Бедная моя птичка, я в минуту подавил ее детское сопротивление и скомкал трогательное целомудрие, но мной двигала исключительно благодарность. Она меня спрашивала: "Зачем?" - смешной вопрос, да за тем, что это абсолютно эстетический акт, не имеющий никакой цели, кроме любования совершенством и наслаждения благоговением. Я не мог ей в этом признаться сразу, как только меня осенило, потому что уже не мог остановить непрерывность скользящего контакта - это было бы преступлением - ее ножки поехали вперед и в конце концов выпрямились, а сама она изогнулась в дугу.
Потом мы немножко полежали в обнимку. Она чуть не уснула, а я продолжал украдкой вдыхать оставшиеся у меня под носом флюиды ее органов любви. И думал, отчего у моей птички со своей штучкой такие непростые отношения? "Уничтожала!" - что это значит? Скорей всего, просто не знала, что делать с бесполезной вещью. Бедные крошки, откуда им знать, что такое же лоно принесло нам Спасителя, что количество неумолимо переходит в качество, если, разумеется, просыпается сердце.
Моя птичка открыла глаза, потянулась и удивленно сказала:
- Смотри, кто идет. Мне нужно одеться!
И действительно, по мокрому песку у самой воды медленно ехал белый длинный байк-тандем, которым управляла безжалостная Иродиада в штанах и свитере, а за ее плечами, на втором номере, болтала ногами нежная Роза, не утруждавшая себя никаким педоляжем. Они тоже заметили нас, и Роза помахала нам ручкой. Моя птичка замахала ей в ответ, та тут же спрыгнула с велосипеда и направилась к нам. Я ограничился тем, что обернул чресла полотенцем.
- А, это вы, Коровин, тут предаетесь неге, - голос Эллы был непривычно грустен. - Дина, давай посидим немного со счастливыми влюбленными, пока они нас не выгонят. У нас есть коньяк и горький шоколад с черным хлебом! Только рюмок нет.
Длинная деловито пристроила тандем у нашей лодки и двинулась вслед за своей подружкой. Они пришли и сели в тени чуть поодаль от нашего гнездышка так, как будто мы были старыми приятелями, случайно встретившимися в городской суете и прервавшими свои дела на полчаса, чтобы выпить друг с другом чашку кофе. И мне вдруг стало страшно жаль этот странствующий монастырь, неловко за свою ярость и раздражение и любопытно, что они делали вчера у Кольки с Анькой. Пока я думал, как мне поддержать светскую беседу, моя птичка уже расположилась рядом с ними и прочирикала:
- А у Лодейникова всегда с собой рюмки, нож и котелок. Мы сегодня даже варили уху из рыб, которых сами поймали.
Элла глумливо ухмыльнулась.
- Вы нас надули, удивительный Коровин. Мы думали, вы анатомируете души, а вы, значит, все больше по хозяйству. Ну, налейте нам тогда коньяку.
Я аккуратно разлил коньяк в металлические стопки. Длинная шуршала фольгой, старательно разламывая шоколад на ровные маленькие дольки.
- За вашего Шаляпина, - Элла взмахнула стопкой, - с которым мы так и не успели полюбить друг друга. Катю жаль, она классная. Подумать только…
В углу ее глаза стояла совершенно натуральная слеза. У меня в голове тупо завертелось: "Папа наш давно в командиро-воч-ке…" Мы выпили, и Элла умело сморгнула возникшую паузу:
- А с вашим Николаем Васильевичем мы тоже вчера познакомились - милейшее существо! Он вчера сорвал такой аплодисмент на нашем семинаре! Представляете, заявил, что "женщина не существует!" Они под этот тезис с Динкой и Элизабет - или как ее, писательницу? - так надрались тичерсом, что бедная недотепа полночи блевала.
Я снова наполнил, мы опять выпили, заедая черным хлебом. Стало совсем уютно, беззаботно, будто над нами и не было палящего светила. Мы принялись болтать про Кольку и про Динку, как про существ не от мира сего. Я рассказывал анекдоты о Колькиной виктимности, а Элла - об удивительном сочетании аутичности и деловой хватки, свойственной поколению, которое выбирает деньги. Элла хохотала и даже Дина время от времени вмешивалась в разговор с уточнениями и репликами. "О, - например, сказала она, - вы даже не знаете, что такое настоящее сафари". Моя птичка сияла глазками, я шутил, в общем, вечеринка набирала обороты, но тут неожиданно кончился коньяк. Мы все как-то одновременно смутились.
- Отвези меня домой, - вдруг попросила моя птичка. - Где мы? Я совсем ничего не соображаю. Извините меня, пожалуйста.
Элла хитро прищурилась на нее:
- Вы тоже теоретик феминизма?
Моя птичка виновато улыбнулась и отрицательно качнула головкой:
- Нет, нет! Я здесь случайно. Приехала на переговоры с коллегой из Швеции, я покупаю у них права на Slaggan och stadet.
Мы стали собираться.
- Поезжайте обратно по шоссе, - посоветовал я на прощание нечаянным собутыльницам, - вот по этой тропинке - и на дорогу. Давайте, давайте, а то мне нужно надевать штаны.
На обратном пути - может, от встречного воздуха и блеска волн, может, от непредвиденной выпивки и милой головки, которая покоилась у меня на коленях - во мне проснулся лютый голод. Зачем ей тащиться из устья в такую даль, решил я и выбросил катер на мель напротив пансионата, распугав бултыхавшихся в воде ребятишек, отнес мою птичку на берег.
- Я хочу под кран, у меня всюду песок, - сказала она, отряхиваясь от дремы.
- Не всюду, - со знанием дела поправил ее я.
- А ты приходи скорей, и проверим, - шепнула моя птичка.
- Ну уж - хрен вам, - сурово отрезал я. - Сначала обедать.
Я проваландался полчаса на причале, пока Юла и Умарас носили к себе на борт лотки с сетями, якоря и прочее, и только потом кое-как забросил в кандейку свое имущество. Было уже часов пять.
- Новые сети пойдем ставить, а что проку? - сказал Юла. - Третий день пусто. Куда она делась? Наверно, от жары спряталась. Ребята говорят, что ушла в Россию.
"Ох, мне бы ваши заботы", - подумал я, оттолкнул их ногой, и они стали разворачиваться, постукивая новым дизелем, по течению, а сам вскарабкался на дюну и пошлепал пешком по жаре к моей маленькой птичке, которая вдоволь намылась в прохладной и чистой воде и, наверно, уже придумала, куда мы поедем обедать. Собственно, краеведческое любопытство она свое удовлетворила, и теперь мы будем следовать ее гастрономическим привязанностям, не исключено, она захочет снова в "Норус", где, правда по моим сведениям, судаков сегодня не подадут, увы. Впрочем, я бы не отказался от простой солянки в закусочной у автобусной остановки.
Войдя в холл, я наконец вдохнул желанной прохлады. Раскрасневшиеся сытые тетки, разбившись на кучки, о чем-то мирно беседовали. Я сунулся было в свой номер, но он был пуст, шагнул к ее двери, открыл и замер в изумлении на пороге: моя птичка сидела на пуфике, в одних купальных трусиках, которые она натянула на попку, когда мы заметили велосипед, а ее лифчик беспомощно лежал рядом на полу. На коленях у нее светился ноутбук.
- То есть ты еще даже не мылась! - вырвался из меня горестный вопль.
- Помоешься тут, - отозвалась моя птичка и глянула на меня глазами, полными отчаяния. - Ты видел в холле плакат?
- Это про лесбийский материализм? Видел, и снаружи видел, а что там такого удивительного?
- Дай мне, пожалуйста, чего нибудь надеть. - Сказала вдруг моя птичка уставшим голосом.
Я протянул ей майку. Она смотрела прямо на меня. У меня все похолодело, совсем как тогда, ночью, и я сразу понял, что сейчас на меня обрушится какая-то страшная беда. Проклятый номер, почему именно здесь меня регулярно подкарауливают удары в самые уязвимые места?
- Что-то случилось? - кое-как выдавил я. - Ты мне хочешь что-то сказать?
Она кивнула и надела майку.
- Прости меня, - сказала моя птичка, и ее лицо сморщилось, как от боли. - Я вчера забыла об одной детали. Дело в том, что когда у нас с Венькой был последний разговор - самый последний, потому что его через неделю убили, - ну когда он предлагал мне вернуться к нему, в его сраный кукольный дом, чтобы все продолжалось, как раньше, только без Вышенского, чтобы он опять приходил по ночам держать меня за руку, чтобы я его мыла мочалкой и ходила с ним по субботам в "Баскин-Роббинс", он еще сказал мне: если хочешь, я буду в ванне без трусов, и ты мой где угодно, и трогай в кровати за что угодно, и делай со мной все, что тебе нужно - я не буду орать, я не буду тебе ни в чем мешать. Я как вспомнила запах его берлоги и красные простыни, и плюшевых монстров, и розовую пижаму, и все остальное, с чем, я думала, уже распрощалась навсегда, так меня чуть не вытошнило, и я сказала: "Never, мальчик, never. Не нужна мне твоя мелкая писька. Дрочи ее сам. Ты что, вправду думаешь, что она для меня что-нибудь значила? Да я жалела тебя, потому что ты - урод…", ну и так далее, мне было трудно остановиться - он меня достал своей инфантильностью. А он тогда сказал: "Ах ты так, тогда - все! Ты для меня больше не существуешь, ты мне - никто, и я тебе отомщу, я тебе такое устрою, я тебя убью, я всех твоих дружков убью - ты будешь у меня в ногах валяться и шнурки зубами развязывать. Понятно?" Вот так сказал, и я стала чуть не каждый день проверять сайт заказов - на всякий случай, - не сам же он явится ко мне с топором, но ничего не было, потом уже, из-за тебя, забыла, а сегодня полезла, и там - вот. - Она указала взглядом на светящийся монитор.
Я подошел ближе и склонился над экраном. Собственно, ничего интересного я там не увидел. Обычная страничка какого-то сайта блядских знакомств: название, стишок про Гименея, почему-то фотография Брюса Уиллиса - уж не он ли пользовался их услугами? - а дальше раскиданы в шахматном порядке изображения жаждущих обрести подруг жизни, и среди них - Колькина морда, а дальше - моя, та самая, знаменитая, где у меня морда орангутанга.
- И что это значит? - как можно спокойнее поинтересовался я, хотя меня уже потихонечку заколотило, и я стал довольно плохо соображать. - Жирного же сожгли в крематории, как он может? С того света? Мистика?
- Ну, прямо… - усмехнулась она. - Он это сделал сразу, после того как я его послала, и из подлости велел повесить через месяц - это отложенный Заказ. Ты можешь назначить любое число любого Месяца - программа такая, - главное, оплатить услуги заранее.
Я все-таки никак не мог врубиться по-настоящему: зачем все так неправильно? Первое, что мне показалось невозможным, это не то, что меня убьют, а разговор с Анной - она будет орать и психовать, и наговорит моей птичке разных гадостей. Опять же панику разведет, и все прахом, а я уже думал о том, в какой комнате мы будем жить у нас в доме - скорее всего, в Папашиной, - будем работать целами днями по своим углам, а вечерами все вместе сидеть на море: мы, Колька, Анька. Вот жара кончится, и я буду приносить им лещей. Анька же не дура, они подружатся с моей птичкой. И я совершенно искренне высказал свое недоумение:
- Слушай, моя хорошая, а мы не можем как-нибудь сделать так, чтобы всего этого не было, чтобы этот кошмар раз - и кончился? Неужели нет никаких мер противодействия?
Моя птичка помедлила секунду и сказала:
- Есть. Все кончится, если убийцу поймают в момент покушения. Тут так устроено, что фирме-то наплевать на результат, - они получили аванс, и их не интересует - убьет там кого-нибудь киллер, или его убьют, это его дело. Расчет с исполнителем - дело заказчика. Вот если заказчик окажется неудовлетворенным и предъявит претензии, они тогда пошлют другого, третьего. Уловил? А кто в нашем случае предъявит? Веня-то у нас где?
- Слушай, - спросил я. - А почему ты сегодня полезла туда? Наверно, что-то случилось?
- Нет, нет, - сказала она. - Не волнуйся. Ничего не случилось. Просто, знаешь, какие-то мелкие совпадения совершенно разных деталей - то тут, то там. Вообще, если честно, то я задумалась вот о чем: не может быть, чтобы у меня все было хорошо. Я всю жизнь считала себя гадкой пиявкой, ну и вела себя соответственно, и уж, конечно, хотя бы по этой причине ничего человеческого не заслуживающей, и вдруг - ты. А мне мама еще очень давно рассказывала про какую-то свою знакомую, которая всю жизнь была так себе, и вдруг у нее появился совершенно сказочный мужик и стал буквально носить ее на руках. Носил, носил, и вдруг у нее - раз! - и разрыв сердца. Мама говорила - от счастья, и она умерла. Не знаю, может быть, день такой сегодня - уха твоя меня совершенно доконала, а ты еще вдруг сказал, что тебе не нужно ничего отдельного, ну и потом… понятно? Вот я и подумала, что на этом фоне нас сейчас обязательно чем-нибудь ёбнет. Я стала искать, откуда будет подляна, и почему-то вспомнила, как мы с тобой с балкона смотрели через дорогу, что-то мне страшно не понравилось в этой картине - не знаю что. Вспомнила еще, что Сильва сказала про твоего Борю, причем вчера я на это никак не обратила внимания, подумаешь! А пришла с моря - и там этот постер в холле, который я уже видела две недели каждый день…
- Тебе не понравилось название: "Лесбийский материализм"?
- Мне не понравилось название фирмы-спонсора - что-то подозрительно оно напоминает ту контору, с кем мы заключали договор на ликвидацию. И я вдруг, ей-богу, ощутила, что тот ублюдок, который прирезал Веньку, теперь приехал сюда и ждет удобного случая, - не знаю каким местом, но почуяла, наверно, из-за тебя - то есть он принял заказы уже здесь, видишь, вчера кто-то заходил на страницу Николая Васильевича, видишь? И на твою - тоже. Понимаешь, они тут всех разом накрыли.
- И тебя, ангел мой? - дрогнувшим голосом спросил я. - Давай всё посмотрим.
Моя птичка быстренько вышла из этого сайта.
- Ну, про меня еще рано думать, - сказала она. - Веня же обещал, что я у него буду в ногах валяться, когда укокошат всех вас, не раньше, а вы пока живы.
- Ну, тогда пошли обедать, - сказал я. - А потом к Аньке. Посмотрим, не подкрадывается ли к ее ненаглядному мыслителю какой-нибудь испанец с ледорубом.
- С ножом, - поправила меня моя птичка. - Если это тот, то с ножом. Знаешь, - сказала она, - мне не нужно показываться Аньке. Иди один, а я попробую что-нибудь сделать с этим, - она кивнула на монитор, - попробую поставить Веню на место. С призраками можно успешно воевать в виртуальном пространстве, они же нематериальны. А ты - старый рыбак, ты хитер, ты поймаешь этого ублюдка, извини, но не мне давать тебе советы, где и как. Словом, иди, сделай так, чтобы мы к этой теме больше не возвращались, и помни: ты мне обещал машину с сушкой, я с тебя не слезу, пока мы ее не подключим. - Она обняла меня, поцеловала, прижалась вся маленьким сладким телом и даже потерлась лобочком о мою ногу. - Давай, двигай, а я тебя буду ждать.
И я пошел, но не как люди, через дверь, а выскочил через окно, чтобы меня не видели в холле, чтобы все думали, что мы по-прежнему вместе, что мы занимаемся любовью, а потому и кричать нам, и стучать - совершенно бесполезно, мы не откроем, мы теперь будем вечно заняты, потому что у нас теперь есть одна главная работа - мы хотим выковать Геркулеса.
Куст шиповника встретил меня неласково, тем более что я был в одних шортах. На стоянке никого не было, на дюне тоже. Я прошмыгнул до живой изгороди и выглянул из-за угла. Наверно, со стороны мои действия выглядели несколько необычно, но я надеялся, что меня никто не увидит. Улица была совершенно пустынной, и немудрено: жуткое жаркое солнце показывало около шести, камни пышели жаром, плавящийся асфальт издавал гудроновое зловоние, горячие сосны сочились раскаленной смолой, как растопленным салом. В их тени было душно, как в кочегарке. Пригнувшись за изгородью, я пробежал по улице до перекрестка. Напротив был жилой корпус санатория, но не думаю, что кому-нибудь из отдыхающих пришло в голову выглядывать в окна на солнечной стороне. Мысленно я уже проложил маршрут, то есть бежать нужно было по тем местам, где водятся только местные и дачники, куда никому из заезжих приезжих и в голову не придет зайти - им там просто нечего делать, там нет ни баров, ни магазинов, ни достопримечательностей, кроме какой-нибудь престарелой певички или артистки, плавящихся на своих дачах, но кому они могут понадобиться в такую жару. Короче, обогнул курзал с той стороны. В лесу я срезал пучок папоротника и, связав стебли, нахлобучил себе на голову шляпу Робинзона, чтобы хоть как-то закрыться от солнца. Меня почему-то больше всего пугали машины: я был твердо уверен, что киллеры не ходят пешком, - ей-богу, смешно даже думать об убийце, который таскается с огромным ножом по жаре на своих двоих.
А почему обязательно нож? - подумал я. Черт побери, ведь гораздо проще взять какое-нибудь бесшумное ружье и перещелкать всю компанию с того же балкона, когда мы вынесем самовар в беседку. Не знаю, может, поэтому я не шмыгнул через дырку на нашу лужайку, а заскочил к Сильве в огород. Нет, к ней мне идти не хотелось: что я могу ей объяснить про спонсоров семинара "Лесбийский материализм"? Как? Показывать сайты, рассказывать ей всю историю от Адама, до сегодняшнего обеда? И про мою птичку - тоже? Обойдется! Я, честное слово, еще даже не догадывался, что мне делать, но все-таки выставил доску в ветхой ограде и шагнул через канаву на наш участок в самом дальнем углу сада, а потом поставил ее на место.
Высокие, по пояс, сорняки стояли нетронутыми и сильно пахли пряной зеленой массой - тут очень давно не ступала нога человека. Сныть, чертополох и крапива предательски зашуршали, на меня тут же накинулись какие-то жалящие твари, но я все-таки добрался на четвереньках до колодца и обнаружил, что в ванне нет воды. Моя панама теперь не висела, а мокрая лежала на дне, а синее полотенце тоже валялось, как половая тряпка. Я прислушался: на веранде кто-то негромко переговаривался, в кухне никто не брякал посудой. В беседке, по всей видимости, тоже никого не было, я выждал минуты две - за это время, если бы там кто-то и был, он наверняка бы перевернул страницу, или вздохнул, или почесался. Впрочем, никого и не может быть, сейчас самое прохладное место - это дом.
Ну а, собственно, кто мне нужен? - подумал я. Зачем я вообще сюда пришел? Где тут будем ловить и кого? Но ни облезлые кусты смородины, ни полузасохший штрифель, ни бурая крыша нашего старого дома ответа мне никакого не дали. Над раскаленным железом дрожало бессмысленное знойное марево. Я даже не знаю, с кем тут у них посоветоваться: ум - хорошо, а полтора - лучше, где вы, опытные ловцы человеков?
Я снова нырнул в траву и прошелся по периметру до самой дырки в заборе, где тоже ничего подозрительного не обнаружил. В дом я пробрался через хозяйственное крыльцо. На кухне было прохладно и пусто. Через открытую дверь я видел спину старухи Кэт на веранде. "Кто там?" - спросила она через плечо. Что мне оставалось? Я быстренько сполоснул потную морду и пошел к ней.
- Это Евгений, - представился я, заходя на веранду. - Здравствуйте, Екатерина Самойловна и… простите?.. - Я замялся, потому что возле нее сидела какая-то особа.
- О, привет, - сказала Кэт, - это Элизабет, моя приятельница из Нью-Джерси. Она очень вовремя приехала: завтра нам наконец отдадут Борьку, и мы отвезем его в крематорий. Ты тоже молодец, что зашел. Как твои дела?
- Здравствуйте, Элизабет.
Подружка Кэт совершенно по-американски расплылась и протянула мне руку. Русского она не знала - это факт. Поэтому я сразу взял Кэт в оборот:
- Заранее извините меня, но у меня к вам есть несколько вопросов. Во-первых, где все?