- Все я понимаю, - сказал он, склонившись ближе ко мне, так что я почувствовала его горячее дыхание. - Она нужна была тебе как оправдание того, что ты делала, Ваня, нужна была для того, чтобы тебе в голову не пришла мысль завязать. Вот и все. Пока тебе приходилось платить за ее содержание, у тебя имелся повод.
- Повод для чего?
- Для того, чтобы выносить все это дерьмо, - ответил он. - Все, чем мир швыряется в тебя. Или швырялся.
Напряжение усиливалось. Я думала о всех ночах, что я провела у изголовья сестры, хотя я и тогда уже понимала, что это бессмысленно. Она никогда бы не поправилась - врачи сказали мне это с самого начала.
- А что мне, блядь, оставалось делать? - спросила я его.
- Успокойся. Пожалуйста, успокойся.
Он сполз со стула, устроился у меня в ногах, взял мою руку. Дождь отчаянно молотил по металлическим стенам трейлера.
- Если стоишь рядом с большой дорогой - сделай шаг и выйди на проезжую часть. Если у тебя есть яд - попробуй сама, прежде чем дать другу. Расскажи мне, что ты сейчас чувствуешь?
- Я чувствую, словно держу в руке заряженный пистолет и не знаю, в кого выстрелить.
- Если у тебя в руке пистолет, просто поверни его стволом к себе. Загляни в ствол - ты увидишь внутри царапины, оставленные вылетевшими из него пулями. Вот и все, что нужно сделать.
Он погладил мое влажное от слез лицо.
- Зачем сдерживать себя? К чему вся эта борьба? Если бы тебя не одолевали эти чувства, ты бы не так сильно уставала от борьбы. Если же тебе приходится тратить столько сил просто для того, чтобы продолжать бороться, тогда к чему все это? Стоит ли оно того? Ради чего ты страдаешь?
Я покачала головой. Ему не удастся услышать, как я рыдаю, как бы он ни старался. Мне часто приходилось сдерживать слезы. Слишком часто.
- Все хорошо, - продолжал он вкрадчиво. - Перестань бороться.
Я вскочила, почувствовав прикосновение холодного предмета: это он попытался вложить пистолет мне в руку.
Внезапно я поняла, куда он клонит, и - самое странное - у меня это не вызвало особенных возражений. Я знала, зачем он все это мне говорит, но я все равно ему верила.
- Пожалуйста, не надо…
Он погладил меня по голове, сомкнул мои пальцы на рукоятке пистолета.
- Я не заставлю тебя делать ничего против воли.
Ты должна сама принять решение.
- Я знаю.
Пистолет лежал у меня в руке так, словно всегда там был. Я подняла его к свету. У моего отца было много оружия, но это были все охотничьи ружья. Пистолет - совсем другое дело.
Я посмотрела за окно - дождь лил пуще прежнего. Дети убежали, в лагере было тихо, словно его смыло дождевой водой.
- Мне нужно немного воды, - сказала я Виктору. У меня во рту… я не могу…
- Разумеется. Сейчас я тебе принесу.
Он направился в ванную и вернулся со стаканом. Я понюхала воду, опустила в нее кончик языка. Виктор улыбнулся.
- Привычка, - объяснила я и выпила воду залпом. - Тебе никогда не понять, что для меня значила сестра.
Посмотрев на него, я увидела блеск в его глазах и поняла, что он прекрасно понимал, что для меня значила сестра. Именно поэтому он и сделал то, что сделал, - разве могла быть другая причина?
Слеза скатилась у меня по щеке, и на какой-то миг мне показалось, что он опечален не меньше моего.
- Не знаю, смогу ли я, - сказала я.
- Конечно сможешь! - ответил он, снова опустившись на пол рядом со мной. Я слегка развела ноги в стороны, и он стал на колени между ними, положив руку на мое обнаженное бедро. Пистолет был по-прежнему у меня в руке, которую я положила себе на низ живота.
- Я в каком-то оцепенении, Виктор…
Он придвинулся ко мне - так, что я чувствовала его дыхание у себя на шее и видела свое отражение в его зрачках.
- Зачем ощущать себя частью мира, если не можешь на него никак реагировать?
Я улыбнулась, услышав, как Виктор повторяет мои слова.
- Ее больше нет. Она там, где ей лучше. Там, где всегда покой. Ты же хочешь снова встретиться с ней?
Я посмотрела на него, затем кивнула.
- Хорошо, - сказала я. - Хорошо.
Виктор облизнул губы, и в этот момент я наклонилась и начала целовать его, пока он не открыл губы в ответ на мой поцелуй. Он провел руками по моим бедрами, по моему животу, коснулся моего лица и тут я раскусила ампулу, которую положила к себе в рот, пока Виктор ходил за водой, и позволила яду пролиться в наши рты.
Только мгновение спустя Виктор осознал, что что-то не так, а когда понял, то отшатнулся от меня с такой поспешностью, словно между нами взорвалась граната. Слюна, смешанная с темно-лиловой жидкостью, потекла у него по подбородку, но он даже не пытался сплюнуть, настолько все это его застигло врасплох.
- Что это?
- Наверное, ты меня укусил.
- Чушь, это не кровь! - Он вытер подбородок и
уставился на пятна на своих пальцах. - Что это за фигня такая?
Я спокойно ответила:
- Хлоропроксимил. Или, по крайней мере, что-то ему подобное. Действует вроде цианистого калия.
- Господи, Ваня, ты…
- Я же говорила тебе, что мой метод лучше. - Я чувствовала, как желудок начинает реагировать на яд. - Не бойся, будет не очень больно. Поначалу будут судороги, и это очень неприятно, но уже через пару минут…
- Ты глупая сука, ты!..
- Не смей меня обзывать!
- Заткнись, ты понимаешь, что ты натворила? Внезапно он резко согнулся, словно кто-то ударил его в живот, а затем с трудом приподнял голову. Когда он ее поднял, его лицо было уже перекошено от боли.
- Мать твою, ты убил мою сестру! Это сделал ты! - заорала я.
- Я не убивал ее!
Жуткая боль пронзила теперь и мой желудок: словно кто-то схватил мои внутренности и скрутил их узлом. Я чуть было не выронила пистолет.
- Не пори херню, Виктор, - простонала я сквозь стиснутые зубы. - Ты убил ее. Ты много кого убил. Не оправдывайся.
- Но это правда! - простонал он в ответ. Он сделал такое движение, словно хотел вырвать у меня из рук пистолет, уж не знаю зачем. Ему это не удалось. - Я не убивал ее. И она сама себя тоже не убивала! Я разыграл тебя, Ваня…
Я закашлялась кровавым кашлем. Я сплюнула харкотину на ковер.
- Что?
- Я хотел доказать тебе, что могу заставить тебя сделать этот шаг. Я ее даже не трогал. Я не смог даже найти ее гребаную палату!
Моя голова кружилась, словно к ней притекала кровь.
- Виктор… я…
- Сначала я собирался, но потом… я понял, что не могу так поступить с тобой. Ваня, я ничего не вижу!
Что у меня с глазами?..
- Это ХПК. Он проник в твой зрительный нерв…
- Сделай же что-нибудь! - заорал он.
- Я не могу… ничего нельзя сделать…
- Блядь!
Он ударил кулаком по полу.
- Пистолет даже не заряжен!
Я заглянула в ствол. Виктор сказал правду.
- Тупой мудак! Зачем же тогда ты…
- Я не хотел убивать тебя! Я не хотел, чтобы ты убивала себя! Я просто хотел доказать…
Конец его фразы буквально утонул в потоке крови, хлынувшей из его рта. Он рухнул на пол, и через мгновения я рухнула рядом с ним, не в силах больше подняться. Мы лежали рядом, истекая кровью в унисон, словно клоны Ромео и Джульетты.
- Только так… только так все и могло кончиться… - сказал Виктор.
Я попыталась ответить ему, но в горле у меня булькала кровь, словно у жертвы лихорадки эбола.
Потом мне еще показалось, что он сказал "проклятие!", но я не уверена.
Я подползла к нему поближе, перевернула его на бок и приблизила свое лицо к его лицу.
- Теперь уже все равно, - сказала я. - Что вышло, то вышло.
Он взял меня за руку, и в тот же миг я ослепла.
И в абсолютном мраке я начала думать о том, что теперь станется с моей сестрой. Хватит ли у нее сил жить дальше теперь, когда рядом не будет никого, кто пытался бы ее разбудить? Или она сделает решительный шаг? В воду, с карниза. Положит всему конец. Я этого уже никогда не узнаю.
Запустение
Огромное, похожее на скелет сооружение возносилось над пеленой дождя на сто футов с лишком. Нелепое и явно незавершенное, оно навевало тоску. Покидая стройплощадку, она посмотрела сквозь закопченное окно автобуса туда, где за балками арматуры виднелась верхушка здания, похожая на направленный в небо указательный палец.
Она забилась в самый конец автобуса, подальше от товарищей по смене, хотя с разговорами к ней так и так никто особенно не приставал. Дождь колотил по ржавой обшивке автобуса с такой силой, что казалось, будто они пересекают зону военных действий под пулеметным обстрелом. Она теребила повязку у себя на запястье, тыча пальцем в мягкую плоть под ней, чтобы почувствовать боль.
Наконец автобус прибыл на конечный пункт, и рабочие потянулись наружу, забирая из-под сидений личные вещи и инструменты. Она тоже взяла свой рюкзак и вышла из автобуса, не попрощавшись ни с кем.
До сквота было всего лишь три квартала пешком, но она не спешила туда; она нарочно отправилась круговым путем через разгрузочную площадку перед большим складским зданием, а потом через тоннель, проложенный под автострадой. В обход. В обход. Дождь уже промочил ее до костей, но ей было наплевать. Наконец сворачивать было уже больше некуда, и она направилась к старому зданию, в котором жила на курьих правах уже… несколько лет? Она сама не помнила толком. В трехэтажном доме была пара десятков комнат, по большей части совершенно непригодных для жизни. Она достала из кармана ключ и открыла навесной замок, соединявший звенья стальной цепи, после чего отворила окно кухни и залезла в него. Двери дома были наглухо заколочены гвоздями.
Из-за приглушенных завываний ветра и стука дождя место выглядело еще более заброшенным, чем обычно.
"Вперед!" - прошептала она сама себе и сделала глубокий вдох.
Затем бросила рюкзак на пол и медленно направилась к двери, которая вела в узкий главный коридор. Стикеры, оставленные предыдущими жильцами, покрывали его стены, оклеенные видавшими лучшие дни обоями. Кое-где виднелись следы огня. Штукатурка на потолке местами обвалилась, обнажив брусья и балки.
Труп здания медленно разлагался.
- Я здесь живу! - громко произнесла она, потому что поверить в это без некоторой доли самовнушения было непросто.
Она прислушалась к звукам, наполнявшим дом, к гудению водопроводных труб, скрипу половиц, пощелкиванию и жужжанию давно пришедшего в негодность бойлера. Она вслушалась в эти звуки и в тишину между ними.
Как она ни старалась взять себя в руки, но сердце ее стучало все быстрее и быстрее.
Он предупреждал, что она еще не готова вернуться сюда, но она не придала значения его словам. Почему это - еще не готова?
Она стояла у подножия лестницы, вглядываясь в темноту. Лестница казалась переходом на иной уровень реальности, дверью в мир снов. Она начала медленно подниматься по лестнице, глядя себе под ноги, стараясь не думать о том, что в темноте ее, возможно, кто-нибудь поджидает.
Ступенька за ступенькой, ступенька за ступенькой.
Мимо двух комнат с наглухо заколоченными дверями, на которых нарисованы похожие на цветы значки биологической опасности и написаны имена любимых.
Четвертая дверь налево.
Внутри - матрасы на полу, мятые простыни. Пустые бутылки из-под воды. Несколько компакт-дисков.
Перевернутый телевизор, уткнувшийся погасшим лицом в осколки собственного экрана.
Она вошла в комнату, стараясь отделаться от ощущения, что кто-то идет за ней следом.
Может, и на самом деле она вернулась слишком рано.
"Все в порядке", - сказала она себе, машинально потерла запястье и снова ощутила жгучую боль.
Упав на матрас, она почувствовала, как все ее мышцы словно вздохнули с облегчением. Лежать она могла только на боку из-за металлических стержней в спине - остатков того, что прежде было поддерживающим позвоночник сплошным металлическим корсетом. Она посмотрела в сторону окна.
Сначала она решила, что это просто дождь стучит по карнизу или ветви дерева скребут по стеклу, но потом поняла, что у этого звука совсем другая природа. Она отчаянно попыталась затаить дыхание.
Но тут внезапно вспыхнул яркий свет, и перевернутый телевизор тут же начал светиться.
- Нет!
Она с отвращением услышала свой собственный истерический визг, но с этим уже ничего нельзя было поделать.
Шипение эфира постепенно нарастало, словно кто-то вертел ручку громкости на телевизоре, который не был даже включен в сеть.
Ей отчаянно хотелось подняться с матраса, сесть, заткнуть уши - совершить хоть какое-нибудь действие.
Еще одна вспышка, на этот раз яркая, словно небольшой взрыв.
Что-то мелькнуло за окном. Какая-то тень.
Она отвернулась, пытаясь убедить себя, что это все ей только чудится, но, снова посмотрев в сторону окна, увидела силуэт за холодным оконным стеклом, и паника охватила все ее существо, застряв комком в горле. Это была человеческая фигура - зернистая и искаженная, как изображение в неисправном телевизоре.
Она вскочила с матраса и кинулась прочь из комнаты.
Белизна медицинского кабинета резала глаза. Очевидно, его покрасили таким образом, чтобы создать ощущение преддверия Рая.
Лука быстро и умело ввел иглу в ее локтевой сгиб и приготовил следующую.
Она, стараясь не видеть совершаемых манипуляций, смотрела Луке за плечо. Вот ряд из трех кроватей: две были пусты, шторки перед третьей оказались слегка задернуты. Вот сверкающая никелем техника вдоль стен, а вот маленькие окошечки в стене времянки, из которых видно стройплощадку. А вот Лука, прикосновения которого столь легки.
- Стержни не беспокоят?
Он ощупывал поясницу девушки, в то время как она сидела на кушетке, прикрыв скрещенными руками обнаженную грудь.
- Иногда немного больно бывает.
- Вокруг небольшой отек. Надо проверить, в чем дело. А так - ты практически выздоровела. Хочешь снова на работу?
- Я больше не могу лежать в постели.
- Прекрасно тебя понимаю, - сказал Лука, похлопав ее по руке. - Большинство пациентов и на пару часов сюда не затащишь. Так что с тобой мне хоть пару недель… скажем так, не было одиноко.
Она ничего не ответила. Она не могла оторвать глаз от задернутых шторок.
- А как насчет всего остального, Илена? Все в порядке?
Она решила заранее, что ничего не будет рассказывать. Ночь была долгой и тяжелой, она спала урывками на скамейках и на порогах домов, потому что не могла заставить себя вернуться в сквот. Однако с восходом солнца терзавшее ее дурное предчувствие только усилилось. Это просто приступ паники, успокаивала себя она. Анальгетики искажают восприятие реальности… - Да.
- Это хорошо. Если учитывать, с какой высоты ты свалилась, то оправилась ты поразительно быстро.
- Я ничего не помню, - сказала Илена. - Ничего. Всю ту ночь как из памяти стерло.
- Обыкновенное дело, - успокоил ее Лука. - Кроме всего прочего, ты сильно ударилась головой. В таких случаях легкая амнезия гарантирована.
Когда Лука стягивал с рук хирургические перчатки, Илене всегда казалось, будто он снимает собственную кожу. Она прикрыла глаза, чтобы отогнать от себя эту картину.
- А я бы хотела вспомнить. Понять, что произошло.
Она пристально смотрела на него большими и влажными зелеными глазами, нахмурив, как обычно, лоб.
- Мне нужно знать.
Лука кивнул.
- Твоя смена начинается через пять минут. Может, заглянешь после работы, тогда продолжим эту беседу. Выпьем немного или что-нибудь вроде того.
Аппаратура у него за спиной начала гудеть и попискивать, и тут же за шторкой заворочался невидимый пациент.
- Не знаю, - ответила она. - Может быть.
Со времени ее падения здание стало выше еще на три этажа, причем нижний из них был практически завершен. Илена пробралась на третий этаж, который по-прежнему представлял собой нагромождение стальных балок и несущих опор. Над площадкой, чтобы защитить ее от дождя, был натянут навес из пластиковой пленки. Капли дождя, падая на пленку, производили такой шум, что Илена ничего не слышала, кроме него.
Она зафиксировала на месте стальную полосу при помощи строительного пистолета, а затем завершила дело несколькими умелыми ударами молотка. Вокруг в разных местах виднелось еще несколько строителей: некоторые из них использовали страховочные пояса, другие целиком полагались на собственную сноровку и чувство равновесия. Илена никогда не пользовалась страховкой.
Отложив в сторону пистолет, она направилась к краю конструкции. Откинув пластик, она чуть не потеряла равновесие от сильного порыва ветра, но инстинктивно успела ухватиться за вертикальную опору. Единственное, что удалось ей разглядеть вниз, на земле, - это красный крест на крыше передвижного медпункта, которым заведовал Лука.
Она закрыла глаза и слушала ветер, представляя, как падает вниз в его потоке.
Тут до нее дошло, что она не знает даже, с какой именно точки свалилась.
Как только смена закончилась, Илена постучалась в двери медпункта. Увидев ее, Лука улыбнулся. - Я бы не отказалась от кофе, - сказала она.
- Когда ты падала, ты сорвала по пути кусок пластикового покрытия, и он сыграл роль парашюта, замедлив твое падение, поэтому, когда я подбежал к тебе, ты была еще жива. Сперва я подумал, что взорвалась бомба - так силен был звук удара, - но потом я выбежал и нашел тебя, с головы до ног упакованную в пленку.
Илена постоянно помешивала кофе и рассматривала свое отражение в коричневом вихре, поднятом ложечкой.
- Ветер отнес тебя в сторону от здания. Мне случалось видеть тех, кого унесло в противоположную сторону, и - поверь мне - это зрелище не из самых приятных.
- С какой высоты я упала?
- С тринадцатого этажа. С самого верха. Вернее, тогда это был самый верх.
- Я никогда раньше не падала. Я всегда работала без страховки.
- Ну, все когда-то случается в первый раз, - улыбнулся Лука.
Подошла официантка с супом. Ее волосы были уложены в высокий ирокез, причем каждый пучок был покрашен в другой цвет, так что в результате официантка сильно смахивала на панкующую Статую Свободы. Облизнув помаду, она спросила:
- Желаете что-нибудь еще?
Лука покачал головой, и девушка вернулась назад за стойку.
- Я ничего не помню.
Лука протянул руку и положил ладонь на ладонь Илены, сжимавшую кофейную чашку;
- Ты сказал, что потеря памяти - это нормально, - сказала она тихо, не поднимая глаз. - А что еще нормально?
- Что ты имеешь в виду?