* * *
Весь июнь был жарким, и уже в начале июля косари принялись косить рожь, проделывая широкие дорожки из одного конца поля в другой. По проселкам стучали телеги, женщины шли с граблями и вилами на плечах, словно солдаты. Воздух был напоен запахом созревшего хлеба. А по ночам ясное звездное небо нередко озарялось всполохами далеких зарниц.
Ганс Гессе теперь ходил с контрабандой один. Кречмер все отговаривался, что ему надо срочно делать покупки, искать хорошие вещи. Он всецело был занят мыслями о свадьбе Марихен и хотел, чтобы все у нее было в порядке. Она спорила с ним, доказывая, что время есть и торопиться не следует. Она договорилась с Карелом, что свадьба будет зимой. Его пока еще не назначили на должность таможенника, он числился только практикантом. Вот Карбан и посоветовал ему отложить женитьбу до получения приказа о зачислении его в штат конторы.
- Что такое полгода? И не заметишь, как пройдут, - сказал Кречмер, когда дочь объяснила ему, почему они отложили свадьбу на зиму. - Учись шить. Сходи к старой Винтер, она тебе поможет. У нее есть чему поучиться, как-никак к ней ходят самые уважаемые клиенты.
Ганс появлялся у них редко. Прежних бесед по вечерам тоже не было. Марихен куда-то исчезала - очевидно, встречалась со своим женихом. Кречмер в таких случаях то и дело смотрел на часы, а когда она приходила, начинал допытываться у нее, где она была, будто не знал, что дочь собирается выходить замуж.
Когда Ганс снова зашел за Кречмером и тот сказал, что ему не хочется идти в Зальцберг, Ганс заявил, что будет ходить один. А что ему оставалось делать?
- Хорошо, ходи один! У меня теперь другие заботы. За девчонкой надо смотреть: она прямо как не в себе. Матери не хватает, ох как не хватает матери!
- Нечего за нее бояться, Марихен - хорошая девушка. Не знаю, почему ты так ее блюдешь, ведь она же все равно выйдет замуж за этого парня. Будь благоразумен, Йозеф. Вспомни, как сам был молодым!
- Пока что она не вышла замуж. Вдруг они поссорятся и разойдутся, а Марихен будет уже не девушкой, что тогда?
- Значит, ты ей не веришь?
- Я не позволю ей шляться по ночам.
- Она может все вечера напролет сидеть дома, и все равно ты за ней не уследишь.
В Зальцберге для контрабандистов были приготовлены ящики с деталями для фотоаппаратов. Их надо было срочно доставить владельцу предприятия по производству фотоаппаратов в Румбурке. Кубичек страшно разозлился, узнав, что Кречмер не хочет больше ходить через границу, но быстро нашел выход.
- Я дам вам в помощники Германа, - предложил он Гансу. - Это ловкий молодой человек, готов на все, лишь бы платили.
- Герман - орднер из шайки Зеемана и носит пушку в кармане. Хвалился ею однажды в трактире. Это его вы собираетесь дать мне в помощники?
- Нет, связываться с такими ребятами я не хочу, - сказал Кубичек. - Я не воюю, а торгую. Тогда лучше ходите один. Посмотрим, как у вас будет получаться. Думаю, что скоро Кречмеру надоест сидеть дома и он вернется на границу, - добавил коммерсант.
- Если вам нужно побыстрее перенести товар, я могу ходить и днем.
- Надорветесь, Ганс.
- Ничего, как-нибудь осилю.
- Учтите, это не коробки с сахарином.
- Ладно, посмотрим.
В тот же день он отправился в Зальцберг, даже не стал ждать ночи. Он брел по лесу, размышляя о том, как в Зальцберге зайдет посидеть в пивной. У самой границы он столкнулся с Карбаном.
- Куда это вы направились, пан Гессе?
- Иду в Зальцберг пивка попить. Вы пили там когда-нибудь пиво у Сейдла? Холодное как лед. И хотите верьте, хотите нет, иногда у него бывает пльзеньское.
- Я охотно верю вам. А где же вы оставили Кречмера? Или он не пьет пива? И даже пльзеньское ему не по вкусу? - донимал старший таможенник вопросами контрабандиста.
- Да Кречмер прямо с ума сошел: все готовит приданое для дочери.
- Давайте сядем и поговорим, - предложил Карбан.- Все равно у вас еще есть время, ведь возвращаться вы будете ночью, чтобы вас было не слишком заметно. И выпить несколько кружек пива перед обратной дорогой вы тоже успеете.
Старший таможенник предложил контрабандисту сигарету. Он знал, что тот курит трубку, но и от сигарет не отказывается. Ганс взял сразу две. Одну он закурил, а другую заложил за ухо. Они сели на мох и с минуту курили молча.
- Да, не хочется Йозефу идти в лес, - вздохнул Ганс.
- А вы не боитесь ходить один?
- Мне и черт не страшен, даже если на нем будет форма таможенника, - усмехнулся Ганс.
Неподалеку на дереве сидела иволга и методично ударяла клювом в подточенный червями ствол. Ганс снял фуражку, вытер вспотевший лоб большим красным платком:
- Здорово припекает сегодня, не правда ли?
Карбан глубоко задумался и не отреагировал на замечание контрабандиста.
- Вот так-то, - произнес он спустя минуту, решив начать разговор с другого конца. - Молодые женятся, а мы стареем. А потом придет однажды костлявая и скажет: "Пойдемте, мужички, прошло ваше время, свечка ваша догорела".
Ганс не отвечал. Он делал глубокие затяжки, и его сигарета быстро уменьшалась.
- Меня костлявая еще подождет, - усмехнулся он.
- Одинокий человек стареет быстро.
- Это так, тут вы нравы.
- И все-таки вы больше не женитесь? - спросил Карбан.
Ганс ничего не ответил. Он молчал,, сосредоточенно глядя в молодые заросли, как будто там надеялся найти ответ на вопрос, который сам себе задавал довольно часто. Докурив сигарету почти до конца, он растер каблуком едва видимый окурок. Солнце клонилось к западу. Оно проникало в лес длинными лучами, и создавалось впечатление, что на -кроны лиственных деревьев набросили темную вуаль. На полянах еще припекало, но, по мере того как удлинялись тени, становилось прохладнее.
- Скорее всего, нет, пан начальник, - заговорил Ганс после продолжительного молчания, будто все это время обдумывал свой ответ. - Такую женщину, которая бы мне понравилась, я уже, наверное, не найду.
- Вы правы. Мучиться с кем-то, только чтобы не быть одному...
Ганс кивнул. Карбан точно выразил его мысль. Мужчина, которому за пятьдесят, далеко не мальчик, и хорошенькая женщина, на которую можно было бы смотреть влюбленными глазами весь остаток жизни, ему вряд ли встретится. Да и симпатичное лицо еще не все. Это Ганс знал по личному опыту. Как он себе представлял, эта женщина как раз не должна быть красивой. Нужно, чтобы она понимала и уважала его, а поскольку сам он неразговорчивый и наверняка не стерпел бы какую-нибудь болтушку, то и подруга его должна быть спокойной, уравновешенной. Короче говоря, ему нужна тихая, спокойная женщина лет сорока...
Карбан посмотрел на контрабандиста и по выражению его лица понял, что тот сосредоточенно думает о чем-то. От взгляда таможенника не ускользнуло, что он как-то сразу сник. Несомненно, он страдал от одиночества.
- У вас-то жена есть, - сказал Ганс.
- А что толку? Все равно она со мной не живет.
- Значит, мы с вами в одинаковом положении. Судьба, ничего не поделаешь.
- Уж так устроена жизнь в этом мире. У одного есть все, у другого - ничего. У вас хоть надежда есть, что вы кого-нибудь найдете, а у меня...
Они снова замолчали. Ганс пожевал травинку, потом, отвлекшись от своих невеселых мыслей, вдруг заметил, что солнце совсем склонилось к западу.
- Надо идти, - произнес он, поднимаясь.
- Подождите еще немного! - бросил глухим голосом Карбан. - Я хотел бы вам кое-что сказать.
- Послушайте, пан начальник, мы с вами и так хорошо поговорили. Зачем портить нашу беседу какими-то предостережениями? Меня все равно не перевоспитаешь, я для этого слишком стар.
- Вы меня не поняли, Ганс, - обратился к нему Карбан по имени. Оно как-то само собой слетело с его губ.- Я хотел бы дать вам совет.
- Я готов его выслушать, если он не касается моего ремесла...
- Будьте осторожны с Зееманом. Он будто бы кричал в трактире, что имеет на вас зуб и при удобном случае поговорит с вами по-своему. При этом он угрожающе размахивал пистолетом, и Рендл даже вынужден был его предупредить.
- Этого болтуна я не боюсь.
- Зееман - не мелкая сошка. Он - функционер партии. Я даже слышал, что по ту сторону границы он имеет какое-то звание в СА.
- И вы думаете, что я упаду перед ним на колени?
- У него есть оружие, и он не забыл о затрещине, которую вы ему тогда дали. Вы оскорбили Зеемана в присутствии его людей.
- Чихал я на эту сволочь!
- Но в лесу вам с ним лучше не встречаться. Вас просто-напросто ухлопают, а по селу пустят слух, что вас застрелили таможенники.
- Так вот чего вы боитесь? - усмехнулся контрабандист.
- Черт возьми, неужели вы не хотите меня понять? - разволновался вдруг Карбан. - Ведь я пекусь о вашей жизни, поэтому и предупредил вас.
Ганс пристально посмотрел на Карбана, с минуту колебался, не зная, что сказать, а потом дружелюбно улыбнулся:
- Не сердитесь. Я верю, что вы добрый человек и что вы действительно хотите меня предупредить.
- Я только... чтоб вы об этом знали.
- Теперь я знаю. Спасибо. Прощайте, пан начальник.
- Прощайте.
Карбан на секунду прикрыл глаза, потому что пробившийся сквозь крону луч света ослепил его, а когда открыл их и посмотрел на тропинку, Ганса уже не было. Только тихо покачивались ветки сосны возле тропинки.
2
Просторный зал трактира был уже пуст, только в углу, у печи, сидела компания постоянных посетителей. Свет от лампочки, висевшей над столом, едва проникал сквозь клубы сигаретного дыма, и в отдаленных местах было темно.
- Еще карту! - крикнул таможенник Малы.
Он был одет в гражданский потертый пиджак. Хотя печь уже остыла, ему было жарко и пиджак он расстегнул.
Пекарь Либиш держал банк. Перед ним лежала горка потрепанных ассигнаций и кучка монет. Толстые пальцы, поросшие рыжими волосами, подали Малы карту. Тот посмотрел на нее и в сердцах ударил своими картами по столу. Кто-то потихоньку захихикал. Малы знал кто. Вокруг играющих прохаживался почтальон Фрайберг. Он заглядывал через плечо картежников, таращил глаза, шептал что-то про себя и, когда видел, что играющему пришли плохие карты, тихо и жутко хихикал. Сам же он никогда не играл - жена не давала ему денег.
Малы наблюдал за лицами игроков. От его взгляда не ускользали ни приступы тайной радости, ни неожиданные приливы злости или раздражения, отчего игроки плотно сжимали уголки губ. Он читал на их лицах, как в раскрытой книге. Они сиживали за этим столом довольно часто. Иногда выигрывал один, иногда другой, счастье, как говорится, изменчиво. Никто с этих выигрышей, конечно, не разбогател. Просто деньги кочевали из одного кармана в другой.
Малы протянул руку к кружке, взболтал оставшееся в ней пиво и выпил.
- Ирма, еще пиво!
Во время игры он, как правило, много не пил. Одну или две кружки пива, не больше. Но сегодня малость перебрал. Он не был пьян, однако замечал, что соображает как-то очень тяжело, мысли сменяли одна другую медленно, словно в голове перекатывались большие камни, поэтому он не мог сосредоточиться в нужный момент. Он проигрывал. Бумажник, который он частенько открывал, становился все тоньше.
Девушка поставила перед ним очередную кружку пива с шапкой белой пены. Малы не стал ждать, пока она хоть немного осядет, и сразу принялся пить. Счастье должно к нему вернуться, непременно должно, ведь в прошлый раз ему так везло. Тогда он выиграл несколько сотен. Выигранные в тот вечер деньги уже исчезли, и теперь он пустил в ход те, которых ему должно было хватить до следующей зарплаты. На что же он будет жить? Опять придется просить взаймы. А может, пойти на содержание к Ирме?
- На чай-то хоть дашь немного? Не будь скрягой, - проговорила Ирма.
Малы горько улыбнулся. Наверное, она не заметила, что он все время проигрывает. На Ирму он еще никогда не тратился. Он бросил на стол десять крон бумажкой, чтобы все видели, какой он щедрый кавалер. Девушка обняла его за плечи и прижалась к нему.
- Подожди, не мешай!
- Я принесу тебе счастье.
Карты к нему шли такие, будто их кто-то заколдовал. Ирма принесла ему скорее несчастье. Большими глотками Малы допил свое пиво и попросил принести еще: все равно терять ему больше нечего.
- Когда играешь на деньги, не пей! - зашептала ему на ухо девушка.
- Хорошо тому живется... - пробубнил пекарь. На голове у него была надета фуражка, покрытая мучной пылью. Знакомые шутили, что он не снимает ее, даже когда ложится спать.
Либиш, Ганике, почтальон Фрайберг, зажиточный крестьянин Келлер, Гардер, Мюллер - эта компания картеж-пиков имела в трактире Рендла свой стол. Бывало и так, что они отмечали здесь день рождения или какое-нибудь другое событие, и тогда вместо карт на столе появлялись бутылки с коньяком или сливовицей. Потом выпивка продолжалась в задней части трактира, где собирались разные темные личности. Жены картежников ненавидели эту компанию. Ходили слухи, что подвыпившие мужички иногда пошаливали с Ирмой, этой косматой потаскушкой. Женщины даже ходили жаловаться в полицию.
- Это ваше дело за своими мужиками смотреть,- - сказал им старший вахмистр Янда. - Я никому не могу запретить посещать трактир. А что касается этой девушки, то откуда вы знаете, что все эти слухи - правда? Может, все это бабьи сплетни? Смотрите, как бы Рендл не подал на вас в суд.
Малы никто не упрекал за то, что он ходит в трактир, никто не ругал за то, что к середине месяца у него уже не остается денег на питание и он вынужден занимать. После выплаты долгов все повторялось сначала. Напрасно Карбан просил его подумать немного о себе, бросить эту мерзкую компанию. Иногда Малы заступал на службу после изрядной попойки и от него разило перегаром. Если бы Карбан действительно был таким строгим, каким хотел казаться, то Малы, несомненно, имел бы массу неприятностей.
- Я хожу туда в гражданском, - защищался таможенник. - Сыграть один конок - это мое единственное развлечение. Чем еще можно заниматься в такой дыре?
- Сосватайте себе женщину, женитесь, заведите семью, - советовал ему Карбан. - Годы уходят. Смотрите, а то кончите так же, как Непомуцкий. Если бы он был женат, с ним бы ничего подобного не случилось.
С вечера Малы казалось, что счастье улыбнулось ему, как и в прошлый раз. "Сейчас мы вытряхнем карманы этим старикашкам, которые, проиграв пять крон, начинают беспокойно дергаться", - злорадно думал он. Но время шло, а вместе с ним улетучивалось и его счастье. На лицах соперников появились усмешки, начали раздаваться обидные подковырки. А Малы заливал горечь проигрыша большими глотками пива.
Время от времени подходила Ирма и прижималась к его плечу, стараясь немного подбодрить. Но сегодня он не обращал на нее внимания, она не волновала его. Все свое внимание он сосредоточил на игре. По-настоящему его мог обрадовать только крупный выигрыш. Насмешки же партнеров здорово злили. С каким удовольствием он бы посмеялся над этими расплывшимися в ухмылках физиономиями, но, как он ни старался, как ни комбинировал, как ни пытался по лицам соперников угадать их карты, у него ничего не получалось. Очевидно, Ирма счастья ему не принесла.
- Плюнь на них! Сегодня тебе не везет, просто не твой день, - шептала она ему на ухо, выяснив, что он безнадежно проигрывает. - Пойдем лучше ко мне. Я сварю тебе кофе, выспишься хорошенько, а в следующий раз отплатишь им за обиды с процентами.
Она хотела, чтобы он поднялся наверх, в ее комнатку. Малы не раз бывал там. Девушка варила ему кофе, ухаживала за ним. После каждой такой ночи он обычно спал до обеда. Рендл, очевидно, знал, что таможенник изредка ночует у Ирмы, но никогда ему и слова не сказал. Как-никак он государственный служащий и породниться с ним совсем не помешало бы. Ирме же он сделал замечание, но та только фыркнула в ответ. Она-де совершенно свободна, Малы тоже, так почему им нельзя встречаться? А что обстановка здесь, в пограничной области, ухудшается, что обостряются отношения между чехами и немцами, это ее не касается, и вообще, один бог знает, как будут развиваться события дальше.
Малы ее по-своему любил, но отношения, которые их связывали, он считал всего лишь флиртом без всяких обязательств. И видимо, именно потому, что он долгие годы жил в одиночестве, нежная заботливость Ирмы часто трогала его.
- Девочка, ты заботишься обо мне, как мать о сыне. Вряд ли я смогу отблагодарить тебя за это.
- Дурачок, о какой благодарности ты говоришь? Это все пустяки. По крайней мере я могу о ком-нибудь заботиться. А может быть... может быть, я тебя люблю. Ты об этом не думал?
- В таком случае ты бы хлебнула со мной горя.
- Так же, как и ты со мной. Мы с тобой в одинаковом положении. Знаешь, мне хотелось бы отсюда уехать. Здесь каждый смотрит на меня, будто я какая-нибудь...
- А ты не такая?
- Ну и что, если я дружила с ребятами, которые мне нравились...
- Их было, конечно, много...
- Разве это важно? Я люблю, когда за мной ухаживают.
- Сколько тебе лет?
- А ты не знаешь? Двадцать пятый пошел.
- Пора бы и образумиться.
- Не бойся, я не дура.
- Теперь ты уже не встречаешься с каждым, кто тебе нравится?
- Нет, только с тобой.
- И надеешься, что когда-нибудь мы поженимся?
- А почему бы и нет? Тебе тридцать, а живешь одни, как бирюк, даже пуговицу некому пришить. Тебе не кажется, что такая жизнь больше подходит для собаки? Чего нам ждать? Чуда? Что ты женишься на Грете Гарбо, а и выйду замуж за сказочного принца? Глупости! Я уже сыта всем по горло - трактиром, пьяными мужиками, их намеками и взглядами, раздевающими тебя донага...
Он обнял ее и поцеловал. Это был скорее дружеский поцелуй, он не возбудил в них страсти. Малы своим поцелуем как бы скрепил договор, подлинного смысла которого они в ту минуту еще не могли осознать.
И лишь спустя некоторое время он понял, что все, о чем говорила тогда Ирма, не было только словами. Она говорила вполне серьезно, и доказательством этого служила ее забота о нем. Она починила ему форму, нижнее белье, стала открыто ходить к нему, что сразу вызвало разговоры в деревне. Ну и пусть! Он был рад, что теперь у него есть близкий человек, красивая и веселая девушка, которая любит его так, как никакая женщина не любила. К тому же она отличная хозяйка. Но что об этом скажет Рендл? Ирма - единственная дочь богатого трактирщика. И ему наверняка нужен такой зять, который бы после него уверенно взял торговлю в свои руки. Малы же знал, что сам для трактира не годится и никогда туда не пойдет. Он любил свою работу и не променял бы ее ни на какую другую.