Провалив вовнутрь ветхие рамы, он отбросил от них стрелков. И прежде чем они успели вскочить на ноги, вслед за грохочущим бидоном, с удачливостью кегельбанного шара, вкатившегося в комнату, влетел на террасу и лейтенант Новик. С крыши грузовика оно было сподручнее.
Войткевич же, к тому времени, умудрился прямо под пулями сволочь обомлевшего форменного Иуду в тень под террасу и тем самым спасти ему жизнь. Судя по всему, инструкция неведомых диверсантов включала в себя не только прикрытие штабного резидента, но и уничтожение его, в случае, если прикрытие окажется бесперспективным.
"Здрасьте вам через окно! - подумал Яков, уворачиваясь от пуль, сёкших каменные плиты прямо через дощатый пол веранды и волоча за собой Иуду в форме, который слишком был занят пережёвыванием собственных зубов, чтобы строить планы на будущее. - Уже хорошо, хоть кто-то из тех, кто "много знает", будет хоть невнятно, но вполне в состоянии рассказать, что именно знает он".
Тем более, что, - лейтенант знал, - покойного инженера Бреннера допрашивали чуть ли не ежедневно и, значит, выспросили.
"А вот этому будет что рассказать".
Яша наконец-то придумал, что делать со своим ценным грузом. По-восточному плоскую крышку величественного сундука, - такие сплошь и рядом служили на террасах чем-то вроде лавочек, - запирал висячий замок, который Войткевич без труда сбил. Там пылилось какое-то ветхое персидское тряпьё, на место которого вполне и целиком поместился и замкомандующего радиотехнической службой флота.
Войткевич водрузил на место замок, дёрнул - изнутри не откроешь, - и бросился наверх, по ажурной чугунной лесенке. Туда, где всё ещё звонко гавкал "ТТ" Новика в ответ на птичий треск "MP-42", - и значит, продолжалась охота.
Впрочем, уже через несколько минут оба лейтенанта, просто и старший, уселись на медную чеканку сундука. И не слишком поспешали отозваться на робкий стук Задоева. Войткевич только громыхнул по крышке тяжёлой рукояткой пистолета: "Цыц!" И спросил:
- Второй - я так думаю, тоже грузин?
- Был… - с досадой скривился Новик.
- Ну, извини, - как-то не очень правдоподобно пожалел о содеянном Яков. - Я же не знал, что их там так мало, вот и спас тебе жизнь. В следующий раз не обещаю.
Лейтенант Новик только скривился пуще прежнего.
- Ты думаешь? - попытался сменить тему Войткевич, стягивая через голову тёмную от пота гимнастёрку.
- Уверен. "Тамара"…
Вероятность содействия немецкому резиденту со стороны национального диверсионного подразделения "Тамара" была, и более того - Тихомиров просил не только иметь это в виду, просил "на это рассчитывать".
- А то, что боевики оказались именно здесь и именно сейчас, - это куда совать? - спросил Яков Осипович.
- Могли ведь и следить.
"Но могли ведь следить и за ними…" - нахмурился лейтенант Войткевич.
Это следовало проверить.
…В проулке по соседству вскоре обнаружился не только брошенный с открытыми дверцами невинно-пекарский фургон, во времена оные реквизированный в коммунхозе на потаённые нужды войны, но и "ГАЗ-АА" с вездесущим лейтенантом Столбовым. Смерш НКВД, оказывается, "вёл" парочку из "Тамарочки" - и, выходит, охотился не только за детьми врагов народа.
Именно это, в свою очередь, заставляло хмуриться и отмалчиваться старшего лейтенанта Новика. Он-то успел однозначно разглядеть, что один из только что убитых ими, молодой, едва ли призывного возраста грузин был разительно, прямо-таки фотографически, похож на одного знакомого дворянского отпрыска, в недавности спасённого его женой. На десятилетнего князя Мамуку Лилуашвили.
- Проедем?.. - как-то не так уже агрессивно, как в прошлый раз, предложил лейтенант Столбов, и даже козырнул, дескать: "Особых подозрений на ваш счёт нет, товарищи, но надо бы провериться, мало ли что, опять-таки, вши?"
- Да ну тебя, - с усталой ленцой послал его лейтенант Войткевич. - Оно мне надо?! У нас свой Смерш имеется…
Отеческое напутствие
Туапсе. Лето 1943 г. Штаб КЧФ. Отдел контрразведки Смерш
Никакого особо инквизиторского отличия в кабинете начальника флотской контрразведки от кабинета начальника флотской разведки не было. Ни тебе живодёрских клещей на стенах, ни оков с кандалами, ни другого пыточного инструментария. В общем, ничего такого, что произвело бы впечатление на командира разведгруппы "2–2" - 2-й разведгруппы 2-го разведотряда. Как и на бывшего командира разведроты Войткевича, - насмотрелся уже Яков Осипович, врагу не пожелаешь.
Стандарт. Дежурный портрет Сталина на стене в дубовых панелях да набор плакатов тематики соответственной: "Бди! Не болтай! Куды по копаному?!" И всё-таки, какую-то, загнанную вглубь, исподнюю, а то и преисподнюю, тревогу лейтенанты испытали, когда расположились на арестантских табуретках, нарочно, что ли, расставленных под стеной кабинета.
- За поимку немецкого резидента благодарю, конечно, - коротко бросил полковник Овчаров, не отвлекаясь от бумаг, принесённых с собой. - Хорошую службу сослужили.
И добавил уже с большим чувством, окончательно сунув бумаги куда-то в многочисленные ящички торжественно-бюрократического стола (только это, пожалуй, и унаследовала хаотическая машина диктатуры пролетариата от царственной осанки самодержавия, - страсть к столоначалию):
- Это же надо, в последнюю очередь бы подумали на него… - словно сам себя укоряя, хоть и не особенно в это верилось, продолжил Георгий Валентинович. - Был на отличном счету, геройский боевой офицер. Дунайская флотилия, шутка ли? Оборона Одессы, Севастополя… Там хлопцы такие дела творили!
Полковник Овчаров покачал головой.
- Правда, ещё тогда надо было проверить, почему именно геройская Дунайская флотилия оказалась основным поставщиком дезинформации относительно десанта в Крыму.
- Десанта? - переглянулись младшие офицеры. - Это в 41‑м?
Помнилось им обеим, и очень хорошо помнилось, как гоняли морпехов, да и армейцев, будто сидоровых коз по всему побережью в места предполагаемой высадки немецких кригсмарине, которых, по большому счёту, и не было тогда ещё в Чёрном море. Как ни скрипи зубами, а операцию по дезинформации и дезориентации абвер провёл блестящую. Уже Перекоп прорвали, а наших добрая половина сил от побережья оторваться боялась.
- Надо было сразу проверить характер сообщений на предмет шифровки и почерка… - будто вслух рассудил полковник, выстукивая "морзянку" по папке карандашом.
Но, заметив взгляды офицеров… - слишком уж осмысленные, не то, что у большей части среднего комсостава, заимевшего штабную привычку не слышать того, что не для твоих ушей, - спохватился.
- Но и теперь, хлопцы, я вам не отпуск предложу с поездкой на юг и повышением в должности до постельного клопа, - не то кривовато, не то виновато как-то усмехнулся Георгий Валентинович. - Хотя в какой-то степени можно говорить и о поездке на юг. Только больно уж жарко вам там придётся.
От самой двери раздался голос с характерным лёгким акцентом:
- Обстановочка в районе выброса, прямо скажем… - Появление полковника Гурджавы, видимо, в силу навыков разведческой его юности, осталось незамеченным всеми, кроме, разве что, овчаровского адъютанта, чью адъютантскую прыть полковник остановил хозяйским жестом. - Обстановочка крайне сложная, - продолжил Давид Бероевич. - Если быть документально точным…
Хроники "осиного гнезда"
Вся первая половина мая прошла в бесплодных поисках. Воздушная разведка русских - в составе их разведчиков появились "аэрокобры", которые не уступали "мессерам" в скорости, - "засекали" соединение, едва оно выбиралось из бухты. И тогда русские конвои, не говоря уже о боевых кораблях, заранее готовились к встрече, обнаруживали противника своевременно и открывали огонь задолго до выхода шнельботов на дистанцию торпедной атаки. А ещё умело перестраивали ордер, прикрывая серьёзные цели конвойными кораблями, или же укрывались в ближайшем защищенном порту. Только в ночь на 20 мая "S-49" и "S-72", проскользнув туда, где не ожидал противник - к самому порту Сочи, - потопили буксир и большую гружёную баржу. Четвёртый "угорь", разминувшись с ещё одной баржой, выломал изрядный проран в молу порта.
Возвращение на базу далось трудно. На рассвете оттуда, откуда через час должно было появиться майское солнце, налетела пятёрка русских штурмовиков. 20‑мм "спарка" 26‑го и "фирлинг", счетверённый автомат 72‑го, грохотали почти непрерывно, пока Мюллер и Брюгген, капитаны, на предельной скорости закладывали сумасшедшие виражи, уворачиваясь от пушечного и пулемётного огня. Только когда три дымных следа сбитых самолётов уткнулись в воду, а оставшиеся, покружив над местом их падения, умчались на восток, можно было оценить и мастерство комендоров, и серьёзность повреждений, и потери в обеих экипажах.
Весь июнь занял ремонт, пополнение личного состава вместо убитых и раненых и бесплодные попытки со стороны прибывших с ремонта катерников в короткие летние ночи выследить добычу.
А потом настал "чёрный день" 8 июля, когда погиб "S-102" доселе удачливого Гельмута Тёнигеса, подорвавшись на мине в южной части Керченского пролива.
И в тот же день неподалёку от базы "S-40" столкнулся с собственным тральщиком, который вылавливал советские мины, ловко и скрытно поставленные на традиционном пути выхода из бухты, - и вновь отправился на длительный ремонт…
Крылья на выбор
Туапсе. Лето 1943 г. Штаб КЧФ. Разведотдел
- Вы планеризмом часом не занимались? - не поднимая крупной стриженой головы и задумчиво чертя что-то в блокноте остро отточенным карандашом, спросил полковник Гурджава.
- В детстве, но сразу бросил, - мгновенно и, пожалуй, машинально отреагировал Войткевич.
Гурджава медленно поднял голову и окинул Якова недоумённым взглядом поверх круглых очков. Начальник лётной части подполковник Ленкова густо покраснела.
Перехватив насмешливо-укоризненный взгляд майора Тихомирова, лейтенант поправился:
- Прошу прощения, товарищ полковник, товарищ подполковник, - кивнул он, не оборачиваясь, Ленковой - тридцатилетней полнокровной даме гренадёрских статей. - Но, когда "Все на танки!", "Все на самолеты!" и "…на планеры!", соответственно, я в футбол гонял.
Давид Бероевич перевёл недоумённый взгляд на Тихомирова, - дескать, ты где этого клоуна выкопал?
- И неплохо гонял, - невозмутимо подтвердил Яков Михайлович Тихомиров. - Тезка мой - бывший правый инсайд одесского "Пищевика", а это вам не фунт…
- Вижу, что не "левый", - проворчал Давид Бероевич и, не глядя на хулиганистого лейтенанта, бросил: - Полетишь багажом.
- Это вряд ли возможно, товарищ полковник, - твердо заявила Ленкова Римма Яновна, громыхнув стулом, вставая и скептически глянув на "багаж" сверху вниз.
Причём точно так же глянула бы она на него и сидя. Женщина была по-скандинавски дебелая, рослая; даже непонятно было, как своё восхождение к званию и должности начальника лётной части авиадивизии она начинала штурманом в легендарном фанерном бипланчике "У-2"? Поди блистала авиаторскими очками выше верхнего яруса крыльев…
- Для неуправляемого "ведомого" груза нужен сильный "ведущий", - пояснила своё возражение подполковник Ленкова. - С этим и опытному планеристу справиться непросто, а учитывая сложную розу ветров морского побережья…
- Понятно, Римма Яновна, - остановил её поднятым карандашом полковник. - Ваши предложения?
Бывший штурман привычно расстегнула планшет, словно на крыле своей "фронтовой молодости", отцветшей, вернее, отгоревшей всего два года назад. Но, видимо, азимуты и маршруты были начертаны под густым валком русых волос с тою же чёткостью, что и на карте.
- Я думаю, нам есть смысл обратиться за помощью к командованию 46‑го гвардейского полка ночных бомбардировщиков.
- Это там, где вы… - начал было начальник флотской разведки, невольно указывая острием карандаша на грудь Ленковой, плотную, до треска пуговичек в петлях гимнастёрки, на которой отливали рубином два ордена "Красной Звезды". - Но ведь у вас тоже имеются те же "У-2", причём, насколько я знаю, лучших характеристик?
- "У-2ВС"… - подтвердила Римма Яновна. - С броневыми щитками и гасителями шума и пламени. Но не в этом дело.
- Так что же вам? Опыта не хватает?.. - недоумённо поскрёб карандашом за ухом полковник.
Вот уж не ожидал он такого отказа от балтийски хладнокровной и непреклонно гордой Риммы Яновны.
- Вполне хватает, - с ожидаемой прохладцей возразила подполковник, вернув "статус кво". - Но девчонки, то есть, простите, лётчицы этого полка, еженощно и даже по нескольку раз на ночь отрабатывают как раз квадрат предполагаемой выброски.
- Действительно, - согласился Гурджава и мысленно добавил: "Керченский полуостров и далее девчата перепахали вдоль и поперёк, вплоть до Владиславовки, а там и до Якорной рукой подать. А пашут они умеючи, недаром…"
Недаром о подвигах "ночных ведьм" (ночные бомбардировщики были исключительно бомбардировщицами, от командования до последнего механика) ходили любовные легенды среди своих. И только догадываться можно, какие ужасы рассказывали о них те, кто дал им такое прозвище.
"И впрямь, если подумать, "ведьмина ступа", - Давид Бероевич потянулся за портсигаром, на который смотрел с вожделением всё время, пока в кабинете находилась эта женщина, чем-то напоминавшая хрестоматийную британскую горничную, от которой хотелось спрятать вчерашние носки. - Крохотный, беззащитный - одной зажигательной пулей спалить можно. Что там, фанера и деревянный каркас, железа даже под задницей нет, только мотор; тихоходный, но зато упорный, как ишачок, и почти бесшумный. "У-2" мог подкрасться как призрак и насыпать 300 кг бомб, как углей за шиворот".
- Действительно, - вслух повторил полковник и с раздражённым сожалением отложил портсигар. - Свяжитесь с командованием полка, только через шифровальный отдел. Пусть просто откомандируют два экипажа. Вам же, по старой памяти, лишних вопросов задавать не станут?
- Никак нет. Разрешите идти? - изъявила немедленную готовность начальница лётной части.
- Конечно, идите, - почти обрадовался Гурджава, вновь потянувшись за "Казбеком".
Точно такую же папиросу, только не из портсигара, а из коробки тотчас же вытянула и Римма Яновна, едва за ней закрылась дверь кабинета полковника.
Почти следом вышли и Новик с Войткевичем, которых попросили обождать итогов связи с 46‑м полком.
- Два девичьих экипажа, - потёр ладони Яков, как первогодок срочной службы в летних лагерях, услышав призыв: "В колхоз!"
- Что-то у тебя воображение разыгралось, - снисходительно хмыкнул Саша. - Пойди планеризмом займись, остынь.
Ничего не знал Александр Новик о том потрясении, которое пережил Войткевич накануне. Или, точнее, не знал о том, что именно почувствовал Яков Осипович, прочтя запоем пачку писем из Пермской области.
Героическая - на полном серьёзе, именно такая, - почта всё же не могла успевать за бурными перемещениями Якова между воинскими частями, госпиталями, партизанскими отрядами и фильтрационными пунктами. Посему письма накапливались больше года и попали в руки "лейтенанту Я.О. Войткевичу" все сразу.
Фотографии Валюшки, годовалой, полутора- и двухлетней, Яков Осипович сразу же упрятал в левый карман гимнастёрки. А больше вроде никакой реакции Александр Новик так и не заметил. Вот разве что повторил Яков несколько раз, неизвестно к чему, нечто о последней копейке, но по-украински.
"Осиное гнездо" крупным планом
Крым. Лето 43‑го. Якорная бухта
С первых же дней отменно жаркого лета всё царство эндемической Флоры на побережье превратилось в гербарий, будто собранный нерадивым гимназистом абы как, сеновалом, безо всякого разбора и радения о сохранности. Да ещё и горел тот "гербарий" неисчислимое количество раз, когда просто - от окурка, выброшенного унтером зенитной батареи через бруствер из мешков с песком или стальных буёв, когда - как в памятном августе 42‑го, - подожжённый ракетами русских, пущенных торпедными катерами с неожиданностью незапланированного фейерверка. Или, напротив, от пламени артиллерийской дуэли, как произошло через пару дней и ночей после того налёта, когда с "распростертыми объятиями" береговые батареи встретили крейсер "Молотов", а он огрызался главным калибром.
Какие святые унесли его тогда - известно одному только русскому богу. Но с тех пор сунуться в Якорную бухту мог только сумасшедший, чего, собственно, и приходилось ждать, зная, - на третьем году войны, - манеру русских опровергать не только законы тактики и стратегии, но и доводы здравого смысла. Посему скалистые высоты вокруг бухты скорее напоминали либо вновь обжитые по военному времени руины древней крепости, либо сплошную линию бастионов эпохи Крымской войны, памятную по гигантскому полотнищу Рубо, виденному гауптштурмфюрером Бреннером в довоенном Севастополе. Даром что преимуществовала бетонная заливка и педантическая география траншей: рядом были и те же мешки с песком, и ряды железных ребристых бочек, разительно похожих на фашины со щебнем, и варварские кладки камня-дикаря. Вот только куда было тем допотопным, пусть даже и трехсотфунтовым, пушкам по сравнению со 150-мм, выставленными чёрными жерлами на море: "Что там господин "Молотофф", не оклемался часом?" И уж совсем дики для той поры были бы насекомые хоботки зенитных батарей, задранные к дрожащему, звенящему от летнего зноя, небу. Что тогда, сто лет назад, ждать было? Монгольфьера - разведчика, разве что. И ещё не слишком обыкновенно было для этой крепости, не громоздящейся вверх, как прежде, а по-современному врытой в землю, то, что приступа ждала она не столько с суши, а с моря. С моря и неба. Суша теперь была не вчерашняя Всесоюзная здравница большевиков, а завтрашняя провинция Третьего рейха, славная земля Готланд.
…Теперь же господин гауптштурмфюрер призывал не ждать ангелов мести с разверзшихся небес или из пучины морской, а как раз - с суши. И таки на ней, на суше, и сосредоточить всю свою национал-социалистическую бдительность. И призывал, как всегда, - начал уже привыкать капитан-лейтенант Нойман, - в обычной своей манере, несколько парадоксальным, мягко говоря, образом.
- Чем ждать их неведомо откуда, - постукивал тростью по бетону Карл-Йозеф, - надо предоставить русским две-три лазейки, где мы могли бы их встретить как следует и провести под нашим присмотром.
- Куда? - даже опешил поначалу Мартин.
- До возможного предела… и нужного нам места, - ещё чуть-чуть, казалось, и Бреннер подмигнёт ему заговорщицки водянистым серым глазом за стеклышком монокля. - А там и до стенки недалеко, - плотоядно ощерившись, закончил он. - Если другого применения нашим гостям не найдётся. Как это говорится, "если нет возможности предотвратить, следует возглавить".
- Боюсь, что не рискнул бы играть с вами в покер, - ворчливо заметил капитан-лейтенант.