Сновидец смотрел на сверкающую золотую шкатулку, казавшуюся совершенно не к месту в этой маленькой, по-спартански обставленной комнате. На крышке был выгравирован какой-то рисунок, и Сновидец придвинулся ближе, чтобы изучить его повнимательнее. Это был портрет бородатого мужчины средних лет. Лицо открытое, доброе. Большие, внимательные глаза; чуть раскосые, как у Дже~нис.
- Я думаю, мне бы очень понравился твой папа, - сказал Сновидец.
Дже~нис провела рукой по глазам отца на портрете. Глаза закрылись. Раздался тихий щелчок, и шкатулка открылась. Внутри, в матрице из сверкающих искр, лежала крошечная человеческая фигурка, вырезанная из хрусталя.
- Папа, хочу представить тебе моего друга Сновидца, - сказала Дже~нис очень серьезно.
Фигурка, вплоть до мельчайших деталей, была сработана с таким мастерством, что Сновидец бы не удивился, если бы она сейчас села и заговорила. Он наклонился над крошечным человечком из хрусталя, словно колосс из древней легенды.
- Рад познакомиться, - сказал он.
Дже~нис хихикнула. А потом вновь посерьезнела:
- Это самое ценное, что у нас есть, Сновидец. Я тебе доверяю. Береги его.
- Буду беречь, - сказал он.
- Когда будешь проходить через сканер, - продолжала Дже~нис, - держи его у сердца, и устройство тебя пропустит. Папины воспоминания и мысли войдут тебе в голову, но тебе будет казаться, что это твои мысли и воспоминания, только какие-то странные и как будто чужие. Но ты не бойся. Мама часто брала его душу с собой, и я подглядывала за ней, как она проходит через сканер… Она плакала, мама. Один раз я тоже так сделала, и тоже почувствовала его мысли, только я ничего не поняла - по-моему, там было что-то такое… связанное с любовью.
Сновидец улыбнулся.
- Так, надо подумать… я ничего не забыла? - задумчиво проговорила Дже~нис. - Ой, да! Если тебя вдруг поймают, лучше сразу покончить с собой. Я слышала, что стало с одним человеком, которого поймали в Храме. Это так страшно… самое страшное из всего, что я знаю. А когда потом сделали его Кристалл Души, его хранили в таком жутком месте, где темно и полно пауков.
- Значит, я буду очень стараться, чтобы меня не поймали, - очень серьезно сказал Сновидец.
- Я пойду первой, - сказала Дже~нис, - а ты - за мной. Иди только по главной улице, никуда не сворачивай. Тебе нужно войти через главный вход. Когда войдешь в Храм, следи, чтобы лицо всегда было закрыто. Там много всяких конструкций, умных устройств. Они наблюдательные. Если они заметят хоть что-нибудь подозрительное…
- А как я найду твою маму? - спросил Сновидец.
- Маму зовут Те~иеш. Тебе нужно подойти к Кристаллам Жизни перед алтарем и прикоснуться папиной душой к круглой отметке на самом большом кристалле. Мама выйдет к тебе. - Дже~нис направилась к двери. На пороге она обернулась, посмотрела в глаза Сновидца и, наверное, подумала про себя: "Интересно, что они видят, эти глаза?"
- Ты говорил, ты сочиняешь истории и сказки. А про меня сочинишь? - спросила она. - Я тоже хочу быть в какой-нибудь из твоих сказок.
Он протянул руки, словно хотел задержать ее, позвать обратно. Но не задержал, не позвал. Он не мог оторвать взгляда от этой девочки, такой живой, такой славной - и такой хрупкой в этом убежище, в этом маленьком и ненадежном убежище.
- Ты уже есть, - сказал он. - Ты уже есть.
- Надвинь шляпу пониже, - сказала она. - Когда солнце заходит, люди меняются. Становятся более подозрительными.
Уже шагнув за порог, она обернулась.
- Тебя нет, - сказала она.
На этот раз он сумел побороть искушение.
10
Сновидец чуть-чуть подождал, прежде чем выходить.
Все равно сперва надо было переодеться. Он умылся в крошечной ванной - такой маленькой, что он даже не смог выпрямиться в полный рост, - и снял свою старую, изрядно пообтрепавшуюся одежду. Одежды было не жалко, но на ткани еще оставались частички Земли; конечно, он их не видел, но чувствовал, и ему не хотелось бросать их здесь. Воспоминания сгустились, как тучи в сознании: почти суеверное благоговение, окаменевшее на лицах людей в тот день, когда он покинул родительский дом; пронзительная тишина и толпа, расступившаяся перед ним, чтобы он смог пройти; легкие прикосновения их рук… Он смотрел на свое отражение в зеркале: мускулистое, подтянутое, стройное тело… несколько шрамов - отметок на память о былых битвах… но, по сути, оно было точно таким же, как и в тот день. И лицо… большие глаза, жадно вбирающие в себя образы… сосредоточенные черты человека, замкнутого в своем внутреннем одиночестве. Хотя он заметил и кое-что новое: ранимость за маской спокойствия, хрупкую силу - такую тихую и уязвимую.
В сознании всколыхнулись слова, когда-то сказанные ему мамой:
- Если смотреть со стороны, наша жизнь складывается в узор - очень красивый узор, - который идеально вмещается в Мироздание. Даже самая никчемная жизнь - она все равно очень красивая. Все, что случается с нами, пусть даже с виду оно неприглядно и скверно, оно все равно заключает в себе красоту.
Он как будто воочию увидел ее глаза: такие добрые и мудрые, в сети мелких морщинок. Ее изящные тонкие руки, сплетающие кружева - певчих птиц и цветы. Он задумался об этой истории, о ее удивительных чудесах и убийственной жестокости. Что-то пришло… и исчезло… певчие птицы, жестокость… что-то пришло… и исчезло…
Чистая одежда вернула коже полузабытое ощущение хрустящей свежести: белая шелковая рубашка, льняные штаны. Сновидец надел шляпу и улыбнулся своему отражению в зеркале, убирая в карман золотую шкатулку. Держа плащ под мышкой, он вышел на улицу - в бледные сумерки.
Уже смеркалось, и жизнь на улицах города как будто приобрела новое измерение. Бесшумно и плавно, как тень, Сновидец прошел через площадь, откуда был выход на главную улицу. Фасады зданий мерцали в призрачном полусвете. Крыши домов истекали паром. На другой стороне небольшого сквера детишки сбивали палками плоды с какого-то дерева - то ли просто забавлялись, то ли хотели полакомиться.
Сновидец вышел на главную улицу, буквально запруженную народом. Он шел сквозь толпу, не тратя времени на то, чтобы глазеть по сторонам. Хотя там было, на что посмотреть. Окна сверкали рваным, метущимся светом, который выхватывал из сумрака комнат лица пленительных шлюх. Прямо на улице горели костры; на вертелах жарились туши каких-то зверей, оплетенные разноцветными нитками. Вдоль дороги стояли какие-то тонкие конусы, извергающие конвульсивные крики и истовые молитвы, органично вплетавшиеся в плотный, почти осязаемый гул толпы.
Сновидец вбирал впечатления на ходу, не отвлекаясь от главной цели и стараясь не привлекать к себе внимания. Но, как это часто бывает, то, чего ты стараешься избежать, настигает тебя, как проклятие.
Какая-то трясущаяся старуха, сгорбленная то ли тяжелым недугом, то ли старческой немощью, заступила ему дорогу. Он не успел увернуться и налетел на нее. Старуха упала, сбив с ног еще пару прохожих. А у Сновидца слетела шляпа.
Те прохожие, которых нечаянно сбила старуха, в свою очередь сбили кого-то еще. Это было похоже на странное ритуальное действо: люди падали, сбивая друг друга с ног. Потом была яркая вспышка света, потом - шипение, потом - крик. Звук удара мягкого тела о камень. Люди кричали, пытались удержать равновесие, но все равно падали… падали… вновь - вспышка света… женщина с залитым кровью лицом… а люди все падали… словно их вдруг поразила падучая эпидемия… это было совсем не смешно, но Сновидцу все равно хотелось смеяться. Уж слишком все это комично смотрелось.
Потом над улицей прошел трассирующий луч, и в динамиках взвыла сирена; в тех самых конусах, что еще пару минут назад изливались молитвенными песнопениями.
Но это было еще не самое страшное. Старуха, вся в крови и грязи, все же сумела подняться на ноги, и теперь истошно вопила, тыча пальцем в Сновидца:
- Это он! - кричала она. - Это все из-за него! Посмотрите, посмотрите на него! Посмотрите, какой он странный… Это сам Дьявол. Дьявол!!!!!!
Еще какая-то женщина (на этот раз - молодая и очень хорошенькая) набросилась на Сновидца, норовя выцарапать ему глаза. Он увернулся, но едва не упал, наткнувшись на кого-то, кто стоял сзади. Женщина снова набросилась на него.
- Демон! - кричала она. - Нечистый!
Кто-то сзади закричал:
- Убить его! Убить Демона!
Кровожадный призыв разнесся по толпе в одно мгновение. Потом был первый удар. Кто-то швырнул в него камнем. Камень попал по щеке, но еще прежде, чем Сновидец почувствовал боль, второй камень ударил его по плечу. Потом - третий, четвертый… А потом люди двинулись на него все разом. Бежать было некуда. Он оказался в кольце жгучей ненависти и напирающих тел. Он понял, что это конец.
Доведенные до исступления своими собственными пугающими фантазиями, эти люди разорвут его в клочья. Он еще раз огляделся в поисках путей к спасению и увидел, что слева есть вход в узенький переулок. Пусть и слабенькая, но надежда…
А потом ему в лоб угодил заостренный камень, и Сновидец упал. Он лежал на земле, корчась от боли. Из глубокой раны хлестала кровь. Маленькая золотая шкатулка с Кристаллом Души выпала из кармана и отлетела в сторону. Он потянулся за ней, его пальцы оставили глубокие борозды в вязкой грязи. Чья-то рука с ухоженными ногтями схватила шкатулку, и чья-то нога вдавила запястье Сновидца в землю.
Он поднял глаза, чтобы увидеть лицо этого человека. Но мир вокруг превратился в слепящее пламя фракталов, утратив телесную плотность.
- Нееееееет! - закричал Сновидец.
Тьма сгущалась, расплавляя в себе все сущее; а потом взорвалась грохотом выстрела. Тело отбросило назад, фракталы разлетелись на миллиарды частиц, ударной волной - в лицо. Вторая пуля попала в руку и прошила ее насквозь. Теперь Сновидца швырнуло вперед, лицом в грязь и камни, в плевки и кровь. Он лежал, прижимаясь к земле, и ждал, когда взорвется спина и разум обрушится в пустоту.
А потом все затихло. Женщина в военной форме прорвалась сквозь толпу, творящую самосуд. Кое-кто принялся возмущаться.
- Это Демон, госпожа, - сказал молоденький мальчик, сжимавший в руке окровавленный камень.
- Нечистого надо убить, - сказала стильно одетая молодая женщина с лицом, испачканным кровью.
Женщина в форме подошла к Сновидцу, лежащему на земле, встала над ним и выстрелила в упор. В третий раз. Он закричал.
Женщина обратилась к толпе:
- Он - пленник Храма. Его казнят по Закону. А теперь попрошу всех разойтись.
Снова включились сирены, их пронзительный вой словно развеял чары. Люди встряхивались, поводили плечами, как будто пытаясь унять возбуждение и остудить пыл кровавой расправы.
Трупик затоптанной насмерть собаки лежал в сточной канаве, исходя паром.
По толпе пробежал протестующий ропот, но это было всего лишь остаточное явление. Большинство предпочло подчиниться приказу, пока их самих не взяли под стражу.
Женщина в форме ткнула Сновидца в спину стволом своего огнестрельного оружия.
- Сможешь встать? - спросила она, а потом повернулась к самым упорным участникам расправы, которые никак не желали уходить, и рявкнула: - Быстро! Всем разойтись!
Они неохотно послушались и пошли прочь, чертыхаясь себе под нос.
- Сможешь встать?
Голос Сновидца был как сигнал из другой галактики, еле пробившийся сквозь пространство:
- Я… нет… думаю… нет.
- Тогда не думай, а просто вставай, - приказала женщина. - Тебе мало крови? Моей не хватает? Вставай… и вперед!
Он повернулся и посмотрел ей в глаза.
Рев сирен приближался.
- Вставай, - повторила женщина. - Нельзя, чтобы кто-то увидел, что я тебе помогаю. У нас осталась всего минута, в лучшем случае - две. Так что давай поднимайся. Если не встанешь сейчас же, мы оба умрем.
Он поднялся. Он не верил, что сможет, но смог. Каждый шаг отдавался почти запредельной болью - но он все-таки шел вперед. Тени шли рядом с ним вместо людей. Все его существо распадалось на части… на грани полного истощения… вихрь хаоса… Ствол оружия, упирающийся в затылок, направлял его в самое сосредоточие… в ядро…
Тьма упала, как черный занавес…
11
Сознание было безбрежной пустыней. Тело - скопление несовместимых импульсов - еще цеплялось за тонкую ниточку жизни, хотя уже не понимало, как это - жить. Медленно, постепенно тело освобождалось, очищаясь от жизни, от времени, от себя.
Сил уже не было даже на то, чтобы держать веки открытыми, и то, что осталось от человека, называвшего себя Сновидцем, погрузилось во тьму. Сон уже не отличался от яви: сон, пораженный историями и болью, и явь, исполненная той же боли и вопросами без ответов, слились воедино.
Его разбитое тело лежало под мягкими воздушными простынями. Женский голос периодически затмевал непреходящую боль. Временами он слышал, как она, эта женщина, спорит со смертью - спорит за его жизнь. Ему хотелось сказать ей: "Не надо. Дай мне уйти". Но губы не слушались, не шевелились.
Потом появился еще один голос, он был мягче, нежнее. Голос мерцал у него в сознании искоркой воспоминания.
- Он умрет? - спросил этот второй, нежный голос.
- Да, наверное, - ответил первый с неподдельной печалью. - И уже скоро.
- Тогда скажи ему, - попросил второй голос. - Он хотел знать.
- Вряд ли он меня услышит.
- Услышит, - сказал второй голос. - Я почему-то уверена, что услышит.
- Тогда иди на холмы, - сказал первый. - И принеси мне плодов… поторопись… время дорого.
Тьма была мягкой, как бархат. Сновидец был убежден, что он - всего лишь история, рассказанная кем-то другим. В нем не было ни будущего, ни прошлого. Грудь болела невыносимо. Его раны уже даже и не пытались затягиваться. Раньше он умел отрешаться от боли, но теперь боль заключила его в себе, и ее было не оттолкнуть, не прогнать: она прильнула к нему, как любимая женщина перед самым последним отчаянным шагом, когда двое влюбленных, упоенных друг другом в запретной любви, решают свести счеты с жизнью, чтобы сберечь свое чувство. У него было странное ощущение, что его тело - уже не тело. Просто некая вещь, с которой он уже не сопричастен. Он попробовал вспомнить, что с ним случилось, но боль стерла все воспоминания. Если Бог все-таки есть, подумал он, он жестокий, безжалостный и абсолютно пустой, то есть бессодержательный… жизнь - всего лишь иллюзия, наваждение, страшный сон… и даже смерть не несет в себе освобождения: кто никогда не рождался, тот никогда не умрет… величайшая иллюзия из всех.
Он плыл в пространстве между фрагментами мыслей, разделенных миллиардами световых лет. Вечность - в мгновении ока. А потом посреди этой томительной пустоты проступило лицо прекраснейшей из женщин. Оно мерцало, как тихое озеро, озаренное лунным светом. Чем сильнее ощущаешь свою принадлежность, пропела она, тем меньше чему-либо принадлежишь. Мысли плыли, как тени в туманной дымке, невесомые, бессмысленные…
Время застыло… что-то прикоснулось к его губам. Луч прозрачного света пронзил все его существо: смерть, превращенная обратно в жизнь. Голос пробился сквозь вакуум. Беспрерывный ток звука. Он это видел. Звук обрел зримую форму и устремился навстречу его сознанию…
- Намида, злая царица Телосета, взяла верх над прекрасной богиней Сен, - сказал голос…
Столкнувшись с угрозой полного уничтожения Телосета, Сен была вынуждена подчиниться. Она согласилась одарить Намиду вечной юностью и красотой.
Сен нужно было решить две задачи, причем - обе разом, одним ударом. Во-первых, ей надо было устроить так, чтобы сердце злой царицы ни в коем случае не перестало биться, потому что его остановка запустит в действие мощные механизмы, способные уничтожить всю планету. Сен не видела эти машины воочию, но она прикоснулась к ним мысленно, ощутила их страшную силу, напоенную холодной, убийственной злобой, которая уловила незримое присутствие Сен и заглянула к ней в разум. Сен попыталась прощупать эту загадочную энергию, но даже она, наделенная божественным даром исцелять все боли мира, обожглась и отступила. Она поняла, что не следует недооценивать Намиду, и решила исполнить ее желание. Если Царица получит бессмертие, Телосету хотя бы не будет грозить полное уничтожение. То есть не будет - в ближайшее время… Потому что тут возникала вторая дилемма, не менее чудовищная и страшная. Вернее, возникнет, как только Намида станет бессмертной. Сен нужно было придумать какой-нибудь действенный способ остановить изуверскую тиранию Намиды, которая в противном случае терзала бы этот мир вечно.
Быть Богиней - большая ответственность. И за себя, и за мир. Многие с ней не справлялись и злоупотребляли своим запредельным могуществом. Но Сен несла в себе силу мудрости и созидания, и в ее лучезарном сознании зародился и вызрел план: Намида получит бессмертие, но с одной маленькой оговоркой…
- Быстрее! Быстрее! - раздраженно проговорила Намида.
Сен собралась с мыслями, потом погрузила руку себе в живот, прямо внутрь, и достала оттуда сверкающий шар переливчатой плоти. Шар разросся в ее руках, пустил побеги сгущенного света и принял форму тела Намиды. Силой мысли Богиня лепила подобие по образцу, который держала в уме. Модель получалась прекрасной и юной - какой Намида была когда-то, - призрачное тело, сотканное из серебряного сияния.
Хочу быть красивее, чем прежде! - закричала Намида.
Не успела она договорить, как ее подобие, изваянное из света, сделалось еще прекраснее, еще краше. Стражники преклонили колени в благоговейном восторге.
Когда облачение для вечности было готово, оно отделилось от рук Богини и предстало во всем своем великолепии перед изуверкой-царицей.
- Да, да, да, - проговорила Намида. - Такой я буду всегда. Я одурманю собой весь мир и познаю все тайны, сокрытые в мироздании, и все, что есть сущего, мне покорится.
Сен улыбнулась - так улыбаются те, кто знает.
- Ваше величество, примите свой новый облик.
Обуянная жадностью и нетерпением, самоуверенная Намида (которая и вправду считала, что Сен покорилась ее царской воле) шагнула вперед и слилась со своим великолепным подобием; оно сомкнулось вокруг ее смертной стареющей плоти, пропитанной ненавистью и злобой, облепило ее, как вторая кожа, и царица предстала в своем новом облике ослепительной красоты.
Свирепые стражники пали ниц.
Намида взглянула на них свысока и сказала:
- Вы пройдете по всей стране и расскажете людям о чуде, которому были свидетелями. Пусть мои подданные узнают о преображении своей царицы. Пусть все узнают, что теперь я - Богиня Телосета, и даже Сен не сравнится со мной красотой и могуществом.