Звездочка думает. У нее снова такое лицо, ну, как будто она села писать.
- Ага, точно. Я вспомнила. Мы к Прим собирались.
Ага, к Прим. Ну, тогда надо идти. Если мы к ней собирались, то надо идти. Пойдем, Звездочка, - говорю. - Сейчас я надену ботинки, и мы пойдем.
- Ага, сейчас я их принесу. - Звездочка говорит: - Ты жди здесь. Я тебе их принесу. И носки тоже.
- Звездочка, - говорю. - Ведь это же моя квартира?
- Я принесу тебе ботинки. - Звездочка открывает оранжевую дверь ключом, который висит на шнурке у нее на шее. Когда она возвращается, у нее в руках нет ничего. Ни носков, ни ботинок.
- И где мои ботинки?
- Не знаю.
- Ты что с ними сделала?
- Ничего я не делала. Просто я не могу их найти.
- Ага. - Я стою, думаю. - Слушай, Звездочка. Мы их, кажется, сняли. На улице. Ночью. Когда шли сюда. Чтобы я почувствовал, как это бывает, когда идешь без ботинок.
- Да, Ствол. Точно. Все так и было. - Звездочка говорит: - А чего же ты их не взял?
- Я думал, что ты их взяла. Из-за этих таблеток мы все забываем. Скоро совсем отупеем. Да, именно так мы и сделаем.
- Что мы сделаем?
- Отупеем.
- Да ничего страшного. - Звездочка говорит: - Сейчас выйдем на улицу и заберем твои ботинки. Ну, где ты их оставил.
- Мне нельзя выходить, - говорю. - Я без ботинок.
- Ничего страшного. - Звездочка говорит: - Я выйду сама и принесу их тебе. Сюда. Ты наденешь ботинки. И мы пойдем к Прим. Хорошо?
- Хорошо, - говорю. - Ты выйдешь на улицу, за моими ботинками. Но я тоже пойду с тобой. Одну я тебя никуда не пущу. Мало ли что может случиться. Вдруг на тебя нападут слоны.
Где же, где же мои ботинки. Ну, которые потерялись. И носки тоже. Которые синие.
Стоят где-то на улице.
Мы идем вдоль по улице, ищем мои ботинки. Мы идем, держась за руки, потому что мы любим друг друга. Потому что у нас любовь. И мы ищем ботинки, на улице...
Звездочка говорит:
- Вон они. - Она их увидела, мои ботинки. - Это они.
- Ага, - говорю. - Звездочка, это совсем нетрудно. Искать ботинки, когда... когда... - Когда на улице день, а не темная синяя ночь, когда темнота укрывает все, и вообще ничего не видно. - Ну, когда не темно.
Звездочка говорит:
- Они всю ночь тут простояли. Все время.
Мы переходим дорогу. Я чувствую гравий ногами, потому что иду босиком. Без ботинок и без носков. У меня на ногах синие ногти. Лак еще не сошел. Если что-то становится синим, оно потом остается синим еще долго-долго. Точно так же, когда тебе грустно: если становится грустно, то это надолго. Но сейчас мне не грустно. Это я просто так говорю, для сравнения. Мы переходим дорогу и идем к тому месту, где стоят мои ботинки. Которые заметила Звездочка. Но когда мы подходим поближе, становится вполне очень видно... нет, не так... как же там... а вот: очевидно... становится вполне очевидно, что это совсем не они. Не ботинки.
Звездочка говорит:
- Это не ботинки. Это какашки.
- Ага. - Я прикрываю рот рукой, ну, как будто я вдруг застеснялся. Хотя я вовсе и не застеснялся. - Ага, - говорю. - Звездочка, это не мои ботинки.
Мы с ней стоим и смотрим на эту штуку, которая совсем не ботинки и даже близко на них не похожа.
- Это не мои ботинки. Эта какая-то гадость.
Звездочка говорит:
- Это какашки. Собачка накакала.
Вы, может быть, думаете, что мы со Звездочкой - малость с приветом, ну, что мы ходим, все время держась за руки. И улыбаемся. Но мы с ней любим друг друга. У нас любовь. И потом, это вас не касается. Это касается только нас, то есть Звездочки и меня. Мы с ней идем вдоль по улице, держась за руки, и я иду без носков и ботинок, и небо над нами такое чистое, и голубое, и очень высокое, потому что сейчас весна. И там, на небе, летают птицы. А куда мы идем?
- Звездочка, - говорю. - А куда мы идем?
- Мы идем к Прим. - Звездочка говорит: - Она очень смешная, Прим. Да? Все время смеется.
Я пытаюсь припомнить, какая она, эта Прим.
- Да, да, да, - говорю. - Она очень смешная и все время смеется. Да, я вспомнил. Сейчас мы к ней придем и тоже будем смеяться. Да, Звездочка?
- Да, Ствол. Как я уже говорила.
Мы со Звездочкой идем по улице.
К Прим. Которая очень смешная.
А какая еще?
У меня не то чтобы очень плохая память, у меня она самая обыкновенная, как у всех, просто время сейчас такое, что все воспоминания куда-то деваются, вроде как портятся, ну, как продукты - потому что никто ничего не помнит. Вот хочешь вспомнить какого-нибудь человека, девушку, там, или парня, и ничего у тебя не выходит. Не вспоминается, хоть ты тресни. Я пытаюсь представить Прим. Она высокая, да. С каштановыми волосами, которые вьются, как виски в стакане, когда много выпьешь. Или как тучи, когда на улице ветер и плохая погода. Но Прим всегда улыбается, даже в плохую погоду. Потому что она смешная, и ей всегда весело, и ничто не способно ее расстроить.
- Прим, она очень хорошая, - говорю. - Да, Звездочка?
Мы со Звездочкой идем по улице, а на улице весна. И настроение такое - весеннее. Звездочка улыбается, она наелась таблеток, которые теперь у нее внутри, а весна, наоборот, снаружи, и я тоже наелся таблеток, и я уже не понимаю, что лучше - что внутри или то, что снаружи, - и где начинается одно и кончается другое.
Мятный Пинкертон
Звездочка поднимается на крыльцо и подходит к двери, дверь большая, просто огромная. Это такой старый дом, то есть по-настоящему старый. Звездочка звонит в дверь. Жмет на кнопку звонка, давит на нее пальцем. Слышно, как в доме звенит звонок. Мы его слышим снаружи. И внутри его слышно тоже, и Коробок его точно слышит, потому что он там, внутри. Это его дом. Он тут живет. Я его сто лет не видел. Звездочка убирает палец с кнопки звонка. Больше не жмет на звонок. И звонок поэтому не звенит. Я стою рядом со Звездочкой. На крыльце.
- Надеюсь, он дома.
Звездочка говорит:
- Что?
Я пожимаю плечами.
- Ну, я надеюсь, он дома. А то получится, что мы проделали весь этот путь совершенно напрасно, а я причем шел босиком всю дорогу и стер ноги чуть ли не в кровь.
Звездочка смотрит растерянно.
- Что?
- Я говорю: я надеюсь, он дома.
Звездочка говорит:
- Кто?
- Коробок. Я надеюсь, он дома, иначе получится, что мы проделали весь этот путь совершенно напрасно.
- Какой Коробок?! Ты чего? - Звездочка говорит: - Мы пришли не к Коробку. Мы пришли к Прим. Это дом Прим. И мы сейчас пришли к ней, а не к какому-то там Коробку.
- Ага. - Я стою, тупо пялюсь на дверь. Когда дверь открывается, я все равно тупо пялюсь. - Я же не тупой, правда? - Я говорю это Прим. Которая открывает дверь, и дом как бы весь открывается, и видно, что там внутри, ну, как будто открывается рот, и видны гланды, миндалины и что там дальше, не знаю.
Прим говорит:
- А, Ствол. Стейси. Какой сюрприз. Ну, заходите. Не стойте там, заходите. Дайте на вас посмотреть.
Кажется, она рада нас видеть.
- Вот решили зайти к тебе в гости. - Звездочка говорит: - Да, Ствол?
- Ага. - Я пожимаю плечами и объясняю: - Вообще-то мы собирались зайти к Коробку, но когда подошли, оказалось, что это совсем не тот дом. Оказалось, что это твой дом. И мы решили зайти, раз уж мы все равно здесь.
- Ага, понятно. - Прим говорит: - Ну все равно заходите.
- Нет, Ствол, ты опять все перепутал. - Звездочка говорит: - Прим, мы сразу пошли к тебе. Не к Коробку, а к тебе. У моего парня сегодня что-то не то с языком. Он, наверное, устал.
- Это и неудивительно, Стейси, что твой парень устал языком. - Прим говорит: - С твоим-то пристрастием к поцелуям взасос и куннилингусу.
Я смотрю на Звездочку и говорю:
- Да, язык устает. И затекает. И руки тоже, когда долго связаны. - Вроде как я ей пеняю. Хотя я не пеняю. Я просто шучу.
Прим хлопает в ладоши.
- Господи, Стейси, только не говори мне, что вы практикуете древние техники садо-мазо. Пойдемте в гостиную. Ну, если сумеем ее найти. - Прим смеется. Она все время смеется. И дом у нее просто огромный, и там чего только нет. Столько вещей - просто склад, а не дом. Мы идем по ковру в коридоре, который красный. Не коридор, а ковер. Потом проходим в гостиную, пригнувшись в дверях, чтобы не задеть головой ядовитый плющ. Там стоит очень удобный кожаный диван, и еще - кресло, а в кресле...
Черт... черт... черт...
Ну, то есть не то чтобы черт, а зловещего вида волшебник. Наверное, совсем злой волшебник. Машет своей волшебной палочкой, длинной и тонкой, а сам в таком длинном черном плаще и с заостренной бородкой, которая то появляется, то опять исчезает в густых клубах дыма.
Прим говорит:
- Сколько мы уже не виделись, Стейси? Я уже и не помню. Помню только, что долго.
- Я тоже не помню, Прим. Ствол, ты не помнишь, когда мы здесь были в последний раз? Ну, у Прим. Ствол. Ты меня слышишь?
Я молчу, ничего не говорю. Я смотрю на волшебника.
Звездочка говорит:
- Ствол.
Я молчу.
Звездочка говорит:
- Ствол.
Мы сидим на удобном кожаном диване, мы - это мы со Звездочкой, а рядом с диваном - большое кресло из кожи ящерицы, и Прим сидит в этом кресле из кожи ящерицы, и еще рядом стоит такой невысокий журнальный столик, лакированный, с резными ножками, а в самом дальнем углу стоит черное кресло, и в нем сидит этот волшебник, который злой, и я молчу, вообще ничего не говорю. Я ему не доверяю, этому... с бородкой. Мало ли что ему придет в голову. А вдруг он взмахнет своей палочкой, и я исчезну. Вот так: раз - и меня больше нет. А мне не хочется, чтобы меня не было.
- Ствол. - Звездочка говорит: - Что ты уставился? Это невежливо.
Я молчу. Просто тихонько встаю. Все, я пошел. Поправляю джинсы. Иду на выход.
Звездочка хватает меня за штанину.
- Ствол, ты куда?
Прим смеется. Так смеется, что даже качается взад-вперед в своем кресле из кожи ящерицы. Это, наверное, была очень большая ящерица, раз из нее получилось такое большое кресло. Прим смеется надо мной. Закрывает рот рукой и смеется. У нее на всех пальцах - кольца с такими большими квадратными бриллиантами. Пальцы тоже большие, но не квадратные. Она смеется из-под руки.
- Ой, Стейси. Ты моя бедная девочка.
- Я ухожу, - говорю. - Не хочу сидеть с ним в одной комнате.
- Ствол. - Звездочка говорит: - Не груби. Так нельзя. Мы в гостях. Сядь, пожалуйста. Или мне тебя стукнуть? Он тебе ничего не сделал.
- Дело не в том, что он сделал, а чего не сделал. - Я объясняю: - Дело в том, что он может сделать и сделает. Он - злой волшебник, и я ухожу.
- Что? - Звездочка тоже встает и берет меня за руку. Держит меня, чтобы я не ушел. - Что? Злой волшебник? Ты сам понимаешь, что ты говоришь? - Звездочка говорит: - Это Гари, бойфренд нашей Прим.
- Нет, - говорю. - Он никакой не бойфренд. Видишь, у него волшебная палочка? И я ухожу, пока я еще есть. А то потом он меня заколдует, и все, я исчезну.
- Слушай, Ствол. - Звездочка улыбается и еще крепче сжимает мне руку. Я чувствую, как она сжимает мне руку, и мне сразу становится легче. - Это не волшебная палочка. - Звездочка говорит: - Это просто косяк, ну, с веселой травой. И он его курит.
Ой.
Нуда. Это косяк, и он его курит. Просто он очень длинный, косяк. Длинный и тонкий. И он никакой не волшебник. Ну, этот парень, который с бородкой. И он ничего мне не сделает. Он вообще ничего не делает. Просто сидит в уголке, тихо курит косяк и вообще ничего не делает. Это Гари, бойфренд нашей Прим. А я опять все перепутал.
Опять не так понял.
Как будто это со мной что-то не так.
Я сажусь обратно на диван.
- Звездочка. - Я пожимаю плечами. - Со мной что-то не так.
Вот так прямо и говорю.
Звездочка обнимает меня:
- Ну что ты, Ствол.
Прим смеется и говорит:
- Не волнуйся, Ствол. Все нормально. Мы к тебе уже привыкли. И к твоей паранойе. Стейси, он у тебя просто прелесть. Ты его береги.
- Это он меня оберегает. Он у меня не мужчина, а зверь.
- Гари. - Прим говорит: - Иди сюда, успокой наших гостей. Ствол родился в семье потомственных потребителей колес. Они их потребляют уже не одно поколение. Мальчик поэтому туго соображает. У него не мозги, а желе. Ну, такой уродился, уже ничего не поделаешь. Успокой его, Гари, чтобы он не волновался.
Гари встает. Тушит косяк в большой пепельнице, которая мраморная и стоит на полу на такой тонкой ножке. У нее крышечка сверху, как рот, и когда этот рот открывается, видны черные гланды, миндалины и что там еще, я не знаю. Гари встает. В своем длинном черном плаще. Гари мне улыбается. Кончик его заостренной бородки смотрит мне прямо на ноги, которые босые и грязные, потому что я шел босиком по улице. Он протягивает мне руку, ну, чтобы обменяться рукопожатием. Мы с ним обмениваемся рукопожатием. Он говорит:
- Привет. Как жизнь?
Прим встает рядом с Гари. Она совсем взрослая, Прим. Она уже тетенька. А Гари - нет. Гари - не дяденька. Он помоложе. Прим говорит:
- Вот и славно. Теперь давайте пить чай с печеньем. Гари, я все приготовлю, а ты пока угости людей травкой.
Когда Прим возвращается, Звездочка передает мне косяк, ну, который с веселой травкой. Звездочка уже пыхнула, до меня, и ей стало весело. Она улыбается. Сразу видно, что ей хорошо. Я люблю, когда ей хорошо. Мне так бывает от стразов. Сидишь весь расслабленный и улыбаешься, и тебе хорошо. Вот как Звездочке после травы. И печенье роскошное, просто волшебное печенье. С малиновым джемом и посыпано кокосовой стружкой. Оно в такой круглой коробочке, а на коробочке - название печенья. "Мятный Пинкертон". Почему "мятный", не очень понятно. Но все равно хорошо. Прим наливает себе в чай бренди. Размешивает его ложечкой. Когда я ей предлагаю косяк, она улыбается и качает головой. Типа не хочет. Она вообще не потребляет наркотики. Спиртное - да, пьет. А наркотики не потребляет. Я отдаю косяк Гари, который снова идет в свое кресло, которое в уголке. Он снял свой плащ и остался в рубашке. В нормальной рубашке, как самый нормальный парень.
Прим говорит:
- Ну, рассказывай, Ствол. Чем вы теперь занимаетесь?
- Мы занимаемся, да. Мы со Звездочкой делаем много чего интересного. Правда, Звездочка? Недавно вот были на вечеринке.
Прим говорит:
- И что это за вечеринка?
Э...
Я растерянно озираюсь по сторонам.
Это не вечеринка, то есть совсем не похоже на вечеринку. Мы просто сидим здесь в гостиной, у Прим. Мы со Звездочкой. И еще с этим парнем, который с бородкой. Который Гари. Это не вечеринка. Просто комната в доме. Кстати, странная комната. Здесь столько всяких вещей. Все такое коричневое и жуткое. Прямо мурашки бегут от жути. Не важно, где ты сидишь или стоишь, все время приходится пригибаться, чтобы не удариться головой о какую-нибудь штуковину, ну, скажем, о полочку или о растение в горшке, которое как будто само норовит за тебя ухватиться. Одно слово: жуть. Это не вечеринка, а Прим говорит про какую-то вечеринку, наверное, про ту, про которую я говорил, что мы на ней были со Звездочкой.
- Это у Коробка. Ну, была вечеринка. Мы ходили к нему, - говорю. - Коробок, он такой... чернокожий и очень большой, и он любит не девушек, а парней. О чем он всегда объявляет. Ну, чтобы все знали, что он делает это с парнями. Только теперь он уже ничего не делает... ну, этого самого... он, потому что, дал ужин... нет, не ужин. Обед. Обед воздержания. У него, потому что, нет времени на всякие глупости. Он торгует таблетками, ну, продает. Чтобы разбогатеть и купить себе театр. А я ему помогаю, езжу по всяким местам, отвожу людям таблетки, а Коробок мне за это платит, ну, дает денежку, потому что я у него работаю, на него, правда, Звездочка? Но чаще он просто дает мне таблетки. - Я вовсе не собирался рассказывать про таблетки. Оно само как-то вырвалось. Нечаянно.
- Понятно. - Прим говорит: - То есть ты зарабатываешь на жизнь транспортировкой фармакологических препаратов класса А. Только здесь, в Лондоне, или в окрестностях тоже?
- В Лондоне, - говорю. - И в окрестностях.
- И он, этот ваш Коробок, устроил вечеринку, чтобы объявить о своей нетрадиционной сексуальной ориентации, хотя он теперь не занимается сексом? - уточняет Прим.
- Да нет. Он часто устраивает вечеринки. Он потому что считает, что периодически надо устраивать вечеринки, при всякой удобной возможности, ну, чтобы люди тебя не забыли. Чтобы они не забыли, какой ты вообще. Он очень умный, да, Звездочка?
- Да, он вообще классный. - Звездочка говорит: - Да, Прим, мы делаем много чего интересного. Ходим на вечеринки, ну и вообще.
Прим отпивает чай.
- Кстати, Стейси, а почему твой бойфренд ходит босиком?
Звездочка смотрит на меня.
Я объясняю:
- Все очень просто. Я был в ботинках, а потом мы их сняли, и оставили где-то на улице, когда возвращались от Коробка, ну, с его вечеринки, и мы их потеряли, ботинки, а потом, утром, нашли. Только когда мы нашли их на улице, это были уже не ботинки, а собачьи какашки.
Звездочка кивает.
Прим отпивает чай, держа чашку двумя руками, как будто она греет руки, ну, как будто ей холодно, хотя в доме совсем не холодно, потому что сейчас весна, и все же немножко прохладно.
- Ну, не беда. Сейчас мы тебе подберем ботинки. У нас тут столько обуви, правда, Гари? Я думаю, мы без труда подберем что-нибудь нужного размера. А то мне больно смотреть на твои ноги. Они, наверное, ужасно грязные.
Я поднимаю ноги повыше.
Гари - единственный, кто видит их снизу, потому что сидит напротив. Он кивает.
- Они, кажется, сбиты в кровь.
Прим поднимается с кресла. Ставит свой чай, ну, который с бренди, на столик. Который с резными ножками и полированный.
- Нет, так нельзя. Я сейчас все принесу. Будем тебя отмывать и лечить.
Она убегает, пригнувшись в дверях, чтобы не задеть головой удочки, корни папоротника и зеленые листья, похожие на зеленые перья.
Я смотрю на Звездочку и говорю:
- Она очень добрая, правда?
Прим возвращается с медным тазиком, таким старинным, в тазике - мыльная пена, а под пеной - вода. Слышно, как она плещется. Не под тазиком, а под пеной. Хотя немного воды все-таки пролилось на пол. Ну, из-под пены. Которая в тазике. Прим ставит тазик на пол и говорит, чтобы я опустил туда ноги. Ух ты, как классно. Ну, когда ты наелся таблеток и опустил ноги в горячую воду. Ногам немного щекотно. Как будто мыльные пузырьки проникают в меня, прямо в кровь, и поднимаются по ногам к животу и еще выше.
- Звездочка, - говорю. - Ты тоже давай опусти ноги в воду.
Прим говорит:
- А ей-то зачем?
Звездочка говорит: