Там беру две большие бутылки водки и одну маленькую, и мне сразу же становится легче. Я не отвожу от них глаз, пока толкаю тележку к кассе, мысленно благодаря Бога за то, что народу не слишком много. Мне просто требуется чуть-чуть выпить, рассуждаю я, а потом я спокойно пройдусь по магазину и куплю все необходимое, как нормальный человек: чай, кофе, молоко. Я смогу заполнить холодильник, как в те времена, когда со мной была Сэм, приготовить себе питательный обед (мой желудок сжимается, но я стараюсь этого не замечать), начну приводить в порядок свою жизнь.
Достаю список Сэм, чтобы свериться с ним. Я было собирался приобрести все, что там упомянуто, но это перечень из другого дня, для другого похода в магазин, и если я хочу доказать себе – и ей, – что могу жить нормальной жизнью, надо действовать самостоятельно. Я ощущаю себя Люком Скайуокером, готовящимся стать джедаем, когда символически откладываю список. Решаю почувствовать Силу.
Но вначале выпивка. Мне кажется, что в отделе детского питания не так оживленно, как в других, поэтому я бросаю взгляд на указатели вверху и начинаю толкать тележку в нужном направлении. Хочу притвориться, что ищу нужную марку подгузников, исподтишка глотнуть из маленькой бутылки, закрыть ее и оплатить как непочатую. Заметьте, всего один глоток. Только чтобы прийти в себя.
С нарочито спокойным видом я качу – взбрыкивание уже стало моей второй натурой – по отделу детского питания. Я прав, вокруг – ни души. Да и что, если меня кто-нибудь заметит? Всего лишь заботливый молодой отец, выбирающий подгузники для новорожденного наследника. По-видимому, собирается устроить на выходных вечеринку, чтобы обмыть великое событие. А водка, наверное, для пунша.
Останавливаюсь у полок с подгузниками. Они такие удобные и мягкие на вид, что я едва сдерживаюсь, чтобы их не пощупать. Вместо этого оглядываюсь по сторонам, достаю бутылку и, прижав ее к животу, приседаю, притворившись, что хочу рассмотреть упаковки подгузников поближе. Конечно, на самом деле я преследую совсем иную цель. Мои мысли только о том, чтобы поскорее открыть бутылку. Сворачиваю крышечку и еще раз оглядываюсь по сторонам перед тем, как поднести горлышко к губам и как следует хлебнуть водки.
Вот только когда оглядываюсь, я толком ничего не замечаю. А даже если и замечаю, то моему мозгу требуется какое-то время, чтобы обработать информацию. Так что я успеваю сделать глоток, прежде чем до меня доходит, что в отделе есть кто-то еще.
Это молодая женщина, которая толкает по проходу тележку с сидящим в ней маленьким ребенком. Я узнаю ее, но мой мозг реагирует очень медленно, пытаясь соотнести знакомые черты с…
Да это же Бекка, активистка из общества алкоголиков с Холлуэй-роуд!
Я едва не выплевываю водку на подгузники, совсем как в комедийных сериалах, когда кто-то пытается выпить именно в тот миг, когда другой персонаж произносит что-нибудь возмутительное. Короче, я давлюсь, и водка попадает мне в нос и глотку. "Не в то горло", как мы говорили в детстве. Но хотя я задыхаюсь от кашля, а из носа текут сопли, смешанные с водкой, я судорожно завинчиваю крышку, выпрямляюсь и одновременно отворачиваюсь, чтобы Бекка меня не заметила. Затем, все еще продолжая кашлять и отфыркиваться, нашариваю сзади тележку, перекатываю ее вперед, чуть не опрокинув при этом, и поспешно удаляюсь в противоположном направлении. У меня слезятся глаза, я промокаю их, но мне плевать, если люди подумают, что я плачу. Кто знает? Может, они решат, что я не в силах совладать с нахлынувшими эмоциями из-за приближающегося отцовства. Пусть думают, что хотят. А мне сейчас нужно, чтобы меня и Бекку разделяли хотя бы два прохода. Вы только представьте – просветленная завязавшая алкоголичка, и я с тележкой, в которой нет ничего, кроме двух с половиной бутылок водки. Ну уж нет, увольте.
Я делаю глубокий вдох и чувствую, как водка практически мгновенно достигает мозга. Неудивительно – разве втягивание водки носом не одна из этих модных забав с выпивкой? Такими играми, наверное, развлекаются по выходным люди, подобные Люку Рэдли. Стоит ли переживать из-за того, что я неумышленно попал в их число?
В конце концов мне удается собраться, и я, как прежде, взбрыкивая, подгоняю тележку к кассам, выгружаю бутылки с водкой на движущуюся ленту и жду, пока женщина передо мной закончит искать в кошельке купоны на скидку, которых, возможно там нет и в помине. Тогда я наконец оплачу покупку и уберусь отсюда к чертовой матери.
Кто-то встает в очередь позади меня, и, разумеется, это Бекка.
Вне всякого сомнения, она меня узнает. Уж такое мое счастье. Раскаявшаяся пьянчужка – конечно, с памятью у нее теперь все в порядке.
Бекка поднимает глаза, и хотя видно, что она меня узнала, не произносит ни единого слова. И на том спасибо. Затем взгляд женщины падает на движущуюся ленту, и она замечает водку. Очень медленно Бекка переводит взор на меня. Дежа-вю. Совсем как в тот день, когда я сбежал из группы, притворившись, что мне нужно в туалет. Она уже тогда видела меня насквозь, а теперь я для нее и вовсе как открытая книга.
На кончике языка у меня висит фраза, вот-вот сорвется. Я чуть было не произношу ее, однако лента начинает двигаться, моя водка оказывается перед стоящим за кассой прыщавым юнцом, и слова теряются.
Я едва не сказал: "Мне нужна помощь".
Больше я на Бекку не смотрю. Расплачиваюсь, беру пакет и выхожу из магазина, не оглядываясь. Потом направляюсь домой, в одной руке – початая бутылка водки, в другой – пластиковый пакет, иду странной взбрыкивающей походкой.
Иногда мне кажется, что пьянство похоже на мафию: каждый раз, когда ты пытаешься завязать, тебя тащит обратно.
Теперь номер пять. Человек с телевидения. Очень хороший парень по имени Расе Филипс.
Это уже другой день, и я наслаждаюсь чувством свободы, которое появляется потому, что в будний день я брожу по улице Тоттнем-Корт-роуд в центре Лондона. Не могу сказать, в какой день недели точно – если бы я захотел, то можно было бы высчитать, – да и не важно. Обычный будний день.
На мне "гражданская" одежда-джинсы, футболка, джемпер и куртка. Никакого "дипломата" (само собой), я просто держу бутылку "фанты" и наблюдаю, как мимо деловито спешат люди и как водители сердито кричат друг на друга. Мне нравится, что ко мне лично их суета не имеет никакого отношения.
Это вроде как быть туристом или иностранцем. И хотя погода довольно пасмурная, кажется, что светит солнце. Я даже захожу в паб – хочу отчетливее прочувствовать великолепную бесцельность.
Подхожу к стойке, чтобы выпить пива (вообще-то можно взять бокал водки с тоником), и надеюсь завязать разговор с барменом. А может, с похожим на меня путником, дрейфующим по жизни, с кем-то, кто рад замедлить круговерть повседневности и провести немного времени за приятной беседой. Как было бы хорошо, думаю я, встретить пожилого человека и скоротать с ним пару часов. Я бы мог угостить его выпивкой в обмен на увлекательные истории о послевоенной жизни.
Как ни печально, никто разговорчивый мне не попадается. Может, и к лучшему: послевоенные истории обычно скучны. Возвращаюсь на Тоттнем-Корт-роуд и там вспоминаю, что на самом деле у меня есть цель – я пришел сюда, чтобы купить бумагу для благодарственных писем.
Честно говоря, понятия не имею, как писать благодарственные письма тем, кто присутствовал на похоронах; надеюсь, недостаток моей осведомленности будет восполнен трогательной искренностью. Люди увидят, что я от всей души хочу поблагодарить их за поддержку, и подумают: "Какой милый молодой человек, его отец им бы гордился". И я на самом деле этого хочу-чтобы отец мною гордился, ведь он всегда усаживал меня и заставлял писать письма бабушкам и тетушкам, благодарить их за подаренные носки и жетоны на приобретение книг. Благодарственные письма – уважаемая традиция в нашей семье, и я храню ее.
Конечно, плюс ко всему – ну, точно макиавеллиевский ход – родители Сэм тоже получат письмо и в итоге почувствуют ко мне большее расположение. Хоть что-то хорошее, способное уравновесить все плохое, что им наговорила Сэм в оправдание своему неожиданному уходу. Интересно, что она ответила родителям, когда те спросили, почему она не дома со скорбящим мужем? Держу пари, жене было что сказать, и не только: "Он никогда не помогал мне с колбаской".
Из-за того, что я налетаю на дверь, когда вхожу в "Пэй-перчейз", у меня создается впечатление, что человек, который, по-моему, за мной следит, работает здесь охранником. Ну понятно: если кто-то не может войти без того, чтобы не шваркнуться о дверь, за ним нужен глаз да глаз. Если бы я был начальником службы безопасности, я бы непременно за собой проследил. И все же мне хочется послать этого типа подальше. На самом деле я еле сдерживаюсь, заметив, что он наблюдает за мной из-за полок соседнего отдела, смотрит, как я перебираю выпендрежную писчую бумагу, пытаясь найти что-нибудь подходящее для благодарственных писем. Едва до парня доходит, что я его увидел, как он сразу же отводит взгляд в сторону. Но мне все же хочется подойти к нему и осведомиться, какого черта он не следит за настоящими подозрительными личностями. Их наверняка полным-полно в этом магазине.
Наконец нахожу подходящую бумагу, которая похожа на уменьшенную версию плотных древесноволокнистых обоев. Замучаешься на такой писать, а потом ее складывать, зато выглядит классно. А еще я обнаруживаю подходящие конверты. Странно, на них нет клейкой полоски, по которой нужно проводить языком; предполагается, что их будут запечатывать воском, что ли? Затем отношу свои приобретения к кассе.
Но когда я уже собираюсь выйти из магазина, этот парень тут как тут, прямо передо мной, и я невольно поднимаю фирменный пакет магазина с покупками, словно хочу сказать: "В чем дело? Я заплатил, видите?"
Почти сразу становится ясно, что никакой он не охранник. Мое знакомство с магазинными охранниками ограничено документальными телепередачами о кражах в магазинах, однако мне они видятся полными неудачниками, стоящими на порядок ниже даже тех бесполезных типов, которые у нас на работе со мной не здороваются. Магазинные охранники не носят фирменную одежду модного спортивного кроя, как этот юноша, они далеко не такие молодые и дружелюбные.
– Извините, здравствуйте, – торопливо произносит он и протягивает руку. – Меня зовут Расе Филипс?
На самом деле это не вопрос, просто его голос повышается в конце каждой фразы. Помнится, Стивен Фрай, когда участвовал в телепередаче "Сто одна комната", признался, что терпеть не может подобную манеру разговаривать. Типичный заносчивый либерал этот Стивен Фрай, считает, что все должны принимать его таким, какой он есть, но не выносит, когда кто-нибудь другой заявляет о своем отличии от остальных. Именно потому, что я терпеть не могу Стивена Фрая (а ему бы Расе Филипс точно не понравился), Расе мне симпатичен.
Мне он нравится еще больше, когда добавляет:
– Извините, видите ли… Дело в том, что я заметил… В общем, вы знаете, что очень похожи на Феликса Картера?
И тут он не ошибается. Я действительно похож на Картера. Конечно, не сказать, чтобы мы были как две капли воды, передо мной женщины штабелями не укладываются, а он трахает фотомоделей. Но о нашем сходстве мне уже говорили, Хорек, например, на днях. Честно говоря, я всегда считал, что напоминаю располневшего Феликса Картера, однако сейчас, когда Сэм от меня ушла, я сильно похудел – только сегодня утром пришлось затянуть ремень еще на одну дырку, хоть какой-то плюс в моем нынешнем положении. Так что, может, я уже похож не на разжиревшую звезду, а на пока еще довольно стройную… Явная ирония судьбы, если учесть, что мы весьма схожи в пристрастии к алкоголю, в юности нам обоим нравилась группа "Спешиалз", а сейчас мы оба любим "Звездные войны". А еще и его, и меня мучает чувство вины за все проступки, которые тем не менее мы совершаем снова и снова. Почти как в фильме "Человек в железной маске" или что-то вроде того – братья-близнецы, которых разлучили при рождении, и один из них достигает небывалых высот, пока другой томится в тюрьме.
В общем, я честно отвечаю:
– Да, мне говорили об этом…
Не могу понять, что ему от меня нужно; с другой стороны, почему бы не потрепаться с приятным человеком. Наверняка этот парень может рассказать что-нибудь более занимательное, чем истории о нормировании продуктов в сороковые годы.
– Послушайте, – говорит Расе Филипс, – я работаю в компании "Боттом дроуэр продакшнз". Мы делаем передачу "Счастливый понедельник", ее показывают вечером по понедельникам…
По его тону у меня создается впечатление, что парень новичок на телевидении и наша встреча для него вроде счастливого билета в лотерее.
– Вы знакомы с нашим шоу? – прерывает Расе ход моих мыслей.
– Извините, боюсь, что нет.
– Развлекательная программа, идет по Четвертому каналу. Похожа на передачу "В пятницу вечером"…
– Ясно.
– И дело в том, что в следующий понедельник мы пригласили Феликса Картера. – Молодой человек возбужденно размахивает руками. – А мы обычно разыгрываем наших гостей, ну, знаете, чтобы было веселее. И вот возникла идея найти нескольких двойников Феликса Картера и привести их в студию.
– Ага, понятно. – До меня наконец доходит, куда он клонит.
– Хорошо. А теперь вопрос на миллион долларов: согласны ли вы поучаствовать в нашем шоу в следующий понедельник?
– Да, – киваю я, – конечно.
Я счастлив, что помогу Рассу упрочить его положение на работе. Представляю, как начальник одобрительно похлопывает парня по плечу и говорит: "Отличная работа, Расе. Как тебе удалось его уломать?" Я бы даже не возражал, если бы Расе несколько приукрасил свою роль: "Да уж, уговаривать его пришлось долго, но в конце концов мы поладили". Он производит впечатление приятного и увлеченного молодого человека, и я почти предлагаю ему пойти вместе выпить, чтобы все как следует обсудить, как вдруг меня постигает разочарование – мой новый знакомец лезет в боковой карман брюк и достает оттуда визитную карточку.
– Вот мое имя и контактный телефон. Если надо, я договорюсь, чтобы за вами в понедельник утром заехала машина.
– Хорошо, – отвечаю я, а сам думаю: "Жаль, было бы неплохо познакомиться с ним поближе. Может, узнать, как он попал на телевидение или есть ли там возможности для человека вроде меня? Сколько лет разницы между нами, пять? Вдруг его компании понадобится двойник Феликса Картера на постоянную работу?"
– Значит, в понедельник утром… – повторяю я, рассматривая визитку. Мне трудно сфокусировать взгляд на том, что там написано.
– Все в порядке? Вам подходит?
– Какой сегодня день?
– Э-э… среда.
– Ну хорошо, я вам позвоню в понедельник.
– Отлично, отлично. Да, позвоните мне завтра. В любое время. – Парень вдруг смущенно улыбается и добавляет: – Вы случайно не думали подстричься?
Мне нравится его улыбка.
– А зачем? Так нужно?
– Видите ли, у Феликса сейчас очень короткая стрижка. Вы не видели? На обложке его нового альбома?
– Не вопрос, – говорю я и провожу рукой по волосам. Интересно, когда я в последний раз мыл голову? – Наверное, ужа пора стричься.
– Замечательно! – Он расцветает в улыбке. – Послушайте, мне пора на съемку. До встречи в понедельник. Позвоните, ладно? Можно прямо завтра.
– Заметано, – произношу я и машу ему вслед визиткой.
Пока Расе удаляется, думаю о том, как хорошо повстречать открытого и дружелюбного человека, но затем вспоминаю, как быстро он овладел ситуацией, и мне становится неприятно. Когда я выхожу из магазина канцтоваров, то уже злюсь, что не набил себе цену. В конце концов, парень больше нуждается во мне, чем я в нем. Он сам ко мне подошел. Так почему это я должен ему звонить, а не наоборот? И зачем я согласился подстричься? Может, мне нравится моя нынешняя прическа! И разве на студии нет своих парикмахеров? Замечательно! Значит, человек с улицы должен тащиться в парикмахерскую, пока стилисты из "Счастливого понедельника" – возможно, те самые педики, которых часто показывают в дневных передачах, – будут трудиться над головами настоящих звезд вроде Феликса Картера?
Делаю глоток "фанты" и направляюсь обратно к Тоттнем-Корт-роуд, не переставая бранить себя за то, что так легко и быстро поддался соблазнам телевидения.
С другой стороны, думаю я, мне на самом деле не мешало бы подстричься. И если после этого я еще больше буду походить на Феликса Картера, что в этом плохого? Постепенно до меня доходит: появление в телешоу – и есть тот самый счастливый случай, которого я жду, первый шаг к тому, чтобы вернуть Сэм.
Только вначале мне нужно кое-что сделать.
Первым делом зайти в торговый центр "Веджин мегастор", чтобы взглянуть на новый альбом Феликса Картера. Я не совсем в порядке, поэтому случайно прохожу мимо этого музыкального магазина и в конце концов попадаю в "Голос его хозяина", где и нахожу альбом под названием "Давно пора". На его обложке – фотография Феликса с действительно очень короткой стрижкой. Если не ошибаюсь, такую прическу называют "под ежик". К счастью, она довольно стандартная – ничего сложного, и я смогу попросить парикмахера подстричь меня, не размахивая перед его носом обложкой альбома. Тем не менее я покупаю альбом. Более того, охваченный идеей стать телевизионным двойником певца, я покупаю три предыдущие его альбома.
– Поклонник Феликса Картера, да? – спрашивает человек за прилавком. – Пытаетесь наверстать упущенное?
– Это точно, – с усмешкой отвечаю я, думая о том, что как хорошо для разнообразия встретить дружелюбного продавца. Как ни странно, больше мне нечего сказать, и потому я просто стою и улыбаюсь.
– Сам-то я его не очень люблю, – продолжает продавец. – Но все-таки он лучше этого хлама, которым мы завалены.
– Вы правы, – говорю я, подписываю чек, затем беру свою кредитку и пакет. Делаю еще один глоток "фанты", иду домой и чувствую себя прекрасно.
У меня есть еще кое-какие планы, и я собираюсь приступить к их осуществлению.
Глава 27
Несомненно, выполнение этого задания стало для Джека звездным часом. Он сопровождал Загадочную Блондинку через всю тюрьму в комнату для свиданий с заключенными, там она брала у Криса интервью, и пока журналистка настраивала магнитофон, а потом сидела и слушала воспоминания Сьюэлла, у надзирателя была возможность любоваться ею. Да, это были лучшие минуты его рабочей недели.
Разумеется, он обращался с журналисткой крайне уважительно, в сущности, стал ее опекать, совсем как Криса. Делал громкие замечания любому заключенному, который свистел Блондинке вслед или отпускал сальные шуточки, когда она, элегантно цокая каблучками, следовала за надзирателем по коридорам тюрьмы. Как же она хороша, думал Джек. И разве можно осуждать изголодавшегося по женскому обществу мужчину за невинный свист?
Нужно отдать девушке должное, она не допускала тех ошибок, которые делают большинство женщин при посещении тюрьмы. Ее одежда была женственной, однако не слишком откровенной. Журналистка не пользовалась и духами – еще одно табу в тюрьме, – возможно, знала о том, что обоняние мужчины неразрывно связано с его пенисом. Она была образцовой посетительницей во всех отношениях.
Однажды, когда они шли через тюрьму на еженедельное интервью, Джек чуть замедлил шаг.
– Мэм, – сказал он, – а что вы собираетесь делать с этим интервью, когда закончите со Сьюэллом?
Он обычно называл Криса по фамилии, когда говорил о нем с посторонними, – нельзя быть на короткой ноге с заключенными.