- Какими?
- Он попросил меня -…
- Он попросил тебя - что?
Олли, не отвечая, выходит на балкон. За ним, через несколько секунд - Син. В баре наискосок через улицу играет пианино.
- Нет предела человеческим извращениям. Никакого предела. Этот сумасшедший, которого я встретил сегодня вечером, выглядел совершенно обычно. Но по дороге в его квартиру он завел такой разговор: "Вы не хотите зайти отлить?" - Я хотел. Я ему сказал: "Подождите меня у следующего бара". "Нет, - сказал он, - потерпите до дома".
- А, он хотел "золотого дождя" - так это называется.
- Мне такое еще ни разу не попадалось. Он встал на колени, обнял меня руками - и я врезал ему по зубам, чтобы освободиться.
- Кто-то кого-то провел наверх! - снизу слышен голос Уайр.
- Он доставлял себе удовольствие способом mea culpa.
- Что это значит?
- На латыни mea значит моя, culpa - вина, преступление.
- Тогда я решил уехать на север. Этот случай заставил меня поторопиться.
- Правила касаются всех, кто не подчиняется - пускай убирается к чертовой матери! - продолжает разноситься голос Уайр.
- Я очень ценил твою дружбу, ты всегда был порядочен.
- Сейчас открою дверь и позову полицию, если это будет продолжаться! - не унимается Уайр.
- Счастливо оставаться, Син. Пиши получше и будь осторожнее.
Олли вытаскивает еще несколько банкнот из кармана и разбрасывает их по комнате. Затем перепрыгивает через балкон и по перилам соскальзывает вниз в переулок.
- Береги себя!
- Береги себя! Береги себя!
- Береги себя!
Олли исчезает в тумане, который всегда предшествует его появлениям и исчезновениям. Почему? Это делает его немного более похожим на мифического героя.
Олли выходит как будто из того же тумана, в котором исчез в последней сцене. Ветер рассеивает туман. Видна скамейка в парке на Манхэттене. Уличные фонари лучатся. Человеческая фигура проходит сзади скамейки. На скамейке сидит Олли.
- Я потратил месяц на поиски работы, законной работы. Никто не хочет брать однорукого. Конечно, у меня были деньги, но деньги текут, и в моем случае они текут от меня. Такое у них направление. Обедать теперь мне приходится в Недиксе. "Хот-дог, пожалуйста, и… и стакан молока"… Постепенно я стал замечать, что бывают клиенты в этом имперском городе… Да, и в конце месяца, когда и Недикс стал слишком дорогим для меня, да, даже Недикс - слишком роскошным, я… я вернулся к старому занятию. Не к боксу, конечно, я встретил одну старую проститутку, которая содержит заведение по вызову мальчиков по телефону. Мы зовем его Черри. Жирная, толстая матрона. Мы приходит часам к восьми, сидим и играем в покер, рассказываем анекдоты и истории из собственной жизни - и телефон звонит каждые несколько минут. Черри объявляет: "Клиент хочет тебя, или тебя". "Этот клиент подходит тебе. Пожалуйста, постарайся не замечать желтенький паричок на его голове. И надень свой лучший костюм. Скажешь ему, что только что приехал из Айдахо или еще откуда-нибудь. Думаю, ты ему подойдешь, Олли. Вот адрес. Это двухэтажная квартира. Его зовут Лестер Дубинский. Он любит поговорить и предстать этаким интеллектуалом. Все понял, Олли?" Черт. Вот так все и происходит. - Смотрит на часы. - Думаю, я заставил его ждать достаточно долго.
Встает со скамейки. Туман снова клубится вокруг него. Гитара продолжает играть, пока пожилая женщина роется в мусорной корзине в поисках чего-то.
Роскошная двухэтажная квартира Дубинского. На диване сидит Олли.
- Я в городе всего три дня, Лест.
- Но уже встретился с Черри.
- Да, случайно. Я выходил из библиотеки.
- С книгой?
- Да, с книгой.
- Как она называлась?
- Книга?
- Да, книга. Мне интересны твои вкусы в чтении.
- Это была -…
- Ты забыл название? - Лестер смеется чересчур громко.
- Я не забыл. Она называлась "Как сохранить мужские волосы".
- Почему этот вопрос интересует человека с такой роскошной шевелюрой?
- Я подумал, что может быть, недалеко то время, когда волосы начнут покидать меня.
- А-а.
- Да… - Олли пальцем показывает на стоящие в комнате латы.
- Как называется этот костюмчик?
- Ты имеешь в виду мои латы?
- Да. Когда ты их надеваешь? По какому случаю? Для чего?
- Никогда, никогда, конечно. Латы - это боевое снаряжение средневекового рыцаря. Хочешь еще бренди?
- Моя мать, там, на ферме в Айдахо, провожая меня, напутствовала словами: "Сыночек, главное, осторожнее с выпивкой". Она, наверное, хотела сказать, чтобы я осторожнее с ней обращался и не проливал.
- Еще курвуазье, или - реми мартен?
- Две бутылки "Хеннесси" пять звездочек в этот аквариум, пожалуйста.
- Интересно, откуда простой фермер из Айдахо знает названия коньяков?
- Наша ферма в Айдахо всегда была очень культурным местом. Отец играл на арфе, а мать аккомпанировала ему на духовых.
- На чем играл ты?
- Я пустомелил, вроде как ты сейчас.
Лестер вручает Олли рюмку с коньяком.
- Voici! Фермер из Айдахо.
- Спасибо.
Звонит телефон.
- У тебя телефон звонит, Лест.
- У меня есть кому отвечать.
Телефон продолжает звонить.
- Кто-то пытается прорваться.
- Ты хочешь сказать - по проводам?
- Черри должен был объяснить тебе, что всякие подшучивания надо мной совершенно исключаются, потому что я… - его голос постепенно затихает, так как он уходит из комнаты.
Олли выходит на террасу. Небрежно отрывает цветок от растения в горшке и вставляет его себе в ширинку.
Звучит голос Лестера: "Не сегодня, Арти. Я весь завален работой, должен целиком посвятить себя… э… ночному… э… труду. Как твои экзамены по?.. Три единицы? Ты шутишь! Нервы подвели. Наверное. Хорошо, мне надо посмотреть расписание моих встреч".
- Ты где, ты где, ты… - раздается голос Лестера в комнате, а потом на террасе.
- Гуляю по твоей террасе.
- У тебя бывают позывы к самоубийству?
- С чего ты взял?
- Взял что? Ах, да. Потому что у меня бывают. У меня есть определенные предположения на этот счет. Послушай. Неподражаемая Дитрих, неподражаемая, как небо… Давай вернемся в комнату. Даже летом на террасе я дрожу от холода.
Они возвращаются в комнату. Лестер проводит рукой по спине Олли. Рука останавливается на ягодицах.
- М-м-м. Совершенно классическая callipygean. Тебя учили в Айдахо, что это означает? Это означает узкие бедра с высокими, выдающимися ягодицами.
- Лест, ты вышел за рамки. Знаешь, что это означает?
- Да. Извини. А жаль! - опускает руку Лестер.
- Сколько ты платишь в месяц за эту квартиру?
- Ничего, это кооператив.
Пластинка Дитрих кончается.
- Что ты сказал?
- Кооперативная квартира.
- Кооперативная - с кем?
- Поставить еще неподражаемую Дитрих?
Идет к стереопроигрывателю и переворачивает пластинку.
- Ты летаешь, как голубь. Почему бы тебе не опуститься?
- Опуститься?
- Я имею в виду, присесть. Нам надо посидеть и поговорить о деле. Мы о нем еще не говорки.
- О деле я говорил с Черри.
- Дело надо обсуждать по-новой, так как теперь я видел твою квартирку.
- Да, но дело - это дело.
Лестер нервно проводит рукой по парику, и тот падает на пол.
- У тебя упали волосы.
- Я не лысый.
- Как и куриное яйцо.
- У меня на голове была небольшая экзема, и мне рекомендовали носить этот паричок до излечения. Дело уже идет на поправку.
- Моя цена - сто, Лест.
- Черри сказал - пятьдесят.
- Черри не видел твоей роскошной двухэтажной квартиры.
- Послушай ее, неподражаемую Дитрих.
- Ничего не имею против Дитрих. Ты хочешь меня за мою цену? Или мне уйти?
- Черри будет недоволен. Он не любит, когда мальчики лезут в его дела.
- Позиция Черри меня мало интересует.
- Мне и в голову не приходило платить сто долларов за -…
- Не надо брать это в голову, надо просто платить.
- Могу я поинтересоваться, что у тебя за особые дарования, которые должны оплачиваться по такой цене?
- Моя особенность - в моей искалеченности.
- У тебя -…
- Одна рука. У меня только одна рука, Лест.
- К счастью для тебя, я могу позволить себе удовлетворить твои требования.
- Лест, у меня одна рука.
- Дорогой мальчик, ты это уже говорил. Я вижу. Я разве не говорил это?
- Язык не отвалится, если повторить.
- Я одинокий человек.
- У меня одна рука. У меня всего одна рука, Лест.
- Постарайся забыть об этом, Олли. Я ведь не думаю о своих волосах.
- До меня не сразу дошло, что клиентам нравятся увечья. Если они выше пояса.
- Ты очень красив.
- Когда я иду по улице и смотрю на витрины, то если я и сомневаюсь, сколько у меня рук, витрина возвращает меня к действительности. Я никогда не забываю этого. Лест, когда я буду уходить, положи сто долларов туда, где я смогу взять их, например, в мое пальто.
- А ты не уйдешь до -…
- Нет. Только не до. Конечно, после.
- Мне кажется, ты не сможешь. Можешь положить их в свой карман сейчас.
- Спасибо. Увидишь, не сбегу. Но время в городах летит быстрее всего. Такое впечатление, что часы принимают декседрин и бензидрин. Скорость!
- Мне в голову только что пришла дикая идея. Оставайся со мной. Надолго.
- Лест, ты мне нравишься, но оставь эту идею.
- Непостоянство - требование цивилизации, по моим наблюдениям. Ляг на этот диван и позволь мне раздеть тебя, Олли.
- Даже с одной рукой я могу одеться и раздеться сам.
- Но раздеть тебя доставит мне удовольствие.
Олли сбрасывает туфли, смотрит на Лестера, затем вытягивается на диване. Лестер становится на колени рядом с ним. Раздевание Олли напоминает церковную церемонию. Когда она завершена, Лестер наклоняется, чтобы поцеловать его.
- Лест, я не такой. Я уже три года проститут, но еще ни разу не позволил мужчине поцеловать себя.
- Да, но -…
- Не принимай на свой счет.
- Могу я коснуться твоих губ пальцем?
- Да, Лест…
Играет пластинка Дитрих.
- Музыка может быть пищей любви, но в этом случае любовь не нуждается в пище. О, она просто чудо. Неподражаемая Дитрих…
Олли садится, одетый.
- Бабушка. Ты можешь в это поверить?
- Я никогда не был с ней знаком.
- Феноменально.
- Мог бы ты налить мне полстаканчика… как ты называешь его?
- Снифтер. Я поставлю бутылку тебе между ног.
- Это поможет сохранить ковер.
Пластинка Дитрих останавливается. Начинает петь исполнитель "кантри".
- Я слышал эту песню раньше.
Радио:
I took provisions with me,
Some for hunger, some for cold.
But I took nobody with me
Not a soul, no, not a soul.Buildings seem much taller
When you're going from a town.
You see peculiar shadows
But don't let 'em bring you down.If you had a buddy with you,
I mean one that's tried an' true,
I can tell you 'cause I know it,
Shadows wouldn't be so blue.Я припасов взял с собою,
И на холод, и на голод,
Но никого не взял с собою,
Злою ревностью уколот.Город вырастает выше,
Если из него уходишь,
Гуще тени, острей крыши,
Не давай себя держать им!Если рядом есть товарищ,
Верный друг, надежный парень,
Им не справиться с тобою
Уж кто-кто, а я то знаю…
- Музыка кантри. Лест, поставь снова эту чудо-бабушку, ладно?
Когда Дитрих начинает петь, сцена растворяется.
Парк позади Главной публичной библиотеки в Нью-Йорке. Сумерки. Необычно пусто для этого часа жаркого летнего дня. Деревья кажутся изнуренными, скамейки - уставшими, фонтан, задуманный для украшения, представляет из себя яму с мусором - окурками, фантиками, бумажными тарелками со следами горчицы, кетчупа и жира.
Пожилой неухоженный мужчина, одетый с жалкими потугами на аккуратность и респектабельность. Он в изумлении ходит вокруг бассейна с мусором. Внезапно он останавливается, затем снова устремляется вперед, падает на колени. Вокруг люди, но они смотрят на него, не двигаясь.
Входит Олли и помогает пожилому человеку встать.
- В чем дело, папаша?
Старик смотрит на него, не видя его и не произнося ни слова.
- Все в порядке, а?
Старик качает головой, затем легонько кивает и идет вперед.
- Куда вы, папаша? Вы уверены, что знаете, куда идете?
Старик, пошарив в кармане, достает ключ от дешевого гостиничного номера.
- А, отель Риц. Только для мужчин. Ха! Риц! Папаша, отель Риц Только Для Мужчин находится вон там, куда я показываю. Видите? Видите?
Старик снова сначала качает головой, отрицая, затем кивает, соглашаясь.
- Нет, папаша, вы не видите, пойдемте вместе, отведу вас в ваше стойло в этой чертовой конюшне. Когда мы будем на месте, папаша - я дам вам вот эти пять долларов, возьмите себе напрокат электрический вентилятор. Этого хватит, чтобы пользоваться им целую неделю. Поняли?
Старик снова сначала отрицает, потом кивает.
- Нет, не поняли. Папаша, у вас тепловой удар. Смотрите. ПЯТЬ ДОЛЛАРОВ! ВЕНТИЛЯТОР! Их дают здесь напрокат, я знаю, я жил здесь, пока не нашел работу в этом городе. Свет видите? Синие неоновые буквы на углу? РИЦ. Только для мужчин. Доллар пятьдесят. Давай, папаша, ты доберешься…
Старик качает головой, затем кивает с робкой улыбкой, поворачивается и идет в указанном направлении. Он не обращает внимания на желтый свет, который сменяется красным; завывание сирены, визг тормозов, крики людей. Старик на земле, но толпа скрывает несчастный случай.
- Попал под "скорую помощь", о Господи. Она его сбила, она его и заберет. Ну и папаша! Ну и город…
Слезы наворачиваются Олли на глаза, он резко смахивает их. Мужчина среднего возраста с вороватым взглядом останавливается рядом с ним.
- Ужасно, правда?
- Да, все, и вы в том числе…
Ухмыляется мужчине и идет к скамейке.
Звучит голос рассказчика: "Здесь было столько их, увечных, подозрительных, уже давно не молодых, с их одиночеством и криком, застрявшим в глотках, немых, за жатых железной рукой фанатизма и закона. Невозможно воспроизвести все их голоса или разложить все их фото, как цыганскую колоду грязных поношенных карт предсказывающих одно и тоже будущее и им, и нашему молодому герою. Вы видели, как мальчик с неистовой горячностью защищает окруженную, постоянно штурмуемую крепость своей мужественности и своего мужества. Конечно, он должен знать, он должен понимать, испытав Бог знает сколько страха - да, страха, даже ужаса - что игру можно выиграть только тем способом, которым он играет уже столько времени - он должен немного сдаться, а потом немного еще, и еще, и еще, пока, наконец… но об этом он не может даже подумать, не испытав приступа тошноты… Решение? Ну… Конечно, в его жизни должно произойти еще одно крушение, после которого он не только не потеряет руку, но - ВЫИГРАЕТ! Ставка, на которую он играет, не сознавая этого - та, которую его друзья уже сорвали когда-то в туннеле - забвение!
И вот сейчас наступило время, когда -…"
Палуба экскурсионного парохода, плывущего вокруг Манхэттена. Звучит голос экскурсовода:
- Скоро перед вами откроется великолепный вид на самую знаменитую в мире статую, Статую Свободы, подаренную нашей стране правительством Франции в одна…
Олли и девушка лет под тридцать стоят невдалеке друг от друга у борта парохода. Не поворачивая головы, Олли оценивает девушку: "Не свинья. Определенно не свинья. Надо что-нибудь у нее спросить, например, нравится ли ей поездка". Подвигается поближе к девушке и говорит вслух.
- Вам нравится поездка?
- О да, очень. А вам?
- Да, вы знаете, хоть какой-то отдых от жары.
- Да, да, вы правы. Я в газете прочла сегодня утром, что люди просто падают в обморок на улицах.
- Да, некоторые из них и не выходят из обморока.
- Это называется тепловой удар.
- Ага. Вы, наверное, видели, как пожилые люди высовываются из окон, чтобы не задохнуться в своих квартирах.
- Вы здесь живете, или приезжий?
- Я здесь по делам. А вы здесь живете, или приезжая?
- Я… э… здесь работаю. На фирме Уорлд Уайд Мовинг. Маленькая работа на большой фирме.
- Вы одна?
- В городе?
- На пароходе.
- Одна… чтобы бежать от жары, вы знаете…
- Могу я предложить вам выпить?
- Немного позже я бы выпила, сейчас нет. Мне хочется дождаться прекрасного вида на Статую Свободы.
- Да вот она, вон там. Она что-то меньше, чем я ожидал, и зеленая, как лягушка, но мне нравится то, что она символизирует. Свободу человека… девушки, конечно, тоже. Но сейчас свобода - это большой, большой секрет.
- Вы бы не согласились снять меня моим "Кодаком", чтобы я могла послать домой фотографию?
- Свобода лучше на открытке.
- Наверное, но -…
- Для ваших родителей будет большей радостью видеть вас вместе с -…
- Да, я именно это имела в виду. Ой, извините -…
- Ничего, немного трудновато одной рукой держать "Кодак" и снимать одновременно, но я справлюсь. Повернитесь немного ко мне лицом.
Он отходит от борта, она поворачивается. У нее трепетная улыбка. Он щелкает затвором.
- Вам удалось поймать и меня, и статую Свободы в -…
- Да, в кадре будете и вы и мисс Свобода, причем вы - не зеленая.
Он возвращается к борту. Она присоединяется к нему, но становится на расстоянии полуметра. Он сокращает это пространство между ними.
- По-моему, нет камеры лучше, чем этот старомодный "Кодак". Или -…
- Что?
- Ничего. Проехали. По-моему, я совершал эту экскурсию уже раз пятьдесят.
- Вы в Нью-Йорке все лето?
- Все лето, осень, зиму и весну.
- О… Вы здесь работаете?
- Да. На кладбище.
- Извините, вы думаете, это честно - так прижиматься ко мне?
- Милая, тесные контакты на этом пароходике не могут повредить вам. Вы уже согласны выпить?
- Да, сейчас было бы здорово.
Они идут в трюм пароходика…
Спальня девушки в доме рядом с трущобами. Свет - только от шкалы радиоприемника. Мы видим две фигуры на постели и слышим, как девушка удовлетворенно вздыхает, тяжело дышит. Внезапно двумя этажами ниже слышится звон разбитого окна, свисток полицейского, разъяренные голоса людей. Воет сирена полицейского автомобиля. Голоса звучат громче.
- Что происходит?
- Буянят. Грабят.
В темной комнате Олли идет к окну.
- Второй раз на этой неделе. Не выглядывай!
Он выглядывает.
- Я никогда ничего такого не видел.
- Только не высовывайся из окна. Они стреляют по головам.
- Если бы у мира был язык, именно так он бы кричал, да, так бы он орал.