А как? Винтовка бездействует. Может, лук смастерить? Это не так сложно. Матузок он найдет, а за пружину сойдет ивовая ветка. Вот и будет у них хоть какое-то оружие. И конечно, стрелы нужно изготовить. На солнце хорошо их подсушить.
Алесь улыбнулся своим мыслям. Напрасно они горевали! Не пропадут, что-нибудь да придумают!
…Озеро расстилается перед ним во всю ширь, кажется огромным-огромным. Все в гребнях волн, сверкает, переливается на солнце. Нигде не видно ни лодки, ни челна. Раньше в такое время, наверно, и не сосчитать было рыбаков. А сейчас пустынно вокруг: людям не до рыбалки.
Вот бы на снопиках из камыша добраться до берега. Конечно, страшно оказаться один на один с этим огромным озером. Сейчас оно тихое, спокойное, а как налетит ветер, поднимутся волны, зашумят, зарокочут… Только держись!
Глаза дозорного внимательно вглядываются в водный простор. Опасности пока не видно. Враги все силы бросили на болото. Вон куда они добрались - до прибрежной деревни Сорочаны. Там что-то горит. А может, еще и не добрались - может, это пожар от разорвавшейся мины или от снаряда.
Эх, если бы прилетели наши самолеты да сбросили партизанам ящики с патронами, гранатами, автоматами. Ведь патронов не хватает, с каждым днем им все труднее отбиваться от врагов. Однако не видно наших самолетов… Освободить народных мстителей из вражеского кольца могли бы и соседние партизанские соединения, что действуют на Любоньщине. Но здесь нужно ударить по врагу одновременно с фронта и с тыла. А как это сделать в таких сложных условиях? Кабы был Алесь там, среди партизан, обязательно попросился бы у главного командира дядьки Андрея стать связным. Взял бы пакет и гранату, заткнул в карман - и сквозь лесную глухомань пробивался бы через блокадное кольцо! Где полз бы ящерицей, где прятался за деревьями - словом, постарался обойти опасные места, как-то выбраться на волю. И тогда…