- Как я говорил, в моей книге "Толкование сновидений" я обсуждаю вопрос, что хотя события, происходящие во снах, по сравнению с бодрствованием абсурдны и невозможны - например, полеты в воздухе, изменение формы, беспорядочная, неправильная хронология и тому подобное - в своей абсурдности сон характеризуется последовательностью и логичностью своих собственных законов, и в своей невозможности сон совершенно реален. Нельзя забывать, что события сна составляют шифр, они скрывают неприемлемое и говорят на языке эвфемизмов. Эвфемизм - это не воображаемое понятие, он просто указывает на другую реальность. Карл Юнг, bete noir дней моей молодости, конечно же, не согласился бы со мной.
- По-видимому, вы имеете в виду не подлинного К. Г. Юнга из Кюснахта?
- Почему вы так решили?
- Ну…
- Собственно говоря, я имею в виду именно того Карла Юнга. Неужели не глупо думать - а вы, безусловно, так и подумали - что если есть два психиатра по имени Зигмунд Фрейд, то обязательно должно быть и два Карла Юнга, потому что Юнг тоже психиатр?
- Боюсь, я за вами не успеваю, - признался я.
- Сам Юнг считал, что два Зигмунда Фрейда - это очень весело. Однажды, за тарелкой bouillabaisse provencale в Боллингене, он заметил, что это доказывает, что у Бога есть чувство юмора.
Тут доктор Фрейд заметил, как я покосился вниз, и заботливо, почти нежно добавил:
- Простите старику его воспоминания. Я не забыл о нашей проблеме. Думаю, установить, кто из нас кому снится, будет не такой уж сложной задачей.
Пребывая в отвратительнейшем настроении, я уже собрался возразить доктору Фрейду, но тут дверь вагона-ресторана неожиданно распахнулась, и на пороге возник кондуктор. Чрезвычайно толстый, с угрюмым грязным лицом, в мятой, покрытой пятнами униформе, явно не соответствовавшей его габаритам. Он выглядел как человек, только что очнувшийся от долгого похмельного сна.
- Джентльмены, пожалуйста, ваши билеты, - произнес он.
- Не подскажете, куда направляется этот поезд? - спросил я.
- Меня не интересует, куда он направляется. Моя работа - следить, имеете ли право здесь находиться, и это первоочередная задача. А уж потом я начну отвечать на глупые вопросы.
- Это не глупый вопрос! - сердито ответил я. - Это - крайне разумный вопрос!
- В таком случае, ответьте мне, - сказал кондуктор, неприятно улыбаясь, - разумно ли ехать на поезде, не зная пункта его назначения?
- Ну, если посмотреть на дело с этой стороны, нет.
- А с какой еще стороны вы собираетесь смотреть? Ладно, как бы там ни было, у меня нет времени на споры с типами вроде вас. Кто вы такой, анархист? Или, - кондуктор помрачнел еще сильнее, - чего доброго, левый гомосексуалист. Где ваш билет?
Затем, к моему изумлению, он повернулся к пожилому джентльмену, отвесил низкий, раболепный поклон и приглушенно произнес:
- Добрый вечер, доктор Фрейд! Приятно снова видеть вас в нашем поезде, сэр. Надеюсь, здоровье мадам Фрейд в порядке?
- Спасибо за заботу, Малкович. Боюсь, в последние дни мадам Фрейд чувствует себя неважно. Ее кишечник причиняет ей сильные страдания. Она одержима идеей, что в нижнем отделе её кишечника поселилась большая змея.
- Святые угодники, сэр! Без сомнения, вы пытаетесь излечить ее от столь кошмарной фантазии?
- В действительности нет, Малкович. Дело в том, что именно я внушил ей эту мысль. В порядке эксперимента, вы же понимаете.
- Конечно, доктор Фрейд, естественно.
- Однако, я, кажется, переоценил способность сознания мадам Фрейд отличать реальность от иллюзии. Я прекращу эксперимент и верну все на свои места, но не прямо сейчас. Не раньше, чем сделаю достоверные выводы из моих наблюдений. Сейчас она в огромных количествах поглощает слабительное, наивно полагая, что тварь выйдет наружу…
- А твари, на самом-то деле, и не существует, да? - прохрипел Малкович. - Ну что ж, сэр! В каждой ситуации всегда есть своя смешная сторона, вот что я скажу.
- Вы просто бессердечное животное! - взорвался я, не в силах дольше сдерживаться, представив себе положение этой несчастной женщины, злополучной жертвы жестоких психологических экспериментов доктора Фрейда. - Как вы можете творить такое со своей собственной женой?
Впалое, морщинистое лицо доктора стало белее мела.
- С моей женой? - пробормотал он с внезапной болью и дрожью в голосе. - Кто говорил что-нибудь о моей жене? Моя жена умерла пятнадцать лет назад!
- Что?
- Подхватила редкий тропический вирус, который безжалостно, неумолимо обглодал ее изнутри, сгноил органы и прогрыз мозг. О, с вашей стороны слишком жестоко напоминать мне о той ужасной агонии! Бессердечно!
- А кто же тогда думает, что у нее в кишечнике змея?
- Моя дочь, молодой человек! Малкович спрашивал о здоровье моей дочери.
- Но я ясно слышал, как он назвал ее мадам Фрейд! Не могла же ваша дочь выйти замуж за человека с такой же фамилией, как и у нее?
- Тем не менее, именно это она и сделала - вышла замуж за троюродного брата, вот как это случилось. Она получила дорогостоящее разрешение от папы.
- Вы ведь не католик, не так ли?
- Конечно же, нет! Мы все - евреи. Однако всегда лучше придерживаться безопасной точки зрения. С моей профессиональной позиции, религия - не более чем сублимация либидо в рамках общественного соглашения, и, следовательно, психологически выражаясь, в своих крайних проявлениях она может быть опасна. Как бы там ни было, если приходится жить по законам иллюзии, стоит выбирать иллюзию с наилучшей генеалогией. К тому же, по чистой случайности один мой дальний родственник некоторое время работал в тайных архивах библиотеки Ватикана. Его особенно интересовали Codex Bartensis и вариации сотериологии Валентина, и часто в лабиринте коридоров этого августейшего заведения он сталкивался с Его Святейшеством, уткнувшимся в феноменологическую секцию.
- Послушайте, - прервал речь доктора Фрейда кондуктор по имени Малкович, - не знаю, что вы тут затеяли, только я не уйду, пока не увижу ваш билет. Так где же он, а? Имейте в виду: тем, кто, путешествуя по государственной железной дороге, не может предъявить билет, грозит очень суровое наказание!
- Не меньше семи лет заключения и тяжелый физический труд, - важно кивнул доктор Фрейд.
По-моему, это было уже чересчур.
- Но у меня должен быть билет! - воскликнул я. - Подождите минуточку, - здесь, - он действительно должен быть где-то здесь…
Я засунул руку в карман куртки и поспешно обшарил его. Мой желудок плясал и переворачивался, на этот раз не только из-за возможности оказаться всего лишь вымыслом чьего-то воображения, но и из-за не менее "приятной" перспективы угодить на семь долгих лет за решетку. С какой стороны ни посмотри, мое положение было отчаянным: если меня действительно вообразили, то мое существование закончится, как только сновидец проснется, а если нет, то тюрьма казалась все более неотвратимой, потому что…
- Не можете отыскать его? - участливо спросил доктор Фрейд.
… обыскивая свой внутренний карман, я потрясенно обнаружил…
- Его там нет?
… именно это. Его там не было.
- Нет, - ответил я, - его там нет. Представить не могу, куда он подевался. Я точно знаю, что покупал билет перед тем, как сесть на поезд.
- Позвольте спросить, а где именно вы сели на поезд?
- Я… Я точно не помню..
- Тогда, быть может, помните приблизительно? - поинтересовался доктор Фрейд.
Во мне нарастало сильное желание посоветовать старику не совать нос в чужие дела. Что бы он ни сказал, это только ухудшало дело.
- Боюсь, что в данном случае приблизительно не подходит, - суровым тоном произнес Малкович. - Нельзя сесть на поезд приблизительно. Я о подобных вещах никогда не слышал.
- Не забывайте, Малкович, что вы гораздо хуже меня разбираетесь в психологии.
- Послушайте, доктор Фрейд, я ценю ваше желание помочь этому молодому человеку выбраться из затруднительного положения. С вашего позволения, обычно я так же отзывчив и дружелюбен, как и вы, однако я должен делать свою работу! Если у него нет билета, я просто обязан арестовать его. У меня нет выбора.
- Это просто смешно! - возмутился я. - Вы же служащий государственной железной дороги, а не полицейский! Вы не можете арестовывать людей направо и налево, у вас нет на это полномочий!
- К моему глубочайшему сожалению, - сказал доктор Фрейд, - здесь вы ошибаетесь. Видите ли, Министерство внутренней безопасности вручило Малковичу специальные полномочия в непредвиденной ситуации.
- Я бы предпочел, чтобы вы не упоминали об этом, доктор Фрейд!
- Ладно-ладно, мой дорогой друг! К чему ложная скромность?
- Итак, есть у вас билет или нет? - вопросил кондуктор со специальными полномочиями.
- Нет, - ответил я. - У меня его нет. И я понятия не имею, как это получилось.
- Быть может, - предположил доктор Фрейд, - билет украл ваш насильник?
- Это еще что такое? - опешил Малкович.
- Похоже, наш друг считает, что когда погас свет, на него было совершено нападение сексуального толка.
- Но свет не гас! Я бы заметил, если бы такое случилось.
- Именно это я и сказал ему, но он не верит. Он настаивает на том, что свет погас, поезд остановился, и в кромешной темноте он стал жертвой жестокого сексуального нападения. Он уверяет меня, что анального проникновения не произошло, однако дело все равно серьезное.
- Значит, анального проникновения не было, так? - медленно произнес Малкович, потирая заросший щетиной подбородок.
- Весьма вероятно, что тот, кто совершил нападение, также мог оказаться мелким воришкой.
- Здесь вы попали в точку, доктор!
- Сначала наш юный друг обвинил в домогательстве меня…
- Что?
- О да, уверяю вас!
К моему удивлению, Малкович внезапно подался вперед и тыльной стороной ладони несильно ударил меня по лицу. Я пришел в ярость. Это было совсем не больно, зато ужасно оскорбительно.
- Вот так! - пробормотал кондуктор, словно вспыльчивая няня, выговаривающая капризному ребенку. - Это за твою дерзость!
- Затем он, похоже, подумал, что это могли сделать вы, Малкович, - как ни в чем ни бывало продолжил доктор Фрейд.
- Я ничего такого не говорил! - закричал я.
- Ах, нет, вы сказали, я точно это помню. Когда вы, наконец, поняли, что почтенный пожилой джентльмен вроде меня вряд ли мог совершить то, в чём вы его обвинили, вы предположили, что описанное вами преступление - это дело рук кондуктора.
- Боже мой! - взорвался Малкович. - Да за такие слова я вышибу из него весь дух! За кого он меня принимает? За животное? За извращенца? Довожу до твоего сведения, ты, мелкий негодяй, что я счастлив в браке! И я был бы отцом, если бы не больные яйцеводы моей жены. Ты над этим издеваешься, да? Над яйцеводами моей бедной женушки? Я мужчина, и мне хватит сил избить тебя до бесчувствия, ты, бессердечный маленький ублюдок!
Малкович угрожающе, как ему казалось, потрясал в воздухе кулаками, но я должен сказать, что раскусил его напускную храбрость и браваду. Ему не удалось запугать меня. Кондуктор не смог бы убить и муху, и мы оба знали это. Как и все задиры, в душе он был слабым, мягким и жалостливым.
- Успокойтесь, Малкович, - примирительно сказал доктор Фрейд. - Этот джентльмен всего лишь пытается установить истинное положение дел.
- Пожалуйста, перестаньте выступать в качестве адвоката! - закричал я на доктора Фрейда. - Я не подсудимый! Это на меня напали, припоминаете?
- И ты обвиняешь в этом меня, да? - пробормотал Малкович.
- Я этого действительно не говорил… Тут вмешался доктор Фрейд:
- Конечно же, есть способ доказать невиновность Малковича.
- Каким же образом, доктор Фрейд?
- Очень просто! Переиграть преступление, конечно!
- Переиграть? - мне стало нехорошо.
- Именно! Ведь это прекрасное решение! Неужели вы не понимаете? Наш друг точно сможет сказать, вы или не вы, Малкович, напали на него, ведь он наверняка отличит то, что он ощущает, когда вы на нем от того, что он чувствовал во время предполагаемого нападения.
- Можно вмешаться? - запротестовал я.
- Думаю, - задумчиво произнес Малкович, - ваша идея весьма разумна. Он достаточно симпатичный молодой человек. Немного грубых мужских игр - весьма заманчивое предложение. Знаете, на долгих перегонах бывает так одиноко. Когда Хьюберт Данкерс был со мной на ночном экспрессе в П…, темными мрачными часами мы придумывали себе небольшие развлечения. Теперь, правда, у бедняги Хьюберта геморрой…
- Ты, грязный мерзавец! - заорал я. - Я этого не позволю!
- Значит, договорились, - сказал доктор Фрейд. - Но не забудьте, Малкович: настоящий насильник чуть-чуть не дошел до анального проникновения.
- Какая жалось, да, доктор?
- Поехали! - восторженно крикнул доктор Фрейд, и в тоже мгновение свет снова погас, и мясистые руки кондуктора со специальными полномочиями, полученными от Министерства внутренней безопасности, вдавили меня в сиденье. Его омерзительно мокрые толстые губы присосались к моему рту, потом к шее, потом его мерзкий язык залез в мое ухо, оставив на горле липкий, отвратительный след.
- Распахните рубашку! - услышал я пронзительный, дрожащий вскрик доктора Фрейда. Малкович моментально повиновался. Толстые пальцы принялись тискать и щипать мои соски, и я закричал от боли. Монстр обрушился на меня всем своим весом, выбив воздух из легких и кровь из вен, как выдавливают масло из зрелой оливки. Мне показалось, что мои глаза сейчас выскочат из орбит. Горячее, прокисшее дыхание обжигало мое лицо.
- Не забудьте, никакого проникновения… Между его необъятными, толстыми грудями катился пот, тонкие ручейки стекали мне на грудь. Он вонял, как прогорклый жир. Волосатый живот судорожно бился о мой. Твердый пенис настойчиво упирался в пах.
- Хватит! - закричал я, когда Малкович, раздвинув мне ноги, потянулся к интимным частям моего тела. - Ради Бога, хватит!
И, точно так же, как и в прошлый раз, яростная атака прекратилась, опять зажегся свет. Я попытался сесть прямо, взъерошенный, потрясенный и злой, как черт.
- Ну? - вопросил доктор Фрейд. - Можете ли вы теперь назвать Малковича вашим загадочным насильником?
- Нет, не могу, - выдохнул я, тщетно пытаясь восстановить дыхание.
- Почему вы так уверены?
- Первый напавший на меня мужчина был гораздо моложе, гораздо стройнее…
- Хочешь сказать, я жирный? - воинственно прервал Малкович, застегивая брюки.
- Ну, честно говоря… Господи, дайте же мне отдышаться! Этот идиот чуть не задушил меня…
- Прошу вас, мой друг, продолжайте.
- Да, кроме того, он был гораздо привлекательнее. А Малкович мне просто противен.
Малкович зарыдал.
- Ну-ну, не надо так расстраиваться! - дружелюбно сказал доктор Фрейд. - Гораздо лучше быть физически отталкивающим и невинным, чем привлекательным и виновным в жестоком преступлении.
- Думаю, вы правы, - Малкович громко высморкался в огромный грязный носовой платок. - Из всего этого следует, что мы вернулись к тому, с чего начали.
- И куда же, если точнее?
- Я скажу вам, куда! Мы вернулись к тому факту, что у этого типа, который назвал меня толстым и отталкивающим, нет билета на поезд! Как тебя зовут?
- Я… это еще одна вещь… я не помню, - сказал я в тихом отчаянии.
- Ну, как бы там ни было, я тебя арестую!
- Боюсь, - мягко произнес доктор Фрейд, - что, несмотря на ваши особые полномочия, вы не можете этого сделать, Малкович.
- Почему же, доктор?
- Потому что до вашего появления мы как раз установили, что если ни вы, ни я не нападали на молодого человека, следовательно, это сон.
- Сон?
- Именно. Проблема в том, что мы не знаем, кто из нас сновидец, а кто сновидение. Видите ли, если это сон нашего безымянного юного друга, значит, я обречен исчезнуть в момент его пробуждения - и вы, кстати, тоже - а мне совсем не нравится такая перспектива. С другой стороны, если сновидец я, исчезнуть должен он, и вряд ли его это устраивает. Вам же, Малкович, не повезло вдвойне: вы обречены на небытие, вне зависимости от того, кому из нас снится сон.
- О… я?
- К сожалению, так и есть. А если вас на самом деле не существует, следовательно, вы никого не можете арестовать, ведь так?
- Но вы же знаете меня, доктор Фрейд! - возмутился Малкович. - Ну, как же, вы же прекрасно со мной знакомы! И это, безусловно, означает, что сновидец вы, а я должен независимо существовать вне вашего сна, верно? Ведь не мог же вам присниться кто-то, кого вы никогда не встречали!
- Однако, - ответил доктор Фрейд, - совсем недавно, на прошлой неделе, мне приснился восхитительный сон про мадам Фанни д’Артиньяни, оперную диву, а я ведь никогда не встречался с ней. И не могу сказать, что знаю ее, в любом смысле этого слова.
- И даже в библейском смысле, доктор?
- Да.
- Боже мой, ну и в положеньице мы попали, это точно!
- Спокойствие, Малкович. Думаю, должно быть решение.
- Какое же? - вставил я, желая убедиться, что, перестав поддерживать разговор, не умолк навсегда и не превратился в фантазию.
Доктор Фрейд откинулся на спинку сиденья и задумчиво погладил свою белую бороду.
- Что ж, - начал он, - я собирался сойти в Н…, куда я направляюсь в связи с важной конференцией гомеопатов, посвященной диморфным заболеваниям…
- Извращенцы, - с отвращением пробормотал Малкович, сплёвывая.
- Не гомосексуалисты, Малкович, гомеопаты.
- Называйте их, как хотите, доктор, они все равно останутся шайкой мерзких извращенцев.
- Однако, - продолжал доктор Фрейд, - если мы втроем сойдем на следующей станции, можно будет отправиться в ближайшую контору по переписи населения и найти доказательства нашего существования. Имя, адрес - да каждый житель страны должен быть в этом списке! Уверен, мы очень быстро отыщем искомое!
- В этой жизни ни в чем нельзя быть уверенным, - угрюмо заметил я.
Малкович некоторое время пристально смотрел на меня, потом поинтересовался:
- А в этом ты уверен? - и, сменив тон на омерзительно-заискивающий, продолжил: - Мы преклоняемся перед вашими удивительными познаниями, доктор, но не думаю, что могу покинуть свой пост.
- О, так это ненадолго! Кроме того, мне ничего не стоит договориться с вашим непосредственным начальником. Вы знаете, что его дочь - моя пациентка?
Малкович мрачно кивнул и устало прошептал:
- Психические расстройства сексуального…
- Да, но у меня есть надежды на полное выздоровление. Несколько наиболее серьезных ран, которые она нанесла себе, почти затянулись.
- Вы так и не сказали нам, куда идет этот поезд, - сказал я с обвиняющим взглядом.
Он перенес вес своего огромного живота с одной ноги на другую, потом, словно балерина, встал почти на цыпочки.
- Потому что я не знаю, - ответил он, со смешанными нотками сердитого негодования и смущенного извинения.