Позднее тем вечером он вновь увидел Вивьен через дверной проем в соседней комнате. Вечеринка набирала обороты. Девушка разговаривала с каким-то мужчиной из числа гостей. Она все еще казалась ему знакомой, однако чувство узнавания притупилось, отошло на задний план, затвердело, словно янтарь, и повисло в воздухе. Сомнения приняли форму определенности. По всей вероятности, девушка надоела ему.
* * *
Прошло два года, и Доран вновь повстречался с Вивьен. Опять на вечеринке где-то в горах. Они почти сразу узнали друг друга.
- Я вас помню, - весело воскликнула она.
- Вы мне тоже знакомы. Где мы пересекались? - Доран напряг память. - Ну конечно. Как я мог забыть? Вы та самая девушка, которую я никак не мог вспомнить.
- Ода.
Вивьен сразу заметно погрустнела.
Оба молча размышляли о странных отношениях, сложившихся между ними. Секрет все еще не разгадан.
- Наши встречи напоминают мне книгу, которую уже читал раньше, - заговорил он. - Ты забыл содержание, однако с каждой новой строчкой восстанавливаешь дальнейший ход событий.
- Хотите сказать, что больше не будет никаких сюрпризов?
Она явно имела в виду себя.
- Странно, как можно…
Он подыскивал подходящее слово. Представить? Предопределить? Превозмочь?
- Похоже на застрявший автомобиль, разом остановивший все движение, - вслух размышляла она, не заинтересовавшись его незаконченной репликой. - Никакой аварии, ничего страшного. Просто полицейский машет рукой, чтобы вы проходили дальше, давая понять, что ничего особенного не произошло.
- Меня зовут Доран, - напомнил он ей свое имя.
- Вивьен.
- Да, конечно. Вас опять пригласили друзья?
- Ага. До того, как вы спросили, я и не знала, чья это вечеринка и что я здесь делаю.
- Возможно, вы искали меня?
- У меня есть друг, - сказала Вивьен. Она затронула скользкую тему. И прежде, чем он успел отреагировать на это замечание, добавила: - Шутка.
- Ах так.
- Просто не хочу, чтобы вы думали обо мне как Бен и Мэлори, будто я необходимая принадлежность любой вечеринки. Короче говоря, девушка на всякий случай. Без постоянного партнера.
- Нет, ни в коем случае. Вы та загадочная особа, которую я откуда-то… не знаю.
- Странно повстречаться дважды с человеком, о котором вам ничего не известно, в то время как вокруг тысячи хорошо знакомых людей. Со многими отношения налаживаются после первой же встречи.
- Так и хочется сказать, что мир тесен.
- А может быть, людей слишком много?
- Сейчас мне кажется, что все свидетельствует об обратном. То есть о том, что мир слишком велик.
- И то, и другое недоказуемо, - заключила Вивьен Рельф и пожала ему руку. - Желаю хорошо повеселиться.
* * *
В следующий раз он встретился с ней в авиалайнере при перелете на побережье. Доран занимал место в салоне первого класса, а Вивьен спешила мимо, пробираясь в самый хвост и прижимая к груди сумочку. Она не заметила его.
Он подумал, не велеть ли стюардессе отнести ей туда бутылку шампанского, как это практикуется в коктейль-залах. От господина за столиком ЗА. Но экипаж, очевидно, имел веские причины не разрешать делать подобные подарки. Весьма веские. И он оставил в покое Вивьен Рельф, решив посмотреть фильм. Орды варваров были отброшены назад и уничтожены.
Они встретились и разговорились при получении багажа. Вивьен, кажется, не особенно удивило его появление.
- Подобно разнородным предметам багажа, таинственным образом смешивающимся в темном чреве самолета и предстающим перед глазами владельцев при свете дня на гудящем металлическом конвейере, вы время от времени ярким лучом озаряете мое унылое существование, - продекламировал он экспромтом. - Доран Клоуз.
- Вивьен Рельф. - Она пожала его руку. - Полагаю, вы помните, как меня зовут.
- Вы, наверное, считаете, что я помешан на вас.
- Нет. Просто все почему-то легко запоминают мое имя. Оно застревает в мозгу.
- Ах вот оно что.
Она как-то странно посмотрела на Дорана, будто ожидая чего-то. Под рукавом ее платья он заметил больничный браслет из тонкой стали. На нем надпись: Вивьен Рельф, палата 315.
- Я бы хотел прокатиться с вами на такси, но меня встречают друзья.
- Нам все равно не по пути. Не судьба.
- Если я чему-то и научился в жизни, так это пренебрегать судьбой.
Вокруг началась какая-то суета. Что-то произошло у окошка выдачи багажа. Нетерпеливый пассажир взобрался наверх и перешагнул через движущуюся ленту конвейера. Закатав рукава пиджака, он убирал застрявшие чемоданы со спускного желоба. Вскоре произошел обвал, и багаж посыпался вниз. Сумка Дорана оказалась на земле. Вивьен все еще ждала появления своего чемодана, заглядывая в окошко. У Дорана закружилась голова, и он покинул девушку.
Всю неделю в перерывах между встречами с коллекционерами предметов искусства и галерейщиками он искал ее в музеях и бистро мегаполиса, преследуемый мыслью о том, что они обязательно должны встретиться на некой нейтральной полосе. Они придут каждый сам по себе, но как бы условившись о встрече, чтобы заключить долгожданное перемирие или сделку. Словно покрытые пеленой лица окружавших его людей образовывали нечто вроде кирпичной стены - сооружение из постоянно маячивших перед ним лбов, бровей, очков, сурово сжатых губ, сотовых телефонов, сандвичей. На таком фоне она должна сиять, как солнце. Однако девушка так и не появилась.
* * *
О Вивьен Рельф! Ты полутень моих страстных желаний. Словно Луна в момент затмения скрываешься от меня!
Ты скользишь мимо в розовых тонах, исчезаешь, как почерневшая от времени роспись иконы!
Запечатленная в долинах моих одиноких ночей, о, никто не знает тебя лучше, чем я!
Полупрозрачная, ненасытная, эгоистичная Рельф, клянусь никогда больше не омрачать твои дни призрачным появлением на пути. Ты чистый образ - Вуаль поверх вуали.
* * *
Доран Клоуз, начальник отдела закупок рисунков и гравюр, частенько обедал вместе с Вандером Полимусом, издателем журнала "Уолл арт". Как-то раз Полимус обмолвился, что женат. Доран, однако, никогда не встречался с женой издателя. Каково же было его удивление, когда, переступив порог дома своего знакомого с бутылкой "Каберне Франк" в руках, Доран обнаружил, что добродушный великан женат на особе, хорошо ему известной. Нет, они не встречались на музейных фуршетах или вернисажах. Супруга Полимуса была знакома ему по прежней жизни, протекавшей совсем в другом измерении. Тогда ему все казалось иным, и самого себя он оценивал совершенно по-другому. Доран сразу же узнал даму, несмотря на ее по-мальчишески короткую стрижку, густой слой яркой помады, морщинки возле глаз и груз серебряных браслетов на руках. Вандер Полимус был женат на Вивьен Рельф.
Встретившись с ней взглядом, Доран рефлекторно провел ладонью по остаткам когда-то густой шевелюры.
- Доран, Вив, - представил их друг другу Полимус, хватая Дорана за плечо и бесцеремонно втаскивая в комнату. - Бросайте пальто на кровать. Я потом его повешу. Пошли. Надеюсь, вам понравится свиной окорок и рыба бакалао.
- Здравствуйте, - поздоровалась женщина и протянула ему руку.
- Вивьен Рельф, - сказал Доран.
- Вивьен Полимус, - поправила она.
- Откроем твою бутылочку? - предложил Вандер. - Какое-то особенное вино? Я припас бутылку риохи, и мне не терпится попробовать ее. Вы знакомы?
- Встречались когда-то, - ответила Вивьен. - На противоположном конце света.
Доран хотел уточнить и сказать, что встречались они не однажды, но не смог произнести ни слова.
- Вы переспали с моей женой? - фыркнул Полимус, запустив всю пятерню в свою бороду. - Вам придется рассказать мне об этом в деталях. Однако подождем до обеда. А сейчас я хочу вас кое с кем познакомить.
И началась обычная рутина: открывались бутылки, оценивалось качество вина; шел привычный обмен репликами: "Нет, но я, разумеется, слышал ваше имя" или: "Если не ошибаюсь, ваша галерея представляет моего лучшего друга Зевса". Подавался мягкий и твердый сыр, ставилась на стол чаша с солеными орешками, от которых так трудно оторваться. У Дорана возникло странное ощущение, что единственную женщину из восьми гостей пригласили сюда исключительно ради него. Так в свое время, тысячу лет назад, Вивьен Рельф приглашали на вечеринки для развлечения мужчин. Имелись ли какие-то препятствия? Если они и существовали, то были не выше ворот для игры в крикет. Тем не менее необходимо вести разговоры, вежливо улыбаться. Наконец все закончилось, и Доран мог усесться за стол. Конечно же, ему отвели место рядом с приглашенной одинокой дамой. Слава богу, что хоть напротив жены Полимуса, Вивьен Рельф.
Он поднял бокал в ее честь, испытывая желание пересесть поближе. О, если бы они могли перешептываться, касаясь друг друга головами.
- Мне казалось, что я без конца буду натыкаться на вас, - сказал он.
Вивьен лишь улыбнулась в ответ. В разговор вмешался ее муж, сидящий во главе стола.
- О чем это вы там шушукаетесь? - проговорил он громким начальственным голосом.
Нетерпение Дорана как-то воздействовало на его подсознание, заставляя вспоминать те далекие, незабываемые вечеринки. Интересно, кто еще на этой планете испытывает нужду воскрешать в памяти давно исчезнувший архипелаг, окутанный сигаретным дымом? Старомодные танцы под музыку в стиле диско и разговоры ни о чем. Древние вечеринки походили на радиосигналы, доходящие сюда из космоса. Так ему казалось.
- Ты трахалась с ним, Вив? - спросил Полимус. - Общество хочет знать.
- Нет, - отвечала Вивьен Рельф-Полимус. - Но мы, кажется, флиртовали. С тех пор прошло много лет.
Полимус и его жена вдруг оказались в центре внимания. Супругам это явно нравилось.
- С нами происходило нечто странное, - счел необходимым пояснить Доран. - Вы помните? У нас не было общих друзей. Мне вы казались знакомой, однако мы никогда раньше не встречались.
Шутливый тон Дорана вызвал дружелюбный смех гостей. Сам же он испытывал некую безысходность. Вандер Полимус хмурил брови, как будто видел перед собой плохо повешенную картину или решительно не соглашался с каким-то критическим замечанием.
- Я запомнила ваших ужасных друзей, - сказала Вивьен. - Они, не стесняясь, дали понять, что я вам не пара и не стоит тратить время понапрасну в моей компании. Как звали того высокого угрюмого парня?
- Топ, - ответил Доран, сам с трудом припоминая имя товарища. Он уже много лет не вспоминал о нем.
- Вы поссорились с вашей девушкой в тот вечер?
- Нет, - сказал Доран. - Ничего подобного. - Он забыл, что там происходило.
Ему хотелось закричать, что те друзья ничего для него не значили и тогда, а тем более теперь, десять лет спустя. Лишь она, Вивьен Рельф, представляет для него интерес. Разве она не понимает?
- Вы помните аэропорт? - спросил он.
- Ах, аэропорт, - проговорил Полимус. В его голосе звучала ирония знатока. - Это уже кое-что. С этого места, пожалуйста, поподробней.
За столом раздались нервные смешки. Все с почтением относились к хозяину.
- Я понятия не имею, о чем он говорит, дорогой.
- Так, ерунда, - сказал Доран. - Я однажды увидел вас в аэропорту.
Ему внезапно захотелось свернуть рассказ в присутствии этих людей. Он чувствовал, как у него отнимают что-то ценное, только что обретенное. "Однажды я посвятил тебе стихотворение, Вивьен", - промолвил он про себя, сделав глоток великолепной риохи. Доран понял, что она гораздо лучше принесенного им вина.
Он мог бы гораздо ближе познакомиться с Вивьен Рельф. Узнать ее ближе других женщин, встречавшихся ему в жизни. Да он и хотел этого. Не случилось. Душа Дорана изнывала в отчаянии.
- Какая скука, - подвел итог Вандер.
Обед продолжался, и гости быстро забыли о них.
Планета Большой Ноль
Мой дом хорошо защищен. Он окружен прочным, как стена, деревянным забором высотой в шесть футов. С улицы во двор заглянуть невозможно. Нижняя кромка калитки почти соприкасается с тротуаром, но открывается легко, никогда не заедает и не болтается. Несколько дней назад, возвращаясь домой, я по привычке с ходу распахнул калитку. На сей раз она не поддалась. Что-то крепко держало дверь изнутри.
Я разозлился, толкнул сильнее и кое-как протиснулся в открывшийся проем. На дорожке лежал, потирая ушибленную голову, неизвестный мне бродяга. Край калитки прилично задел его череп. После минутного замешательства я понял, что происходит. Он забрел сюда с улицы и прилег отдохнуть на солнышке. Живу я неподалеку от рынка. Скорее всего бедолага решил поспать после сытного обеда на близлежащей помойке. Бродяги порой ночевали там, скрываясь от неодобрительных взглядов.
Мой удар, однако, не причинил ему значительного вреда. Незнакомец издал какие-то нечленораздельные, скрежещущие звуки и перевалился на другой бок.
Вслед за этим между нами произошел весьма странный разговор.
- С тобой все в порядке? - спросил я нарочито сердито, испытывая некоторое чувство вины.
- Да, - отвечал он. Приглядевшись к его лысине, я сразу увидел, что серьезных повреждений нет.
- Нашел место, где спать, - с ходу придумал я, что сказать в свое оправдание.
Бродяга пробормотал что-то вроде: "За все приходится платить".
- Что ты говоришь? - хотел уточнить я.
- Во всяком случае, мы в расчете, - сказал он.
Или что-то типа того. Убедившись, что бродяга не получил никаких повреждений и сам по себе довольно безобиден, я направился к двери.
- Не рискуй так больше, - посоветовал я на прощание.
- Не беспокойся, - ответил он.
Я вошел в дом и на мгновение задумался о происшедшем. Только что по моей вине человек получил удар по голове калиткой. Что-то внутри меня настойчиво говорило, что это событие из ряда вон выходящее, крайность. Инцидент вызывал беспокойство. Я определенно никогда раньше не делал ничего подобного.
Однако потихоньку все пришло в норму. Я просто не мог долго размышлять о таких пустяках.
Собственно, рассказал я об этом эпизоде только потому, что он проливает некий свет на случившееся с Мэтью.
* * *
В средней школе мы с Мэтью частенько практиковали одну шутку, которая, по моему мнению, характеризовала наше чувство юмора тех лет. В школе проводился факультатив для музыкально одаренных учеников. По этой причине, а может, и вообще без всякой причины, в центре фойе стоял большой бронзовый бюст Тосканини. Великий дирижер невозмутимо взирал на нас с видом полного превосходства. Слегка окислившиеся густые волосы откинуты назад: по замыслу скульптора, их ласкал нежный ветерок. Его запросто можно было принять за какого-нибудь генерала или знаменитого футболиста, но именная дощечка на подножии пьедестала сообщала, что перед нами не кто иной, как маэстро Тосканини. Мне кажется, только мы с Мэтью обращали внимание на скульптуру. Вряд ли кто-то из других учеников подтвердил бы существование бюста, если бы мы заговорили с ним о Тосканини. Да мы никогда и не заговаривали.
Казалось, между нами и неким невидимым охранником или сторожем сохранялась негласная договоренность относительно традиционного розыгрыша. Каждую неделю в течение всего полугодия мы с Мэтью после уроков водружали вырезанные из бумаги очки с веревочками на сверкающие глаза дирижера. К нашему утреннему приходу в школу очков на месте уже не было. Возможно, их снимали через несколько минут после нашего ухода, но это не играло никакой роли. Бумажные очки довольно смешно смотрелись на бронзе, однако здесь шутка только начиналась.
На самом деле нас прикалывало бесконечное повторение фразы: "Очки Тосканини". Будто они являлись некой вехой, придававшей нам уверенности в непредсказуемом и хаотичном мире. О чем бы мы ни говорили, всегда можно было к месту и не к месту сослаться на очки. "Что тут непонятного, старик? Все ясно. Как очки Тосканини". "Круто, чувак, как очки Тосканини". Или: "Это может подождать, как очки Тосканини". Если один из нас забывал то, что хотел сказать, другой осторожно намекал: "Речь идет об очках Тосканини?"
Невинное развлечение касалось тщетности мирской суеты и в то же время закаляло волю, формируя наши личности. Если очки долго не упоминались в разговоре, нам явно чего-то не хватало. Казалось, весь наш мир держался на этой шутке. Бумажные очки символизировали слабый детский протест против прочного бронзового мира взрослых. Жизнеспособны ли мы? Надо ли нам в чем-то убеждать других или достаточно вселить веру в самих себя?
В школьной жизни эти вопросы играли значительную роль. Пусть мы считали себя умнее учительницы английского языка, тем не менее она могла спокойно провалить нас на экзаменах зато, что мы убегали с уроков и курили травку в парке. Справедливо ли это? Мы бросили вызов, и она его приняла. Когда пришло время поступать в колледж, мы вдруг поняли, чего стоили наши проделки. Вы никогда не попадете в престижное высшее учебное заведение посредством всяких там шуточек.
Однако у меня все получилось. Для написания сочинения при поступлении в Йельский университет я воспользовался десятистраничным комиксом, где героя обуревали духовные поиски. Работа заняла три недели. В течение этого времени я претерпел больше мучений, чем за четыре года обучения в старших классах. В жизни так не горбатился. Помню, всерьез обеспокоенный Мэтью тогда часто заходил проведать меня. Я ничего толком не мог ему объяснить.
Навеянное комиксом эссе привело к необычному диалогу с преподавателем университета. Он с ходу задал вопрос о моей любимой книге. Я назвал "Путешествия по арабской пустыне". Никогда не читал это произведение. Мой ответ огорошил его.
- Я тоже без ума от этой книги, - сказал он. - Не думал, что молодые люди читают нечто подобное.
- Знаете, самообразование - мое хобби.
Я надеялся, конечно, тем самым увеличить свой проходной балл. Не знаю наверняка, помогло ли это, только после собеседования, в ходе которого выявилось такое счастливое совпадение, куратор чуть ли не гладил меня по голове. К счастью, он так и не спросил, чем мне понравились "Путешествия".
Мэтью поступил в колледж Рид. Я помог ему подать заявление в самый последний момент. В этом учебном заведении оценки не ставят, и вы можете специализироваться по таким предметам, как гармония или скульптура из глины. Находится он далеко от Нью-Йорка, на северо-западе тихоокеанского побережья. Приятелю не помешало бы поучиться в такой глубинке, только он туда не поехал. Мэтью удалось убедить своих родителей в том, что ему необходимо годик пожить за границей, а потом он уж сам решит, чем заниматься. Отправка сына в колледж обошлась бы старикам практически в ту же сумму, так что они дали ему денег на путешествие. Откровенно говоря, пристрастившийся к марихуане Мэтью крайне надоел им.