Сын Кузьмы
С пронзительной тоской вспоминал Кузьма времена, когда работал ведущим на радиостанции "Ночные моторы".
Коллектив подобрался молодой, сплочённый, с большой жаждой постигать новое. Кузьма жил этой работой, и не представлял себе иного ремесла. При помощи радио он познакомился со своей будущей женой Варварой: подхватил её, слепую, но любвеобильную, в суматошных волнах эфира, вывел на прочную стезю, отучил от наркотиков.
До знакомства с Кузьмой Варвара была тучной, не брила ноги. Начав встречаться с ним, буквально за считанные недели подтянулась, оживилась, стала тощей, жилистой, sexy. Даже Марк Ильич пытался за ней ухаживать (и, как говорят промеж себя злые языки, небезуспешно).
А потом случилось страшное: Варвара подхватила инфекцию, от которой в несколько дней зачахла.
Кузьма терзался, что не отправил её в больницу сразу, решив, что жена просто хандрит, страдая от токсикоза: она ведь была беременна.
Зародыша извлекли живым, но сердце матери перестало биться.
- Мы можем прорастить его в питательном растворе, - обнадёжил Кузьму делюга-врач.
Почти все имевшиеся накопления Кузьма потратил на похороны и проращивание. Продал машину. Друзья помогали, сочувствовали.
Через шесть месяцев после смерти Варвары Кузьме торжественно вынесли дозревшего сына.
- Ну что, Корнеплод, я твой папа! - тихо сказал, склонившись к пелёнкам.
Существо зашлось сиплым визгом.
- А что это у него на голове? - поинтересовался Отец, указывая на странную остроконечную шишку на лбу ребёнка.
Внятного ответа от врачей он тогда не получил.
А потом Корнеплод подрос, и новообразование на его лбу оказалось самым настоящим рогом.
Удалить рог не представлялось возможным, поскольку при детальном обследовании выяснилось, что в корне своём он имеет сложную структуру, куда входят кровеносные сосуды и толстое ответвление тройничного нерва.
Так и остался Корнеплод рогатым.
В школе одноклассники часто высмеивали его, задирали с садистским восторгом. Уже в 5-м классе мальчик едва не убил одного из особенно ярких дразнил, проколов ему рогом шею: это была вынужденная самооборона. В 7-ом Корнеплод завалил двоих: схватил руками за ворот и насадил на рог глазом. Был помещен в закрытый интернат, где воспитанники расправились с ним: подговорили похотливую медсестру угостить Корнеплода снотворным, а когда юноша уснул, приглашённый специально для этой цели ребёнок-мутант, ввёл чудо-рог себе в прямую кишку, где растворил особыми анальными выделениями до состояния кашицы.
Детство Геннадия
Раньше, когда мама ещё была беременна Геной, Отец разводил попугайчиков.
В особых клетках размещались 3 разноцветные пары.
Ещё у папы был многотрубный презерватив, семафорное стекло, трещотка, слизь и мандавошки.
Гена родился двузубый, и говорить начал поздно: лет в 6, перед самой школой. Из школы, впрочем, его быстро отчислили за навязчивую мастурбацию на уроках.
Отец уже тогда был к нему недобр, но глядел похотливо, и однажды предложил поиграть без одежды с куклой Буратино.
Чем в конце концов закончилась эта игра, всем известно.
Случай в посёлке
У шахтёров был праздник: Филиппа Шалашова повысили до начальника участка, и он проставлялся, явив публике около 10-ти литров чистейшего самогона из виноградной браги.
- Давай, Филиппыч, не подкачай, - важно напутствовал Борька "Индус", опрокидывая стопку и метая в рот крупную дольку маринованного чеснока.
- Расти всё выше, наш доблестный горняк! - подлизывался педераст Бороздило.
- Пусть твоя воля будет так же крепка, как отбойный молот, которым ты долбишься в ядовитый гранит склепов Вечности! - провозгласил тост Антон Затяжной, а Степан Щорс крякнул - и залудил остатки из бутыли винтом.
Так балагурили они до поздней ночи, и не знали ещё, что, спустя годы, место их банкета будут называть Червивым Логовом: в самогоне Филиппкином содержалась особого рода плесень, от которой участники застолья к утру пришли в неистовство.
Стоит ли перечислять все их жертвы, или будет достаточно упоминания о пяти распятых на воротах крематория юношах с прижизненно вырезанными гениталиями и двух молодых девушках, изнасилованных при помощи отбойного молотка и частично съеденных сырыми?
Соло на саксофоне
- Меня пугает звук саксофона, - признался однажды в бильярдной отцу Вадим Брещик (они дружили с детства, а потом вместе служили в ракетных войсках).
- Чего ж в нём страшного? - Отец снисходительно улыбнулся, натирая мелом кончик кия.
- Понимаешь… тоска какая-то. Как будто всё ушло - и не вернёшь. Обречённость, безволие, депрессия.
- Тебе надо меньше курить дурь, а ни то ты совсем ослабнешь, и даже не сможешь пробить вон тому пацану в красной куртке башку бильярдным шаром…
- Это я-то не смогу? - Антон подкинул в руке шар…
Теперь Отец вспоминал об этом случае с грустью: в те времена он был счастлив с Юлей, бросил пить, и живы были дети.
2 бляди с таблеткой
Когда Кузьма был ещё ведущим на радио, любил посещать с друзьями фут-фетиш клуб. Самозабвенно дрочил, нюхая украденные на стриптизе босоножки. На жёстком диске была у него огромная подборка фильмов и фото соответствующей тематики.
Потом он долго не появлялся в обществе.
А с недавнего времени решил снова, что называется, выйти в свет.
И вот как-то раз во время ночной дискотеки Кузьму угостили весёлой таблеткой 2 знакомые бляди, которым в былые времена за скромное вознаграждение сосал он пальцы на ногах и вылизывал пятки.
Тут-то Кузьму и двинуло.
Он ушёл куда-то в парк, гулял среди тронутых первым заморозком вязов, и отчётливо вспомнил: это он - именно он, Кузьма, - задушил тогда деда Василия, когда тот уснул на кушетке после 0,75 кагора.
Ему сказали соседские мальчишки, что дед Василий колдун, и наводит на местных девок порчу. И что дворовый актив скинулся на мотоцикл Honda - приз тому, кто справится с треклятым.
Но куда потом подевался этот мотоцикл? Продал он его, что ли? Или обменял на наркотики? Или его просто развели, и никакого мотоцикла в помине не было?
Этого Кузьма так и не вспомнил: таблетки отпустили, он уснул на лавке, кончив и обосравшись во сне.
Рвотное
В полночь у ребёнка началась рвота. Отец не знал, что делать, а Юля лежала в отключке после мощной инъекции.
Тогда он тоже начал блевать на ребёнка, чтобы тот понял, как это гадко.
Через много лет Колька спросил его:
- Пап, а помнишь, ты наблевал на меня? На хуя, пап?
- Так было надо, сынок, - Отец потреплет его по влажному затылку, - это особый род педагогики, которому я намерен посвятить остаток своей жизни. Я вознамерился открыть интернат для опытного воспитания по этой теории. Под благовидным предлогом научной новации мы будем заманивать туда отпрысков из благополучных семей, а затем растлевать их там, используя фармакологию и весь доступный контингент порноиндустрии. Это будет мой личный побег из Страны Дураков. Это будет нескончаемый танец оргий и самых необузданных извращений цивилизации…
- Да ладно, пап, ты чего прогнал: сам-то хоть понял? - Коля усмехнулся лукаво.
- Это ты - отцу??…
В тот раз мальчику удалось спастись: когда Отец бросился на него с пассатижами, Коля удачно выскользнул в люк - а в подвале он, маленький, юркий, имел перед грузным хромым отцом несомненное преимущество в перемещении. После часа изнурительной погони батя выдохся, метнул наугад пассатижи (неточно), выпил пива и завалился баиньки.
Паранойя или билет в рай?
Как - то раз Отец обнаружил в дневнике деревянного человека следующую запись:
Громогласно заявляю:
Я - уёбище.
Со мной что-то не так: я давно понял это, но не могу себе в этом сознаться.
Я никогда не хотел, никогда не страдал этим.
Это происходит помимо моей воли: это разные люди внутри меня заставляют меня делать это. Я расщеплён, и силюсь сойтись воедино.
Я слишком близко вижу смерть в объективе своих перископов.
Отчего так?
Отчего оно зреет как чирей?
Хиреющее одиночество как альтернатива безвременной кончины в автокатастрофе?
Пансион мудачества на развалинах спорой и талантливой юности?
Надо завязывать. Определенно. Иначе действительность выпустит кишки.
Не будет духу применить накопленные с таким старанием силы - и выкинутые в результате за не понюх табаку.
Жизнь ударит в ебло: не зевай!
Мимо едет чудес каравай:
Ну, хватай, принимай, подбирай!
А кто хочет - тому билет в рай.
Билет в рай.
Маньяки
Маньяк - это вовсе не обязательно тот, кто совершает убийства: просто убийцы становятся известны, а другие - тихие маньяки - так и наслаждаются жизнью дальше.
Впрочем, непродолжительно.
Вскоре тихие маньяки, которые так и не сподобились никого замочить, загоняют себя в ими самими же расставленные ловушки.
Где и - что? - правильно: погибают в конвульсиях.
Как погиб рогатый ребёнок Кузьмы.
Как погибнем все мы, одержимые и обречённые.
Солнечное затмение
Присыпав тело Клавдии Петровны навозом на дачном участке, Отец выпил 2 стакана молодого вина, съел абрикос, встал перед зеркалом и, внимательно глядя в собственные зрачки произнёс следующее:
- Приступ паранойи продолжается, но мы делаем вид, что пытаемся ему воспрепятствовать. Каким образом?
А вот каким: попытаемся склинить эти разные мировосприятия, найти с ними общий контакт, пересказать их друг другу.
Дружба самого с собой тем и интересна, что от себя сложнее недостатки упрятывать, а между тем…
Что мне теперь? Покаяться? Или к врачу обратиться?
Эти 2 темы уже в край задолбали меня.
А вообще-то меня всё задолбало.
Но из окна не брошусь, нет.
И не повешусь: хуй вам на лицо.
Поживу ещё, Солнцем палимый… - Отец развернулся и вышел во двор.
Шёл грибной дождь.
Кузьма живёт и действует
- Эй, вы… легонечко, легонечко… - напутствовал Кузьма.
Шахтёры кивали, но в их глазах отчётливо читалось адреналиновое безразличие.
Кузьма понял: эти - способны на всё. Это надо использовать.
Приятно иметь дело с людьми, которые понимают тебя с полуслова. С людьми спокойными и без понтов.
Сам того не желая, он накоротке сошёлся с главным шахтёром: Ефимом Боргыслаком.
Ефим был родом из Керчи. И был на 100 % уверен, что слаще керченских баб на целом свете не сыщешь.
Кузьма не знал, спорить или соглашаться: за всю жизнь лишь раз ебал он хохлушку, да и та была пьяна, и под конец наблевала Кузьме на голову.
Ефим хорошо стрелял, владел боевым самбо, но была у него одна слабость: бабы.
Ужас как до женщин охоч был Ефим. Ебаться любил пуще неволи. В последствии Кузьма использовал это, заманив Ефима к шлюхам.
Пока Ефим проникал в пылающий кисель языком и членом, тайные створки хуй-лю-лю распахнулись - горец с кинжалом бесшумно выпрыгнул из них. Ещё один прыжок - и кинжал уже проник Ефиму в глотку.
Жарко Ефиму. Умирает Ефим. А Кузьма - живёт и действует.
Предупреждение
Певцы благодарили публику лёгкой улыбкой, кланялись, принимали букеты и элегантно соскальзывали со сцены в тень кулис.
"Здесь вам не заповедник троллей!" - предупреждал Пантелеймона старшина Дробенчук, но Пантелеймон не послушал.
А вернее будет сказать: не услышал. Не захотел услышать.
Хватит с меня! - решил Пантелеймон.
Хватит этих ссор и дрязг:
Пусть раздастся стали лязг,
Лязг винтовочных затворов,
Из-за тьмы гнилых заборов.
Спорый выстрел от бедра,
Хуй - и крови 2 ведра.
Сухотка
Что такое сухотка, все наслышаны.
А я вам вот какую историю поведаю.
В одной стране, в большом и красивом городе жил, да был Бибздулярий.
И вот этот несчастный Бибздулярий решил, что может из собственной, извините, спермы, соорудить микстуру от чахотки.
И все чахотошные сосали ему хуй, подумать только - и излечивались!
Ай да Бибздулярий, сухотка его раздери!!!
Кормись пистонами
- Кормись пистонами, - предложил шахтёрам Тарас Коперный, - ваши пистоны в ваших руках…
Шахтёры восприняли данное заявление как издевательство. Они возроптали.
- Хуле они нам мозги ебать будут! - усмехался в кудрявую бороду Степан Щорс.
- Гуж-гуляри, буж-буляри, - согласно кивал Антон Затяжной.
Кормиться пистонами они не желали: пистоны вызывали у них стойкую изжогу (с ударением на 1-ом слоге).
Когда ж Тарас соизволил проверить, насколько правильно налажен контроль над сырьём моргов и усыпальниц, шахтёры напали на него сзади, сбили с ног, оглушили - и удавили тормозным тросиком от горного велосипеда.
Бржембрджембомжбрец
- Посмотрите на мои мускулы, - сказал Отец, заголяя торс, - я не качок, я гармонично развит.
- Ну, а то… как же ж… - послушно закивали дети.
Все они как один были одеты в полосатые фуфайки и серо-розовые панталоны.
Строгие воспитатели и воспитательницы стояли за их спинами, помахивая плетьми и приговаривая:
- Бржем-брджем-бом-жбрец, бржем-брджем-бом-жбрец…
- А подумать только, - продолжил Отец, по-молодецки тряхнув плечами, - подумать только, что я замочил своих детей и жену, родившую их, и нисколечко не сожалею.
- Бржем-брджем-бом-жбрец…
- Ага… именно. Он самый. Несомненно. - Отец почесался.
Дети поёжились. Многие привычно расслабили анусы.
- Ну, так вот, - Отец сплюнул кусочком кожи, - я и говорю: бржем-брджем-бом-жбрец, бржем-брджем-бом-жбрец, бржем-брджем-бом-жбрец, бржем-брджем-бом-жбрец…
Набросок углём из жжёной человеческой кости
Дневник Буратино содержит и такое рассуждение:
Я - циничный и жестокий гад, да - а что поделать?
Ведь результат-то - вполне благопристойный: я дарю людям счастье.
Но счастье нынче в такой цене, что люди непременно перегрызут друг другу глотку за лишний кусок, ибо боятся они, что ежели одному прибудет, то у другого, непременно, отымется.
А счастья ведь много: хватит на всех.
И поэтому, используя самый бессовестный шантаж и подлейшую ложь, я скрываю от каждого чужое счастье, потому что, увидь его они - ринутся, и разорвут на части.
И удача моя тогда погибнет.
Что-то вдруг вспомнилось…
- Это ты, дурачок, по молодости думаешь, будто что-то решаешь… на самом деле, всё давно решено за тебя, - говаривал воскресными вечерами Отец старшему сыну Николаю, покуда был тот ещё жив.
Верил в Кольку Отец. Знал: смышлёный парень вырастит.
Тоже говорил ему и Буратино.
- Ну, а если кто-то за меня уже всё решил, я, стало быть, могу делать, что захочу, и не ссать за последствия? - возбуждённо ёрзал Колька.
Юля разливала им чаю, доставала пряники.
- Ссать или не ссать, это уж тебе решать, - пожимал плечами Отец, - тебе видней, как относиться к собственному будущему.
А затем отца вызвали в школу.
Дома Колька привёл зарёванного Генку, и вместе они повинились:
- Никак не можем взять в толк, пап, отчего люди так бессовестно пользуются нашей добротой?
- А кто научил вас быть добрыми, дети мои? - руки отца дрогнули.
- Вы с мамой… - вытирал слёзы Геннадий.
- Неправда. Мы с мамой учили вас быть сильными. А сила всегда имеет два полюса. Это палка о двух концах; монета с двумя сторонами. Вы не можете заплатить мне половиной монеты, распиленной вдоль, дети. Захотели орла - получите решку. И ежели вы совершили нечто доброе - поспешите уравновесить этот поступок равновеликим по значению злодеянием - и счастье придёт к вам. Вы не поймёте, что это и было оно: счастье. Но это уже совсем другая история…
- Ну, ты, батюшко, с нами как с малолетними разговариваешь… - Николай, сурово усмехнулся, - что же мы, Ницше не читали?… Slayer не слушали?… Генка, вон, и то: хоть мал, и ревёт, но в душе - истый самурай. Или даже - Всадник Апокалипсиса…
- Ты особо-то не рассуждай тут! - взъярился вдруг ни с того, ни с сего Отец, - Доверия не оправдаете - дух из вас вышибу! Мы с мамой вас породили - мы и прихуячим!..
Вечернее
Пантелеймон познакомился с Кузьмой в городском парке, куда оба пришли поглазеть на первый снег.
Уже смеркалось, тротуары наводнил пеший люд, но парк был пуст, и следов на белой простыне было немного.
Считая себя единственным на целом свете, Пантелеймон прогуливался вдоль скамеек, и, разглядывая отпечатки подошв, декламировал под нос себе:
- Считаешь, что милое братство уснуло?
Сидишь на столбе супер-твёрдого стула?
Всё давишь фурункул на левой ноге?
Читаешь молитву старушке Яге?
Брось, милый: рояли в кустах нам не новы.
Сыграть на них мы, безусловно, готовы,
Вот только беда: с пианистом из Чили,
Мы "Мурку" с грехом пополам разучили…
- Простите, это ваши стихи? - невольно вырвалось у шедшего за спиной Кузьмы.
Пантелеймон же испугался необычайно. Шок от сознания, что всё это время мысли его подслушивало чужое существо был так глубок, что, не отдавая себе отчёта в происходящем, он со странным, жабьим каким-то воплем вцепился Кузьме в горло, и при этом обильно дристанул.
Кузьма был шокирован происходящим не менее Пантелеймона, тем более что в упомянутый момент времени находился под воздействием циклодола. Он вообразил отчего-то себя магом, принимающим экзамен у послушников. Экзамен по литературе.
Кузьму скрутила жестокая судорога, приведшая к почти полному параличу с сопутствующим кататоническим ступором.
Пантелеймон не стал добивать его: он хотел сначала убежать, но ведь прежде надо было вытряхнуть говно из штанов.
Пока был он занят этой кропотливой работой, взгляд встретился с остекленевшими глазами Кузьмы - не срезанный вовремя шип совести ужалил мятежную душу. Удалив кое-как какашки, Пантелеймон взвалил Кузьму на плечи подобно бревну и оттащил домой.
Так завязалась их дружба.