24
На следующее утро, вскоре после того, как они позавтракали, в дверь постучал Гроув. Дэй, принимавшая солнечные ванны, накинула купальный халат.
- Простите, что нарушаю ваше уединение, - сказал он, прошагав в патио, где они сидели. - Все в порядке? Вам ничего не нужно?
Когда они возразили, что все детали идеально сочетаются друг с другом, он устроился в шезлонге и закурил. Через пару минут цель его прихода стала ясна: он явился пригласить доктора Слейда на экскурсию в ближайший серебряный рудник.
- Серебряный рудник! Это правда? - сказал доктор Слейд заинтересованно. - Что ж, думаю, мне понравится.
- Вы спуститесь в рудник? - спросила Дэй, пристально глядя на Гроува.
Он улыбнулся:
- Трудно было бы осмотреть его снаружи.
- Ненавижу подземелья! - сказала она с чувством, не сводя с него глаз.
- Никому не хочется в землю, - произнес он, улыбаясь даже еще вкрадчивее. Вдруг она почувствовала, что он пытается выставить ее в глупом свете, отрезав путь к достойному отступлению, и поэтому на время перевела разговор на другую тему. Потом неожиданно спросила его:
- Это современный рудник?
- Там безопасно, если вы это имеете в виду. Ему не меньше двух столетий. Очень прочный.
Когда доктор Слейд встал и собрался выйти вслед за Гроувом, она сказала негромко, но так, чтобы он услышал:
- Я не хочу, чтобы ты ехал, Тейлор.
Он остановился и развернулся:
- Нашла время! Я буду осторожен при спуске и подъеме. Увидимся около двенадцати.
- Да, - монотонно сказала она, махнув рукой в его сторону. Он воспринял это как прощальный жест и вышел.
Когда они очутились в крытой галерее главного внутреннего двора, Гроув посмотрел на него:
- Дэй разволновалась, да?
- Вовсе нет, она необычайно уравновешена, - ответил доктор Слейд. - Просто после болезни у нее слегка расшатались нервы - вот и все.
Гроув терпеливо улыбнулся и покачал головой:
- Что ж, доктор, это ваша жена, и вам лучше знать. Но, с другой стороны, из-за вашей близости вы можете и не заметить того, что кто-нибудь другой, встретившись с ней впервые, увидит тотчас же. Никогда нельзя сказать.
- Очень в этом сомневаюсь, - с нажимом произнес доктор Слейд. Гроув понял, что тот не настроен на диалог.
- С какой стати ей нервничать? - спросил он. - Она полностью выздоровела. Вы же видели.
Доктор Слейд остановился.
- Разве? У нее ведь было то же, что у меня, - он постучал себя по лбу. - Она очень многого не может вспомнить.
Гроув фыркнул:
- Скорее всего, это мнимая потеря памяти. Она знает, что пару дней находилась в отключке, и поэтому ей кажется, будто порвана связующая нить. Вот увидите: если задать ей нужные вопросы, она все вспомнит.
Они снова медленно зашагали.
- Не знаю, - с сомнением сказал доктор Слейд. - В моем случае провал вполне реальный. Выпал целый период.
- И до сих пор не восстановился! - воскликнул Гроув.
Чувствуя, что его вызывают на разговор, во время поездки доктор Слейд решил рассказать Гроуву о границах этого временного промежутка, используя некоторые ориентировочные даты и считая на пальцах дни до и после. Вместе они подсчитали, что потерянное время занимает от тринадцати до пятнадцати дней.
- Восстановить в памяти эти дни - теперь главная цель моей жизни, - сказал доктор Слейд, пытаясь улыбнуться. Обжигающий ветер резко хлестнул его по лицу, так что у него перехватило дыхание.
- Они вернутся, волоча за собой хвосты, - Гроув слишком быстро ехал по ухабистой тропе, не сводя глаз с дороги.
По-прежнему загорая в одиночестве посреди все более накалявшегося патио, Дэй пыталась реконструировать ключевые сцены, подробности которых могли бы воскресить какой-нибудь фрагмент недостающего материала. Но это было все равно, что искать на берегу вчерашние следы. Она сердилась на Тейлора за то, что он ушел, хотя она просила не делать этого: без него она осталась наедине со своими заботами. Она была уверена, что у них больше шансов решить собственные проблемы вместе, нежели по отдельности.
Когда прислуга пришла убрать в комнате, Дэй набросила рубашку и какие-то брюки и побрела через весь дом к парадному входу. На улице казалось немного прохладнее. Несколько пыльных тропинок вели в разные стороны: та, которую выбрала она, пролегала вначале вдоль стен дома и сада. Вскоре тропинка пошла под уклон и свернула налево. Невзирая на жару, Дэй медленно шагала, поднимая сандалиями пыль. Затем развернулась и возвратилась на ранчо быстрее, чем ушла с него. Уже во дворе она услышала голоса, доносившиеся из sala, и заглянула туда.
- Жаль, что ты этого не видела, - сказал ей Тейлор. - Там везде ручейки цианида.
Она коротко рассмеялась и взяла коктейль, который протягивал ей Гроув.
- Именно этого мне и не хватает - капельки хорошего цианида.
Столовая представляла собой небольшой музей доколумбова искусства: ее стены были изрезаны нишами, где хранились маски и скульптуры. Гроув захотел пообедать здесь, утверждая, что снаружи чересчур жарко. Затем разгорелся спор с Лючитой, возражавшей, что из-за кондиционера в столовой слишком холодно. Как только сели за стол, она опять вернулась к этой теме.
- Мало того - ты еще подаешь нам "виши" со льдом, - пожаловалась она.
- А, колотун старой наркоманки. Здесь ведь жарко, - Гроув взглянул на Дэй, ища поддержки.
- Для меня в самый раз, - безразлично сказала она, одновременно сплетя ноги, поскольку было зябко и неуютно.
- Превосходно, - сказал доктор Слейд.
- Ты же в куртке, - сказала ему Дэй и запнулась. - Что это за божество? - поинтересовалась она вскоре, показывая на большую каменную скульптуру, высившуюся в дальнем конце комнаты.
Гроув почтительно взглянул на статую.
- Это Шиулок - бог жизненной силы. Его называют Отцом Фурункулов. Весит четырнадцать тонн.
- А я думал, гораздо больше, - угрюмо сказал доктор Слейд: он считал, что нелепо окружать обеденный стол кривляющимися рожами и злобными мордами.
- В том-то все и дело, - подхватил Гроув. - Камень - пористый. На него выдавливали фурункулы, и он всасывал гной.
- А, - сказала Дэй, глядя в свой стакан с "виши".
- Бог жизненной силы, - повторил доктор Слейд как бы обдумывая это понятие.
- Где вы всем этим разжились? - спросила Дэй Гроува.
- Откопал на собственной земле. Самые крупные находки отобрало правительство. Но в мастерской есть один мамонт, которого вы обязательно должны посмотреть.
- Ручаюсь, потом две недели спать не будете, - очень серьезно предупредила ее Лючита.
- Не терпится взглянуть, - сказала она Гроуву. - А что это такое?
- Просто божество. Правда, на нем - змеи и пауки, вот она и боится.
"Что я здесь делаю? - спросила она себя. - До чего нелепо сидеть в этой ледяной комнате с двумя разобщенными молодыми людьми! Оставаться здесь и дальше - бессмысленно". Она подозревала, что заставить Тейлора действовать будет трудно. Возможно, понадобится устроить сцену, но она была готова и к этому, если он вдруг станет возражать. По крайней мере, она с удовлетворением поняла, что больше не колеблется.
Сразу после обеда, пока Лючита и доктор Слейд пили кофе в крытой галерее, Гроув повел ее в комнату, где стояла огромная статуя. Позади нее из окон в вышине лился свет: у Дэй возникло стойкое ощущение, будто скульптура живая и наделена сознанием. Гигантская каменная глыба как бы застыла в ожидании. Дело не в том, что ее украшали змеи и пауки или, возможно, сердца и черепа. Живым был сам камень.
Откуда-то над головой доносилось отчаянное жужжание одинокой мухи, бившейся в оконное стекло. Воздух в комнате был горячий и неподвижный. Чем дольше они сидели молча, тем весомее становилась статуя.
- По-моему, мы с Лючитой воспринимаем ее одинаково, - наконец сказала она. - От этих индейских штучек у меня мороз по коже.
- Она не кажется вам прекрасной? - спросил Гроув.
- Она великолепна. Но я не хотела бы жить поблизости. Мне даже не хочется ее потрогать, - проговорила она извиняющимся тоном, а затем вернулась к своему естественному: - По-моему, это были довольно жуткие цивилизации, вы не находите?
- Жуткие по сравнению с чем? Сядьте вот здесь на кушетку, отсюда лучше видно. В ней есть особая гармония.
Она усмехнулась и любезно села:
- Отсюда, разумеется, еще страшнее. Но вы спросили: "По сравнению с чем?" Ну, например, с нашей христианской цивилизацией.
Внезапно он уселся рядом с ней:
- Единственное, что христианство дало человечеству, - это урок сопереживания. Слова Иисуса - руководство, обучающее, как ставить себя на место другого.
- Вот как? - Если он надеялся ее рассердить, она его разочарует.
- Ваш муж очень за вас волнуется, - продолжил он, словно возвращаясь к прерванному разговору.
- Волнуется за меня? - воскликнула она изумленно.
- По-моему, его беспокоят последствия вашей болезни, остатки амнезии.
- Смешно, - сказала она, досадуя на то, что они говорили о ней. - Это ведь не навсегда, правда?
- Нет-нет, - ответил он, после чего вновь послышались мучительные попытки мухи вырваться. Они посидели молча.
Наконец, он заговорил:
- Знаете, вам нужно поработать над этим. Например, когда мы были на террасе, еще в столице, вы рассказывали, как выходили из таможни в Пуэрто-Фароль, и судя по тому, как вы все описывали, это походило на весьма отчетливое и подробное воспоминание.
- Да, - сказала она неуверенно. Картина, которую она видела сейчас, вовсе не была отчетливой и подробной: это больше напоминало фотографию, которую она когда-то видела, нежели реальное жизненное событие.
- Вы знаете, какую часть я имею в виду, - в его голосе послышались нотки нетерпения. - Когда одна сторона здания и вывеска словно согнулись, а вода в порту текла, как в реке? И вдоль берега лежали вырванные с корнем пальмы?
Он зажмурилась на пару секунд. А когда открыла глаза, сердце бешено застучало. Не проронив ни слова, она медленно покачала головой.
- В любом случае, - продолжал он, - суть не в том, что вы видели или думали, будто видите, в ту минуту, а в том, что эти ясные воспоминания приходятся как раз на середину стершегося периода.
Она немного помолчала. Затем с колотящимся сердцем спокойно встала и сказала:
- Может, вернемся?
Не оглядываясь на статую, она прошагала к двери, ведущей в крытую галерею.
В sala ни Лючиты, ни доктора Слейда не было и близко, и кофейный поднос уже унесли.
- Наверное, у Тейлора сиеста, - сказала она. - Я тоже уйду к себе, если не возражаете.
- Сегодня жарко, - сказал он ей. - В конце сухого сезона всегда так.
Тейлор рассказывал ей о конце сухого сезона в этой части света: как вся природа старается выжать из неба хоть капельку влаги, как начинаешь ощущать напряжение буквально во всем, как выползают скорпионы и каждую ночь все чаще вспыхивают молний, а нервы у людей взвинчиваются. На соседней кровати негромко храпел Тейлор, а она лежала, пытаясь понять, отчего ей стало так неприятно, когда Гроув напомнил о прибытии в Пуэрто-Фароль. Она как бы услышала собственный сон, пересказанный человеком, который мог рассказать его гораздо лучше, чем она сама. Пару дней назад при упоминании об этом в городе на террасе ей стало скверно, но сегодня было гораздо хуже, поскольку неожиданное добавление забытых подробностей - портовая вода, впадающая в море, и поваленные пальмы - вызвало у нее пугающее чувство зависимости от него, будто она могла вспомнить лишь то, что хотелось ему. Это был явный абсурд. Она решила не говорить ничего Тейлору, который и так уже обращался к ней с легким снисхождением, как к инвалиду.
Она прислушалась: сухой ветер, продувавший патио насквозь, доносил пение насекомых, а длинные, жесткие листья пандана глухо стучали друг о друга. Она с радостью перегнулась бы через промежуток между кроватями и взяла Тейлора за руку. Если б он проснулся, она сказала бы: "Я хочу уехать завтра утром".
Она села в постели. Невозможно было расслабиться настолько, чтобы вздремнуть, а ей не хотелось лежать с открытыми глазами. Она предпочла бы прогулку - пусть даже под палящим полуденным солнцем. Можно было проверить другую дорогу - ту, что, вероятно, выведет ее на возвышение, откуда видно все ранчо.
Через пару минут она шагнула навстречу ветру. На дорожках - ни души. Стены монастыря тянулись в оба конца на большие расстояния: она повернула направо и двинулась вдоль стены. Вскоре подошла к открытой двери. Заглянула и увидела несколько Деревьев авокадо. Сзади, в густой тени, стояла примитивная лачуга. Индюки клевали что-то в пыли. Из лачуги вышла служанка и, заметив ее, помахала.
Она пошла дальше. В воздухе слышался незатейливый аромат пыльных равнин, к которому время от времени примешивался запах растительности из джунглей внизу. Дорога вела в гору, через гребень небольшого холма. По обе стороны стояла живая изгородь из высоких кактусов, и каждое растение было целиком опутано толстым слоем паутины, трепетавшей на ветру. Дорогу покрывала густая шелковистая пыль: на ее свежей поверхности не виднелось никаких следов. А в лабиринте паутины лишь изредка попадалась сухая веточка или останки насекомого. Однако она не раз с удивлением замечала, что пристально всматривается в прозрачный клочковатый мир, словно где-то внутри него мог таиться ответ на еще не поставленный вопрос.
Голый склон холма усеивали колючие кустарники да редкие камни. Смотреть было не на что. Но благодаря простой ходьбе легче давалось признание того, что она всего-навсего ждет, пока проснется Тейлор.
Сверху пейзаж выглядел чахлым и бесплодным: при виде безлиственных деревьев и шлаковых просторов ей захотелось зажмуриться. Куда бы она ни взглянула, картина была одинакова: серый, выжженный ландшафт, подражающий смерти. Но, взобравшись на гребень холма, она обнаружила, что с другой стороны тот возвышается над излучиной реки. Внизу торчали хохлатые верхушки больших деревьев, а на среднем расстоянии виднелись отдельные участки реки, блуждавшей по джунглям через всю долину. С того места, где она стояла, не заметно было никаких признаков человеческого присутствия: лишь пустошь вокруг, долина внизу, а за ней - новая пустошь, которая все поднималась и поднималась к теням высоких гор на самом дальнем горизонте. Постояв немного, она разочарованно побрела обратно.
Он все еще спал. Она прошла в ванную и, оставив дверь приоткрытой, стала шумно принимать душ. Когда вышла, он уже зашевелился.
- Везет же тебе - можешь запросто спать. Хочешь, Я позвоню, чтобы принесли чай?
- Пожалуй. Я весь взмок. Жарко здесь.
Минут через десять, когда он ел эклер, она начала:
- Знаешь, чего мне хочется? Мне хочется сегодня же вечером упаковать вещи, а завтра утром уехать.
Он уставился на нее:
- Не слишком ли скоропалительно? Они подумают: что-то не так.
Ее раздосадовало, что он объединял Лючиту и Гроува, будто девушка имела хоть какой-то вес в этом доме.
- Много чего не так, и все из-за него. Я еле себя сдерживаю.
- Дэй, нельзя же просто так взять и укатить. Откуда ты знаешь, какие у них планы?
- Планы! - жалобно вскрикнула она.
- Так не делают. Нам нужно предупредить их заранее.
- Мне здесь совсем не нравится, - сказала она тонким, жалобным голоском. - Я хочу в отель.
- Сегодня утром я с ним немного познакомился, - задумчиво сказал доктор Слейд. - Этого парня нельзя не полюбить. В жизни ему пришлось очень туго.
Она презрительно перебила:
- Перестань! Он вырос в роскоши.
- Какая разница? Комфорт и обеспеченность - это еще не все.
- Далеко не факт.
Он пожал плечами:
- Ты слишком сурова к нему, и все тут, - затем повернулся и увидел у нее на лице тревогу: - Может, пойдем оба на компромисс и скажем за ужином, что послезавтра должны уехать?
- Но это уже окончательно? Невзирая ни на что?
- Ну разумеется, окончательно.
Она минуту помолчала.
- Пережить еще часов сорок, а то и больше. Боже!
- Я хочу, чтобы ты просто расслабилась, - сказал он.
К ужину стало попрохладнее, и они смогли сесть во внутреннем дворе под звездами. Где-то в середине трапезы доктор Слейд прокашлялся, и она поняла что он сейчас начнет.
- Гроув, мы с Дэй побеседовали и решили, что нам пора в путь.
Последовали долгие возражения и взаимная лесть: Дэй понимала, что переживает сейчас Тейлор, и жалела его.
Лючита, очень бледная, но с искушенным видом, доела бифштекс и закурила свою ароматическую сигарету. Настроение у нее сегодня было получше: время от времени она насмешливо поглядывала на Гроува, пока тот пытался уговорить доктора Слейда отложить отъезд. "Какая невоспитанная стерва", - подумала Дэй. Не хватало лишь, чтобы она сказала вслух: " А мне-то он говорит совсем другое".
Условились, что Гроув отвезет их на вокзал в Сан-Фелипе и посадит на поезд до столицы. Пока они шли через крытую галерею в sala, Гроув добавил:
- Лючита все равно в пятницу уезжает.
Прыткая, словно ящерица, Лючита обернулась в дверях.
- Уезжаю? - хрипло воскликнула она. - Ты так считаешь? На поезде?
Дэй уселась на указанное ей место, пока Гроув складывал подушки у нее за спиной. Она внимательно следила за девушкой. Гроув повернулся к ней и бесцеремонно сказал:
- Лючита, помнишь ресторан на Пляс де л’Альма под названием "Аля Гренуй де Канталь"?
Серьезно глядя на нее, он ждал ответа. Дэй сначала изумилась, а затем пришла в ярость и, в конце концов, была вынуждена принять сторону девушки. Это был бесчестный, неравный поединок: Лючита поникла и обмякла, словно ей нанесли невидимый удар. Через минуту она еле слышно произнесла:
- Да, Веро.
Немного спустя, когда представилась возможность, Дэй сказала мимоходом Гроуву:
- Похоже, вы знаете ответы на все вопросы.
- Не на все, - возразил он, внимательно на нее посмотрев.
Она надеялась приглушить резкость в голосе, но поняла, что все же выдала себя: взгляд его был быстрым и пронизывающим. И еще ее удивила проницательность Гроува, распознавшего враждебность, которую ей хотелось скрыть: это противоречило некоторым ее ключевым представлениям о нем.
Когда они добрались до спальни и закрыли за собой дверь, Дэй застыла на месте.
- Тебе ясно, что я о нем думаю? - спросила она. Они с девчонкой не в ладах - вот и все.
Похоже, обсуждать это было бесполезно. Обложившись в постели подушками, она наблюдала, как доктор Слейд шаркает по комнате в купальном халате. Вскоре он лег на соседнюю кровать, снял наручные часы и, протянув руку, положил их на тумбочку.
- Ты никогда не задавал себе вопрос, - сказала она, пристально глядя на него, - почему он привез нас сюда?
Он посмотрел недоверчиво:
- Почему? Боже мой, девочка, да он просто гостеприимный хозяин! Как ты можешь спрашивать почему?
- Я могу спрашивать все, что угодно, - сказала она.