Скорость освобождения: киберкультура на рубеже веков - Марк Дери 5 стр.


Представители контркультуры 1960-х годов, характерным примером которых являлись Кизи и его Проказники, мечтали о просветлении, но их просветление было "plug-and-play" нирваной "торчащих от техники американцев" - космическим сознанием по запросу, которое достигается не годами упорной тренировки, как, например, у Сидхартхи, но моментально, с помощью химии и сенсорной атаки хайтечного хеппининга. И когда проказники и люди их сорта пытались вернуться назад в райский сад, они приносили с собой сумасшедший "электрический цирк" современной медиа-культуры, начиняя сад звукоаппаратурой.

Для некоторых футурологов 1960-х машина и сад были вещами несовместимыми. Писатель-фантаст Артур Кларк в журнале Playboy в 1968 году мечтал о "свободном, гедонистическом обществе" пожизненного наслаждения, которое станет возможным благодаря "сверхумным" машинам. Наша планета вновь станет дикой, предсказывал он, и люди будут вести идиллическую жизнь в обретенном рае, "так что им никогда больше не придется страдать из-за того, что они оторваны от природы, что является одним из бедствий нашей цивилизации". Предвидя техно-эсхатологию 1990-х годов, Кларк пишет: "В некотором смысле история закончится… Возможно, наша роль на этой планете состоит не в том, чтобы поклоняться Богу, но в том, чтобы его создать. И тогда наша работа будет сделана, и настанет время для игры". Соединяя руссоистскую мечту контркультуры о вневременной идиллии с надеждой на искусственный разум, он сводит эстетический эмпиризм современной науки с патерналистским Богом из книги "Бытия" к эдакой заводной няньке.

В своем "Все опекаемы машинами с любовью" поэт-хиппи Ричард Бротиган высказывает похожие идеи, предсказывая "кибернетические луга, / где млекопитающие и компьютеры / живут бок о бок во взаимно программируемой гармонии":

Мне нравится мечтать
(и это свершится!)
о кибернетической экологии,
где мы свободны от наших трудов
и сливаемся снова с природой,
возвращаемся к млекопитающим
братьям нашим и сестрам,
и все живем под опекой
любящих машин.

Исследования контркультуры 1960-х годов, характеризующие ее как сугубо антитехническую, отказывают ей в киберделических мотивах, которые служат контрапунктом к ее примитивистскому пафосу "возвращения к земле". Психоделики воспринимаются как техника освобождения сознания, а электронные средства аудиовизуальной информации - как расширяющие сознание психоделики. Всем доступный компьютерный терминал используется как инструмент борьбы ("партизанской войны людей против бюрократии"). Научно-фантастические видения земного Рая воплощаются в реальность любящими машинами.

Несмотря на это, и сегодня взаимоотношения между контркультурой и техникой продолжают сводиться к эдакому реационному неолуддизму, поскольку такое понимание в равной степени устраивает и консерваторов, и левых, и проповедующих свободу кибер-хиппи. То и дело нам напоминают: отличие между киберделической контркультурой и ее прототипом 1960-х годов заключается в том, что, как отмечает Элмер-Дьюитт, киберхиппи "нашли способ жить с техникой, стать с ней на "ты"".

В одной из первых статей Mondo 2000 Королева Мю и Р. Ю. Сириус (издатель, "Domineditrix", а впоследствии и главный редактор журнала) обещают рассказывать о "последних новостях из сферы человеческих/технических интерактивных форм-мутаций по мере их возникновения". Они противопоставляют дух девяностых годов - контркультуре шестидесятых, помещая киберкультуру на сторону культуры в оппозиции "природа - культура":

В далекие 60-е брат Карли Саймон написал книгу "Что делать, пока не наступил Апокалипсис". Она повествовала о возвращении к земле, выращивании овощей и сои, чтении при свете масляных ламп. Ограничить свои возможности и довольствоваться малым - это прекрасно. Но это так скучно!

Далее авторы воспевают однако "вакхическую" сторону той эпохи, которая, как они полагают, продолжает существовать в футуризме Nintendo ("Пиратская техника для персональной зарядки, увеселения и развлечения"), которому и посвящен Mondo 2000:

Языческая невинность и идеализм, которые достались нам в наследство от 60-х, и сегодня продолжают очаровывать подростков. Посмотрите фильм "Вудсток", неужели вам не хочется спросить, куда же подевались все эти большеглазые мальчики и девочки, бьющиеся в оргазме и экстазе. Все они рассеялись по земле, спрятались по своим норам и впали в глубокую спячку. Но их мутировавшие нуклеотиды породили совершенно новое поколение гениев, мутантов и светлых голов.

Ницшеанские "светлые головы" Мю и Сириуса являются синонимами рашкоффских киберийцев, персонифицированных в лице киберпанковских "серферов" из научно-фантастического рассказа "Канал вероятности" Руди Рюкера и Марка Лейдлоу. Герои этого рассказа "несутся на волне хаоса ради чистого удовольствия",- пишет Рашкофф:

Для них Киберия - это море волн. Быть может, хаотичное, но подходящее для игр больше, чем что-либо еще. Умозаключения серферов о хаосе абсолютно киберианские: спорт, удовольствие и риск являются единственной логической реакцией на фрактальный универсум, мир, свободный от физического давления, скучной предсказуемости и линейного хода событий.

Риторика Рашкоффа и авторов Mondo раскрывает, почему одни интеллектуальные течения были выделены из контркультуры 1960-х годов и вплетены в киберхипповское мировззрение, а другие отброшены как неподходящие для эпохи 1990-х. Глубокая разрыв между политическим радикализмом (антивоенные движения, борьба за гражданские права, "власть черных", новые левые, феминизм) и психоделической богемной жизнью привел к разлому самой молодежной культуры 1960-х. Где-то в 1967-м Гитлин так подытоживает эту "фрико-политиканскую" дихотомию:

Отношения между радикальной идеей политической стратегии с ее дисциплиной, организацией, обязательствами по отношению к далеко идущим последствиям - и контркультурной идеей жизни в полный рост, здесь и сейчас, жизни для себя самого или для той части универсума, что заключена внутри нас, или для общества просветленных, способных любить друг друга, и пусть все остальные катятся ко всем чертям (что уже и произошло) - были довольно напряженными. Одним из самых ярых "певцов" радикализма был Маркс, чьи труды представляют собой серию глосс на тему "измени мир!". Ударные силы контркультурщиков - Лири, Проказники, Oracle [хипповская газета] - выросли на Эмерсоне, Торо, Рембо, призывавших: "измени сознание - измени жизнь!"

В киберхипповской культуре эта дихотомия снята благодаря отказу от "радикальной идеи политической стратегии" и обновления "контркультурной идеи жизни в полный рост, здесь и сейчас, для себя самого". В киберделии одержана полная победа контркультурной традиции над политическим радикализмом. Как отмечает Гитлин, "проказники-контркультурщики", такие как Тимоти Лири, были "антиполитичными пуристами", для которых политика была "игрой, плохим трипом, обломом, наркотическим бредом. На самом деле все социальные институты являются играми… А противоядием от деструктивных игр служат более веселые игры". Точно также мода, политические движения или организованный активизм любого сорта не пользуются успехом у кибер-хиппи, для которых скука - это главный грех, а "пиратская техника для персональной зарядки, увеселения и развлечения" - альфа и омега человеческого бытия. Как-никак "спорт, удовольствие и риск являются единственной логической реакцией на фрактальный универсум".

Йиппи штурмуют Tomorrowland: дивный "новый эйдж" Mondo 2000

Mondo 2000 представит вам ваше будущее и покажет вам, как приобрести его уже сегодня!

Аннотация в каталоге изданий к Mondo 2000: руководство пользователя по нью-эйджу

Будущее весело! Будущее прекрасно! Вы уже можете его получить! Вы уже можете быть там!

The Firesign Theatre

Схватиться один на один с Mondo 2000 - все равно что бороться с железным андроидом из "Терминатора-2". Попеременно занимаясь то просветительской деятельностью, то обрушиваясь с критикой, журнал имеет статус культового и слывет трамплином для будущих Уорхоллов, маяком утопической надежды и источником мрачной тревоги. Резюмируя на своих страницах противоречия феномена кибер-хиппи, Mondo 2000, его поклонниками называемый просто M2K, одной ногой стоит в эре Водолея, а другой в "дивном новом мире". Он крайне пессиместично смотрит на политические решения, но с наивным оптимизмом относится к техническим, он "охарден" киберпанковским цинизмом, но "ософтен" нью-эйджевской верой, готов в любой момент избавиться от тела, но намерен сохранить при этом свою человечность, одержим "апгрейдом" умственных способностей (за счет smart drugs, машин для расширения сознания, нейроимплантов и нанотехнологического мышления), но жаждет телесных наслаждений грядущего "дионисийского возрождения", предрекаемых соучредителем Mondo 2000 Королевой Мю.

Противоречия Mondo 2000 проявляются сами собой в очевидной несовместимости материалов. Характерен в этом отношении пятый номер журнала: живописные "Вакхические наслаждения" в стиле мягкого порно - кибер-дионисийские фантазии в исполнении обнаженных моделей с кусками монтажной платы, привязанными к половым органам,- соседствуют здесь с "Виртуальным Nintendo" Джона Перри Барлоу, серьезными рассуждениями на тему использования электронных носителей информации в войне в Персидском заливе. С их помощью можно "заключить с войной новый договор о смерти, держа ее на расстоянии и поставив между электоратом и поджаренными телами другую, измененную реальность".

На протяжении всего короткого существования Mondo 2000 постоянно раздирали внутренние конфликты между хипповско-нью-эйджевским и либертарианско-киберпанковским крылом. Между "Бивисо-Батхедовским" антиитнеллектуализмом и немалым вниманием, которое журнал расточал академическим знаменитостям. Между экстатическим романтизмом рубежа веков, процветавшего в прозе Королевы Мю ("Рак пениса должен быть последним из кармических заболеваний - он черезчур изысканен и совершенен для инкарнации Орфея. Джим [Моррисон], должно быть, просто смеялся") и ухмыляющимся, "не правда-ли-это-забавно" цинизмом "иксеров", в изобилии представленном в колонке Эндрю Халткранса "Фактор уклониста" ("Это наши 15 минут славы. Переметнись на сторону противника, пока у тебя есть шанс").

Тем не менее Mondo забывал о своих внутренних противоречиях, поднимая на мачту "Веселого Рождера" политнекорректности, "социальной ответственности" (выражение Сириуса), подростковых развлечений и бесстыдного ренегатства. Нет никакого совпадения в том, что бывший главный редактор и нынешний символ журнала, Сириус, часто щеголяет со значком, на котором изображен Энди Уорхолл. В Mondo уорхолловская философия нахальной саморекламы достигает своего апогея: интервью, которые берет сама у себя Королева Мю, спрятавшись под псевдонимом, восторженные дифирамбы подружке Сириуса и пространные интервью с его рок-группой, рецензии на книги, которые пишут сами писатели, многочисленные льстивые интервью с несколькими производителями энергококтейлей, активно рекламирующих себя на страницах журнала.

Сириус (он же Кен Гоффман), бывший йиппи сорока с лишним лет, любитель влепить потенциальным инвесторам не в бровь, а в глаз, сохраняет невозмутимость перед такого рода обвинениями. "Быть немилосердно политнекорректным",- призывает он в четвертом номере Mondo. - Быть коммерчески успешным будучи притягательно агрессивными. Разить с помощью средств информации, но не потому, что ты веришь в возможность "изменить систему", а потому что успешное щекотание американских "подмышек" - занятный вариант эротической прелюдии". Это "революция ради забавы" в духе Лоуренса в исполнении хакеров, которые хотят опрокинуть тележку с яблоками не ради высоких целей, но лишь для того, чтобы посмотреть, куда эти яблоки покатятся. В своем стихотворении "Здравая революция" Лоуренс изложил позицию журнала Mondo:

Если устраиваешь революцию, делай это ради забавы,
не делай ее жутко серьезно,
не делай ее слишком искренне,
сделай это ради забавы.

В развернувшейся дискуссии на электронной доске объявлений сети WELL Сириус отвечает на критические замечания Вивиан Собчак, считающей, что потребуются "невероятные усилия" для того, чтобы разрешить противоречия между доморощенным нью-эджевским футуризмом Mondo и его нью-эйджевским романтизмом, между шестидесятническим общественным сознанием и "привилегированным, себялюбивым, сориентированным на потребителя и зависящим от техники либертарианством". Настаивая на ироничном отношении Mondo к своей самораздуваемой популярности, Сириус отмечает, что Вивиан Собчак воспринимает "обоюдоострые, сознательно провокативные и в то же время подлинные "тиски" хайтечного стимулирования потребительского спроса слишком буквально".

С другой стороны, продолжает он, футуризм Mondo и общественное сознание в духе 1960-х годов не обязательно противоположны друг другу, как может показаться на первый взгляд. Сириус приводит в пример манифесты "Диггеров" - анархистской группировки из Хейт-Эшбери, которая гармонично сочетала в себе контркультурную тоску по Аркадии с технотронной эрой. По словам Сириуса, диггеры проповедовали идеи Артура Кларка о "пост-дефицитной культуре, где работать не нужно, и все мы находимся под опекой любящих машин".

В интервью Washington Post Сириус вспоминает: "Мы хотели верить в кибернетическую мечту о том, что машины сделают это для нас. И эта иллюзия до сих пор сохранилась где-то в глубине моей головы". Пророческий кислотный трип, который он пережил в 1980 году спустя несколько дней после смерти Джона Леннона, каким-то образом убедил его в "правильности всего происходящего", и это открытие заставило его оставить шестидесятые в прошлом и вписаться в компьютерную культуру, зарождавшуюся у него на глазах. Копаясь в Scientific American, он вскоре обнаружил, что анархическая диггерская утопия всемирного безделья и бесконечного изобилия ближе, чем может показаться. Революция, если она когда-нибудь произойдет, будет совершена вовсе не политическими радикалами, а благодаря хайтечным свершениям капиталистических визонеров. Но с какой стати довольствоваться кибернетическим Раем, когда мечта об искусственной божественности лежит где-то высоко над радугой? Вдохновленный пророчествами Тимоти Лири семидесятых годов о "космической миграции" человека во внеземные колонии, Сириус включил хайтечную веру в потенциальное переселение человечества в свое видение роботопии.

Назад Дальше