Решительно шагнув к девушке, Дитрих взял ее за плечо, оттолкнул. Движение получилось даже слишком резким – Полина покачнулась и, чтобы не упасть на пол, оперлась о топчан.
Рванув на себя ящик, Дитрих сунул туда руку, вытащил пистолет и подкинул на ладони. Переложил свой в левую руку, обнаруженный сжал в правой.
– "Парабеллум". Я же слышал, что вам тут оставили уйму трофеев. Попытку я оценил, только почему вы решили, что у вас получится?
Где-то за окном, со стороны комендатуры, послышался новый звук – взревел мотоциклетный мотор.
Полина уселась на топчане, примостившись прямо на свое полупальто. Дитрих смерил ее удовлетворенным взглядом, затем переключился на рацию.
– Тоже трофей. Как вы собирались использовать это? Или вас учили не только языку? Ах да, вы же просили меня помочь…
Подойдя вплотную к столу, Отто Дитрих ловким движением подкинул "парабеллум", перехватывая его за ствол. Затем, орудуя рукояткой, как молотком, резко замахнулся, хватил по прямоугольному передатчику. Раз, еще раз, затем опрокинул "телефункен" на стол. От удара рукояткой рассыпались обнаженные лампы.
Сейчас, увлеченный как собой, так и своим занятием, он уже не обращал внимания на Полину.
Рука девушки, прикрытая полупальто, нырнула под соломенную подушку.
Все-таки совсем из виду свою пленницу Дитрих выпускать не собирался. Он слишком поздно отреагировал на резкое движение справа от себя и, не давая себе времени подумать, вскинул левую руку, выстрелил.
Однако Полина, предвидев это, успела сместиться с линии огня и, когда выстрел грянул, – откинулась на спину, опираясь о стену, вытянула руку с "вальтером", еще с ночи лежавшим под подушкой и позабытым там, когда появился Шалыгин.
Не переставая жать на курок, подбадривая себя отчаянным громким криком, Полина Белозуб уже знала: сколько бы ей ни осталось прожить, все это время она часто, даже слишком часто будет видеть перед собой полный искреннего удивления и даже где-то осуждения взгляд расстрелянного ею в упор немецкого офицера в форме советского лейтенанта.
И лишь потом ощутила боль в левом боку.
Тронула рукой больное место, ладонь нащупала мокрое.
Звон разбитого стекла – и пуля взрыла землю в полуметре от лица распластавшегося Дробота.
Он перекатился, не давая засевшему в доме Дерябину прицелиться. Затем встал на четвереньки и, двигаясь по-собачьи, быстро переместился под прикрытие грузовика, свалившись рядом с лежавшим лицом вверх телом водителя. Тот был еще жив, истекал кровью – автоматные пули прошили верхнюю часть груди наискось, до самой шеи. Роман сразу узнал Ваську Борового, своего лагерного товарища по несчастью, помогавшего с побегом, тут же связал свое узнавание с невесть откуда возникшим Дерябиным и совсем не удивился второй за эти стремительные минуты неожиданной встрече.
Узнал ли его Боровой, Дробота не волновало. Так же Роману и в голову не пришло помогать тяжело раненному. Сейчас его больше занимал автомат Васьки, которой тот, даже будучи полуживым, не хотел выпускать из рук. Но взять у него оружие оказалось несложно, пальцы цеплялись на ППШ скорее инстинктивно, чем действительно надеясь удержать.
Снова хлопнул выстрел.
Дробот, взяв автомат наперевес, осторожно высунулся из-за капота полуторки. И тут же отпрянул – прямо на него летел Родимцев, который тоже не нашел другого укрытия – небольшая центральная поселковая площадь, по обе стороны которой располагались комендатура и старая усадьба, представляла собой открытую местность. Засевший в здании Дерябин мог из окна, выходящего в эту сторону, контролировать территорию даже с одним пистолетом, какое-то время, пусть даже недолгое, сдерживая атаку.
– Не смей! – рявкнул Родимцев, и Дробот уже отказывался признать даже алогизм происходящего – капитан держал ствол пистолета в нескольких сантиметрах от его головы. – Брось оружие! Брось, сука!
– Я… – Других слов у Романа сейчас просто не было.
– Ты арестованный! Брось автомат!
Оба тяжело дышали.
Выстрелы зазвучали чаще и теперь доносились с той стороны поселка, куда Дерябин отправил своих "саперов". Часовой подбежал к грузовику, обогнув линию огня, выкрикнул:
– Чего тут у вас?
– Может, хватит? – нашелся, наконец, Дробот. – Хватит, а, командир? Не видно разве?
Вдалеке раздалась длинная автоматная очередь, к звукам выстрелов прибавились разрозненные крики людей. Улицу с противоположной стороны площади быстро перебежали две женщины, скрылись за ближайшим к ним забором. Родимцев опустил пистолет, вытер вспотевший лоб, бросил, глядя мимо Романа, на часового:
– Ладно. Потом. Как фамилия, боец?
– Рядовой Смирнов! – отчеканил тот.
– Значит так, рядовой Смирнов. Похоже, на нас тут с неба упали ряженые. Разберемся после. Сперва надо вон того, кажись, ихнего главного, выкурить из комендатуры. Там телефон, связь…
Внезапно Игорь запнулся. При слове "связь" четко всплыла картинка: латыш – хотя какой, к чертям собачьим, латыш! – идет вместе с Полиной к дому, где меньше суток назад располагались радистки. Понимая, что именно сейчас ничего не может сделать, даже не пытаясь представить происходящее в этот момент с девушкой, Родимцев лишь сильнее, до боли в костяшках пальцев, стиснул пистолетную рукоять, сжал зубы, процедил, по-прежнему глядя мимо Дробота.
– Связь там… Если он, конечно, ничего с ней не успеет сделать… В любом случае диверсанта надо блокировать.
– Диверсанта все-таки, – вставил Роман.
– Хватит! – отрезал капитан, даже в такой момент не желая показывать Дроботу, что вынужденно признает правоту того, кого сам арестовал, как вероятного провокатора. – Смирнов, прикрываете меня. Держите окна, не давайте ему высунуться. Когда доберусь до здания, выдвигайтесь вперед, прикрывайте друг друга. Клещами зажимайте. Справитесь?
– Так точно, товарищ капитан! – отрапортовал Смирнов.
– Тогда пошли, времени нет!
Набрав полную грудь воздуха и тут же – громко выдохнув, Родимцев, пригнувшись, выбежал из-за грузовика и широкими скачками помчался через площадь, собираясь добежать до угла здания. Дерябин изнутри тут же отреагировал на движение двумя выстрелами, но Смирнов, опершись о капот, выпустил по окну короткую прицельную очередь, не давая засевшему внутри врагу высунуться и лучше прицелиться. Тем временем Дробот, обойдя полуторку вокруг, занял позицию и тоже открыл огонь, взяв на прицел соседнее окно, не давая Дерябину возможности даже приблизиться к нему. Под их прикрытием Родимцеву удалось достичь здания, он припал спиной к стене, жестом приказывая автоматчикам выдвигаться вперед.
– Прикрой! – заорал Смирнов и, пригнувшись, перебежками двинулся в атаку.
Сопротивления изнутри он не встретил, хотя Дробот чуть замешкался, открыв огонь не сразу. Затем, не дожидаясь приказа, кинулся вперед, обходя комендатуру со стороны, противоположной той, куда уже добрался Родимцев. К осажденному ими зданию все трое приблизились почти одновременно. Смирнов, охваченный азартом и не встречая сопротивления, налетел на дверь, вышибая ее ногой.
Дверь оказалась незапертой, и часовой, двигаясь вперед по инерции, не устоял на ногах и свалился на пол. Родимцев, бегущий следом, чуть не споткнулся о него, удержавшись в последний момент. Сзади на капитана налетел Дробот, и в дверном проеме на какое-то время образовался затор из человеческих тел. Находившийся внутри противник мог в полной мере воспользоваться нелепой ситуацией, расстреляв всех троих с близкого расстояния. Однако этого не случилось.
Быстро рассредоточившись, все трое вскинули оружие, по молчаливому согласию пропуская вперед Родимцева. Капитан рванул на себя дверь, ведущую из небольшого прямоугольного коридора в комнату, где засел Дерябин, укрылся за ней, прижавшись к стене, а Дробот со Смирновым обстреляли дверной проем. В ответ никто не выстрелил, и капитан отрывисто выкрикнул:
– Пошли!
Прикрывая друг друга, Роман и часовой ворвались в комнату.
Здесь никого не было.
Только широко распахнутая дверь, ведущая в кабинет коменданта, тот самый, где Родимцев вчера переночевал. И где меньше часа назад оставил подаренную щедрым гвардейцем-сибиряком немецкую винтовку. С патронами к ней.
Позади, с улицы, к отдаленным звукам перестрелки и разрывам гранат прибавился вдруг еще один – резкий, громкий, разбудивший коменданта нынче утром.
Взревел мотор мотоцикла.
5
Поселок. Весна 1943 года. Дерябин, Дробот
Выбежав из комендатуры, они увидели, как Дерябин, оседлав мотоцикл, уже успел развернуться, пыля на площади, и, пригнувшись к рулю, словно всадник к конской гриве, мчался на полной скорости туда, откуда совсем недавно появились нежданные гости. Он прорывался в сторону, противоположную той, откуда все еще доносились выстрелы.
– Стой! – заорал Родимцев, пальнул вслед беглецу, а затем, отрывисто приказав часовому: – Будь тут! Свяжись с Особым отделом! Потом на пост вернись! – побежал к полуторке.
Легко забросив себя в кабину, Игорь завел мотор, и когда грузовик двинулся с места, с другой стороны рядом с ним оказался Дробот, запрыгнув на ходу. Покосившись сначала на него, потом – на автомат в его левой руке, Родимцев промолчал, сосредоточившись на погоне за диверсантом.
Они замешкались, полуторку не удалось развернуть так же лихо, как Дерябин укротил мотоцикл. К тому же, выбравшись через окно на противоположную сторону, обогнув здание и оказавшись у врагов в тылу, Николаю удалось выиграть еще несколько выгодных для себя секунд. Так что когда грузовик выровнялся и помчался за мотоциклистом, тот почти скрылся из виду, свернув на повороте влево.
– Уйдет! – выкрикнул Дробот.
– Дороги другой нет! – огрызнулся Родимцев и зачем-то прибавил: – Молчать!
Нога капитана намертво срослась с педалью газа.
Свернув на том же повороте, они вновь увидели перед собой стремительно удаляющийся мотоцикл, наполовину растворенный в клубах дорожной пыли. Грузовик подкидывало на разбитой дороге, и Дробот с трудом удерживался, чтобы не свалиться на ведущего машину Родимцева. Автомат от такой балансировки свалился под ноги, и, наклонившись за ним, Дробот хватил головой о переднюю панель, разбив лоб до крови и сразу почувствовав, как на месте удара набухает шишка.
– Держись, – бросил Игорь и, помолчав немного, добавил, не спуская глаз с мотоцикла: – Тот самый Дерябин?
– Узнал он меня. Сам же видел, Ильич, – ответил Дробот, окончательно позабыв о субординации. Другой, который возле машины… Со мной в лагере был, так что…
– Прокурору расскажешь! – отрезал Родимцев.
– Зачем прокурору? – опешил Роман.
– Тут не допрос, я не следователь! После договорим, понял?
– А разве еще ничего не ясно?
– Все мне ясно! Ты закроешь рот, твою мать?
Дробот кивнул, крепче сжав автомат. Но потом все-таки не сдержался:
– Остальные как?
– Какие остальные?
– Я понял, Дерябин на этой машине не один приехал.
Глаза Родимцева сузились – он снова вспомнил Полину и "латыша".
– Слыхал – воюют в поселке. Наши очухались, не иначе. Этого бы гада не упустить.
– Согласен.
– Кто тебя спрашивает!
Теперь Дробот замолк надолго, продолжая следить через лобовое стекло за мотоциклистом. Как раз в тот момент беглец вырвался из поселка. Еще немного – и полуторка тоже оставила Хомутовку позади. Расстояние между ним и полуторкой медленно, но уверенно сокращалось.
– Куда ж ты прешь, – процедил Родимцев, явно говоря сам с собой. – Там же тракт один, по дороге транспорт ходит, на что надеешься… Не выскочишь, сука…
Словно услышав эти мысли вслух, Дерябин неожиданно резко свернул влево, уходя с основной дороги на проселочную, а затем и вовсе выскочил на поле. Мотоцикл подскакивал на кочках, передвигаясь по пересеченной местности быстро и неуклюже, держа курс на лесополосу.
– Ну, и куда? – процедил Родимцев.
Хотя и он, и Дробот прекрасно понимали – рвануть под прикрытие леса для Дерябина единственный выход. Видно, он хорошо знал местные транспортные развязки, потому также отдавал себе отчет: ничего хорошего на основном шоссе его не ждет.
Когда полуторка выехала на поле, трясти стало еще сильнее. Роману в какой-то момент показалось, что капитан не удержит руль, если не сбавит скорость, но Родимцев по-прежнему уверенно жал на газ, и у них даже появились шансы догнать диверсанта, прежде чем тот окажется под лесным прикрытием – мотоциклисту на колдобистом грунте приходилось еще тяжелее.
Внезапно ситуация резко изменилась. Дробот даже не сдержал какого-то слишком уж детского восторженного крика. Мотоцикл вдруг взбрыкнул, словно скакун задними ногами, – видимо, переднее колесо на полной скорости въехало в глубокую канаву, и теперь уже Дерябину не удалось удержать его. На секунду замерев в воздухе, он перевернулся, выбрасывая мотоциклиста из седла через рогатый руль. Однако если бы это произошло на ровной дороге, грузовик догнал бы потерпевшего аварию в считанные секунды. Здесь же, мчась через поле, Родимцев поневоле вынужден был ехать не по прямой, потому и в этой, невыгодной для себя ситуации Дерябин получил незначительную, однако в его положении – очень важную и нужную фору.
Сидящие в кабине грузовика поняли это, когда прогремели первые выстрелы.
Сначала пуля разбила лобовое стекло, и по нему разбежались паутинки трещины. Дробот отшатнулся, Родимцев пригнулся, но второй пули ему избежать не удалось: она чиркнула по правому виску, процарапав глубокую борозду, кровь хлынула по лицу, заливая глаза. Игорь схватился правой рукой за рану, левой пытаясь все-таки удержать руль, но безуспешно: он только развернул полуторку правым боком к мотоциклу, до которого оставалось не больше тридцати метров. Нога соскользнула с педали газа, и грузовик замер. Следующая пуля пробила правый передний баллон, машина дернулась и слегка просела.
Дерябин, заняв позицию за мотоциклом, перезарядил винтовку, по-прежнему удивляясь собственному спокойствию.
Впрочем, он при этом понимал: спокоен как всякий, кому нечего терять и кто цепляется за жизнь только потому, что любое живое существо готово цепляться за нее до последней секунды. Даже не собираясь отвечать самому себе на вопрос, откуда в этом поселке вдруг взялся Роман Дробот, его, без преувеличения, злой гений, которого он лично несколько раз обрекал на верную смерть, Николай вместо этого признал: операция "Фейерверк" не задалась с самого начала, и, выходит, такова его судьба. Не возникни Дробот, случилось бы что-то другое.
Тогда, засев в комендатуре, он мыслил в другом направлении. Голова работала четко, решения принимались даже вроде как сами собой. Он приметил у комендатуры мотоцикл, явно бывший на ходу. В комнате с телефонным аппаратом на столе, где, похоже, заседал комендант, увидел винтовку и даже патроны к ней. Окно этого помещения вело во двор. И, по примеру Отто Дитриха, он решил поверить в знаки.
Когда мотоцикл не удалось удержать, Дерябин словно почувствовал это за мгновение до аварии. Потому, перелетая через руль, успел сгруппироваться: тело само припомнило не только навыки, полученные на изнуряющих тренировках в диверсионной школе, но и занятия в спортивных лагерях Осоавиахима. Сгруппировавшись, пришел на плечо, тут же сделал кувырок, встал сначала на все четыре, потом сразу – на колени. Мир вокруг еще кружился каруселью, но Дерябин, быстро опомнившись, поискал глазами и нашел выпавшую при падении мотоцикла из коляски винтовку.
Полуторка приближалась.
Подхватить оружие и быстро зарядить не составило труда для человека, сдавшего все положенные нормы на значок "Ворошиловского стрелка". Наоборот, Николаю казалось – руки делают все сами, прежде чем голова успеет подумать, а он – принять нужное решение. Первый выстрел Дерябин сделал пристрелочным, даже не надеясь остановить погоню. Хотя с такого расстояния вряд ли промахнулся бы любой, мало-мальски умеющий обращаться с оружием. Вторым выстрелом он остался доволен – полуторка враз вильнула, словно большой раненый зверь, и остановилась.
– Все хорошо, прекрасная маркиза, – проговорил Дерябин, медленно водя стволом из стороны в сторону и нашаривая цель. – Все хорошо, все хо-ро-шо…
Выстрел.
Пробитое правое колесо заставило грузовик просесть. Дерябин обернулся, прикидывая расстояние между собой и лесом. А затем повернулся к полуторке, устроился поудобнее, снова прицелился.
Сколько их там? Двое? Максимум. Даже если один, даже если ранен – все равно не стоит поворачиваться к машине спиной.
Шевеление со стороны кузова.
Не задумываясь, Дерябин плавно переместил в ту сторону ствол винтовки, мягко нажал на спуск. Пуля отбила щепку от кузова как раз на уровне головы того, кто прятался с той стороны.
– Куда лезешь, – процедил Дерябин, посылая в патронник новый патрон. – Куда ты прешь, сволочь… В войну играешь? Ну, давай, давай, вылазь.
Снова движение, теперь уже с другой стороны, у капота.
Выстрел.
Дерябин вдруг вспомнил – а ведь у машины есть бензобак. Для этого достаточно попасть в карбюратор, и связанный с ним топливный резервуар рванет, вместе с ним – вся машина. Сколько бы людей за ней ни пряталось, один или двое, придется выбегать на открытое пространство.
Николай устроился поудобнее, чуть сменив позицию. Даже потрепал винтовку по ложу.
Теперь все решится даже быстрее, чем он полагал.
И тут же услыхал, как его называют по фамилии.
– Дерябин! Слышь, Дерябин?
Дробот.
Какого черта ему надо!
Сдаваться хочет? Вот смеху-то будет…
Когда машина встала, а окровавленный Родимцев сполз по сидению вниз, Дробот слегка опешил.
Но, быстро оценив ситуацию, распластался на сидении, накрыв собой раненого капитана, затем дотянулся до ручки, открыл дверцу, выбросил наружу автомат. После, проворчав: "Извини, Ильич!", перебрался через него к выходу, выбрался из кабины, подхватив обмякшее тело Родимцева, выволок его наружу.
Устроив капитана у заднего колеса, прислонив спиной к баллону, Роман, взяв автомат, осторожно попытался выглянуть из-за кузова. Прицельно выпущенная пуля заставила его отпрянуть, и совершенно не к месту вспомнилось – а ведь эта сволочь до войны была "Ворошиловским стрелком", Дробот как-то слыхал об этом краем уха. Ничего особенного, многие сдавали этот стрелковый норматив. Но сейчас Роман отчетливо понял: значки давали заслуженно. А он в свое время не слишком этому верил, особо не стремясь получить навыки меткой стрельбы.
Переступив через лежащего Родимцева, он попробовал высунуться с другой стороны. Пуля Дерябина отогнала его и оттуда. Прижавшись спиной к кабине и держа автомат в опущенной вдоль тела руке, Дробот лихорадочно думал, как долго это может продолжаться и чем, в конце концов, закончиться. Всю жизнь Дерябин не сможет вот так прятаться за перевернутым мотоциклом, не давая ему высунуться. Но и он сам не хотел стоять тут чуть не до Страшного суда, боясь показаться противнику, который, надеясь, что напугал Рому, немного обождет, да и двинет рысью к лесу.
Родимцев застонал.
Взглянув на него, Дробот увидел – капитан открыл глаза и смотрит прямо перед собой.
Потом веки вновь опустились.
– Дерябин! – повторился крик. – Слышишь меня?
Голос доносился со стороны капота, и Николай переместил ствол в том направлении.
– Слышу! – выкрикнул в ответ. – Страшно стало?
– Поговорим?