На следующий день началась служба. Некоторым, чей гардероб оставлял желать лучшего, со склада выдали потрепанную британскую униформу песочного цвета и разнокалиберные ботинки. Большинство осталось в чем были. Давид окинул товарищей критическим взглядом и выдал: "армия ланцепутского шаха". Оказалось, что стоя в строю, человек в белой рубашке, клетчатом жилете и туфлях выглядит до невозможности комично. А уж когда такой строй по десять раз кричит, надсаживаясь: "Да, командир! Да, командир!", это уже юмор за гранью.
Глядя, как бежит подчиненный ему взвод, Цви только тяжело вздыхал. После первого круга, не пробежав и километра, "сдохла" половина новобранцев. Четвертый круг Цви бежал вместе с Сашей, остальные плелись позади. Потом были подтягивания, отжимания, качание пресса. Результаты оказались плачевны. Кроме Саши, подтянуться хотя бы раз смогли лишь трое. Концлагеря, послевоенная жизнь впроголодь не добавили людям здоровья. Бледных, субтильных новоприбывших легко было отличить от старожилов. Мускулистые, сытые и загорелые парни из соседних палаток поглядывали на них с презрением. Два часа строевой подготовки вымотали весь взвод до изнеможения, и Цви отвел подчиненных в тень под растущими возле учебного плаца акациями.
- Да, печальное зрелище. Вы смотритесь, как кучка бледных спирохет, - построившись неровной буквой "П", тяжело дышащие, красные и расхристанные солдаты слушали, как командир изливает на них желчь. - И это вам еще оружие не выдали. Как воевать собираетесь?
- Командир? - Саша поднял руку.
- Да? - разрешил Цви.
- Мы подтянемся. Это дело наживное, нужно только время, - сказал Саша.
- Подтянетесь, никуда не денетесь, - согласился Цви и глянул на часы: - Ладно, отдых десять минут, потом продолжим. Саша ко мне, есть разговор.
Он отвел Сашу в сторону и ткнул пальцем в грудь:
- Тебе, как фронтовику, не надо объяснять, что такое дисциплина. Поэтому я тебе говорю в первый и последний раз: не спорь со мной. Не перебивай и не обсуждай мои приказы. Здесь армия, а не бардак. Служи как все и не выделывайся. Понял?
- Командир, я и не собирался тебе мешать. Наоборот, помочь хочу. Посмотри на них - куда им воевать? - примирительно сказал Саша.
- А что ты предлагаешь? Распустить всех? Сразу тебе говорю - этого не будет! Да люди и не согласятся, не все такие, как ты! - взвился Цви.
- Не понял ты меня, командир, - вздохнул Саша. - Признайся, это твой первый опыт самостоятельного командования? Только честно?
- Да и что с того? Что это меняет?
- Давай я тебе помогу, хотя бы советом. Да и делом тоже - их ведь обучать надо, - предложил Саша.
- Ну, хорошо, - успокоился Цви. - И что ты мне посоветуешь?
- Прекращай гонять людей. Они ведь уже не сопляки безголовые, а взрослые люди. А ты, я вижу, всерьез собрался их выжать досуха. Сорвутся, люди ведь не железные. А ты меры не знаешь, передавишь и все. Вместо этого понемногу надо объяснить им насчет дисциплины, научить стрелять. А физкультурой можно потом заняться. Составим план и будем каждый день понемногу увеличивать нагрузку. И через месяц ты их не узнаешь.
- Месяц, - присвистнул Цви. - У нас нет месяца.
- Ты знаешь, или предполагаешь? - прищурился Саша.
- Предполагаю… - скривился Цви. - Ходят слухи, что скоро нас пошлют на операцию.
- Скоро, это когда?
- Не знаю! В любой день!
- Тогда тем более надо, прежде всего, научить стрелять, - покачал головой Саша. - Иначе кранты, всех положат и физкультура не поможет. И вообще, мягче с людьми надо.
- Много ты понимаешь! - взвился командир. - Приехал тут и сразу жить учишь. И без тебя разберемся, как и чему учить! Развел мне тут пацифизм пополам с гуманизмом. Прав комбат - солдата куда не целуй, у него везде зад. Не дождетесь, целовать не стану, скорее, пинка получите. Все, разговор окончен!
- Знаешь, командир, - с горечью в голосе сказал Саша, - вот ты правильно сказал - мы только приехали. А нас тут же в ряды и строем на войну, как баранов! Мы и страну-то толком узнать не успели, за которую лоб под свинец подставлять придется. По-твоему, это справедливо? Люди не скот! И не рассказывай мне про долг и патриотизм, я уже таких как ты навидался, во! - Саша провел ладонью под подбородком. - Вы присвоили себе право решать за других, что правильно, а что нет. Право судить и выносить приговоры. Вы ощущаете себя частью чего-то большого, частью важного дела и от имени этого дела вы судите свысока нас, простых смертных. Но мы, командир, мы не винтики в механизме, а живые люди. Помни об этом, иначе тебе будет очень трудно потом жить. И еще, ты про службу-то помолчал бы. Не видел ты настоящей армии, и службы не нюхал.
- Закончил? - спросил Цви голосом, холодным как антарктический лед.
- Закончил. Могу быть свободным?
- Можешь, - Цви кивком отпустил Сашу и тут же, взглянув на часы, громко скомандовал: - Встали, построились в две шеренги. Отдых окончен!
Командир, хоть и послал Сашу куда подальше, все же к его доводам прислушался. Снизил темп тренировок, стал больше объяснять и показывать, а ближе к вечеру принес винтовку. За палатками был пятачок, утром туда по приказу командира взвода принесли бревна, чтобы было на чем сидеть. В центре поставили сколоченный из досок стол.
- Знаешь эту винтовку? - спросил командиру у Саши.
- Так точно, знаю.
- Вот и прекрасно, объясни товарищам, как тут что, - с этими словами Цви отдал Саше винтовку и отошел в сторону. Солдаты сгрудились вокруг стола. Саша стал рассказывать:
- Перед нами немецкая винтовка Маузер, тип 98. Хорошая винтовка, надежная. Калибр 7.92, емкость магазина 5 патронов. Когда затвор закрыт, один патрон находится в патроннике. - Саша стал называть и показывать части винтовки - ложу, затвор, курок, спусковой крючок, предохранитель. - Патроны снаряжаются в обойму, - Саша оглянулся на командира. - Есть обойма и патроны?
- Лови, - Цви полез в карман и кинул Саше обойму.
- Благодарю, - Саша поймал обойму и прошелся вдоль строя, показывая. - Заряжание производится вот так, - он оттянул затвор, вставил обойму, большим пальцем дослал патроны в магазин и вынул пустую обойму. Дослал на место затвор, перекинул флажок предохранителя влево. - Винтовка готова к стрельбе. Когда предохранитель повернут вправо, спусковой крючок не нажимается. Помните об этом, это одна из самых распространенных ошибок у новичков! Теперь давайте все по очереди, - Саша разрядил винтовку, снова установил патроны в обойму и спрятал ее в карман. - Вот как стоите, по кругу, каждый подходит и проводит полный цикл - подготовка к стрельбе и выстрел. Пока без патронов, вхолостую. Начали! Стоп, стоп, - тут же остановил он первого взявшегося за винтовку. - Никогда не направляйте оружие на товарищей! Ствол должен смотреть или в землю, или в небо.
Когда все "выстрелили" по разу, Саша показал, как производится разборка.
- Не пытайтесь сразу все запомнить. Завтра, когда получим оружие, спокойно и не торопясь пройдемся по всему. Пока просто смотрите, ничего сложного тут нет, - Саша отделил и разобрал затвор, затем показал как отделить ствол со ствольной коробкой от ложи. Все грустно посмотрели на превратившуюся в кучку запчастей винтовку. - Не пугайтесь, полная разборка нужна не всегда, обычно достаточно частичной, - успокоил их Саша. - Маузер винтовка надежная и если за ней ухаживать, не подведет.
После ужина Генрих стал свидетелем странной сцены. Взвод уже покинул столовую, и солдаты стояли снаружи, ожидая пока придет командир и строем поведет всех в расположение. Две женщины-кибуцницы протирали столы и разговаривали. Генрих, чуть задержавшийся за столом, получил от них порцию брани. Визгливым сорванным голосом старшая из женщин что-то стала ему выговаривать. Услышавший крики Цви заглянул в столовую и, переменившись в лице, что-то гневно ответил женщине. Та в долгу не осталась. В конце концов Цви сплюнул и вышел строить взвод.
- Что это было? - вернувшись в расположение, спросил Генрих у Мозеса. - И что значит "сабон"?
- Мыло, - ответил Мозес.
- Мыло? Не понимаю, причем тут мыло? - удивился Генрих.
- И мне что-то такое говорили, - сказал Давид. - Детишки пальцами показывали и повторяли это слово.
- Они нас презирают, - нехотя сказал Мозес. - Эти женщины между собой обсуждали, какие мы никчемные и что хорошо бы для нас отдельную столовую построить. Старшая, та вообще сказала, что жалеет, что нас Гитлер всех в мыло не превратил. Мол, мы ни на что не годимся, шли на убой как скот. И все в таком духе.
- Так вот оно что, - покачал головой Давид. - Занятно…
- Вы слышали? Слышали? - слова Мозеса услышал кто-то из второго звена и вскоре весь взвод возмущенно шумел, обсуждая новость.
- Что за шум? - у палаток как из-под земли вырос командир. К нему кинулись с вопросами.
- Это правда, - ответил командир. - Есть такое мнение.
- И ты тоже так думаешь? - Саша, единственный, кого не задело пренебрежительное отношение со стороны старожилов, улыбался.
- Я думаю, что каждый, кто готов стать со мной плечом к плечу и защищать нашу землю от врагов, мой брат. Те, кто над вами смеется, сами когда-то сюда приехали. Или их родители приехали, это неважно.
- Так что ж они так, а? - проворчал кто-то. По голосу Генрих узнал того, что вчера все время жаловался. Оказалось, что это не кто иной, как бывший капо - тот воспрянул, ожил и уже, наверное, забыл, как его чуть не выбросили за борт.
- Вы должны понять, что не пришли на пустое место. Все, что вы вокруг видите, все это создано трудом этих людей. Они много и тяжело работали. Для них вы дармоеды, прибывшие на все готовое. И они в чем-то правы, ведь вы могли приехать сюда до войны, как сделали настоящие патриоты Сиона. Раз вы этого не сделали, за что вас уважать?
- Несправедливо! - выкрикнул бывший капо. Взвод одобрительно заворчал.
- Несправедливо? Я думаю, вполне справедливо. Уясните раз и навсегда - вы пока никто. Пока вы не показали себя, не заслужили уважение, вы никто. Работайте, покажите, на что способны, - Цви наклонился вперед и криво усмехнулся: - Если вы, конечно, хоть на что-то способны. И вы увидите, что отношение к вам изменится. Работайте!
После отбоя в расположении взвода закипели жаркие споры. Отбившись, солдаты народ высыпал из палаток и рванул на пятачок за палатками. Кто порасторопнее, занял место на бревне, остальные стояли. На стол поставили несколько керосиновых ламп.
- Они нас ни во что не ставят! Их бы в концлагерь, я бы на них посмотрел! Да что они о себе возомнили! Кучка крестьян, которые сроду дальше своей навозной кучи носа не высовывали. И у них еще хватает наглости называть нас мылом! - возмущались одни. Действительно, слышать от каких-то крестьян о своей якобы неполноценности было обидно. Особенно приехавшим из европейских столиц, людям с высшим образованием, утонченным и культурным, или хотя бы считающим себя таковыми.
- А я считаю, что они правы, - не соглашались другие. - Мы должны забыть о прошлой жизни и начать с нуля.
- С нуля? Опуститься на их уровень? - возмущенно кричал один из второго звена, инженер из Гамбурга. - Да они же идиоты! Вместо того чтобы радоваться, что хоть кто-то приехал им помочь, они ругаются. У них тут от жары все мозги давно выкипели. Вот смотрите, одиннадцать вечера, а на дворе жара. И это в мае, а что будет в июле? Неудивительно, что они с ума посходили. Если бы не война и не проклятые наци, никогда бы я сюда не приехал! Никогда! Тут же невозможно жить! Если бы я знал…!
- Знал бы прикуп, жил бы в Сочи. Тебя послушать, так Гитлер лучший друг сионистов, - хохотнул Саша.
- Чтооо? - инженер выпучил глаза. В палатке стало тихо, Сашина реплика заставила всех замолчать. Генрих в ужасе закрыл глаза, ему показалось, что сейчас на них опять все накинутся.
- Ладно, не будем о грустном, - Саша примирительно поднял руки. - Вот ты лучше подумай, ты заводы здесь видел? Или, может, фабрики?
- Не видел. И что?
- А то, что инженерить тебе негде будет. Страна-то аграрная, да и то - вот земля, гляди, - Саша наклонился и набрал горсть земли. - Видишь, она красно-коричневая?
- И что? - снова выпучил глаза инженер.
- И то, что ты еще пойди на такой земле что-то вырасти. Семь потов сойдет. Прибавь к этому то, что здесь с водой тяжело. Так что на вашем месте, я бы отнесся к труду этих крестьян с большим уважением.
- Что ты этим хочешь сказать? - подал голос бывший капо.
- Будьте проще и люди к вам потянутся, - улыбаясь, сказал Саша. - То, что тут кто-то вас не любит, так это нормально. Приезжих чужаков нигде не любят, это закон природы. Или вы думали, что все тут целовать должны, только зато, что вы сюда соизволили приехать? Это вряд ли, мне командир уже доходчиво растолковал, что любви не выйдет.
Инженер нахмурился и сплюнул.
- Я не против крестьянского труда, - сказал молчавший все время Чистюля. - Надо будет, буду в поле работать, как все. Думаю, что для снобизма сейчас неподходящее время. И мне все равно, что обо мне подумают или скажут другие. Камни и трости переломают мне кости, но на ваши насмешки мне наплевать, как говорят англичане.
- Кроме того, я не думаю, что здесь все так считают. Несколько дураков погоды не делают, - сказал Саша. С ним не согласились, инженер снова завел свою песню. Спор разгорелся с новой силой и продолжался до полуночи, пока заглянувший на огонек командир взвода не разогнал всех по палаткам.
- Приготовились! - Цви шел вдоль лежащих на стрелковом рубеже солдат. - Целься! Огонь! - Вразнобой защелкали бойки винтовок. - Перезарядка! - Слитный лязг затворов.
Когда выдали винтовки, оказалось, что к ним почти нет патронов - всего по обойме на ствол и те строго-настрого запретили трогать. На обучение стрельбе боеприпасов не выделили. Саша благоразумно промолчал, он и так одним своим видом выводил командира из равновесия. Но другие молчать не стали и насели на командира.
- С боеприпасами сложно, - Цви развел руками. - Скажите спасибо, что хоть винтовки почти у всех есть. Еще год назад мы ходили на задания, так оружие только у половины было. И по три патрона на ствол. Цените то, что есть. Скоро обещали подвезти новую партию, тогда будут стрельбы.
Новобранцы тренировались без патронов, учились разбирать и ухаживать за оружием. Попутно Саша давал теорию - тактику действий взвода и роты на поле боя, рассказывал о том, как бывает в бою. Без лишних деталей, больше упирая на перемещения и выживание. Он даже устроил несколько практических занятий, показавших полную небоеспособность взвода.
- Это нормально, ведь прошло всего три дня, - сказал Саша командиру на разборе учений. Они сидели в стороне от отдыхавшего после занятий взвода. - Ничего, натаскаем.
- Меня только одно радует - противник у нас такой же неподготовленный. Неграмотные феллахи-ополченцы, - ответил Цви. - После первого выстрела разбегаются.
- Не стоит недооценивать противника, - покачал головой Саша. - Может выйти боком.
- Да видел я их в деле, - махнул рукой Цви. - Стадо баранов.
- Хорошо, если так, - сказал Саша, внутренне усмехнувшись: уговаривая его присоединиться ко взводу, Цви пел по-другому. Да и Тель-Авив бомбили не бараны. - Скажи, командир, ты не жалеешь, что меня к себе затащил? Только честно!
- Не жалею. Помнишь, еще в море я сказал, что нам нужны львы? Из тебя получился хороший командир звена и получится еще лучший командир взвода, - глядя Саше в глаза, сказал Цви. И Саша увидел - не притворяется. - То, что мы с тобой постоянно сталкиваемся, говорит о том, что отделения тебе мало. Надо расти и тебе и мне.
- Значит, все уже расписали? У вас это быстро…
- На днях нас отправят на операцию, - сделав вид, что не заметил сарказма, сказал Цви. - Деталей не знаю, но силу собирают большую. Надо не ударить лицом в грязь, показать себя.
- И тогда повышение в чине? - усмехнулся Саша.
- В том числе.
- Н-да, тут бы шкуру свою сохранить, а ты о чинах думаешь, - покачал головой Саша. - Ну ладно, спорить не будем. Лучше достань нам патронов, чтобы хоть чему-то людей научить. А там поглядим, разбегутся феллахи или нет.
- Патронов достану, - командир встал. - Ты об операции пока помалкивай, нечего народ будоражить. Есть?
- Есть, - кивнул Саша. Он подумал, что Цви просто не понимает, как ему повезло с подчиненными. Он вспомнил свою учебную роту образца 1941 года - кучка полуграмотных испуганных призывников. Половина вообще по-русски не понимает. И старшего сержанта Зинченко, здоровенного хохла с кулаками размером в пивную кружку. Кулаки сержант использовал как универсальный переводчик - после хорошей оплеухи команды понимали все. Сержанта ненавидели все - до первого боя, оказавшегося для многих последним. Наспех обученной и необстрелянной ротой заткнули какую-то дыру в обороне. И если бы не старший сержант Зинченко, первый бой закончился бы полным разгромом. В том бою он и погиб. Саша мысленно сравнил Зинченко с Цви и сравнение вышло не в пользу последнего. Сержант не знал языков, разговаривал матом, но было в нем что-то природное, какая-то идущая от земли несокрушимая сила. Он был настоящим.
Генриху не спалось. Вымотавшись за день, он ожидал, что отключится сразу, как голова коснется подушки. Не тут-то было. Он пересчитал добрую сотню овец, а сна по-прежнему ни в одном глазу. Он с завистью слушал мерное сопение спящих товарищей. И вдруг тишину нарушил скрип пружин. Приоткрыв один глаз, Генрих увидел в полумраке какую-то тень. Раздалось шуршание, тень что-то еле слышно переложила с места на место. Тень направилась к выходу из палатки, остановилась, точно прислушиваясь. Свет от почти потушенной керосиновой лампы на мгновение осветил лицо. Это был Мозес. В туалет пошел, решил Генрих и закрыл глаза. Но что-то в фигуре Мозеса показалось ему странным. Что-то выбивалось из привычной картины. И тут Генрих подскочил: винтовка! Мозес взял винтовку. А ведь при раздаче оружия ему винтовки не досталось. Он взял чужую…. Но зачем?
Генрих тихонько выскользнул из палатки и стал крадучись пробираться к стоящей на отшибе будочке туалета. За палатками его остановил часовой:
- Кто идет?
Генрих назвался и спросил вполголоса:
- Ты Мозеса не видел?
- Не знаю никакого Мозеса, - ответил часовой. - Но один из ваших туда пошел, - он махнул рукой в сторону столовой. Генрих засеменил туда, осторожно ступая по камням босыми ногами. Возле столовой, под навесом, стояли грубо сколоченные деревянные столы. На одной из скамеек кто-то сидел. Генрих осторожно прокрался за кустами и подобрался почти вплотную. Почти полная луна, висящая в небе, давала достаточно света, чтобы узнать в сидящем Мозеса. Затаив дыхание, Генрих стал наблюдать. Мозес задумчиво посмотрел в небо, покачал в руках винтовку и полез в карман. Свет луны заиграл на головках пуль. Раздался лязг - Мозес зарядил винтовку и прислонил к скамейке рядом с собой. Затем наклонился и стал стягивать с ноги ботинок.
Этого оказалось достаточно, чтобы Генрих сорвался с места и не чуя ног полетел в расположение.
- Саша! - он ворвался в палатку и кинулся тормошить спящего Сашу. - Саша, там Мозес! Он хочет застрелиться!