- Ты, главное, народ не пугай, - попросил Цви. - Противник такой же необученный. Кто не струсит, тот и победит.
- Опять "на ура" брать? А что, иногда срабатывает, - пожал плечами Саша. На душе у него кошки скребли. Он не раз видел, что бывает, когда необученных людей посылают в бой. И ему очень не хотелось пережить такое снова. - Лучше скажи, что это за место такое - Латрун? Ты же местный, должен знать.
- Я знаю, - кивнул Цви. - Придем в расположение, расскажу.
Цви собрал народ за палатками и стал рассказывать.
- Латрун, это очень старое место. В Палестине других нет…
Центральную часть Палестины занимают горы, издавна называемые Иудейскими, или Иудеей. В самом сердце этого района располагается древняя столица Израиля - Иерусалим. В 1947-48 годах Иерусалим со всех сторон окружали арабские деревни. С объявлением войны все дороги, кроме одной, оказались наглухо отрезанными отрядами арабской самообороны и регулярными частями иорданской армии. Все, кроме одной, дороги Яффо - Иерусалим. Спускаясь через долину, дорога выходила на ровную, как стол, местность между горами и средиземноморским побережьем. Эта дорога существовала столько, сколько существовал Иерусалим. Во времена крестоносцев на перекрестке дорог в том месте, где заканчивалась равнина и начиналась долина, была построена крепость. Крепость запирала долину, попасть в Иерусалим, минуя этот перекресток, было невозможно. Не зря евреи называли этот перекресток Шаар а-Гай, или "врата долины". Замком к этим воротам стала крепость, которую назвали "Ла торон де шевалье", "трон рыцаря". Возникший вокруг крепости поселок так и назвали - Латрун.
Важность этого перекрестка понимали и получившие мандат над Палестиной британцы. В 30-е годы они построили полицейский форт, чтобы контролировать дорогу в Иерусалим. В начале мая 1948 года, когда британские части оставили форт, он попал в руки арабов. Последняя ниточка, связывавшая еврейскую часть Иерусалима с еврейскими территориями, оказалась перерезанной. Евреи оказались в блокаде, запасы еды и воды в городе подходили к концу.
- Если мы не выбьем арабов, город падет, - закончил Цви. - Теперь вам понятно, что поставлено на карту? У нас нет выбора, мы обязаны победить! Наш флаг будет развеваться над фортом Латрун и Дир-Аюб, а по дороге пойдут колонны с продовольствием!
- А когда у нас был выбор? - зевнул Саша. - Сделаем… Пойдем, а там как карта ляжет.
- Все так думают? - обвел подчиненных взглядом Цви.
- Мы не подведем, командир, - сказал Мозес. - Можешь на нас положиться. На всех, - Мозес посмотрел на Сашу и повторил: - На всех без исключения.
- Давайте покажем этим арабам, как умеют воевать евреи, - Цви поднял сжатый кулак. - Пусть все знают, что нас нельзя сломить, или напугать. Мы сражаемся за свою землю. Правда на нашей стороне!
Солдаты кивали, слушая командира. Саша хмуро смотрел в сторону.
Напоследок всем раздали похожие на тазики британские каски. Давид по этому поводу сострил, что они теперь не просто взвод, а взвод дон-кихотов.
На следующее утро батальон выступил на юг. Колонна, состоящая из разномастных грузовиков и джипов, змеей растянулась по дороге, порой теряясь в облаках пыли. Впереди ехал броневик. Сидя в открытом грузовике - автобуса в этот раз не досталось, солдаты Цви провожали взглядами удалявшиеся кибуцные поля. Вокруг тянулся унылый пейзаж - заросшие травой и колючками холмы. Порой то слева, то справа мелькали небольшие поселки.
- Это наш, - комментировал командир. - А вот это арабский. А вот это опять наш, - поселков было немного, гораздо больше пустошей.
- Это ничего, мы все это засадим лесами, - сказал Чистюля, глядя на вытянутые лица товарищей. - У меня специальность - лесное хозяйство. А землю распашем, все вокруг зацветет, вот увидите!
Холмы остались позади, местность выровнялась. Мелькнул указатель - на Тель-Авив, но колонна проехала его не останавливаясь. Вскоре дорога пошла в гору, снова появились холмы. Вдали замаячили горы. Колонна какое-то время ехала по шоссе, потом свернула на боковую дорогу.
- Скоро уже Хульда, - обнадежил уставших и запыленных подчиненных командир. - Вот за тем поворотом.
Колонна свернула за холм. Когда шум машин стих вдали, на господствующей над дорогой высоте зашевелились кусты и оттуда вылезли двое вооруженных людей. Старший, одетый в пыльную абу, размотал с головы куфию, открывая коричневое, иссеченное ветрами пустыни лицо. Он посмотрел вслед колонне, повернулся к младшему и сказал по-арабски:
- Тауфик, беги в форт, сообщи полковнику, что евреи стягивают к Хульде войска.
Младший кивнул и тут же, сорвавшись с места, сбежал по склону и исчез в русле пересохшего ручья. Старший вернулся на место - ждать и наблюдать.
Сказать, что в кибуце Хульда было людно, значит, не сказать ничего. На огромном поле, насколько хватало глаз, всюду стояли палатки, машины, с деловым видом ходили люди. Батальон выгрузился, комбат скомандовал отдыхать и ушел в штаб. Солдаты натянули у борта грузовика импровизированный тент и попадали на землю.
- Смотри сколько народу, целая армия, - возбужденно сказал Генрих.
- Ну, на армию это не тянет, - усмехнулся Саша. Он, с его опытом, видел, что народу по меркам Красной Армии немного, от силы два полка. Правда, такого бардака он не видел даже в сорок первом. Солдаты одеты кто во что, вооружены самым разнообразным оружием - от русских винтовок Мосина, до японских Арисак и британских Стэнов и Ли-Энфилдов. - Я, грешным делом думал, что это только у нас, как это Давид сказал - армия ланцепутского шаха. А тут вся армия такая. Партизанский отряд, махновщина.
- Ты слишком строг, - усмехнулся Давид. - Внешний вид не главное.
- Дело не во внешнем виде. Вот нападут сейчас арабы, что они будут делать? Куда бежать? Одно слово - бардак!
- Арабы? Эти неграмотные крестьяне-ополченцы? - презрительно сплюнул Генрих.
- Это кто тебе такую глупость сказал? - Саша развернул к Генриху красное от гнева лицо.
- Да все говорят, - пробормотал Генрих.
- Запомни, вооруженный враг опасен! Нельзя недооценивать противника, каким бы он не был, - резко сказал Саша. - Тем более что вояки из вас…
- Пить хочется, - облизнул пересохшие губы Генрих.
- Шарав, - сказал Мозес.
- Шарав?
- Горячий ветер из пустыни. Завтра, чувствую, будет еще жарче. До сорока градусов дойти может…
- Только этого нам не хватало, - покачал головой Саша. - И так потеем, а тут еще этот шарав.
К грузовику подошел Цви и поманил Сашу за собой.
- Идем к комбату на инструктаж, - на ходу вразумлял Сашу Цви. - Смотри там не ляпни что-нибудь.
- Так может мне вообще туда не ходить?
- Вот только этого не надо! - Цви остановился. - Мне лучше знать, куда и зачем тебе ходить. Смотри, слушай и мотай на ус. Молча!
- Не вопрос, командир, - пожал плечами Саша. - Ты командир…
У машины комбата собрались все офицеры батальона - начальник штаба, командиры рот и взводов. С ними был человек в английском френче, державшийся чуть в стороне. Саша скромно приткнулся рядом с ним и стал смотреть и слушать, благо совещание шло на русском. На капоте джипа разложили карту и комбат стал ставить задачу:
- Вот здесь, напротив въезда в Баб аль-Вад, находится полицейский форт Латрун. Он расположен на господствующей высоте и блокирует дорогу на Иерусалим. Нашему отряду поставлена задача овладеть фортом, деревнями Бейт-Сусин и Дир-Аюб и разблокировать дорогу. Будет работать наша бригада и батальон из бригады "Александрони". Теперь смотрите диспозицию: вот перекресток. Мы сейчас находимся здесь, в Хульде, справа от дороги на Иерусалим. Вот эта дорога вдоль гор ведет в Рамаллу. Форт находится за ней, там холм и на нем каменное здание. Справа от дороги на Рамаллу, напротив форта, монастырь и деревня Латрун. Южнее, уже по нашу сторону дороги на Иерусалим, высота 314, вот она, - комбат ткнул указкой в карту. - Дальше по дороге, километрах в двух от высоты 314, две деревни. Дир-Аюб слева от дороги и Бейт-Сусин справа. Ориентировочно, арабские позиции вот здесь и здесь: в самом форте, в деревне аль-Латрун и восточнее, ближе к Баб аль-Вад, на высотах по ту сторону дороги, в районе Дир-Аюб. По данным разведки, силы противника в это районе начитывают примерно батальон ополченцев. Это сброд из местных деревень, без тяжелого вооружения.
Операция была назначена на эту ночь. Но мы опоздали, поэтому начало операции отодвинули на сегодня. В 22:00 мы должны покинуть Хульду и выдвинуться вот по этой дороге, - командир показал на карте, - по направлению к перекрестку. Ребята из "Александрони" пойдут прямо на форт и на высоту 314, а нашему батальону поставлена другая задача. Под прикрытием темноты, мы должны обойти высоту 314, выдвинуться к Бейт-Сусин, затем пересечь дорогу и занять Дир Аюб. Если к тому времени "Александрони" еще не возьмут форт, мы должны ударить с тыла. Нас будет поддерживать бронебатальон и артиллерия, вот отсюда, с высоты 200. Кроме того, еще один пехотный батальон будет в резерве и если что, придет нам на помощь.
Теперь задачи по ротам: рота "бет", Моше, - при этих словах командир роты "бет" кивнул, - движется за ротами "Александрони", огибает высоту 314 и начинает движение на Дир-Аюб. Двигайтесь не спеша, дорогу не переходите. Рота "гимель", Йехуда, - кивок командира роты "гимель", - идет вместе с ротой "бет", огибает высоту и начинает движение на Дир-Сусин. Как только рота "гимель" займет Бейт-Сусин, рота "бет" должна пересечь дорогу и под прикрытием роты "гимель" подниматься к Дир-Аюб. Рота "алеф" останется в резерве.
Смотрите внимательно! Какой у вас контингент, вы знаете лучше меня, поэтому примите меры, чтобы никто не потерялся в темноте. Будьте осторожны, на рожон не лезьте. Если что, просите поддержки у ребят из "Александрони", там народ обстрелянный, не новички. И еще: в сторону монастыря не должно быть никакой стрельбы! Нам еще проблем с католической церковью не хватало. Проинструктируйте личный состав, чтобы знали все! Вопросы?
- У меня вопрос, - ноги вынесли Сашу вперед.
- Ты кто? - удивленно уставился на него комбат.
- Это мой зам, - объяснил Цви. Даже сквозь загар было видно, как он покраснел.
- Зам? Ну ладно, давай свой вопрос, - кивнул комбат.
- Вы не указали, какими точно силами располагает противник и где они сосредоточены, где у них огневые точки, укрепления и прочее…
- Это вопрос? - поднял брови комбат.
- Вопрос, посылали ли разведку? Предпринимались ли меры, чтобы вскрыть оборону противника в том районе?
- Нет, не посылали, тебя, умного, дожидались! - комбат побагровел. - Что за армия, я не пойму?! Каждый солдат - Наполеон! Значит так, фон Мольтке, иди в свой взвод и проверь солдат. Может, кому-то сопли вытереть надо? А вопросы стратегии оставь офицерам.
- Я считаю, что идти на невыясненную оборону противника слишком рискованно, - не отступал Саша.
- Он считает, вы слышали? - комбат обвел офицеров неверящим взглядом.
- Я могу сходить туда и выяснить все, что надо, - сказал Саша, не отводя взгляда от пылающего лица комбата.
- Фронтовик? - спросил человек в английском френче. - Сколько на фронте? Звание?
- На фронте с лета 41-го, - ответил Саша и вздрогнул: в интонациях человека во френче прозвучало что-то знакомое. Человек явно служил в Красной Армии и не рядовым. Так разговаривали старшие офицеры на фронте. - С 42-го и до конца войны в дивизионной разведке, если не считать госпиталей - три года. Гвардии старшина.
Комбат проглотил очередную язвительную реплику и выпучил глаза.
- Ты прав, - сказал человек во френче. - Без разведданных выдвигаться опасно. Но на этот риск придется пойти. Времени на тщательную разведку просто нет, а отложить операцию мы не можем. Противник может знать, что мы планируем атаку. Если арабы подтянут подкрепления, форт нам не взять.
- Я могу сходить, - повторил Саша. - Как раз до вечера обернусь.
- Это слишком рискованно, - покачал головой человек во френче. - Ты не знаешь местности. Тут тебе не Россия, тут своя специфика. Попадешь в руки противника и на всей операции можно ставить крест. Я запрещаю любую самодеятельность, - сказал он, обращаясь к комбату. - Действуйте четко в рамках полученных приказов. Продолжайте, - с этими словами человек во френче развернулся и ушел.
- Я так и знал, что у меня с тобой будут проблемы! - после инструктажа Цви выговаривал Саше. - Вот что тебе стоило промолчать? Выслушал приказ, взял под козырек - все!
- Знаешь что, командир? - Саша резко развернулся к Цви и взял того за грудки. - Меня достало ваше "под козырек"! Достало ваше "ихие беседер"! Ты что, не понимаешь, чем все это может обернуться? Ты знаешь, сколько раз я вот так ходил в атаку? Полковник сидит в штабе, далеко от передовой и приказывает капитану: взять высоту! Вперед! Капитан вызывает в свой уютный блиндаж лейтенанта и говорит: вперед! Лейтенант берет сотню солдат и идет. Есть! Будет исполнено! Они уходят и не возвращаются, а полковник посылает новых. А когда люди кончаются, звонит генералу и просит прислать еще. Вот так! Только ты, командир, ты не полковник и не капитан, ты Ванька-взводный и пойдешь с нами. Ты пойдешь, они останутся. И если ты не вернешься, они и слезинки не проронят. Понимаешь? Да ни черта ты не понимаешь! - Саша отпустил полузадушенного Цви и пошел к своим..
- Струсил? - сказал, точно выстрелил в спину, Цви. - Тут каждый готов пожертвовать собой, а ты сеешь панику!
- Струсил? - Саша на деревянных ногах повернулся. - Я не струсил! Скорее я твою спину увижу в бою, чем ты мою! Да, люди готовы собой пожертвовать и я готов. Но это их право. А ты не смеешь гнать их на убой. Ты командир и должен думать головой! А ты…
Взвод наблюдал эту сцену, открыв рты. Цви постоял и ушел. Саша подошел к грузовику и изо всех сил несколько раз врезал кулаком в борт.
- В общем, так, на руках имеем мизер при пяти тузах, - отдышавшись, сказал товарищам красный, как рак, Саша. - Ночью мы выступаем, будем брать этот чертов форт. Отсюда до него километров восемь-десять по прямой. Придется много ходить. Проверьте оружие, чтобы все было почищено-надраено. У кого есть фляжки, обязательно наполните. Дело может затянуться.
- Надо у кибуцников бутылок попросить, - предложил Мозес.
- Хорошая мысль, - одобрил Саша. - Займись этим. Времени вам на все про все до пяти вечера. Потом - ложитесь спать, силы вам понадобятся. Ночью поспать не получится, ровно в десять выступаем.
- А ты? - спросил Генрих.
- Куда я от вас денусь, - вздохнул Саша, отошел от товарищей, сел на камень и нахохлился. Генрих подошел и услышал, как Саша что-то тихо бормочет себе под нос.
- Что ты делаешь? - спросил он у Саши - любопытство пересилило.
- Молюсь.
Саша отошел от товарищей, сел на камень и затих. Генрих подошел и услышал, как Саша что-то тихо бормочет себе под нос.
- Что ты делаешь? - спросил он у Саши - любопытство пересилило.
- Молишься? Но это же…
- Глупо, хочешь сказать? - усмехнулся Саша.
- Ну… - кивнул Генрих.
- Там все были верующие, - сказал Саша, глядя сквозь Генриха. - В окопах атеистов нет.
- И все равно я считаю, что это глупое суеверие!
- Вот представь, - Саша говорил медленно, точно через силу. - Ты сидишь в окопе, а впереди окопы врага. До них метров пятьсот. Эти пятьсот метров надо пройти. И ты сидишь в окопе и ждешь команды. Час, два, три… Но тогда ты еще не начинаешь молиться. Это первый бой и тебя пугает не смерть или ранение, ты еще не знаешь, что это такое. Тебя пугает неизвестность. Но ты не молишься, просто ждешь. Потом раздается команда и ты вместе с товарищами вылазишь из окопа, и бежишь вперед. И это не как в кино - красиво, с музыкой. Ты потный, грязный, голодный. Никакой романтики… И вот ты бежишь, выставив перед собой винтовку. Впереди бегут твои старшие товарищи, те, кто на фронте больше, чем ты. А потом немцы начинают стрелять. Но ты их не видишь. Слышно только хлопки выстрелов и свист пуль. Ты бежишь на эти пули грудью, и пульс стучит у тебя в ушах, как барабан. Ты кричишь "ура", кричишь изо всех сил, подгоняешь себя этим криком. А потом твои товарищи начинают падать. Один, другой… Тому, кто бежит впереди тебя, пулей разносит башку, и ты видишь, как его мозги растекаются по земле. А рядом стонет весельчак из первого взвода, который еще вчера играл вам на гармошке. Ему попало в живот, и он ползет по земле, удерживая руками вываливающиеся кишки. И вот ты понимаешь, что перед тобой никого нет. Но ты солдат, патриот, ты храбрый и еще не понял, что в тебя тоже стреляют. Ты добегаешь до вражеских окопов и начинаешь драться с немцами врукопашную. Ты когда-нибудь дрался врукопашную с человеком, который хочет тебя убить? Не расквасить нос, а убить? До траншеи добежал не ты один, товарищи тебе помогают, и вы побеждаете. Ты понимаешь, что остался жив и понимаешь, что это чудо, что тебе невероятно, сказочно повезло. Но в тот момент ты еще не начинаешь молиться. А знаешь, когда?
- Когда? - спросил Генрих и покачнулся, ошеломленный нарисованной Сашей картиной.
- Спустя два или три боя, когда ты оглядываешься вокруг и понимаешь, что рядом нет никого, кто шел с тобой в ту атаку. Они все мертвы, а ты жив. И вот ты сидишь и ждешь следующей атаки. И молишься, потому что в этот раз тебе первому вставать из окопа, - закончил Саша.
Генрих ничего не сказал, слова застревали у него в горле. А Саша быстро проверил снаряжение и завалился спать, попросив разбудить его в девять. Кроме него, никто не сомкнул глаз. Генрих, тот вообще не мог сидеть и расхаживал туда-сюда возле грузовика.
- Сядь, - попросил Давид. Генрих не отреагировал, тогда на него прикрикнул Мозес:
- Сядь, я сказал!
Генрих послушался и сел, но через минуту вскочил.
- Я вас не понимаю, - выпалил он, глядя на товарищей. - В других взводах все как у людей: песни, веселье. Люди радуются каждой минуте жизни. И только у нас все наоборот. Сидим тут мрачные как гиены, страдаем непонятно отчего. Этот, - он посмотрел на спящего Сашу, - испортил всем настроение и завалился спать. Это неправильно, несправедливо. Может, он вообще трус!
- Остынь, - попросил Давид. - Ты молодой и глупый, как щенок и не понимаешь, как тебе повезло. Человек о тебе же заботится. Сам посуди - из всех взводов только наш стрелял. Если бы не Саша, мы бы тоже не стреляли. Песни поют, говоришь? Посмотрим, как они завтра после боя запоют! Правильно он тебя напугал, так и надо поступать с самоуверенными щенками. В бою будешь осторожнее!