В то время Мэтью много болтал о своем желании стать дзэн-буддистом, поступить в дзэнский монастырь и вечно таскал с собой книгу Алана Уоттса "Опасная мудрость". По всей видимости, парень считал наши проказы формой примитивного дзэна. Например, мы брали с собой большой кусок магнитофонной пленки, несли ее в магазин и требовали сделать ксерокопию. Служащий шел у нас на поводу. В итоге мы получали пустой лист, который Мэтью называл "копией вселенского Ничто". То же самое, что хлопок одной рукой, понимаете ли. Вообще-то ему плевать было на буддизм. Если бы существовали монахи-дадаисты, то он обязательно стал бы одним из них. Однако Мэтью серьезно увлекся дзэном и уехал в Азию.
Он посетил меня однажды, когда я учился на первом или втором курсе в Йеле. Я поселился в общежитии с товарищем по комнате, и приезд школьного друга озадачил меня. Мы с ним стали совсем разными. Он - загорелый, гибкий и крепкий - выглядел старше меня. Одевался он все еще как мальчишка, однако вид имел мужественный. Мы в Йеле, напротив, носили консервативные костюмы, но выглядели как мальчишки. За исключением нескольких студентов, отрастивших пивные животы.
Мэтью тогда только что вернулся из Таиланда и с волнением рассказывал мне, как познакомился там с харизматическим наркобароном, Хан Шахом, обладавшим большей властью, чем законное правительство страны. По словам Мэтью, этот человек из народа пытался узаконить выращивание мака. Мэтью специально учил тайский язык, чтобы переводить манифесты Хан Шаха.
Мне казалось, что вся эта ерунда не имеет никакого отношения к дзэну, о чем я и сообщил товарищу. Он рассмеялся в ответ.
- Ты занимаешься любимым делом? - вдруг спросил он меня.
В то время я еще не мог дать определенный ответ на такой вопрос. Мэтью ужасно раздражал меня.
Я все еще восхищался старым приятелем, однако не хотел иметь с ним ничего общего.
Отговариваясь и прикрываясь нашими старыми шуточками, я кое-как спровадил его обратно в Нью-Йорк, сославшись на отсутствие свободного времени. Якобы мне надо писать сочинение и развлекать свою подружку. Он провел у меня всего одну ночь.
В течение последующих восьми лет я больше не видел Мэтью. Правда, он присылал открытки. Вот одна из них с изображением Элтона Джона в очках, украшенных блестками. На обороте рукой Мэтью написано следующее: "Свободное время. Занятия фармацевтикой". Обратного адреса не было. На марке стоял штамп города Санта-Фе. Штат Нью-Мексико.
* * *
Он всего лишь за час предупредил о своем прибытии. Оказывается, узнал мой номер телефона из справочника. Я дал ему свой адрес. Через час он уже стучался в дверь.
- Припарковался в зеленом массиве.
Голос Мэтью дрожал.
- Отлично.
Я с интересом разглядывал его. Такой же высокий и костлявый, только лицо покраснело и отекло. Неужели я тоже выглядел бы так ужасно, претерпев жизненные невзгоды?
- Вот привез тебе подарок, - сказал он.
Камень величиной с кулак, пронизанный белыми жилками. Я взял его в руку.
- Спасибо, - поблагодарил я, стараясь голосом не выдать иронию.
Никак не мог понять: это прикол или глубокая мудрость.
Если бы мы все еще учились в школе, то шутка, по-видимому, имела бы продолжение. Он повел бы меня на улицу и показал множество аналогичных камней в своей машине.
Через десять лет он стал гораздо проще. Весь пафос куда-то исчез. Не иначе, где-то в лесу сдох медведь.
- Входи, - сказал я.
- Неплохо бы выпить пива, - предложил он.
Было два часа дня.
- Хорошо, - согласился я.
Через несколько минут он уже стоял на пороге и шуршал пакетом, из которого извлек полдюжины пива "Сьерра-Невада". Бутылки он засунул в холодильник и тотчас открыл высокую алюминиевую емкость с японским пивом. Мы наполнили два стакана. Я смирился с тем, что день пропадет напрасно.
Мэтью откинулся в кресле и улыбнулся. Однако его взгляд выражал некую обеспокоенность.
- Хорошая квартирка, - заметил он.
- Здесь неплохо работается.
Странным образом мне хотелось защищаться.
- Я читаю твои вещички, - сообщил он с серьезным видом. - Родители вырезают их для меня из разных изданий.
Я нарисовал серию комиксов под названием "Планета Большой Ноль" и опубликовал их в музыкальном журнале, издаваемом сетью магазинов грампластинок. Теперь раз в месяц мои герои, Доктор Фаренгейт, Плакса Тун, а также их маленькая собачка Луи-Луи, появляются на печатных страницах, занимаются всякими глупостями и по ходу рецензируют какой-нибудь новый компакт-диск.
Где-то в подтексте моих комиксов чувствовалась отдаленная связь с очками Тосканини. Я зарабатывал деньги на хлеб насущный. Более того, недавно один кабельный канал купил права на постановку "Планеты" в виде мультипликационного сериала. Они также подрядили меня в качестве сценариста и раскадровщика.
- Не знал, что твои старики интересуются рок-музыкой, - удивился я.
- Они гордятся тобой, - сказал Мэтью, сделав большой глоток из бутылки.
В его тоне не чувствовалось никакой иронии. Весь запал, некогда являвшийся неизменным атрибутом личности моего товарища, куда-то исчез. Он как-то поблек.
Мэтью рассказал о себе. Покинув Санта-Фе, он отправился в Перу, где фотографировал сохранившиеся исторические сооружения и старинные развалины. Он с упоением говорил о "памятных местах обитания древних людей". Этот термин включал в себя и скульптуру, сооруженную из перевернутых старых "кадиллаков", наполовину вросших в бесплодную почву техасской пустыни, и каменные кольца на Тибете, а также круговое кладбище в Париже и небоскребы Уолл-стрит. Он наснимал тысячи километров пленки, которая так и оставалась не проявленной. Теперь мой друг пытался найти спонсоров для выпуска электронной версии. В его рассказах присутствовали призраки, в основном необычные женщины. Одна из них - покинувшая родину англичанка, с которой он жил в Мехико. В итоге она указала ему на дверь. Какая-то журналистка, которая сначала помогала ему, а потом вдруг исчезла, прихватив с собой уникальные фотографии мест погребения древних инков. Наконец, совсем недавно одна стерва из Флорида-Киз украла у него камеру после трехдневной пьянки.
Я живу в Коннектикуте, от города час езды, если только на дороге нет пробок. Мэтью приехал навестить меня на машине своих родителей. Он побывал в Нью-Йорке и пытался убедить стариков отдать ему кругленькую сумму, которые они хранили в банке на случай его женитьбы и покупки дома. Мэтью хотелось вновь посетить Перу.
На мой взгляд, Мэтью перевоплотился то ли в художника, приверженного неопределенному жанру искусства, то ли в путешественника вроде Тура Хейердала, но без лодки "Ра".
Японская емкость опустела. Мэтью прошел на кухню, чтобы взять "Сьерру". Он не пьянствовал ради веселья, просто выпивка являлась необходимостью. Она придавала ему уверенности.
- Если не хочешь возвращаться сегодня вечером, можешь переночевать в гараже, - предложил я. - Там все переоборудовано под комнату для гостей. Писать можно в раковину. Я оставлю тебе ключ от квартиры, чтобы ты мог утром принять душ.
- Отлично! - воскликнул он, окидывая меня застенчивым и проницательным взглядом. - Здорово все-таки вновь встретиться с тобой.
Я вздрогнул.
- Мне тоже очень приятно.
- Удивительно, как мало изменился мир за все эти годы.
У меня сложилось другое мнение на сей счет, но тем не менее я согласно кивнул.
В тот вечер мы резвились на безопасной территории, вволю болтая о золотых школьных деньках. С упоением вспоминали любимые приколы. Фокус в фонтане. Литературное оправдание. Мать коммуникаций ненавидит вас. Падение в парке Иисуса. Очки Тосканини. Затем, разгулявшись после изрядной дозы пива, я рассказал ему кое-что о себе. О коротком периоде семейной жизни, о задуманном неудачном романе, который я так и не смог продать, о годах, проведенных за чтением корректур. Мэтью пил и внимательно слушал меня.
Потом он почему-то предложил написать совместный сценарий.
- Слушай, а кто-нибудь сочинил триллер, действие которого развивается в Антарктиде? - спросил он, сверкая глазами.
- "Ледовая станция Зебра", - ответил я. - В главной роли Рок Хадсон. Плохая картина. Послушай, я устал.
Мэтью переночевал у меня. Я уже несколько часов работал за письменным столом, когда услышал наконец, как он прошел на кухню и поднялся наверх в ванную. Он принимал душ минут двадцать. Не берусь утверждать, но мне показалось, что Мэтью успел покинуть апартаменты, пока я разговаривал по телефону с голливудским агентом.
С возрастом я начинаю понимать, что самая крепкая дружба - это та, в ходе которой вы и ваш товарищ помогаете друг другу заработать хорошие деньги. Тогда у вас завязываются такие близкие и душевные отношения, с которыми не могут сравниться даже трогательные связи, существующие между близнецами или мужем и женой. Мой голливудский агент примерно одного со мной возраста, и, разговаривая с ним, я постоянно чувствую, что он отлично меня понимает. Этот человек помогал мне в становлении. Мы самые что ни наесть надежные союзники.
Не успел я положить трубку, как перед моим взором в дверях кабинета предстал Мэтью.
- Ты разве не слышал, как я обратился к тебе? - спросил он.
- Нет.
Мэтью выглядел неважно: усталый вид, темные круги у глаз. Он молчал.
- На кухне есть кофе, - сказал я. - Еще горячий.
Вернувшись с чашкой кофе в руке, Мэтью прошел через всю комнату и остановился прямо передо мной. Он был чем-то обескуражен.
- Думаю сегодня пойти посмотреть старый литейный заводик. Там осталось древнее оборудование, которое я уже давно хотел сфотографировать.
- У тебя ведь нет камеры, - напомнил я.
- Для начала просто взгляну на окрестности.
Его привлекают руины, размышлял я. Развалины, старый хлам, все маргинальное. Дзэн-дерьмо.
- Отлично. Я останусь дома. У меня много работы. Вечером можно где-нибудь поужинать вместе.
- Лучше сами приготовим, - предложил он.
Похоже, Мэтью собирался о чем-то меня спросить, но никак не мог правильно сформулировать свои мысли.
- Мне хочется сходить с тобой куда-нибудь, - объяснил я.
Проявить великодушие - лучший способ закончить разговор. Я погрузился в размышления о своей работе. Необходимо переключиться с сентиментальных воспоминаний о школьных денечках на суровую реальность продажи компакт-дисков.
* * *
Он вернулся в пять часов вечера с пакетом пивных бутылок. Упаковка из шести полных и еще одна с пустыми. Похоже, весь день ползал по всяким развалинам и пил пиво из бумажного пакета, чтобы полицейские не могли придраться. Он поставил пустые бутылки на пол в кухне, а полные - в холодильник, словно послушный пес, приносящий хозяину тапочки в спальную комнату.
Я пригласил на ужин нескольких своих друзей. Писателя-фантаста, пишущего также сценарии для интерактивных видеоигр, и одного профессионального сценариста. Мы познакомились через нашего общего голливудского агента. Я надеялся, что сценарист несколько остудит пыл Мэтью в отношении его планов написания мирового сценария. Мне ни в коем случае не хотелось ужинать вдвоем с Мэтью.
Для начала мы решили выпить все вместе. К тому времени как мы добрались до ресторана, Мэтью так отстал, что метрдотель хотел дать нам столик на троих.
Мой старый друг почти не говорил во время ужина. Поздним вечером мы простились с ним у двери. Я собирался идти спать домой, он - в гараж.
- Спокойной ночи, - сказал я.
Он стоял на месте.
- Знаешь, у меня все как-то не складывается, - пожаловался он.
- Но у тебя есть масса интересных проектов, - ободрил я его.
- Я тебя ни к чему не принуждаю.
Его глаза засверкали.
- Ну разумеется.
- Мне с тобой как-то не по себе, - сказал он. - Не могу толком объяснить.
Он посмотрел на свои руки, потом поднял их, так что они оказались в лунном свете.
- Просто ты привыкаешь ко мне такому, какой я стал теперь. - Подходящее объяснение. - Я очень изменился.
- Дело во мне самом.
- Ложись спать.
Утром мы не встретились. Я слышал, как он принимал душ в ванной и стучал дверцей холодильника.
* * *
Примерно через неделю мне пришла в голову мысль вставить Мэтью в качестве героя в комикс "Планета Большой Ноль". Таким нехитрым образом я хотел избавиться от чувства вины перед товарищем и осмыслить опыт встречи с ним через многие годы. Полагаю, мне также хотелось установить связь между нашим старым, ищущим и открытым образом шутливого поведения и теперешним моим ограниченно-самодовольным существованием. Рисуя Мэтью, я вдруг осознал, что бросаю друга за решетку, делаю из него персонажа мультика. Однако я тотчас счел такое рассуждение крайне глупым. Ему не грозит заточение, и если он уже не свободен, то мультфильмы здесь ни при чем. Мэтью определенно придет в восторг, увидев себя на страницах журнала. Мне не терпелось показать ему рисунок. Потом я понял, что не стану этого делать. Закончив работу, я переслал комиксы редактору.
Ему не понравилось.
- Что этот парень делает в нашем мультике? - спросил он по телефону.
- Новый персонаж, - отвечал я.
- Он меня не прикалывает, - сказал редактор. - Убери его, пожалуйста.
- Ты уверен?
- Он не вписывается ни в один из эпизодов, - заключил редактор. - Просто стоит и глазеет по сторонам.
* * *
Все это случилось два месяца назад. Но дело в том, что лишь на днях, ударив калиткой по голове спящего бродягу, я задумался о наших отношениях с Мэтью. Мы часто поступаем автоматически, большая часть нашей жизни протекает подспудно. Она невидима для нас. Например, я покупаю шесть бутылок пива и кладу их в холодильник, однако я не помню, как пью пиво. Пустые бутылки скапливаются на крыльце. Мне всегда лень отнести их к дороге, когда приезжает машина, принимающая тару для переработки. Порой бродяги рыскают здесь в поисках пустых бутылок и выполняют мою работу. Наверное, кто-то где-то дает им пять центов за каждую. Вот вам один из невидимых процессов среди многих других.
Спустя две недели машину родителей Мэтью отбуксировали в полицейский участок. На ветровом стекле было прикреплено десять или пятнадцать штрафных талонов. Власти здесь очень следят за брошенными машинами. Что до Мэтью, то он все еще в гараже. Вот только стал совершенно прозрачным. Увидеть его можно, лишь надев очки Тосканини.
Очки
Ряды оправ лежали на полках. Сверкающие линзы отражали серый свет Бруклин-авеню. На улице шел дождь. У дверей стояла картонная коробка, предназначенная для зонтиков. Пол покрывал розово-желтый ковер. Плотно прижатые друг к другу, стояли футляры для очков. Пустой магазин походил на мастерскую художника-мультипликатора. Сотни набросков остро нуждались в обретении телесной оболочки и голосов. Им явно недоставало экспрессии. Да и всему магазину тоже. Радио отсутствовало. Специалисты по коррекции зрения в белых халатах, стоя у стеклянного прилавка, грезили о прекрасных женщинах, готовых срочно заказать очки. Один из них прошел в подсобку магазина и позвонил по телефону.
Другой повернулся, услышав, как хлопнула дверь. С улицы доносился шум дождя.
- Вы вернулись.
- Да, черт возьми!
Чернокожий посетитель в бейсболке и очках вытер обувь о коврик у порога, затем легкой походкой прошел в магазин.
Оптик замер на месте.
- Совсем не обязательно ругаться, - заметил он. Вчера они продали очки этому клиенту. За сто долларов. Он заплатил наличными.
Покупатель переминается с ноги на ногу, словно боксер перед боем. Редкая поросль на лице скрывает тяжелую нижнюю челюсть. Подбородок выдается вперед, руки прижаты к бокам.
- Посмотрите. Все тоже самое, черт побери! Оптик проворчал что-то вполголоса и подошел взглянуть на очки. Он был также высок ростом, как и покупатель, только гораздо толще.
- Грязное пятно, - предположил он.
Он все еще мучился бездельем и вовсе не ожидал, что приход покупателя станет событием дня.
- Царапина, - поправил его мужчина. - Как и на прошлой паре. Если не можете устранить дефект, зачем продаете эти чертовы очки?
- Просто пятно, - протестовал оптик. - Надо удалить его. Только и дел. Дайте мне.
Посетитель отпрянул назад.
- Не подходите. Со мной шутки плохи. Пятно не оттирается. Оно уже въелось. Все ваши пятна на очках въедаются намертво.
- Позвольте посмотреть, - попросил оптик.
- Где доктор Бакит? Хочу поговорить с ним.
- Буркхардт. И он не доктор. Дайте взглянуть. Оптик втянул живот, поправил свои очки.
- Ты тоже не врач, приятель.
Не поддаваясь на уговоры, покупатель отступал назад танцующей походкой.
- Между нами нет разницы, - устало проговорил оптик. - Мы оба подбираем очки. Разрешите посмотреть.
В тот же миг появился второй оптик. Он пригладил волосы и спросил:
- В чем дело?
- Бакит!
Второй специалист по очкам посмотрел на первого, затем повернулся к клиенту.
- Что-то не так с очками?
- Такая же ерунда, как и вчера. И на том же месте. Вот убедитесь.
С трудом сдерживаясь, он снял очки правой рукой и протянул их второму оптику.
- Прежде всего вы должны снимать очки обеими руками, как я вас учил, - сделал замечание специалист и взялся за обе дужки, демонстрируя, как это нужно делать. Потом перевернул очки и поднес их к лицу. На внутренней части линз, ближе к носу, виднелись пятна. - Вы прикасались к ним. Вот в чем проблема.
- Нет.
- Не спорьте. Заметны отпечатки ваших пальцев.
- Черт побери, Бакит. Ну ты даешь. Показать, что ли, тебе старые очки? Неужели трудно устранить дефекты?
- Проблема в том, что вы прикасались к линзам. Вот здесь.
Второй оптик подошел к прилавку, опустил очки в ванночку с моющим средством, а потом вытер замшевой тряпочкой. Сгорая от нетерпения, клиент бросился вперед, чтобы увидеть результат.
- Вы что, постоянно чешете глаз? - с улыбкой спросил первый оптик. Кажется, инцидент исчерпан.
- Заткнись, - рявкнул покупатель, тыча в него пальцем. - Помолчи. Ты не мой доктор.
- Тебе не нужен доктор, - парировал продавец. - Просто держи руки подальше от глаз.
- Заткнись.
Второй оптик многозначительно посмотрел на первого. Затем отдал очки покупателю.
- Давайте посмотрим, как вы их надеваете.
Мужчина согнул голову и нацепил окуляры.
- Одну минуту, я не заметил…
- Дело в размере.
- Тебе мешал козырек кепки, - заметил первый оптик.
- Наденьте их еще раз, - попросил второй.
- Ничего не изменилось, - покачал головой клиент и снова снял очки одной рукой. - Смотрите. Вот они, царапинки.
Первый специалист приблизился к покупателю.
- Ну конечно. Ты же опять к ним прикасался незаметно от меня. Ты неправильно их надеваешь.
- Он пользуется большими пальцами, - добавил второй и фыркнул.
- Царапинки, чувак. Я заплатил за окуляры сто долларов. И опять эти царапины. Зачем я только связался с вами?
Он протянул очки первому специалисту.
- Это вовсе не царапины, - упорствовал тот. - Просто грязь. У тебя грязные руки.
У клиента раздулись ноздри, задергалась щека, поднялись вверх брови.