- Да нет, я не об этом. Я о том, что они нас везли сюда из Москвы. Посмотри, сколько здесь пролетариев. Да их же здесь просто пруд пруди. И пятьсот баксов здесь никто не попросит - они за триста мать родную в стенку замуруют. И тем не менее они нанимают нас и везут сюда, и селят за свой счёт…
- Да это всё понты, пафос. Типа, наши лучше, у нас только свои и всё такое.
- Слушай, я не могу продолжать этот разговор здесь, на холодном полу. Давай залезем на ящик. Я хочу раскуриться верхом на ящике, потому что курить на ящике - это интеллигентно, это как раз в красивом стиле Красивых Мужчин.
Мне было совершенно плевать, где и как курить - интеллигентно на ящике или по-быдлячьи на холодном полу. Потому что вагон всё равно провонялся бы марихуаной, и риск был одинаков что там, что там. Если бы Михаил учуял этот запах, нас бы выперли в две секунды. Нас, как говорится, просто выгнали бы с из города - без жилья, денег и обратных билетов.
Однако Чикатило так не думал. Он считал, что Миша из тех, кто никогда не нюхал дурь и не знает, как она пахнет.
- Такие люди есть, - объяснял он, - да, есть такие, которые не знают, как пахнет ганджа. И одно это характеризует их сразу процентов на 50. А остальные 50 процентов - это усы и пуленепробиваемость, дуболомность. И всё, больше у них нет характеристик. Обидно быть охарактеризованным всего по трём показателям, но это так. "Он был усат, стоек и не знал, как пахнет ганджа". Надо запомнить, это хорошее определение.
Мы как следует пыхнули под потолком вагона, растянувшись на деревянном ящике в полтора человеческих роста. Внутри было что-то тяжёлое и несуразное, как хевиметал, но нам упорно не хотели говорить, что именно. Миша и иже с ним всякий раз отмазывались, но как-то невнятно и неубедительно. Это добавляло в нашу работу романтики и таинственности, хотя она нам и так пока что нравилась. Несмотря на то, что мы оба знали: эйфория на весь срок не растянется, она почти никогда не бывает двухнедельной.
Чикатиле эта самая таинственность не давала покоя. Сидя в этих холодных вагонах и устанавливая всякие идиотские распорки из брусьев и исполинской проволоки, он чуял запах мошенничества не ниже третьего уровня сложности. Я верил ему, потому что знал: у него был на это нюх. Он чувствовал всякие такие незаконные запахи, как служебная собака чует в аэропорту "Шереметьево" набитого героином таджика.
- Я принял решение, - вдруг заявил Чикатило, пялясь в коричневый потолок. - Я сейчас немного полежу, чтобы первый этап накурки прошёл как следует, без лишних действий, а потом я выломаю отсюда доску и посмотрю, что там такое внутри. Мы должны знать, чем мы занимаемся. А вдруг там трупы младенцев, палёная водка или просроченные рыбные консервы.
- На накладной написано… смотри: "Генератор переменного тока", - прочитал я, осветив зажигалкой грязную накладную, которую мы ещё не успели засунуть в присобаченный к ящику файлик. - А вот ещё одна: "Ускоритель левого бура". Ни хера не понятно, особенно второе.
- Всё, я заимелся. Не могу больше морить себя незнанием. Протяните мне гвоздодёр, батенька, я намерен расх…ярить этот саркофаг.
Чикатило долго перекусывал стальную окантовку, а потом ещё дольше ковырялся в досках гвоздодёром. Обкуренные руки не слушались, они не успевали за непоседливым мозгом. Им хотелось расслабиться и ничего не делать, но хозяину было на это плевать - даже наглухо накурившись, он не мог тихо сесть и воткнуть, как все нормальные люди. Я смеялся над этим, потому что я тоже наглухо накурился и потому что вообще всё это было смешно - вся эта Рязань, все эти усатые менеджеры с тремя показателями, все карщики мира вместе взятые.
- О-ля-ляа-а! - присвистнул Чик. Я тут же запрыгнул на ящик с такой прытью, которой от меня не могли добиться даже в Дебильнике на полосе препятствий.
- Смотри, я не ошибся, - хвастался Чикатило с видом победителя, тыкая пальцем в чёрный проём, за которым при желании различались отдельные куски разношёрстного металла. - Я вычислил эту мерзкую гидру, этот паразитирующий прыщ - отвратительную аферу от которой за версту пасёт грязными нефтедолларами и прочей пакостью. Вашему вниманию, милостивый государь, предлагается куча промышленных: отходов, металлолома, мечта всех пионеров-героев. Это не имеет ничего общего ни с генератором переменного тока, ни с этим, как бишь его, левым буром или что за чушь там Миша написал в накладной. Вот извольте, поверх всего, на переднем плане, ржавая рама от велосипеда "Орлёнок"… Дальше - автомобильные колёса, от пяти до десяти шэтэ, точно считать лень. Вон ещё кусок рельса, вон металлическая стружка, а в углу расположился станок, на котором в школе нас учили сверлить отверстия в жестянках…
Мы долго смеялись над всем происходящим. Нам опять везло. Мы снова влезли во что-то незаконное, чего уже давно не случалось в биографии Клуба. Тот год был для нас не особо урожайным - мы пару раз нанимались низовыми клерками, всего на месяц-другой, но работать порознь было неинтересно и нерентабельно. Плюс все эти идиотские выпускные экзамены, которые надо было сдавать хотя бы из принципа. В общем, в тот год мы оказались на полном финансовом безрыбье, и только в Рязани появился свет в конце тоннеля. Это было странно, потому что сама Рязань была беспросветна на сто восемьдесят градусов, в рязанском небе не наблюдалось ни одного самого безнадёжного лучика. От этого алогичного несоответствия всё казалось ещё положительнее.
- Э-эх, жизнь моя, зебра! - шутил Чикатило, смеясь и катаясь, как мятый рулон обоев, по грязной поверхности ящика с металлоломом. - Полосатая тельняшка, подруга десантника.
А я обзывал его за это кузьмичом, и всё было здорово. Я знал, что Чик обязательно что-нибудь придумает, что мы поимеем с этих ящиков пару бумажек с ноликами.
Мы приколотили доску на место и по-стахановски быстро сделали ещё два вагона. Всё-таки правильный идейный прогруз рабочих - великая вещь, производительность труда зависит не от денег, а от настроя. Доллары - всего лишь промежуточная величина, косвенный фактор: просто это самый тупой и примитивный способ обеспечить правильный настрой, вот и всё. И все эти Энгельсы-Ленины были не такими уж идиотами, как кажутся.
- Я всё думал, что именно не давало мне покоя, - сказал Чикатило вечером уже в бомжатнике, открывая ностальгическую банку советской тушёнки с томатно-красным коровьим силуэтом. - А ведь вот что было странным с самого начала: усатый Михаил всегда приносил нам эти накладные, обозначенные разными порядковыми номерами и с указанием разных наименований какой-то аппаратуры, так? Ты улавливаешь ход моего логического анализа ситуации? Так вот. Он бросал эти накладные на пол, по две на каждый вагон. Ну, или по четыре - помнишь эти маленькие ящики, которые умещались по два с каждой стороны. Но, батенька, но: никогда, ни разу за всё время этот горе-конспиратор не додумался хотя бы для вида указать нам, что именно куда вешать. Ни разу не распределил их по ящикам в рамках одного отдельно взятого вагона. Ведь если в одном ящике находится генератор, а в другом - левый бур, очень важно не перепутать, какую накладную куда цеплять. Важно, чтобы инфа на накладных соответствовала содержимому ящиков, на которые они пришпандорены, правда? Ведь я не технарь, но уверен: генератор похож на бур не больше, чем ухоженное лобковое оволосение девушки месяца из "Плейбоя" на трёхдневную алкоголическую щетину карщика Игоря. А Мише всё равно, понимаешь? Ему плевать, я тебе точно говорю. Это засело у меня где-то, в каком-то регистре, но в соприкосновение ни с чем так и не пришло.
- А что это может означать?
- Это значит, как минимум, одно: нигде, ни на какой таможне ничего вскрывать не будут. А таможня на пути будет обязательно, и не одна: оно ведь всё отправляется за границу, не забывай. Значит, у них уже везде схвачено, таможенникам уже дали на лапу. Либо же у них есть какая-нибудь универсальная бумага, типа той, что кардинал Ришелье выдал Миледи. Знаешь, есть такие ксивы, с типовым содержанием: "Пошли все на х…, отстаньте от предъявителя сего".
- Ну и что?
- А то, что и то и другое стоит бешеных бабок. Долларов, таких хрустящих, с ноликами. Пачек долларов с ноликами. Это серьёзное мошенничество, вот что мне теперь очевидно. Эти люди - не карманные воришки и не бабки, которые продают у Киевского вокзала разбавленную водку. Здесь пахнет нулями, многими нулями. Я это чувствую, поверь мне.
Я верил и тоже немного чувствовал, мне не надо было ничего доказывать.
- Ты думаешь, нам удастся стать миллионерами? - пошутил я, засовывая кипятильник из двух лезвий в литровую банку с чаем. В этом лепрозории не было даже чайников, чёрт возьми, в любом чуме на Крайнем Севере оленеводы живут куда более продвинуто.
Чикатило раздавил жирного таракана и философски уставился в потолок, всем своим видом заставляя задуматься о вечном.
- Не уверен, что оно нам надо, - вымолвил он наконец, размешивая сахар в гранёном стакане, из которого до нашего приезда наверняка не пили ничего, кроме спирта. - Понимаешь, все мировые катаклизмы сводятся к тому, что люди не хотят признать очевидное и занять своё место. Это если не моветон, то по крайней мере безвкусная глупость. Зачем Красивым Мужчинам быть миллионерами, скажи мне на милость? Миллионером должен быть менеджер. Становясь миллионером, ты теряешь свой шарм и становишься менеджером. Оно тебе надо?
- Блин, а знаешь, Чик… - начал я.
- Да! Знаю! - оборвал меня Чикатило, встав с места и даже начав размахивать руками. - Можешь ничего не говорить, ибо. Ибо я ЗНАЮ. Я тоже, да-с, да-с, именно так-с. У меня тоже бывают минуты умопомрачения, тошноты и слабости. Как месячные у женщин. Меня тоже посещают эти черви, эти долба-ные тараканы…
Произнося последнее слово, Чикатило смачно топнул ногой. Надо полагать, он размазал тогда по полу одного из очередных своих стасиков, но я пропустил это мимо. Мне было не до этого, меня интересовали тогда предательские серьёзные мысли, которые надо гнать от себя прочь.
- Это полная лажа, от этого люди становятся несчастными, депрессуют и прыгают в окна, - продолжал между тем Чикатило.
- От чего депрессуют?
- А вот именно от того, с чего мы начали. А начали мы со знания/незнания своего места. Все видят, что менеджеры в почёте, что менеджерам хорошо. Что менеджеров любят женщины, а вот, скажем, Лёню Свиридова - не очень. Они замечают его вскользь, потому что Лёня вообще живёт как бы вскользь. Но Лёне хочется конкретной любви женщин, поэтому он идёт в менеджеры. Забыв задать себе один очень важный вопрос. Забыв налить себе сто граммов для откровенности, встать перед огромным зеркалом в человеческий рост, чокнуться со своим отражением и спросить его так душещипательно, подкупающе: брат Лёня, а менеджер ли ты? А найдётся ли для тебя место на вёслах, любезный Леонид? Но х… там, Лёня Свиридов прёт в менеджеры не глядя, с ходу. Нахрапом, как конь-тяжеловоз. Одним махом. А через много лет впадает в депрессию. Как медведь в спячку, только навечно. С ним будут трахаться, а может быть, даже полюбят - но Лёню это не устроит, ему надо будет большего, потому что на самом-то деле он не менеджер, а негр. Которому хочется не только секса, но и рэпа, наркотиков и баскетбола. И всё, блядь, клиника неврозов.
- Вот я и спрашиваю себя последнее время…
- А ты спроси лучше меня. Я тебе сразу скажу, что ты не менеджер. И я не менеджер. Так что я предлагаю не лезть туда, где нам не рады. Я предлагаю обуть их, как обычно, на несколько сотен… ну, максимум, я допускаю - тысяч долларов. Желательно крупными купюрами. И остаться бедными, но с достоинством. Как истинные клубные джентльмены, как скромные денди.
Потом к нам зачем-то вписался Михаил. Он шевелил усами и просил кипятильник, чай, он просил чёрт-те что - денег или икону Пресвятой Богородицы, какая разница. На самом деле ему просто хотелось пообщаться, он затосковал в этой перди по чему-то хорошему, доброму. Его ведь целый день вяло посылали на х…, а он в ответ только мельтешил, как Чарли Чаплин или заводная обезьянка из "Бесконечного путешествия". Это был его стиль работы, он хотел всё сделать быстро, он парился из-за этого. Видимо, он тоже не был прирождённым менеджером, несмотря на незнакомство с запахом ганджи. Мы сочувствовали Мише тогда, в тот вечер в бомжатнике с кипятильником и банкой чая. В такие минуты у этих горе-менеджеров никнут руки и плывут глаза, и нормальное общение с ними становится возможным. Их становится не в лом позвать на чашечку чифиря. Так что нам пришлось прервать наш серьёзный разговор, да и чёрт с ним, потому что он всё равно был неприятным.
Миша долго и уныло рассказывал о семье, о своих детях - двоих или троих карапузах, которых он очень любил. Нас это мало трогало, потому что мы не могли заочно любить всех детей человечества, мы не были фанатиками-воспитателями из детских садиков. Мы не являлись приверженцами семейных ценностей - нас больше интересовал сам Миша. На его лице читалась сексуальная неудовлетворённость супругой, которой он не изменяет, а также то, что скоро его уволят с работы.
Вообще он был интересным персонажем, этот Миша. Он поддерживал президента и на полном серьёзе говорил о необходимости ввести российские войска в Колумбию, потому что там производят кокс и героин. Самое интересное, что это говорилось на абсолютно трезвую голову - он не пил ничего, кроме нашего чая. Ему надо было иметь менее чёткую гражданскую позицию и хотя бы изредка употреблять наркотики, тогда всё было бы нормально - но это мы обсуждали уже намного позже, когда Миша ушёл спать. Мы обсуждали его как какой-то подопытный персонаж, бабочку, которую препарируют и кладут под микроскоп. В конце концов ведь совсем никаких людей не существует - я в этом начал убеждаться уже тогда и продолжаю убеждаться до сих пор, хотя с каждым годом они становятся всё более и более никакими. Но самое главное - Миша наконец-то выдал нам более-менее нормальную версию происходящего. Он объяснил, что все эти буры и генераторы - составные части некоей исполинской исследовательской платформы, которую устанавливают в горах и ищут там с её помощью нефтяные месторождения. Это уже смахивало на правду - точнее, на официальную легенду, которая сопровождала все эти колёса, рельсы и ржавые "Орлята". От этого уже можно было плясать - но плясать пока что было рановато, Чикатило только начал разминку перед танцем. А мы ведь намеревались потанцевать в этом негостеприимном городе, мы собирались устроить им лёгкую и непринуждённую пляску святого Витта.
ЗООПАРК: собака Арчибальд
АВТОСАЛОН: двигатель от "Москвича-412"
Необъятное рязанское воскресенье маячило перед нами одиозно и угрожающе, как высшая кара. Никогда не проводите выходные дни в подобных городах. Уезжайте из них любыми путями, тратьте последние деньги на железнодорожный билет. Уноситесь оттуда на своём розовом "кадиллаке", а если у вас его нет - выталкивайте из гаража дедушкину "Победу" и реанимируйте её всеми правдами и неправдами. Купите в конце концов велосипед - только не проводите уикенд в подобных местах, укатывайте оттуда при помощи всех известных миру колёс, включая галлюциногенные.
У нас ни тех, ни других колёс не было. У нас не было ни розовых "кадиллаков", ни "велосипедов", ни "хоффманов". Мы по-настоящему попали с этим выходным днём воскресеньем. Мы совсем не знали, куда нам девать свои кости, которые ломило от непосильного труда. Михаил с утра заперся у себя в номере и радикально пил, но нам это не светило. Хотя он нас и приглашал - он был долог и навязчив, как амстердамский зазывала возле эротического кабака на Ред Лайте, - но, блин, нельзя же было окончательно погрязать в этой кузьмичёвщине, нам требовалось забыть о ней хотя бы на один день. Мы нуждались в чём-нибудь культурном, эстетическом.
Мы завалили весь пол бомжатника местными газетами с программами городских развлечений, но всё это было просто смешно. Дискотека А, дискотека Б, дискотека Э, Ю, Я. Кино со Сталлоне, кино со Шварценеггером, кино с Дольфом Лундгреном и ещё чёрт знает с какими стероидными уродцами в главных ролях. Первым вариантом можно было воспользоваться только в том случае, если бы нас переклинило и мы поспорили на десять баксов, кто из нас дольше продержится под натиском орд местных гопников. Второй вариант был менее опасен, но столь же отвратителен в эстетическом плане. Но мы уже, честное слово, были готовы идти в заплёванный семечками зал созерцать квадратного дебилушку Шварца. Слава богу, в последний момент Чикатило ткнул пальцем в какую-то незамысловатую рекламку в неинтересной чёрно-белой газете.
- Вот, смотри. "Экспо-1995". Какая-то выставка - где она проходит, непонятно. То ли в каком-то ДК, то ли в цирке, где воняет конями и потом эквилибристов. Здесь есть адрес. Не бог весть что, но, учитывая местное патологическое безрыбье, самый нормальный вариант.
Мы поскребли по сусекам и добили остатки того, что было привезено нами из Москвы для перекуров и второй категории, а потом долго ехали с пересадками в каких-то допотопных автобусах с рифлёными поручнями. Их салоны были наполнены выхлопными газами, а мелкий рэкет в лице визгливых бабок-кондукторш мешал сосредоточиться и нормально созерцать город сквозь мутные автобусные окна. Это было плохо, потому что если уж созерцать такие города, то только по накурке. А она грозила пройти и не возобновиться, и тогда мы уже чёрта с два когда-нибудь нашли бы в себе силы любоваться Рязанью - но, в общем, всё это были мелочи, неспособные окончательно убить в нас правильное настроение.
Командировка заканчивалась, и нам оставалось работать всего несколько дней. Как мы и ожидали, эйфория от осознания себя кузьмичами длилась недолго - всего дня четыре, а может быть, пять, я не помню. Потом у нас начался период безвременья, а это куда хуже, чем явный декаданс. Мы зависли на самом интересном месте - прямо как пиратская бродилка, купленная на "Горбушке". Мы впали в спячку, как пара каких-нибудь барсуков-неудачников.
Спячка нас не радовала. Мы были плохими олимпийцами в этом виде спорта, и нам срочно понадобился допинг. После недолгих раздумий мы решили слегка пощекотать нервы тому самому сынку, которого Чикатило случайно перетянул тогда дверью в курилке. Как-то раз после особо напряжённого и нудного трудового дня мы взяли по паре пива и пошли на переговорный пункт.
Тогда простые люди в основном общались с другими городами именно так, поэтому очередь в кабинку была классическая. Со всеми усачами, тётками и бабками, которые обсуждали цены на бензин, проблемы с жиклёрами и трамблёрами, паскудство работников жэка и вероломство невесток/зятьёв/тестев. Это был весёлый queue-up, он напоминал мексиканский сериал. Мне кажется, в глубине души люди любят стоять в очередях. В среде стариков, люмпенов и прочих терпил очереди выполняют ту же роль, что и джентльменские клубы в аристократическом обществе. Но, в общем, суть не в этом - мы ведь, понятное дело, попёрлись туда не ради всей этой мексиканщины.
В кабинке Чикатило набрал номер офиса сынка. Трубку сняла секретарша. Оленька рассказывала нам, что это была стандартная глуповатая блонди с беспочвенными видами на кого-нибудь из верхушки. Верхушка иногда брала её с собой в баню после корпоративных попоек.
- Алё! Это самое, аллё! - прокричал Чикатило. - А вы, это… дайте мне главного вашего… Ну, директора, или как… Я из Рязани звоню, скажите ему. По делу.