– Я не буду сегодня призывать вас голосовать за себя, это глупо, я хочу призвать вас самих идти в политику, идти в общественные организации, идти в управленцы, хотя бы начинать с малого. Хотя бы дорасти до директора фабрики, не позволить ему поставить вместо себя своего приемника, сына или родственника, который обязательно воспользуется наработанной схемой управления и вконец обанкротит предприятие. Такие примеры мы наблюдаем уже сегодня, их сотни. Поэтому, друзья, идите в управленцы. Вы поймите правильно, не мы с вами в этом виноваты, но так сложилось, что именно нашему поколению выпала честь разрушить, наконец, советскую империю и начать строить новую. Я знаю, что внутренне будет трудно отказаться от старого, фантомы прошлого, ностальгия даже на уровне подсознания. От этого никуда не деться. Все время будет казаться, что была великая страна, о которой так счастливо отзываются родители, родственники. Но это надо выжечь из себя. Надо понимать, что счастливая жизнь в СССР – это миф, это гипноз. Даже если посмотреть на цифры и на объективную историю, то хорошей жизни в СССР не могло быть по определению!
За кулисами, наконец, все стихло, и зал по-прежнему был во власти только голоса Александра:
– Советские чиновники с помощью своих по-прежнему пропагандистских СМИ убеждают нас, что советская империя это благо. Нам приводят примеры, что она создала чудо архитектуры, построила громадные здания, метро, самые большие в мире заводы и так далее. Да, это так! Но не будем забывать, какой ценой! Сколько костей лежит под грудами этих сооружений, помните, я вам про этот театр говорил, который построили заключённые? А в лагерь тогда и, соответственно, до сих пор может попасть каждый без всяких причин. Это, во-первых, друзья. А во-вторых, через сколько лет они создали эти имперские сооружения, которыми теперь гордятся, выпучив груди вперёд, через сколько лет они всё это создавали, после того, как начали всё в стране с ноля? Через сколько лет после построения новой России они полетели в космос? Ещё неизвестно, куда мы полетим через сорок лет! – Александр вдруг поймал себя на мысли, что начал говорить лозунгами, но, слава Богу, зал не взрывался аплодисментами, значит, они всё-таки думают, – в общем, можно долго говорить о причудах и легендах прошлой жизни. Повторюсь, друзья, всё это ровным счётом ничего для нас с вами не значит. Мы должны, мы просто обязаны прогнать этих красных засранцев, мы должны избавиться от этой красной тошнотворной вертикальной советской однопартийной тоталитарной системы. Мы с вами, друзья, не должны допустить, чтобы она развивалась дальше, она уже начинает задыхаться, и мы должны ей окончательно перекрыть кислород! Если мы с вами, мы – абсолютно новое поколение, родившееся в эпоху пока ещё свободного доступа к миру, не воспользуемся историческим шансом и не изменим свою жизнь, то у нас, уж простите за пафос, больше никогда не будет цивилизованного государства. Ведь тогда на смену умирающим выходцам КПСС, на смену их детям, которые, естественно, думают и работают как при КПСС, придут внуки и так далее. И ещё – последнее! Внимание, друзья. Вы спросите – а как же тогда быть? Прогонять и молодых людей? А как понять, что этот человек свой, наш? Да, господа, к власти априори мы не должны допускать людей, в чьём родстве были красные начальники. Потому что у них уже в генах сидит то, что им плевать на людей! К новой системе должны прийти образованные потомки обычных простых людей. Я знаю, что многим в зале не понравится это, но другого выхода нет!
В этот момент Рублев заметил, что зал оживился, внимательной тишины больше не было, и тогда Александр опять закинул старую наживку, – а теперь, что касается RASSOLNIK’ов, друзья! Мы договорились, что мы не допускаем во власть отпрысков начальников. Давайте договоримся и о том, что не пустим туда и топоту. Не повторим ошибок Октября! Мы вообще должны истреблять её, перевоспитывать. Да, перевоспитывать эту опору советской власти. Уже почти век, сто лет, друзья, власть намерено воспитывает топоту и даёт ей все возможные привилегии, потому что это – рабы. Рабы не пискнут никогда. А ещё рабы помогают ставить на место думающих людей, а попросту говоря – запугивают их. Они и сами того не осознают, но зато власти это понимают. Когда на сотню гопоты приходится один образованный, то вряд ли он рискнёт пойти против них. На этом и держится вся эта противная советская цивилизация. Поэтому, что я могу сказать про этот беспрецедентный опыт войны с гопотой, которую объявили люди, называющие себя RASSOLNIKI?
Рублев замолчал, будто на секунду замешкался, сказать ли им правду или откреститься:
– Что тут говорить, друзья, я думаю, вы и сами всё поняли, после всего, что я вам тут наговорил. Я лишь повторю – я призываю вас идти во власть. Именно вас – людей с образованием, думающих, чутких! И уж простите меня за мой пафос ещё раз, – Александр искренне улыбнулся, он и правда в эту минуту захотел это сказать, – я не попрошу вас в конце, как обычно делаю, прийти и проголосовать за меня, я просто скажу, что я, как ваш земляк, горжусь вами. Просто потому, что вы такие есть! А вы классные, я это понял, пока с вами говорил. Спасибо. Больше вас не мучаю!
После пламенной речи Рублева раздались аплодисменты. На секунду показалось, что это крыша театра рухнула и из-под земли забил фонтан! Таких оваций он еще не срывал. А некоторые, особенно девушки, даже повскакивали со своих мест. Он стал для них кумиром. В псевдосвободной стране люди, говорящие правду, всегда становятся кумирами.
– Спасибо, не стоит, не стоит, друзья, – Рублев застенчиво пытался остановить аплодисменты, – ну ладно, я пошёл, а то сейчас воду заряжать на сцену поставите!
Шутка прошла, студенты захлопали ещё громче, кто-то даже завизжал, а кое-кто засвистел с задних рядов. Хлопали ещё долго, даже после ухода кандидата за кулисы. Мэра к тому времени уже не было на первом ряду.
"Ну и правильно, – подумал Рублев, – куда тебе, старому, меня понять.
Тем более, согласиться. Любой бы не выдержал".
В кулисах Рублева встретил воодушевлённый Ведов:
– Ну, Сань, ты дал, я уж сам хотел воду заряжать поставить! Прямо целый концерт!
Рублёв взглянул на часы. Оказывается, говорил он всего минут десять, а показалось, что целый час.
– Короткий концерт получился. Ну и ладненько. Главное ярко, – вслух оправдал себя он.
Решили выйти через служебный вход, чтоб не пересекаться со студентами. А то набегут, пристанут, придётся отвечать на вопросы, а очень не хотелось, да и сил уже не осталось. На улице по-прежнему было пасмурно. Иголками капал дождь. Где-то за углом театра звонили и дребезжали трамваи. Шваркали пешеходы. Перекрикивались птицы. Раскатывали лужи машины. Рублёв вспомнил, что когда-то он любил такую вот весну.
Шумную. Потому что шумной весной маленькие города больше всего похожи на мегаполисы. В другое время года здесь тишина.
Полицейских машин на театральной площади уже не было. Мэрского "Мерседеса" тоже. Только жёлтый "запорожец" одиноко стоял на серой площади.
Рублёв сразу почувствовал, что что-то не так. Однако пытался переспорить предчувствие. В запорожце не было Андрея. Ну, подумаешь, нет, ну что такого? Пошёл прогуляться или воды купить! Но что-то подсказывало изнутри – не так все просто.
Когда подошли к машине, опасения подтвердились – Андрей ушел не по доброй воле. Заднее стекло потрескалось, боковые выбиты, на дверях вмятины, сидения вывернуты.
Рублёву и Ведову все стало понятно. Понятно и досадно. Настолько досадно, что даже на эмоции сил не хватило. Так и повалились на сломанные седушки, те скрипнули, словно извинились, что не спасли Андрюху. И от этого скрипа стало совсем тошно.
Дождь усиливался. Колотил по жёлтой железной крыше. Стекал ржавыми разводами на переднее стекло.
XXII
В тот же вечер все местные новости перечитали пресс-релизы местного УВД. Которые гласили, что в ходе тщательно спланированной операции задержан один из лидеров RASSOLNIK’ов. И далее шли детали, особенно смакуемые дикторами: "При задержании RASSOLNIK оказал сопротивление, пришлось вызывать ОМОН. Сейчас, как сообщают в полиции, мужчина уже даёт признательные показания. В частности подчёркивается, что задержанный рассказывает о намерениях его преступной террористической (террористической выделялось паузами с обеих сторон, так как для дикторов провинциального телевидения и радио это было слишком сложное слово) группировки захватить власть любым, но – далее цитата – желательно мирным способом. Также задержанный заявил, что на ближайшие выборы мэра группировка выдвинула своего человека. Это известный журналист – Александр Рублёв".
Сами RASSOLNIKI весь вечер провели у здания РОВД, куда отвезли Рябова. Собралась вся основа. Кроме отца Иоанна. Он не мог отменить вечерней службы.
К Рябову никого не пускали. Только адвоката. Защитник был свой человек, проверенный – еврей. Ему и поручили записать видеообращение задержанного к общественности. Рябов должен был сказать, что его похитили и что ему угрожают убийством, если его друг Рублёв не снимет свою кандидатуру с выборов в ближайшие дни. Но он, Рябов, будучи патриотом своего города, призывает Рублева продолжать предвыборную кампанию, потому что коррумпированному мэру срочно нужна замена, иначе город погибнет. И что весь этот шантаж – это грязные и низкие игры, на которые решаются только люди, признавшие свое поражение.
Ближе к полуночи, то есть сразу после городских новостей, это обращение появилось в эфире областных и федеральных СМИ. Журналистская солидарность великая сила – Рублев и Ведов подключили всех своих знакомых, которым, естественно, все было преподнесено в лучших традициях журналистики – похищение властями человека из штаба главного оппонента мэра на предстоящих выборах, давление на честного кандидата, беспредел, ужас, преступный сговор власти и полиции! В общем, пройти мимо таких зацепок коллеги не смогли. Плюс ещё эксклюзивное видео замученного узника, который клянётся, что его шантажируют представители власти. Ну как не выдать это в эфир!?
Поэтому на следующий день местные СМИ не так бойко рапортовали о задержании Рябова. И даже сухие пресс-релизы не торопились перечитывать. Никому не хотелось оставаться в дураках, тем более, что шумиха в области поднялась нешуточная.
Через сутки после задержания стало понятно – RASSOLNIKaM удалось вывернуть эту ситуацию в свою пользу. Задержание Рябова не убавило, как рассчитывали власти, а только прибавило очков Рублёву.
Был здесь и минус – прошедшая не по сценарию акция устрашения ещё больше разозлила полицейских и власть. Рябова они теперь закатают по полной, а до суда явно продержат в СИЗО. Хорошо хоть на фоне шумихи не посадят в общую камеру – побоятся. Ну, хотя бы так друга не подвели!
– Что, парни, недоглядели вчера? – прогремел отец Иоанн, когда Рублёв, Ведов, Тихонов и Мильчин – вся оставшееся основа завалилась в сени двухэтажного дома батюшки, стоящего в считанных метрах от его храма.
– Это Швецов обосрался, вернее, мы его обосрали! – не без гордости, будто это он организовал информационную атаку на власть, уточнил Мильчин и, вздёрнув своими гоголевскими усами, добавил, – теперь хер кто сунется.
– Да ты что! Ничего себе! Это тебя, что ли, испугались? – спросил Иоанн, и Мильчин понял, что зря он вообще рот открыл.
– Ну, хорош, ты чего на Костяна взъелся? Он не виноват же, что так с Андрюхой вышло, – осадил батюшку Ведов.
– А у меня только позавчера свечи попадали все у иконы Александра Невского, я ещё подумал – не к добру это, – на этих словах отец Иоанн перекрестился на храм, – ну проходите, чего встали, как истуканы?
О доме священника Иоанна в городе ходили легенды. Поговаривали, что у него золотом стены обшиты, что мебель ему привезли из Европы по индивидуальному заказу, а в ванной джакузи из белого мрамора. А так как батюшка мало кого к себе пускал – слухи только подогревались. Проверить сплетни никому не удавалось. Даже RASSOLNIK’ов он принимал всегда в храме, но сегодня особый случай, вот и позвал к себе.
На самом деле ни золота, ни мрамора в доме не было. А мебель стояла самая обычная. Стол, стулья, два дивана, кресла, полки с книгами и высокий торшер с тремя смотревшими в разные стороны лампочками. Вот и все, что увидели гости.
– Ты нам тут аскетизм не показывай, веди сразу в платиновый свой джакузи! – пошутил Ведов, когда отец Иоанн пригласил всех сесть вокруг стола в одной из комнат. Батюшка засмеялся:
– А, да! Знаю, что люди говорят. Но могу только баню предложить, и ту топить долго надо, старая уже.
– Ну, конечно, рассказывай, – не унимался Ведов, – на втором этаже поди все в шелках, как у падишаха! Вот скажи мне, зачем тебе, священнику, двухэтажный дом?
– Я что, не человек? – возмутился Иоанн, но как-то деланно, – на самом деле этот дом ещё мой предшественник строил, отец Алексий, царство ему небесное, тот любил шиковать. Я когда приехал сюда, все его ковры, да бархаты с хрусталями в дом престарелых отвез, книги только оставил. Книги хорошие у него, это да, это я никому…
– Ладно, времени мало, давайте к делу, – перебил всех Рублёв, – надо что-то придумать.
– Чай-то хоть будете, с чабрецом? – спросил батюшка. И пошёл к стоящей в углу газовой конфорке, на которой пылился железный дутый чайник, – Чехов не зря чай любил пить, ему вон какие мысли гениальные приходили, и мы выпьем.
Батюшка, громко чиркнув спичкой, зажёг конфорку под чайником.
– Я что думаю, – заговорил Тихонов, – пора людей на улицы выводить. На митинг или шествие какое.
– Это-то понятно, только надо ещё какую-нибудь яркую акцию устроить! – отозвался из угла Иоанн.
– То есть, думаешь, просто вывести людей на улицу недостаточно?
– В нашей стране уже недостаточно, – эти слова Лозовой произнёс так, будто прочитал того же Чехова со сцены любительского театра. Очень наигранно получилось. Но он был прав.
– Я вот что думаю, надо потасовку устраивать, – слова Ведова на фоне слов Иоанна прозвучали, как журчание ручья на фоне грома. Но реакцию у собравшихся вызвали шумную.
– То есть? С мусорами подраться? – не понял Мильчин.
– Пока не знаю, но что-то надо предпринять.
Рублёв вздрогнул. Только этого ещё не хватало. Потасовки устраивать. Да и зачем, ради чего? Отец Иоанн разливал в железные кружки заварку.
– А давайте лучше покреативим! – предложил Рублёв.
– Говори! – заинтересовался Ведов.
– Например, чучело Швецова сожжём, все в белом выйдем, или будем идти с кастрюлями и бить их друг об друга.
– Зачем? – не понял Мильчин.
– Да какая разница, главное к себе внимание привлечь. Как-то зацепить, чтобы не просто походили и разошлись, а чтобы быдло на районе запомнило, – пояснил Александр.
Отец Иоанн, как проводник, с пятью кружками в обеих руках подошёл к столу.
– Разбирайте! Кому надо печенье, идите в сени, там вроде было, – он сел во главе стола, по очереди оглядел всех широким отцовским взором и тяжело вздохнул. Обычно после такого ритуала следовала тирада минут на десять. Но в этот раз Лозовой молчал.
– Ты что-то, батюшка, хотел сказать? – не выдержали нервы у Мильчина.
– Это ты сегодня чего-то много говоришь! А я думаю, – опять наехал на бедного Костю Иоанн, – и вот, что я думаю. Шествие надо проводить, конечно. Но никого не провоцировать самим. Я уверен, и помяните потом моё слово, нас самих спровоцируют. И вот тут либо удержим мы наших ребят, либо… Кстати, сколько мы реально можем вывести?
– Я думаю, чуть больше тысячи реально. Это только наши. Плюс сочувствующие – ещё тысяча, – прикинул Ведов.
– Откуда столько? – удивился Иоанн.
– Это мы неделю назад на расширенной основе считали, когда ты опять молитвы отчитывал. На трафарете у нас уже тысяча красуется, сам сегодня любовался!
– Я тоже мимо специально проехал, порадовался! Ты, батюшка, почаще с нами туей, больше знать будешь, – сказав это, Константин понял, что сейчас в лице батюшки на него обрушится весь гнев Самого. Но Иоанн вдруг начал оправдываться.
– Пост, сами понимаете, не могу вырваться. Но вы красавцы, конечно. С такой армией можно Швецова вытряхнуть из его кремля.
– Да, и к Андрюхе присоединиться. Ему как раз скучно, наверное! Скажешь тоже! – Мильчин от безнаказанности вошёл в раж.
– Все пустое. Это пустой разговор, – Рублёва уже начало тяготить это заседание. Захотелось домой к Ольге, обнять, забыться, – давайте думать, а не болтать.
Дружно отпили чай с чабрецом. Помолчали. Где-то в большом пустом доме радовалась простору муха. За окном проехал грузовик. Чавкнул Костя.
– Может быть, проведём шествие за джентльменские выборы? – предложил Ведов, – призовём Швецова выпустить политического узника Рябова и впредь бороться за голоса по-честному. Мне кажется, думающие люди оценят наше благородство.
Рублёв вздохнул с облегчением. Слава Богу, от потасовки отказались.
– Но нас все равно спровоцируют. Что-то все равно будет, – не унимался отец Иоанн.
"Вы-то куда, батюшка!? Успокойтесь уже!" – взмолился про себя Рублёв, и, похоже, молитвы были услышаны.
– Хотя мне вот Сашина идея нравится, что покреативить надо, чтобы завтра все говорили. Это хорошо. Какие будут идеи?
– Предлагаю устроить мозговой штурм! – без задора, так как сил на самом деле на штурм уже не оставалось, промямлил Рублёв.
Если бы во время штурма в окно к отцу Иоанну заглянул случайный прохожий, то он бы стал свидетелем невероятной картины. Все, кто находился в доме, по очереди, а то и все вместе краснели, тужились, кричали, смеялись, хлопали, подскакивали, ходили по комнате, снова садились, снова подскакивали, прыгали и даже пели песни. При этом на столе, кроме чая, ничего не было. С ума сошли, наверное! – подумал бы прохожий.
– Все пустое, все пустое! – орал Иоанн и крестился.
– А если сжечь?
– Тогда не по-джентльменски!
– А может быть, в конце шествия "адидас" сожжём? – накидывал идеи Тихонов.
– Магазин?
– Нет, просто штаны или кроссовки! Как символ гопоты.
– Хорошо, но не в этот раз.
– А может быть, поединок устроим? – предложил Рублёв, – джентльменский. Или как на Руси перед боем – два всадника с обеих сторон сходились, помните? Вот и здесь что-нибудь такое замутить!
В глазах Иоанна и Ведова мелькнула надежда, что скоро их вечерняя сходка может закончиться.
– Прямо на лошадях, что ли? – не понял Мильчин и потрепал свои усики.
– А что, можно и на лошадях. С копьями! Все как в старину. Только тот, который Швецов будет, например, в красном, а тот, который я, в белом.
– Неплохо!
– Хуйня.
– Только не в красном и белом.
– Ну, это просто как вариант.