- Да, это так. Я пьян, - вызывающе сказал Рэй. - И чертовски пьян. Если тебя это не устраивает, то можешь убираться. И ты, Джин, тоже - вали!
- Тебя выпустили на испытательный срок, - сказал Джин. - Если тебя снова заберут в полицию, ты отправишься в тюрьму.
Рэй уставился на брата. Его губы дрожали.
- Отпусти мою руку, Джин.
Джин ослабил хватку, и Рэй немного пошевелил пальцами, потом он поднял голову и обвёл взглядом ресторанный зал. Он не пошевелился, когда Луи попытался тихо выйти из-за столика.
- Пропусти меня, я ухожу, - сказал Луи, но его отец только упрямо покачал головой. - Пап, не будь ослом.
- Да ладно тебе. Давай иди сюда.
- Нет.
- Пожалуйста, у меня был сложный день, - уныло сказала Рэй. - Прости меня.
Повисла долгая тишина. Потом Луи, стараясь не показывать свою озабоченность, спросил:
- Что случилось?
- Они хотят отказаться от моих услуг и найти сценариста.
- Кто "они"? - спросил Джин.
- Рэлстон, продюсер, все, - пыхтя, Рэй допил остатки мартини. Теперь он был зол, почти взбешён. - Они хотят, чтобы я изменил конец. Они не хотят, чтобы дети умерли.
Но это делает бессмысленным весть сюжет. Пошли они к чёрту! Я не изменю ни слова.
Все замолчали. Нильс Лофгрен, сидевший напротив, тихо улыбнулся. Они с Джином приветственно кивнули друг другу. Джин и Нильс были знакомы с конца семидесятых, когда они оба жили в Топанго, а Нильс частенько играл с Crazy Horse, группой, которая помогала с записью альбома "After the Gold Rush" Нилу Янгу.
Улыбаясь, Нильс поднял стакан с вином и сказал Джину:
- За старые добрые деньки!
- Да, - улыбнулся в ответ Джин. - Были времена.
- Помнишь вечеринку четвёртого июля в том году? Ты разорился, купив все эти старые пластинки. Они у тебя до сих пор все есть?
- Все до единой.
- А та блондинка? - спросил Нильс. - Вы ещё встречаетесь?
Джин медленно и мягко ответил:
- Нет, она умерла.
Пока официант записывал заказ, Луи смотрел, как люди оборачивались, чтобы взглянуть на Стива Мартина, который садился за столик в противоположном конце зала. Он натянуто улыбался, на нём была рубашка в яркую зелёную полоску, заправленная в белые парусиновые брюки. С ним пришёл человек пониже ростом с аккуратной причёской и две блондинки с худыми запястьями и большими бюстами, все четверо весело смеялись чему-то.
Брюс Спрингстин написал что-то на салфетке, а Нильс передал её Луи. На салфетке было написано: ""Pledging My Love" - отличное кино. Твой отец - художник. Не доводи его".
Луи улыбнулся. Когда Рэй следующий раз встретился с ним взглядом, Спрингстин сказал:
- Он был хорош. Спасибо.
- Я знаю.
Джин сказал Нильсу:
- Элис мертва. Она погибла в авиакатастрофе. Разговор стих за обоими столиками. Линда Ронстадт казалась испуганной, она посмотрела на Джина своими круглыми кукольными глазами.
- Зачем ты это сказал? - спросил Рэй у Джина.
- Нильс знал её. Помню, четвёртого июля они разговаривали о книгах. Им обоим нравился Курт Воннегут и Фланнери О’Коннор. И Элис иногда летала из округа Колумбия, - сказал Джин. - Он оттуда родом. Да, Ник?
- Я из Балтимора.
- Это рядом, - заметил Джин. Потом бесцветным голосом сказал, что Леон Рассел, легендарный пианист из Талсы, тоже был на той вечеринке. - Помню, что я говорил с ним о Бобби Фуллере. Он был его большим поклонником.
Рэй наградил Джина суровым взглядом:
- Дай этим ребятам спокойно закончить свой ужин.
- Здесь прохладно, - заметил Нильс.
- Может быть, даже слишком прохладно, - со смущённым смешком сказала Линда Ронстадт.
Брюс Спрингстин жевал кусок мяса. Немного подумав, он сказал:
- Бобби Фуллер мог бы написать много хороших песен, - и все с ним согласились.
Рэй попросил прощения и вышел в туалет. Он запер кабинку изнутри и достал флакончик с кокаином, который он всегда носил в правом переднем кармане джинсов. Четыре быстрых вздоха, и он, довольный и радостный, уже стоял перед раковиной, брызгая водой в окоченевшее лицо. Когда он шёл обратно, он увидел, что Стив Мартин смотрит на него с застывшей улыбкой, как будто какое-то неприятное и хорошо забытое происшествие всплыло в его памяти. Через мгновение он положил вилку и сказал что-то своей грудастой спутнице.
Лицо Рэя подёргивалось, сердце бешено стучало, он пересёк зал, остановился напротив столика Стива Мартина и недружелюбно уставился на него. Через несколько мгновений щуплый, хорошо одетый мужчина, пришедший с Мартином, обернулся к Рэю и нетерпеливо спросил:
- Чем могу вам помочь?
- Помнишь меня? - спросил Рэй Стива Мартина.
- Простите?
- В шестидесятые я работал на Си-би-эс. Я был редактором "Шоу братьев Смазерс" во время их второго сезона.
Стив Мартин скривил губы. Он избегал смотреть Рэю в глаза.
- Бёрк?
- Да. Я больше не редактор. Теперь я пишу сценарии, - слегка улыбаясь, перечислял Рэй свои заслуги.
- Это хорошо, Бёрк. Для тебя хорошо. Может быть, напишешь что-нибудь для меня.
- Не думаю, Стив.
Блондинка, сидевшая рядом со Стивом, обернулась и посмотрела на Рэя с грубоватой нежностью.
- Почему бы тебе не вернуться за свой столик? - спросила она.
- Он пьян, - сказал спутник Стива Мартина.
- Он обошёлся со мной как со свиньёй, - громко сказал Рэй, а Стив Мартин, будучи не в состоянии что-либо противопоставить гневу Рэя, просто покачал головой и опустил глаза в тарелку. - Томми, Дики, писатели - все. Они все обошлись со мной как со свиньёй. - Рэй развернулся и показал в другой конец зала: - Посмотри туда. Это мой сын Луи. Он - актёр. Парень, сидящий рядом, - это мой брат Джин. Джин Бёрк. Братья Бёрки посылают братьев Смазерс к чёрту, а я говорю тебе: Стив Мартин, пошёл к чёрту!
Мужчина, пришедший со Стивом Мартином, захотел встать, но блондинка, сидевшая рядом, удержала его:
- Не надо, Ли. Он этого не стоит.
- Дурак, - тихо сказала другая блондинка.
Рэй осторожно обернулся, стараясь не упасть и не обращая ни малейшего внимания на остальных посетителей, которые смотрели на него с тихим ужасом. Джин быстро встал и, придерживая Рэя двумя руками, повёл его к столику. Луи уже ушёл, как и музыканты, сидящие напротив.
Прежде чем Рэй успел заказать новый двойной мартини, возле их стола появился управляющий.
- Прошу прощения, - обратился он к Джину. - Но я вынужден просить вашего друга удалиться.
Джин ответил:
- Он не мой друг, он мой брат.
- И тем не менее он…
- Я присмотрю за ним. Не волнуйтесь. Он просто слишком много выпил, - отмахнулся Джин.
Управляющий покачал головой. По его знаку возле их столика возник официант со счётом.
- Он нанёс оскорбление нашим посетителям. Он должен уйти, - сказал управляющий. - Или я вызову полицию.
- Давай! Сделай одолжение! - попросил Джин, в то время как Рэй сделал вид, что полностью поглощён пережёвыванием хлебца. - А я укажу шестерых посетителей, которые нюхали кокаин за своими столиками. Ресторан закроют через тридцать минут.
Несколько секунд управляющий молчал. Затем с гордым выражением лица он взял их счёт и порвал его на две части.
- Вам запрещён вход в этот ресторан, - твёрдо сказал он, отпустил официанта лёгким кивком головы и занял своё место у парадного входа в ресторан.
Рэй посмотрел на брата:
- По-моему, я бестолочь.
- Да уж, - сказал Джин, и Рэй тихо рассмеялся. - Тебе надо снова походить на встречи "Анонимных алкоголиков".
- Наверное, ты прав, - ответил Рэй. Его голос звучал твёрдо, но с лёгким оттенком сомнения. - А ты?
- О чём ты? У меня нет проблем с алкоголем. Рэй возразил:
- Но у тебя есть другие проблемы, Джин. Джин наклонился над столом:
- Ты видел лицо Спрингстина, когда я упомянул имя Бобби Фуллера? Ты видел, как в глазах у него вспыхнул интерес? - Он по-другому посмотрел в покрасневшие глаза брата. - Он был фанатом, и это был большой успех. Ты знаешь. И Ронстадт, и Нильс, все они знают его историю.
- И что, Джин?
- И что? - Джин откинулся назад, а на лице его был написан праведный гнев. - Я не могу поверить, что ты так сказал. Ты был со мной, Рэй. Мы вместе видели его. Ты был там. Тебе разве не интересно, кто убил его?
- Никто его не убивал, Джин.
- Ты не прав. Если бы у тебя была хоть капля мозгов, ты взял бы это темой следующего сценария.
- Ты имеешь в виду, когда я просохну, - сказал Рэй и встал. - К чёрту это заведение. Мне нужно ещё выпить.
В воздухе висел туман, и Джин чувствовал вялость и грусть, молча наблюдая, как взятый напрокат "Мустанг" останавливается у кромки тротуара. Его брат дал чаевые служащему и сел за руль, Джин тихо подошёл к открытому окну со стороны пассажирского сиденья.
- Давай я отвезу тебя домой, - предложил он и быстро просунул руку внутрь салона, не позволяя Рэю повернуть ключ в замке зажигания. - Ты пьян в стельку.
- Не волнуйся за меня, Джин.
- Я буду о тебе беспокоиться. И Луи будет.
- Если бы Элис была жива, она бы беспокоилась о тебе.
Джин медленно убрал руку от замка зажигания. Он выпрямился, оглянулся, и на его лице появилось выражение потерянности; он едва замечал группки посетителей, высыпавших на улицу и болтающих в ожидании своих автомобилей.
- Джин? - Да?
- Со мной всё будет в порядке.
У "Мустанга" зажглись фары, а Джин с сомнением поглядел в глаза брата через лобовое стекло. Тот слабо улыбнулся.
- Честное слово, - сказал Рэй. - Я в порядке. Со мной ничего не случится.
- Ладно, - сказал Джин и улыбнулся в ответ. - Со мной тоже.
Джин с озадаченным видом стоял на тротуаре, опустив голову. Он видел, как автомобиль Рэя влился в поток машин, двигающихся к западу по бульвару Санта-Моника. Когда уже не мог различать в сгущающихся сумерках красные огни задних фар, он достал письмо, которое забыл показать своему брату, письмо от Элис Макмиллан, Другой Элис, которая вошла в семью Мэнсона в 1967 году, став одним из первых её членов. Вернувшись из Сидар-Рапидз, Джин несколько раз прочитал письма, все восемь, но его по-прежнему удивляла их явная странность.
Он знал, что это невозможно, язык был слишком сухим и простым, а впечатления и воспоминания, не важно, насколько они были отвратительны или чудны, слишком точными. Иногда посреди ночи он просыпался от мысли, что стал жертвой тщательно продуманного обмана, что всё - иллюзия, что он сам выдумал это в глубоком отчаянии, что он сам написал эти письма.
Письмо, которое он взял с собой сегодня, было длинным, в нём было почти семь страниц стандартного формата, исписанных с обеих сторон. Ближе к концу Элис написала о ночи, которую она провела в городке неподалёку от Спрингфилда, штат Миссури:
"Человек на белом "Шевроле" по имени Дэн подобрал меня на шоссе 30, рядом с Кэмденом, штат Огайо. Стояли сумерки - моё любимое время суток. Дэн ехал в Омаху. На нём были помятые джинсы и светлая белая рубашка на пуговицах, рукава которой были закатаны вдвое и открывали чёрные волоски на его руках. Поговорим о сексе. Bay!
Он возвращался домой из колледжа в Санта-Барбаре, штат Калифорния. Я хотела рассказать ему, что как-то была в Санта-Барбаре с Чарли и мы жили в школьном автобусе, выкрашенном в чёрный цвет, но потом передумала. Ему не нужно было знать об этом. Правда? Через час или около того мы остановились возле маленького магазинчика, чтобы купить сигарет. Дэн купил пинту тёмного рома и бутылку кока-колы, смешал их, и мы передавали её друг другу, пока не выпили всю до конца.
Около полуночи он съехал с дороги около Турмана. Мы остановились в мотеле, трахались, как кролики, в промежутках рассказывая друг другу истории. Он рассказал мне о своей девушке из женского клуба в колледже, а я рассказала, что однажды спала с Чарльзом Мэнсоном. Он назвал меня лгуньей, я ответила, что он прав, но, по-моему, он мне почти поверил.
Прямо перед тем как Дэн отключился, в машине громко зазвучала "I Fought the Low", старинная вещичка Бобби Фуллера. Я уже хотела рассказать Дэну, что несколько лет назад я встречала Бобби Фуллера, но была уверена, что этому он тоже не поверит. Когда он заснул, я надела его белую рубашку, вылезла наружу и стала танцевать на стоянке, вокруг голеней разлетались искры от ботинок. Небо было таким же чистым и тёмным, как море. Прохладный ветерок раскрыл рубашку и ласкал мои груди. Я улыбалась, скорее всего, из-за секса, которым только что занималась. Я была довольна жизнью.
И она ещё не закончилась.
С любовью, Элис".
Глава 12 - Конца не видно
- Чёртов кастинг. Я играл ужасно.
Луи произнёс эти слова медленно, тщательно разделяя слова, это были его первые слова на приёме у психолога после того, как он вернулся из Лос-Анджелеса. О кастинге он рассказал только в самом конце, упомянув вначале об обеде с отцом в четверг, о бесконечных мартини, о кокаине, о столкновении со Стивом Мартином, о своём раннем уходе и о телефонном звонке из отделения неотложной медицинской помощи около полуночи.
- Он ввязался в драку на Пальме. Ему сломали нос, а вокруг глаза наложили десять швов. Они не могли позволить ему сесть за руль и позвонили мне.
- И ты поехал за ним?
- А что я должен был делать? Оставить его там?
- Почему бы нет? Он мог вызвать такси.
- Он был ранен.
- Уверена, что…
- Вы меня не поняли? Он - мой отец! - быстро произнёс Луи с таким напором, что она немного испугалась. С минуту они сидели молча, шея Луи вновь приняла свой обычный цвет, и, когда он поднял глаза от пола, она посмотрела на него, молча наклонила голову и тепло улыбнулась, казалось, что между ними произошло что-то важное. Словно бы она полностью разделяла то сложное и гнетущее чувство боли и вины, которое он испытывал, сидя в её кабинете.
Ещё немного помолчав, она спросила:
- Итак, ты забрал его. Что произошло дальше?
- Мы вернулись в отель, и я отправился спать. Но заснуть не смог. Мысли крутились в голове, и я слышал, как отец плачет в гостиной.
- Ты наверняка чувствовал себя беспомощным.
- Да. Было ужасно слышать его рыдания. Я проспал от силы час, - сказал Луи. - Мне позвонили в восемь часов. Было достаточно времени, чтобы принять душ, побриться и выпить чашку кофе перед тем, как пришла машина. В гостиной никого не было, и я решил, что отец спит в соседней комнате. Но когда я спустился вниз, выяснилось, что он уехал, не оставив записки, не попрощавшись, не пожелав мне удачи - ничего.
Луи пристально смотрел на психолога. На его лице появилось выражение холодности, которого она раньше не замечала. Он не смотрел ей в лицо, глаза его бегали по сторонам, затем, словно бы собираясь с мыслями, он на секунду закрыл их.
- Ты говорил с ним после этого? - спросила она.
- Нет. Но я разговаривал с дядей. Я рассказал ему, что произошло.
- И что он сказал?
- Ничего особенного. Он просто слушал, не удивляясь.
- Давай поговорим о кастинге, - сказала психолог, поглядев на часы. - У нас ещё есть время.
- Я был слишком напорист. Мне так сказал потом мой продюсер, - всё ещё со злостью промолвил Луи. - Как только я вошёл в комнату, я почувствовал, что что-то не так. Продюсеры, директор кастинга, служащие компании смотрели на меня разочарованно.
- Но они же ещё не слышали тебя, - сказала психолог. - Почему же они выглядели разочарованными?
- Не знаю. Мне так показалось. Это вывело меня из себя.
- Может быть, ты уже злился, когда вошёл! Злился на отца, что…
- Нет же, чёрт подери! - заорал Луи. - Не могу поверить.
Луи читал отрывок из пьесы, действие которой происходило в подземной тюрьме на планете Зорлон, - мертвенно-бледном Содоме и Гоморре, - оккупированной подростками-наркоманами и высокоразвитыми чудищами-собаками с призрачно-голубой шерстью. Его герой, межгалактический полицейский, брал показания у молодой девушки, подозреваемой в том, что она отравила своего приятеля, расчленила тело и закопала куски под ледяным полем, на котором, словно мумии, лежали огромные рыбы.
- Я перечитал текст в машине, - придя в себя, продолжил Луи. - По тому, как это было написано, девушка была просто ведьмой. В одном месте она должна была дать мне пощёчину, выбив сигарету изо рта. Но в студии директор кастинга, словно нарочно, стала читать роль девушки, словно бы та была больной и усталой. Я был в ауте. Она убивала всю мою энергетику, мне оставалось только одно. Я словно взбесился.
- Да? - отклонилась назад психолог. - Что ты сделал?
- Я решил не обращать внимания на директора и стал играть для продюсеров и служащих, импровизируя и используя всю комнату в качестве сцены. К тому времени, как один из продюсеров встал и прекратил прослушивание, я уже опрокинул столик с чашками кофе и съел чей-то сэндвич с тунцом. По крайней мере, так мне сказал продюсер.
- А ты сам не помнишь?
- Не совсем, - просто, но неожиданно сказал Луи. - Я будто бы был в отключке.
- А что ты чувствовал, когда пришел в себя?
- Занятно, но чувствовал я себя отлично. Я знал, что сделанное мной выходило за все рамки, но я хотя бы рискнул. И я был горд этим.
- Думаешь, у тебя был шанс получить эту роль?
- Мне было наплевать. Просто хотел вернуться в отель и поспать.
- Ты, должно быть, устал, - сказала психолог, и они оба встали. - Во сколько у тебя был самолёт?
- В пять. Я почти опоздал на него.
- Почему?
- Я был у дедушки, - сказал Луи, а психолог, стоя, наблюдала, как меняется выражение его лица. - Он рассказывал мне истории.
Натан Бёрк мирно посапывал на диване в комнате с опущенными шторами, когда звон дверного звонка медленно поднял его из тёплых глубин сновидений. Но даже потом он по меньшей мере еще минуту сидел на диване и не мог окончательно проснуться и разобрать голос Луи: "Дед! Дедушка! Это я! Открой!"
Натан Бёрк зевнул:
- Да-да. Я слышу, - пробормотал он, нащупывая свою палку. Когда он открыл шторы, то увидел на крыльце Луи, отбрасывающего продолговатую тень. Он переминался с ноги на ногу и был одет в голубую рубашку и чистые брюки цвета хаки. За ним на дорожке, ведущей к дому, виднелась длинная чёрная машина с работающим мотором.
Луи увидел заспанное лицо деда и отпустил звонок.
- Давай, дед, открывай!
- Иду, иду, - проговорил Натан Бёрк, с трудом направляясь к входной двери. - Ты бы позвонил заранее. Тогда бы я ждал.
Луи легко обнял деда и вошёл внутрь.
- Я тебе вчера сказал, что приеду около полудня, - сказал он, с грустью поглядев на пачки старых газет, тарелки с несвежей едой, мятую одежду и другой мусор, раскиданный по полу. - Что ты делал?