ххх
- Превед, кагдилаJ - пишет мне в аську Эрот.
- Детка, что за пошлый тон? - пишу я в ответ, и рисую смайлик с огромными "возмущенными" глазами.
- Ну, Ветроний в своем репертуаре!
- Сама как? - пишу я, желая поскорее завершить разговор - мне вот-вот должен звонить Арто.
- Я начала препода по вокалу посещать, теперь каааак запоюУУУУ!!!
- УУУУ запоешьJ - пишу я, и тут мне мама стучит в дверь:
- Ганя, тебя Артур к телефону!
- Ага, иду, мам! - отвечаю я, и кидаю Эроту:
- Я пшел, давай попозже выползай кароче
Повидавшись с любимым, счастливый вышел на кухню, обнял маму, возившуюся у плиты, она вся как-то сжалась… меня подрезало изнутри - что?? Опять не так все?
- Что мам, все нормально у тебя? - и поспешно сев за стол, принялся ковырять какую-то булку.
- Да, сынок, - ответила она. Блин, сроду сынок не называла. Все "сЫнка" или "сЫночка". Че за херня…
- Чай будем, мам? - спросил я как можно беспечней.
- Ну да, конечно, и если кушать хочешь, бери, я худеть буду, нельзя после шести кушать.
- Шести булок? - тупо пошутил я, и криво усмехнулся.
- Да нет, рюмок, - рассмеялась она, и поставила на стол… баттл вермута. - Давай по-маленькой, за удачу, мне сегодня заказ очень крупный принесли! - и подмигнула мне, так озорно, родная моя. Самый близкий человек! Я вскочил и обнял её.
- Ой, мамуль, как круто!
- Да, глядишь, на море наконец с тобой поедем, позагораем! - вздохнула она. - Как в детстве, помнишь? Иль нет, ты маленький был еще…
Я покачал головой, конечно не помню. Тогда с нами папа был и бабушка. А я совсем малой.
- Ну, давай, хоть тебе и мне нельзя, но мы по чуть-чуть, ниче нам не сделается, - подняла стакан мама. Я улыбнулся ей, и мы чокнувшись, выпили. Я давно не ел, и сладкий вермут потек благостной волной, сразу в голову… за первой вторая, я расслабился, весело болтая с мамой ни о чем, и вдруг, она вздохнула, и… говорит осторожно - а вы с Артуром не того… не голубые? Меня от этих слов всего сжало изнутри. Я сделал огромные глаза, и самым естественным тоном ответил - что ты, мама? Как вообще можно было подумать!! Деланно хмыкнул, пожал плечами, показывая - мне все равно, и подобное предположение настолько глупо, что и реагировать на него как-то особо нет смысла.
- Ну ты даешь, ма! - небрежно бросил через плечо.
Нельзя, чтобы она знала. Поспешил уйти, не дай бог, заметит по лицу, что права. Но закрывая за собой дверь, услышал тяжелый вздох. Знает. Чёрт!! Какой кошмар… я встал за дверью, прислонившись спиной к косяку, закрыл глаза. А на что я рассчитывал? Увы, как ни кошмарно, мать всегда знает всё. Аж волосы дыбом - это же чистый ужас, пиздец просто! Оттого и хочется вернуться в квартиру, упасть в ноги и целовать - о, мама! Ты и таким меня любишь, даже все зная! Но откуда у такой святой женщины такой сын? За что ей столько боли и позора? И сцепив пальцы, и сжав зубы - идешь все дальше, не в силах извиниться - все равно это вслух не скажешь, за что извиняешься! Нет. Может быть, потом…
ххх
Я очень люблю, когда губы Арто обкусаны, отчего они припухают и алеют на его бледном анемичном лице. Это очень красиво, и он любит, когда я его кусаю. А я буквально не могу себе в этом отказать. Мало того, что это очень приятно - кусаться в порыве страсти, так ещё и потом любоваться на его пухлый рот в следах моих зубов. Я будто помечаю Арто, как свою собственность. Я не был ревнив никогда, в жизни ни разу не ощутил не единого укола и считал все эти инсинуации влюбленных просто гадостью и ерундой, полагая, что вообще никакой любви не существует. А одна лишь похоть, и то ненадолго - а если надолго, то тут уже действуют разные странные законы - общие интересы, дети (не дай бог), и прочий кавардак бытия, повязавшись которым людям просто лень или лишняя морока расставаться. В общем, максимум, что являет собой любовь земная - это привычка, привязанность. Но… в последнее время я жестоко замечаю за собой совершенно новое и страшно неудобное состояние - я ревную. Иначе как еще это может называться? Я не желаю, не хочу и даже не могу делиться своим ни с кем! Мне неприятно, что Арто общается с кем-то ещё помимо меня, будь это даже его драг-диллер. А уж девки и вовсе исключены! Найдя в его аське (каюсь, рылся в его контакт-листе, пока тот ходил за пойлом) какие-то женские ники, я сжался болезненным и гадким чувством - как, ты ещё с кем-то контактируешь? Но я не хочу тебя делить. Ах, ты просто общаешься с ними? Что значит, общаешься?… тут я с ужасом обнаружил, что говорю (пусть и мысленно, не вслух, не дай бог) как девка! Мелочная придирчивость, поджимание губ, требование видеть в мире вместо всего сущего одного лишь меня - не это ли бабские замашки? О черт… Но я не знаю, что делать. Я ревную. Я желаю, я хочу - я приказываю в конце концов, чтоб ты, Арто, был только моим! Моим и ни чьим больше! Ни с Жахни, ни с однокурсниками, ни со случайными прохожими - вообще ни с кем, ты понял меня, ни с кем!! - не буду я делить тебя. Или я убью тебя.
- Ну, я дома! - пишу снова в аську Эрот.
- Ура-ура! - отвечает она. - Дык кагдила-то?
- Да вот, гуляли с Арто, а ты че, так и не вылазила из компа до сих пор?
- Неа. Не вылазила, я всю ночь материалы фотосессии отсматриваю, че хорошо, а че отстой.
- Разве у тебя могут быть отстойные фотки, детка?
- Ну, я же тоже человек… типа
- А я типа не очень
- Как Арто, как че?
- В смысле? Вот мама заподозрила про нас
- Что вы вместе?
- Ну да… спросила вчера, что типа за х-ня, вы не того?
- Хм…
А отчего бы тебе реально деффку не завести?
- Какую ещё деффку? Я его люблю
- А…
- Вот тебе и а. Любовь, Эрот, такая штука… это не выбирают. Это просто есть. И жить без этого не возможно, что бы раньше не говорил, как бы не гнал - я ошибался. Он нужен мне. Я представить не мог, что такое вообще возможно. Но вот - и я попался…
- Где ты нахватался такого пафосаJ я пацталом ваще, ну и траблы…
- Ах, тебе смешно! Ебаная ты сука, - написал я и отключился.
Она прислала мне смс-ку, которую я прочитал лежа в кровати: "Ну прости… я дура". Я усмехнулся, давно не обижаясь ни на кого на свете - только для собственного удовольствия. "Не за что. просто я думал, у меня есть друг. я ошибался". И выключил телефон тоже. Пора спать. Меня ждет мир сладкого ужаса и отвратительных прелестей - мои сны…
Так и вышло. Мне приснилась Сашка. Какого вообще… я ее вспомнил?? Я и не думал о ней давным-давно. А вот поди ж ты… моей жизнью все так же правят женщины. И похоть. Арто ведь тоже баба, хоть и не признается. Но у него женская душа, женское мышление. И сам он женщина, да еще и такая, каких мало.
…Она скакала на монгольской лошади, голая, маленькие груди вздрагивали в такт, она терлась о спину животного, и прикрыв глаза, кусала губы, сдерживая оргазм - я отлично это знаю, я не раз это видел, когда шарил в ней пальцами за углом на улице, где нельзя стонать, - и вцеплялась в гриву лошади, как бывало мне в волосы… я проснулся в липкой лужице.
- Приезжай, ты мне нужен! - сказал он в трубку деловым тоном, но так неосторожно судорожно вздохнул при этом… что я бросил все, и помчался.
- Привет… малыш, - сказал он, в дверях, зябко ежась. Я весь сжался - чего это он? Что-то не так. Назвать меня вслух малыш… обычно он сдержан, и говорит ласковости только на ухо и в моменты… ну, понятно.
- У меня мать уехала, а мне плохо, вот… - и он неловко обнял меня, уткнувшись в душу. Я погладил его по лопаткам, и сглотнул вязкую слюну в приступе голода. Сам не знал, как дико соскучился за каких-то… сколько прошло? Не помню. Поднял его лицо, и поцеловал в холодные губы. Он едва заметно задрожал. Сразу накрыло - удушить. Но в такие моменты мне начинает казаться, что я могу провести с ним всю жизнь. Тем более, что жить мне немного, так что не трудно будет!
- Значит, будем ночевать? - спросил я, непринужденно. Он кивнул.
- Да, там водка есть, извини, что дешевая и есть нечего… плохо мне что-то, мать ниче не купила, а мне идти худо…
- Похуй, забей, - раздраженно отмахнулся я, стесняясь своего влечения. На шее его стучат сосуды. Губы его обкусаны. Руки его сложены на груди, лопатки торчат, ключицы под футболкой, волосы за ушами - маленькими девчоночьими ушами… о, яду мне! А вот он - яд. Пей… демон мой жрет кишки. Я отвернулся.
- Давай, тада, тянуть не будем, мне тоже нехорошо, начнем пить.
А потом я тебя убью… любовь моя.
- Мое имя - иероглиф, мои одежды залатаны ветром… - умиротворяюще поет моя любовь, подыгрывая себе на гитаре. Я не пою, я молча пью. Худо мне. Хочется исчезнуть отсюда, за тридевять земель… я терпеливо заливаю нутро теплой водкой.
…все лицо мое в сперме, и на грудь стекает. Пиздец, и откуда ее так много! У меня же столько не бывает, блядь, почему тогда у него столько?
Я стою на коленях перед ним, в ошейнике. Он не хотел, но я настаивал. В какую грязь бы я до сих пор не упал, мне, уроду, все мало, мало!! Блядь, блядь, зубы сжимаю так, что вот-вот хрустнут и сломаются. Презираю себя, и тошнит от него. Закрыл глаза, и смотреть на него не могу… хотел испытать границы своего терпения, и чувствую - перегнул, не надо было затевать эту игру, сознание мутит гнев, и злоба - блядь, да отойди же уже от меня, я прибью тебя, ну неужели не ощущаешь? Уйди, уйди, ублюдок, тварь, неужто ты поверил, что я способен быть твоим рабом!
Он склонился надо мной, и протянул руку - я поднял глаза, и что-то увидел он в них, такое, что аж отшатнулся, лицо его дрогнуло, а я вскочил тогда, сорвал ошейник, и отшвырнув вон, вытирая лицо ладонями, ушел в ванную. Я не закрывал дверь, пусть он слышит, как с омерзением отмываю я изгаженную кожу свою… долго мылся, так долго как только мог, все прислушиваясь, где он, и очень боялся, трус, что униженный и наказанный за свое доверие ко мне Арто придет за мной. Тогда я заору на него, прогоню вон, и даже может быть побью. Руки сами сжимаются так, что ногти впились! Но он не шел… я постоял в темноте, утерся полотенцем, и на цыпочках, тихонько прошел в комнату. Арто там не было, но я легко понял, что он на балконе, и осторожно выглянул туда… на подоконнике дымила полускуренная сигарета, а сам Арто, полуголый и жалкий, вздрагивая острыми плечами, тихонечко рыдал уткнувшись в сложенные на перилах руки… я непроизвольно протянул руку, жалея его, но тут же отдернул. Он сам виноват. Не нужно было со мной связываться…
- Я же обещал уничтожить тебя… малыш! - беззвучно прошептал я одними губами. И вышел, задернув штору у него за спиной.
А среди ночи я сидел и глядя на спящего него, плакал. Тихо и безудержно горько. Все нутро мне заливали слезы, море отчаяния топило сердце… горько, горько, глотать трудно, сцепив пальцы на коленях, корчась - я любил его, и держался как каменный, чтоб не вздрогнуть, не разбудить… пьяный малыш, мразь моя божественная, не догадывался ничуть, что я подыхаю, как собака возле него, и вою беззвучно, и тону… нет спасения - я люблю. Парня. И это навсегда. Плен, ад, позорный огонь.
- Я люблю тебя! - прошептал я так тихо, как только мог, протягивая дрожащие пальцы. И вдруг все кости вынули - тело ослабло, обессиленное дрожью и напряжением. Судорожный вздох скрытой истерики вырвался из груди, заболело сердце, и я тихонько лег рядом с ним.
…очнулся от звонка в дверь. Нет, кто-то стучал, ломился. Побрел уныло и зло, в одних трусах, опухший и мятый, представляя, а если артовая мамаша вернулась? Ну и в пизду ее, хехе, сука драная. Я спал-то часа два, онемел от усталости, мне все фиолетово сейчас. Распахнул дверь резко, и замер - девка. Будто ледяным ветром обдало - девка? Какая девка? Зачем? Глаза мрачные, смертью тянет. Вроде где-то я ее видел. Даже не девка а скорее молодая женщина.
- Можно, я войду? - голос хриплый и низкий, точно из могилы.
- Войди… - я растерялся немного. Она скоро умрет. Это ясно как звездная ночь. Вошла, разулась, бросила куртку в угол, прямо на грязные ботинки на огромных каблуках.
Прошла на кухню. "Не надо, наверное, в чужую квартиру кого попало пускать!"
- А Арто где? - спросила, мрачно шаря по столу, нашла сигарету, закурила, сплюнула в раковину, попила воды из-под крана.
- Нету, - спокойно ответил я, складывая руки на груди. Памяти у меня нет, а то я б точно вспомнил, кто это. Но я ее точно знаю.
- Че так смотришь, Ветер? - усмехнулась она. - Дай лучше водки!
- У меня нету, - пожал я плечами.
- Да все у тебя есть, ты ж с Арто жившь, знаешь, что там, в мамином шкафу в лифчиках всяких початая всегда лежит!
- Нет! - офигел я. - Первый раз слышу!
- Ха, ну неужели! - издевательски всплеснула она руками. - Давай, покажу! - и прищурившись, схватила меня за запястье, больно так сжав, потащила в спальню Артовой мамаши. Я не сопротивлялся - интересно, что дальше.
- Вот, смотри! - разворошив, ловко вытянула она бутылку прозрачной, вместе с намотавшимся на горлышко крошечным лифчиком.
- О, лифтон как у меня, - развеселившись, помахала девка им. Свинтила крышку, и смачно отхлебнув, не поморщилась.
- Будешь? - радушно протянула мне, и сморщила нос, как маленький ребенок. Страшный ребенок, мрачный ребенок. Тут только я заметил черные тени под ее темными глазами.
- Давай, - согласно кивнул я, протягивая руку. Отпил немного, гадость полувыдохшаяся.
- Ну пошли, чтоль, покурим!
- Пошли, - и двинулся за ней в сторону кухни, она неловко вильнула худым бедром, ударилась, шумно вздохнула, сжала кулаки, и пошла дальше, на кухню. Сели, закурили. И мне в общем-то было уже неинтересно, кто она такая.
- Короче, я пришла сюда покончить с собой, - сквозь зубы сказала она вдруг, я аж дымом поперхнулся и закашлялся.
- Круто! - кивнул, придя в себя.
- Вот, смотри! - и она грохнула на стол завернутый в резиновую перчатку медицинский скальпель.
- А что ж так-то? - спросил я, совершенно обыденным тоном, будто она от мужа там ушла, или еще чего. А может и так, конечно. Для баб это трагедия "намба уан".
- Я - паталог, танатолог стало быть, - сказала она бесцветно. - Ой, водку забыла! - всплеснула она руками вдруг, оживляясь. - Сходи, пож-жалуйста, принеси, а?
- Щас, - кивнул, поднимаясь я. Человеку реально больно, видно же.
- Вот спасибо, дорогой, - кивнула она, когда я протянул ей просимое. - А то спирту хотела взять у наших ребят, да с горя забыла..
- А что за горе-то, - спросил я, снова обыдено, закуривая вторую.
- Да любимый у меня умер, понимаешь ли, - пожала она плечами, и отвернулась к окну, прищурив глаза без единой слезы.
- А-а, протянул я, тут только замечая у неё за ухом темное пятно. - А это кровь у тебя?
- Где? - непонимающе уставилась она мне прямо в глаза.
- Да тут за ухом, - показал я сигаретой.
- А, наверное, я ж резала его сегодня, - оближи, если хочешь!
- Можно, - кивнул я и потянулся. Воняло от неё далеко не кокетливым парфюмом. Смертью, вот чем. Точно. Но я слизал чёрное пятно, привкус несвежей крови растекся во рту. Она тихо пискнула и вздохнула:
- Обожаю, когда мне за ухом лижут…
- Да, я тоже, - кивнул я, и запил гадство водкой.
- Это его, или твоя кровь?
- А? - посмотрела она на меня, глаза её помутнели, взгляд потерял остроту и запредельность. - Его наверное, я-то не резалась ещё, только собираюсь, - и все та же равнодушная обыденность.
- Ясно, - кивнул я. Ну и разговорчик, она пожимает плечами, я киваю. Как в бездарном театре.
- Ну и вот, его родственники отравили, а я вскрывала… - тут она впервые заплакала. Ну как заплакала, уронила одну крошечную слезу. И то, кажется, от водки, не от горя. Горя в ней не было, в ней была смерть.
- Как-так? - посмотрел на нее пристально я. Может, сочиняет, может, она сумасшедшая просто? Но нет, просто ничего не бывает, в таких делах.
- Да так, как-то… он в моем районе жил, мне и положили на стол. Я ж даже не знала, что он свернулся. Ну как, тошно-то было, да я подумала - заработалась уж, кругом смерть мерещится. А тут… - и она отвернувшись, махнула рукой.
- У меня коньяк есть, будешь? - спросил я.
- А у меня шалфей, если хочешь? - всхлипнула она.
- Шалфей? - поднял брови я.
- Да нет, это он так говорил, в последний раз по телефону, мы с ним погулять договаривались. Последние, так сказать, слова… - как плохая актриса всплеснула она руками.
- Ой, бля-ядь, - вздохнул я. Мне стало невыносимо тошно, и я сдернулся за коньяком. По дороге нашарил штаны, повешенные на дверь, нацепил - как-то неуютно перед чужим отчаяньем сидеть почти голым, тощие палки свои демонстрируя. Принес бутылку, поставил на стол. На сегодня с Арто приберегли, вчера хватило и пива с кагором.
- Спасибо, - сказала она, взяла бутылку, открыла, и разом вылила в себя почти половину. Ничто не изменилось в ее лице, когда она возвращала мне бутылку.
- Ах как мы пили, Ветер! - счастливо улыбнулась она вдруг. - Жаль, Арто нет, может, и не увижу его уже! Ты его любишь? - подперев щеку, она глядела, как я допиваю коньяк.
- Да, - просто кивнул я.
- А у тебя не было мечты, знаешь такой… - она пощелкала пальцами, будто подыскивая нужное слово.
- Были, всякие, - кивнул я, хмелея.
- Нут, ну всякие-то были, знаешь, а такой! - она описала руками широкий круг в воздухе. - Зарезать любимого, выковырять скальпелем ему глазки нежные, каре-зелёные, как недозрелый крыжовник…
- Как вишенки, - поправил я.
- Ну, у Арто, как вишенки, да… - улыбнулась она, и покачнулась на стуле. Совсем пьяна.
- Не-а, не совсем, - покачала девка головой. - Я пить знаешь как умею, ого-го! - подняла она палец, как хвастливый подросток.
- Ну так вот полазить, пошарить, поцеловать его изнутри, за печенку подержаться, за сердце горячее… - она изображала все это руками, а я застыл в восхищении - ах, как точно она все угадала!
- Мечтал, мечтал! - чуть не взвыл я, но вовремя прикусил язык.
- Да? - посмотрела она на меня подозрительно. Голодная бездна её глаз, чуть подернутая алкоголем, едва не пожрала меня в тот миг.
- Да, - кивнул я, и опустил голову. Ну что за женщина, зачем она пришла бередить мне раны, своими горькими мечтами?
- Ты так и сделала, - посмотрел я ей в глаза.
- Да, - кивнула она, взяла пустой баттл коньяка, подняла на свет. - О! - и поймала на язык последнюю каплю, медленную, как грязная слеза.
- Да, я так и сделала, - грохнула она бутылку об стену, осколок прочертил мне плечо, я дернулся. - Только вот сердце у него остыло уже. Процесс обычный пошел, никакой романтики, - пробурчала она в сторону недовольно.
- Молодец, - кивнул я. Раскивался, дурак. Тут такое, а я киваю. Может, она и меня убьёт? Я поверил ей, что она реально расчленила своего любимого, а что бы и нет, с такими глазами. Я бы тоже терзал Арто, если б мог…
- Завидую, - вздохнул я.
- О, да, это было что надо! - сказала она, и хлопнула ладонью по столу. - Ну, я пошла, пора!
- Куда? - схватил ее за запястье инстинктивно я.