Ди Фалько: Увы, сегодня у людей на первом месте не верность другому, а прежде всего верность себе, своим удовольствиям! Твое рассуждение достойно внимания, но замечу: ты мне сказал, что этим не увлекаешься.
Бегбедер: Больше не увлекаюсь, но и не осуждаю. Я нахожу позитивным, что становится все меньше табу. Секс – совершенно нормальная часть нашей жизни, без которой нас бы тут не было, не мешает об этом напомнить, так как борцы против порнографии частенько забывают, что их родители обладали друг другом как одержимые.
Ди Фалько: А ты забываешь об огромном большинстве тех, кто произвели детей в любви, без всякой одержимости. Я тоже не осуждаю, как я тебе говорил, но не понимаю не только практику обмена партнерами, но и эксгибиционизм, который заставляет людей делиться впечатлениями перед телекамерой (чтобы проинформировать таких невежд, как я) в псевдопсихологической передаче. Нам подают явление, будто бы анализируя его под углом зрения социологии, в рамках дискуссии о новых типах сексуального поведения на Западе, чтобы обеспечить алиби изображению и облечь его в интеллектуальную форму. Участники, заранее согласившиеся сниматься в этой ситуации, дают интервью. Любовь из акта созидания превращается в увеселительное мероприятие.
Бегбедер: Это объясняется неодолимой притягательной силой экрана. Вспомни слова Екклесиаста: "Суета сует, все суета".
Ди Фалько: Сегодня этот вид массовой информации играет, наверное, ту же роль, что религия у языческих народов.
Бегбедер: А боги – известность, слава, богатство.
Ди Фалько: Когда ребятишкам задают вопрос, каким они представляют свое будущее, некоторые отвечают: "Не знаю, но я хотел бы стать знаменитым". Что ты об этом думаешь?
Бегбедер: Обычно слава и богатство неразделимы. Такова суть мечты, которую продает нам телевидение в своих сериалах. Слава превратилась в опиум для народа, заменив религию. Веками человек верил в Бога. Сегодня он жаждет стать Богом.
Ди Фалько: Да, а рядом со славой – лесть, даже на уровне самых пошлых представлений. Людей запирают на вилле, на острове, на ферме, а если они занимаются любовью перед камерой, тем интереснее. Зритель следит за их непристойностями, родственники или друзья, призванные в свидетели, поверяют нам тайны вкусов и сексуальных пристрастий кандидата, и этого достаточно, чтобы создать звезду! Брак, верность, любовь сданы в архив, добытую любой ценой известность проповедуют как единственную ценность.
Бегбедер: Это новая религия. Жажда славы и денег явилась заполнить пустоту.
Ди Фалько: Я даже задаюсь вопросом, что важнее: деньги или потребность в признании. Наше общество: "метро-работа-сон" – настолько анонимно, что в ход идут самые неожиданные способы добиться признания. Например, говоря о мотивации действий рисовальщиков граффити, многие ставят на первое место их стремление заявить о себе: ради этого они запечатлевают на стенах и в умах людей собственную подпись. Для них это способ стать незабываемыми. Некоторые готовы на все, лишь бы существовать. Даже на убийство. Вспомним человека, который "казнил" Буске.[73] Он убивает, а затем появляется в средствах массовой информации и признается в убийстве! Для "великих жрецов" – ведущих теленовостей – это было даром небес. Телевидение осуществляет духовную власть, диктуя, что хорошо, что плохо. В былые времена люди сходились в полдень на молитву. Сегодня они собираются в восемь вечера перед экраном. Акценты дня определяются не молитвой, а важными телевстречами.
Бегбедер: Уже не колокол призывает паству собраться перед алтарем: в считанные секунды титры объединяют миллионы адептов по всей стране. О чем священникам остается только мечтать. Это нескончаемое зрелище: образы телеэкрана, кино, видеоигр, рекламы – формирует мышление.
Ди Фалько: Кстати, сами термины: "сетка", "канал"[74] – красноречиво свидетельствуют об отношениях между телезрителем и его малым экраном.
Бегбедер: Добавлю: "зэппинг",[75] что характерно для моего и последующих поколений. Этот рефлекс настолько вписался в нашу действительность, что мы уже не замечаем, когда реально "переключаемся на другой канал". Если на званом ужине меня одолевает какой-нибудь назойливый тип, я "переключаюсь" с него на другого. Зэппинг вошел в привычку, я постоянно пользуюсь им в жизни. То же самое с телефонными сообщениями – эсэмэсками, которые я строчу, как из пулемета. Человек XXI века наращивает скорость, потому что он патологически нетерпелив, ему невтерпеж сменить один объект потребления (что-то или кого-то) на другой.
Служители Бога не могут и не должны игнорировать это не знающее меры потребление. Это факт. К примеру, ты уже смотрел порнографические фильмы?
Ди Фалько: Да, отрывки видел. Я тоже занимаюсь зэппингом, как все.
Бегбедер: И ты шокирован тем, как используется тело?
Ди Фалько: Да. В этом мы с тобой сильно расходимся.
Бегбедер: Пора начать относиться к половому акту как к вещи нормальной. Хватит налагать на него запреты и карать возмущением. Зачем приписывать ему что-то сатанинское, слишком серьезное? Мне приходилось испытывать приятные моменты с особами, в которых я не был так уж влюблен. Сексуальная жизнь не священна. Это просто действия, как любые другие, цель которых – получить удовольствие.
Ди Фалько: "Получить удовольствие"! Я могу понимать это только как обоюдный вклад в полноту любовных отношений.
Бегбедер: Тебе трудно понять вещи, связанные с сексом, опять-таки из-за незнания темы. Ты не практик!
Ди Фалько: Но другие "практики" разделяют мое мнение! Между тем ты забрасываешь меня вопросами, а сам отмалчиваешься: похоже, ты не хочешь касаться некоторых пунктов. Я не колеблясь обсуждаю с тобой чуть ли не скабрезные темы, а вот ты остерегаешься открыться.
Бегбедер: Тайна исповеди меня защищает, в отличие от бесстыдства литературы. Ладно, я могу во всем тебе признаться. Действительно, в далеком прошлом мне хотелось познакомиться с экспериментами в клубах по обмену партнерами. Тебе известна моя любознательность! Я многое испробовал за свою короткую жизнь.
Ди Фалько: Утолив свое любопытство, ты возвращался туда еще?
Бегбедер: Да, но я тебе сказал, это в прошлом. Я – не образцовый распутник, хотя в пору холостяцкой жизни, бывало, заводил по нескольку невест одновременно. В сексуальной игре без чувства, только ради самого акта, есть возбуждающие моменты. Вообще, конечно, лучше, когда есть любовь, в таком случае все это превращается в событие, которое принимает совсем иное значение. Порой доходит до того, что у слишком влюбленного мужчины пропадает желание!
Ди Фалько: К другим ты относишься с большой терпимостью, ты так же терпим к себе и к близким? Ты бы согласился увидеть любимую женщину в объятиях другого?
Бегбедер: Поскольку я скорее пессимист по натуре, если это когда-нибудь должно случиться, я бы предпочел быть информированным.
Ди Фалько: Ты бы ревновал?
Бегбедер: Еще бы. Я ревнивец и собственник. Знаю, я проповедую либерализм нравов, говорю и думаю, что никто никому не принадлежит, но в то же время обнаруживаю мещанские чувства. Противоречий у меня хоть отбавляй! Будучи влюблен, я должен найти в себе силы принять счастье любимой женщины, даже если ее осчастливит другой мужчина. Если я люблю, то не для того, чтобы женщина мне принадлежала, но чтобы она была счастлива. Возможно, это легкомысленно, но я считаю, что требование верности ведет к фрустрации – ненужному страданию. Ничто не мешает любви и уважению к другому. Итак, если это сделает ее счастливой, да, я соглашусь, пусть она найдет счастье с другим мужчиной. Теоретически, на худой конец! Говоря точнее, я не жажду столкнуться с таким фактом!
Ди Фалько: Кажется, ты не очень убежден в том, что утверждаешь, и это меня радует.
С удовольствием отмечаю, что образ либертина-нигилиста побледнел.
Бегбедер: Я говорю, не имея опыта, так что все лишь предположительно. Я хорошо сознаю, что проглотить пилюлю было бы непросто.
Мы уже затрагивали вопрос верности в главе про общество, но я на мгновение вернусь к нему, чтобы подчеркнуть реалии, на которые не стоит закрывать глаза. В нашей цивилизации эфемерных желаний нет ничего невозможного в том, чтобы пресытиться телом, продолжая все же любить человека, и искать встреч с кем-то на стороне. Можно ведь представить себе потребление двух продуктов одновременно. Йогурт и крем-брюле, вместе или по очереди. Понимаю: так говорить ужасно, однако это реальное положение вещей. В наши дни любовь становится все более мимолетной, пары легко расстаются, и я убежден, что желание – тот же скоропортящийся продукт: со временем оно ослабевает.
Бог, кажется, создал нас по своему образу. Так будем пользоваться нашим телом – божественным, прекрасным, не превращаясь тем не менее в его рабов. А если секс может укрепить любовь, тем лучше!
Ди Фалько: Достойно сожаления, что смешиваются любовь и желание, и меня поражает, что ты говоришь о "другом" как о предмете удовольствия. Человек не вещь.
Ты играешь выражением "человек – образ и подобие Божие" как аргументом, хотя всем известно, что смысл этой метафоры не имеет отношения к назначению тела.
Некоторые пользуются своим телом так же, как животное, которое хочет спать и спит, хочет есть и ест, реагируя только на инстинктивные побуждения. Человек – это все же нечто большее! У нас есть понимание, разум, контроль.
Бегбедер: Может, нам стоит поменьше морализировать и легче мириться с животным началом в себе?
Ди Фалько: Это "животное начало" (оставляю за тобой выбор выражения, которое мне не нравится), погоня за удовольствием во что бы то ни стало – удовольствием, а не счастьем, – удаляют людей от Бога… если только не наоборот: отдалившись от Бога, люди возвращаются в своем поведении к животному состоянию. Торговля телом, которое рассматривается как товар, обретает сегодня неслыханные масштабы. Проституция никогда не достигала такого размаха, как теперь, с вовлечением все более юных существ, нахлынувших с Севера, Востока, из Африки. Может быть, раньше та христианская мораль, против которой ты выступаешь, защищала молодых людей менее богатых стран, чем наша.
Бегбедер: Я против этого рабства, против торговли девушками, и если я все же поддерживаю открытие публичных домов, то дело в том, что таким образом проституцию легче контролировать, как происходит в Голландии, Германии и т. д., а вместе с тем уменьшается опасность для девушек попасть в зависимость от сутенеров. Я за то, чтобы разрешить любые сексуальные действия между взрослыми людьми при условии добровольности. Точно так же я поддерживаю порнографию и секс-шопы. Относительно довода, суть которого в том, что телевидение и специализированные магазины превращают секс в банальный факт, а в результате появляются новые буйные душевнобольные, то, не будучи криминологом, можно утверждать и обратное. Если маньяки удовлетворяют свои порочные склонности, созерцая изображения в видеофильмах категории X, быть может, это удерживает их от перехода к действиям.
Ди Фалько: Все же мне представляется, что пятьдесят лет назад серийных убийц было меньше.
Бегбедер: Тогда не было такой широкой информации о происшествиях… Я выдвигаю всего лишь интуитивные гипотезы. Не выдаю себя за специалиста. В чем я не сомневаюсь, так это в том, что сокрытие истины за непроницаемой стеной безнравственнее, чем нынешний эксгибиционизм. По-моему, молчание опаснее, чем полная прозрачность.
Возьмем для примера гомосексуализм: множество мужчин и женщин переживали тяжелые психологические проблемы, подавляя или со стыдом скрывая свою любовь к лицам того же пола. К счастью, сегодня в Европе и те и другие могут свободно раскрывать свои возможности, занимать важные общественные посты, избираться мэрами, депутатами, сенаторами, назначаться министрами. Это показывает, насколько развилась способность принимать другого с его отличиями.
Ди Фалько: Это правда, и я добавлю, сколь важно обличать враждебность к гомосексуалистам. Смущает меня вот что: демонстрация боевой активности и стремление убедить общество в том, что разнополые и однополые пары ничем не отличаются.
Семью составляют мужчина и женщина, а не двое мужчин или две женщины. В природе царит взаимодополнительность, в ней – источник жизни. Союз подобных бесплоден. Гомосексуалисты не выбирали своего естества и не заслуживают, чтобы их в чем-либо ущемляли или относились к ним агрессивно.
Бегбедер: Значит, ты отрицаешь их право любить друг друга, жить совместно, вступать в брак?
Ди Фалько: Кто я такой, чтобы отрицать его? То, что представители одного пола могут любить друг друга, нравится это кому-нибудь или нет, – реальность. Однако несколько аспектов мешают мне принять "весь пакет" целиком – совместную жизнь, PACS,[76] брак и в особенности усыновление детей… именно этот пункт прежде всего вызывает у меня вопросы. Можно понять, что люди хотят воспитывать детей, что от прежних гетеросексуальных отношений у них есть дети, которых они растят до совершеннолетия. Однако я по-прежнему думаю, что для гармоничного развития ребенку необходимо иметь рядом с собой мать и отца, а не двух женщин или двух мужчин. Мы говорим о праве, но что мы делаем с правами ребенка? У нас еще нет достаточной временной дистанции, позволяющей утверждать, что никакие последствия не угрожают психологической уравновешенности ребенка, воспитанного однополой парой.
Что касается брака, не будем о нем говорить. Рассуждения политиков, которые его поддерживают, представляются мне демагогией. Возможно расширение области действующих законов с тем, чтобы оградить от преследований лиц, пожелавших жить совместно. Но не следует говорить о браке, который имеет совсем иной смысл и в обществе, и в Церкви.
Бегбедер: Что до ребенка, думаю, он как-нибудь выпутается из трудностей, лишь бы его любили. В этом отношении я настроен более оптимистически, чем ты. Но если говорить о желании однополой пары воспитывать детей, усыновлять их, заключать контракт о совместной жизни, тут я воздерживаюсь, подобно тебе, но, возможно, по другим причинам. Мне непонятно, почему геи, которые представляют движение скорее оппозиционное, хотят жить буржуазной семьей, по образцу классического "гетеро"-брака. Остается предположить, что тут замешаны экономические, фискальные, пенсионные или наследственные интересы. Но это уже совсем не так романтично. Жан Жене перевернулся бы в гробу от таких новостей![77]
Я прекрасно знаю, что они способны любить друг друга, а при взаимной любви люди хотят идти дальше вместе, строить жизнь вдвоем. Если это принесет им счастье, я ничего не имею против. И мне жаль, что Церковь их отталкивает.
В конце концов, наблюдая испокон веков губительные последствия разнополых браков, мы должны, быть может, дружно поддержать браки гомосексуалистов?
Ди Фалько: Церковь не отвергает лиц гомосексуальной ориентации. Однако она не признает PACS, а тем более – однополый брак. Кроме того, мы придаем разный смысл понятию "брак". Что касается определения групп людей по признаку сексуальной ориентации, оно упрощает сложность человеческой личности.
Бегбедер: У англикан ведь есть епископ-гомосексуалист. Заключаются церковные браки между гомосексуалистами.
Ди Фалько: Действительно, иногда мы сталкиваемся с деликатными ситуациями, особенно когда они касаются детей. Поясняю: как-то один человек (из среды моих внецерковных знакомых) попросил разрешения поговорить со мной конфиденциально. Он объяснил, что живет с другом и они хотят усыновить ребенка. Поскольку для однополой пары это не разрешено законом, он осуществил задуманное самостоятельно. "Я христианин, верующий, – сказал он, – и хотел бы, чтобы мой ребенок был крещен, так как собираюсь дать ему христианское воспитание".
Должен ли я был сказать ему "нет" и повернуться спиной? Я его выслушал, принял и сделал то, что считал своим долгом. Ребенок не несет ответственности за ситуацию, которую не одобряет Церковь. Таких случаев будет все больше. Однажды пары гомосексуалистов получат право усыновлять детей – я уверен, к тому движется общество, пусть сегодня это вызывает сопротивление, пусть я сам этого не одобряю.
Бегбедер: Ты, значит, будешь крестить приемных детей однополых супругов?
Ди Фалько: Я не знаю, что буду делать, если представятся другие случаи, но того ребенка я крестил. Не знаю, что решат другие. Я не представляю, что откажусь совершить крещение, если речь идет об акте веры и люди, которые просят об этом, обязуются дать ребенку христианское воспитание.
Бегбедер: Следовательно, ты не согласен с Церковью.
Ди Фалько: Вовсе нет. Она предоставляет нам право принимать решение по своему усмотрению. Но поблажки недопустимы. Необходимо сказать со всей ясностью: "Вы просите крестить вашего приемного ребенка. Он не ответствен за ваше положение, у меня нет оснований ему отказать, однако не делайте вывода, будто ваше положение одобряется Церковью. Церковь его не признает".
Бегбедер: Это напоминает второй брак разведенных. С небом можно договориться.
Ди Фалько: Не бывает второго брака для разведенных! Священник принимает пару, чтобы помочь ей жить с верой, даже в положении, не одобряемом Церковью.
Бегбедер: На мой взгляд, все это прекрасно, но это доказывает лицемерие Церкви Понтия Пилата, которая закрывает глаза, предпочитая не высказываться.
Ди Фалько: Опять-таки: нет. Есть "закон" Церкви, и есть конкретные, индивидуальные обстоятельства: в них оказываются люди, вести которых – наш долг. Если Церковь, не делая уступок, соглашается принимать людей, переживающих ситуации, которые она считает недопустимыми, ее обвиняют в лицемерии. Если бы она их отвергала, ее обвинили бы в том, что она бессердечная мать.
Позиция Церкви по вопросу PACS ясна: она против, как я тебе уже сказал. А дальше – приходится разбираться с конкретными ситуациями, в частности с положением детей.
Бегбедер: А гомосексуализм в Церкви? А педофилия? Христиане начинают всерьез беспокоиться. Им кажется, что таких случаев становится все больше. Пятьдесят лет назад матери, отправляя детей на Закон Божий, не думали о какой-либо опасности. Им даже не приходила в голову подобная мысль. А сегодня эти женщины волнуются за внуков.
Ди Фалько: Однако речь идет о тех же людях. Просто об этом стали больше говорить, и правильно. Вспомним, однако, что не следует путать гомосексуализм и педофилию. Не будем способствовать смешению понятий.
Бегбедер: Конечно. Но что происходит в Римской апостольской церкви, когда иерархия узнает о гомосексуальных отношениях священников?
Ди Фалько: То же, что происходит в случае, если у священника связь с женщиной. Ему надлежит осознать свою ответственность и сделать выбор. Прекратить отношения, чтобы продолжать служить.
В случае любовной истории с женщиной некоторые священники принимали решение жениться на той, кого они полюбили.
Бегбедер: Конкретно: ты узнаешь, что у священника с кем-то связь – с мужчиной или женщиной. Он тебе признался. Что ты делаешь?