– Наше аббатство, безусловно, – вполне обжитое место. Нам не придется пробираться через темный холл, освещенный лишь догорающими углями в камине; не нужно будет расстилать постели на полу в какой-нибудь комнатке без окон и мебели. Но вам следует иметь в виду, что, когда в подобный дом приходит молодая леди, ей всегда выделяют комнату подальше от остальных. Члены семьи располагаются в своей половине дома, а ее наша старая экономка Дороти отводит по отдельной лестнице и многочисленным узким коридорам в спальню, в которую никто не входил с тех пор, как там лет двадцать назад почил какой-нибудь родственник. Вы готовы вынести такие испытания? Выдержит ли ваш разум, когда вы обнаружите, что остались совершенно одна в этой мрачной комнате, которая настолько огромна, что слабые лучи от единственной лампы теряются в ее размерах? Стены обтянуты гобеленами, рисующими фигуры в полный рост, а кровать покрыта темно-зеленым бархатом, годящимся скорее для похорон. Сомневаюсь, что у вас хватит мужества.
– Ну нет! Меня этим не возьмешь.
– А какой жуткой вам покажется мебель! Что вы увидите? – Ни столов, ни тумб, ни шкафов… У одной стены – остатки сломанной лютни; у другой – громоздкий сундук, который вряд ли кто-либо рискнет открыть; над камином – портрет прекрасного воина, чьи черты столь притягательны, что вы едва ли сможете оторвать от него глаз. А Дороти тем временем будет стоять, уставившись на вас, и что-нибудь бормотать себе под нос. Чтобы поднять вам настроение, она намекнет на то, что в этой части аббатства как будто бы обитают призраки, и предупредит вас, что поблизости не будет ни одного домашнего, способного услышать ваш звонок. Поклонившись, она оставит вас наедине со своими мыслями; вы услышите, как постепенно утихает шум ее шагов, а затем, едва не пав духом, броситесь к двери, чтобы запереть ее, но к своему ужасу обнаружите, что замка нигде нет.
– Ах, мистер Тилни, какую же мрачную картину вы набросали! Прямо как в книге! Но со мной этого не произойдет. Уверена, что даже вашу экономку зовут вовсе не Дороти. Ну ладно, а что потом?
– В первую ночь, возможно, все будет тихо. Преодолев невероятное отвращение к постели, вы все же осмелитесь немного вздремнуть, но сон ваш будет неспокойным. Однако во вторую ночь (или, может быть, третью) за окном разыграется буря. Со стороны гор будут доноситься раскаты грома, настолько сильные, что все здание, кажется, вот-вот рухнет. Затаив дыхание, вы станете прислушиваться к вою ветра, как вдруг вам покажется, что вы заметили (ибо лампа еще не погасла), будто одна портьера колышется сильнее остальных. Не в состоянии в такой волнующий момент подавить свое любопытство, вы тотчас же встанете и, набросив на плечи пеньюар, направитесь навстречу странной загадке. Оглядев драпировку, вы обнаружите разрез, который сделан настолько искусно, что не заметен даже при очень тщательном осмотре. За ним вы найдете дверь с массивными засовами и висячим замком, но вам не потребуется много усилий, чтобы открыть ее; и, держа лампу перед собой, вы пройдете в небольшое сводчатое помещение.
– Право же, я бы не отважилась туда зайти.
– Нет? Даже если бы Дороти рассказала вам, что между вашей спальней и Часовней Св. Антония, что в двух милях от аббатства, есть тайный подземный ход? Разве вы могли бы устоять перед таким соблазном? – Конечно, нет, вы продолжите идти все дальше и дальше, из комнаты в комнату, не замечая, правда, вокруг себя ничего интересного. Хотя, возможно, в одной комнате вы натолкнетесь на кинжал, в другой – обнаружите несколько капель крови, в третьей – какое-нибудь орудие пыток. Но во всем этом вы не увидите ничего необычного и, поскольку лампе останется гореть совсем недолго, поспешите подняться назад к себе в спальню. Проходя через переднее сводчатое помещение, вы, однако, заметите огромный старинный шкаф, отделанный черным деревом и золотом. Как странно, что он не бросился вам в глаза раньше! Будучи не в силах сдержать своего интереса, вы подойдете к нему, откроете обе дверки и заглянете в каждый ящик. Тем не менее, в них вы не найдете ничего особенного – быть может, лишь просто несметные запасы алмазов. Но вдруг, дотронувшись до скрытой от глаз пружины, вы замечаете, как открывается какое-то потайное отделение, в котором хранятся свернутые в трубку бумаги. Вы хватаете их – оказывается, это рукописи. Прижимая свою ценную находку к груди, вы торопитесь назад в спальню. На ходу вам удается разобрать несколько слов: "Кем бы ты не был, знай: в твои руки попали мемуары несчастной Матильды". Но именно теперь ваша лампа внезапно гаснет, и вы остаетесь в кромешной тьме.
– О, нет, не заканчивайте на этом. Прошу вас, продолжайте.
Генри было забавно видеть, что он сумел возбудить в ней такой интерес, но рассказывать дальше он отказался. Вряд ли ему теперь удастся сохранить в голосе всю важность и серьезность повествования. Он посоветовал своей спутнице использовать собственное воображение, если она желала-таки узнать, в чем заключались несчастья Матильды. Кэтрин, придя в себя, покраснела, решив, что проявила слишком много рвения; поэтому начала убеждать его, что, слушая рассказ, ни на минуту не усомнилась в том, что все это неправда. "Мисс Тилни, – подумала она, – ни за что на свете не поселит ее в такую спальню. Бояться совершенно нечего".
Их путешествие тем временем подходило к концу, и к Кэтрин вернулось волнение, не надолго покинувшее ее, когда она позволила себе увлечься выдумками Генри. С каждым поворотом дороги аббатство становилось все ближе и ближе; вот-вот среди высоких вековых дубов покажутся его прочные стены из серого камня, и последние лучи уходящего солнца заиграют на изящных готических окнах. Но, видимо, здание стояло очень низко, так как Кэтрин, миновав главные ворота со сторожкой привратника и очутившись на территории Нортенгера, не смогла разглядеть даже дымохода.
Она не знала, стоит ли удивляться, что до сих пор ей даже мельком ничего не удалось увидеть. Такая затягивающаяся встреча с аббатством мало походила на то, о чем она мечтала. Они просто мчались по ровной, усыпанной гравием дороге. Странным было и то, что вокруг стояли домики вполне современного вида, что не придавало их приезду никакой торжественности. Вскоре, однако, ей пришлось прервать свои наблюдения. Внезапный порыв ветра принес с собой дождь, хлеставший ее прямо в лицо, так что она более не могла смотреть по сторонам и направила все свои мысли на спасение новой соломенной шляпки. И вот она уже у самых стен аббатства, соскакивает (не без помощи Генри) с повозки и бежит к крыльцу, чтобы поскорее укрыться от дождя. Кэтрин и не заметила, как очутилась в холле, где ее ждали генерал и его дочь. Все произошло так быстро, что, входя в дом, она даже не успела почувствовать ни одного дурного предзнаменования, ни одного намека на ужасы, которые обычно царят в таких древних зданиях. Ветер тоже, к сожалению, не доносил до нее стонов убитых мучеников. Из-за этого противного дождя она упустила такой случай! Хорошенько отряхнувшись, Кэтрин позволила отвести себя в общую гостиную, где вновь принялась за размышления.
Аббатство! Как все-таки приятно здесь оказаться! Однако, осмотревшись, она как будто бы не заметила ни одного предмета, который бесспорно указывал бы на то, что это именно аббатство. Мебель – при все своем изобилии и изыске – выглядела вполне современно. Камин, на котором она ожидала увидеть старинную резьбу, был выполнен в стиле Рамфорда – с простыми, хотя и красивыми, мраморными плитками и с украшениями наверху из лучшего английского фарфора. Окна, к которым она относилась с особым вниманием, еще меньше оправдали ее ожидания, хотя генерал, помнится, и утверждал, что сохранил их готический облик. Стрельчатая арка, действительно, имела место, и вид у нее был вполне готический, но рамы казались слишком большими, а стекла – слишком чистыми. На воображение, рисовавшее себе маленькие оконные проемы, грубую каменную кладку, узорчатое стекло, пыль и паутину, такие отличия действовали удручающе.
Генерал, заметив, с какой тревогой она озирается по сторонам, уже начал говорить о том, что эта комната чересчур мала, да и мебель здесь довольно простая, – все, мол, рассчитано на удобство и тому подобное. Однако же, он не преминул отметить, что в аббатстве имеется несколько помещений, достойных ее внимания. Рассказывая, в частности, о дорогостоящей позолоте в одной из комнат, он вдруг достал часы и обнаружил, что уже без двадцати минут пять. Это, похоже, означало, что настала пора расходиться. Мисс Тилни сразу же схватила Кэтрин за руку и повела ее в такой спешке, которая могла указывать лишь на то, что в Нортенгере вся семья живет строго по часам и не терпит непунктуальности.
Возвращаясь через просторный холл с высоким потолком, они направились к широкой дубовой лестнице, которая после бесчисленных пролетов и площадок вывела их наконец к длинной галерее. С одной ее стороны в ряд тянулись двери, с другой – окна, которые, насколько успела заметить Кэтрин, выходили на прямоугольный внутренний дворик. Мисс Тилни провела ее в одну из комнат и, едва ли высказав надежду, что ей здесь понравится, отправилась обратно, попросив ее напоследок по возможности не менять туалета.
Глава 21
Одного взгляда Кэтрин вполне хватило, чтобы убедиться, что ее комната совсем не похожа на ту, которую обрисовал Генри, тщетно пытаясь запугать ее. Она вовсе не была слишком большой, и Кэтрин не обнаружила здесь ни гобеленов, ни бархатных покрывал. Стены были оклеены обоями; пол – застлан ковром; окна – ничуть не хуже и не лучше тех, что она уже видела внизу, в гостиной; мебель, хотя и не отвечавшая последнему писку моды, – красивая и удобная; так что общую атмосферу никак нельзя было назвать невеселой. Заставив себя, тем не менее, успокоиться, она решила не терять пока времени на то, чтобы все осмотреть тщательнейшим образом, ибо слишком боялась вызвать у генерала немилость любым своим опозданием. Потому, поспешно сбросив с себя верхнюю одежду, она принялась развязывать льняной пакет, который уже доставили наверх. Именно в этот момент она вдруг заметила большой высокий сундук, стоявший впритык к камину. При виде его она даже вздрогнула. Забыв обо всем на свете, Кэтрин уставилась на него, не осмеливаясь даже пошевелиться. И тут на нее обрушился новый поток мыслей: "Вот так так! Такого я уж точно не ожидала! – Огромный тяжелый сундук! Интересно, что в нем может быть? Почему его поставили именно сюда? Задвинули зачем-то – видимо, подальше от посторонних глаз. Я должна заглянуть в него. Чего бы мне это не стоило. Обязательно загляну – и прямо сейчас, пока еще светло. Если я не потороплюсь и прожду до вечера, у меня может не хватить свечи".
Она подошла и внимательно его осмотрела: сколочен он был из кедра и украшен инкрустациями из какого-то более темного дерева, из которого для сундука также была изготовлена подставка, примерно в один фут высотой. На нем висел серебряный замок, уже совсем потускневший от старости; с обеих сторон виднелись остатки ручек (тоже серебряных), сломанных, скорее всего, раньше времени от, возможно, неосторожного использования; а сверху на крышке красовалась зашифрованная надпись, выполненная все из того же металла. Кэтрин склонилась над ним, но, как бы пристально она не всматривалась, ей так и не удавалось что-либо разобрать. Она никак не могла взять в толк, почему у нее получается, что последняя буква – "Т". В любом случае, странно, что здесь делает этот сундук. Если он изначально не принадлежал семье Тилни, какими же путями он попал в их дом?
Ее любопытство нарастало с каждой минутой. Наконец, схватив дрожащими руками замок, она решила, во что бы то ни стало, узнать хотя бы, что там внутри. Крышка сундука едва поддавалась, но Кэтрин все же, хотя и с большим трудом, сумела поднять ее на несколько дюймов. В дверь ее комнаты вдруг кто-то постучал. От неожиданности Кэтрин вздрогнула и разжала руки – крышка тяжело опустилась на прежнее место. Оказалось, что в столь неподходящий момент пожаловала всего лишь служанка мисс Тилни, которую та отправила узнать, не нужна ли мисс Морланд какая-нибудь помощь. Кэтрин сразу же отпустила служанку, чей приход, однако, заставил ее опомниться и, несмотря на жгучее желание разгадать тайну, заняться своим туалетом, дабы не вышло какой задержки. Но дела у нее продвигались слишком медленно, ибо все ее мысли были по-прежнему обращены к предмету, вызывавшему в равной степени и интерес, и тревогу. Но как бы сундук не манил к себе, ей пришлось отказаться от второй попытки.
Однако, едва продев руки в рукава платья, Кэтрин решила, что ее наряд уже почти готов и потому она, наконец, может дать волю своему любопытству. Уж одна минутка у нее точно найдется! Каких бы трудов ей это не стоило, она все-таки поднимет крышку, если ее, конечно, не удерживают сверхъестественные силы. Настроив себя так решительно, она подскочила к сундуку – и ее уверенность не обманула ее: хорошенько поднатужившись, она-таки сумела откинуть крышку. Ее изумлению не было предела – перед ней лежало аккуратно сложенное белое стеганое покрывало, занимавшее самое дно сундука.
Она стояла и с удивлением рассматривала результат своих переживаний, когда в комнату вошла мисс Тилни, обеспокоенная тем, готова ли ее подруга. Кэтрин, полной разочарования, стало еще и стыдно за то, что ее застали за столь пустыми поисками.
– Какой интересный старинный сундук, не правда ли? – начала говорить мисс Тилни, пока Кэтрин торопливо закрывала его. – Трудно сказать, сколько поколений он уже пережил. Как он оказался в этой комнате, я, честно говоря, и не знаю, но я никогда не пыталась от него избавиться, ведь он может еще сгодиться, скажем, для хранения шляп. Плохо, конечно, что он настолько громоздкий, что не каждому под силу его открыть. Но, по крайней мере, в том углу он не мешается под ногами.
Кэтрин была не расположена к беседе. Раскрасневшись от стыда, она стояла перед зеркалом и завязывала платье. Мисс Тилни осторожно намекнула на то, что они могут опоздать; и уже через полминуты девушки вдвоем неслись вниз по лестнице. Их опасения были совсем не напрасны, ибо генерал Тилни уже расхаживал взад-вперед по гостиной, держа в руке часы. Как только они появились, он со всей силы ударил в колокол и приказал:
– Ужин на стол – немедленно!
Кэтрин бросило в дрожь, когда она услышала его резкий голос; бледная и уставшая, она тихо села на стул, с отвращением думая обо всех этих старых сундуках. Генерал, посмотрев на нее, вспомнил об учтивости и принялся бранить дочь за то, что она вела себя неразумно, поторапливая свою милую подругу, которая никак не может теперь отдышаться, тогда как спешить было совершенно незачем. Кэтрин еще больше стало не по себе, так как именно из-за нее бедной Элеаноре приходилось выслушивать морали отца. Наконец, все успокоились и сели за стол. Благодушные улыбки генерала и ее собственный аппетит позволили Кэтрин немного расслабиться.
Столовая представляла собой довольно просторное помещение, размеры которого скорее бы подошли для общей гостиной. Вся обстановка сияла роскошью и дороговизной, что, впрочем, теряло свой смысл в глазах неопытной Кэтрин, обратившей внимание лишь на число присутствующих и на вместительность столовой. По поводу последней она даже выразила вслух свой восторг, на что генерал, сделав довольную мину, заметил, что это еще не самая большая комната. Спустя немного он признался, что считает просторную столовую неотъемлемым атрибутом достойной жизни, и предположил, что она, должно быть, привыкла у мистера Аллена к более крупным помещениям.
– Нет, что вы! – ответила на это Кэтрин. – Столовая мистера Аллена ровно вдвое меньше вашей, – да и вообще в своей жизни она никогда не видела такой большой комнаты.
Лицо генерала снова расплылось в улыбке. В конце концов, если у него есть такие помещения, почему бы ими и не пользоваться? Однако он все же полагал, что чем меньше комната, тем она уютнее. Дом мистера Аллена, решил он, – должно быть, как раз тех размеров, которые необходимы для нормального человеческого счастья.
В целом, тот вечер показался Кэтрин довольно спокойным, а, когда генерал Тилни время от времени оставлял их, – даже немного веселым. Она почему-то только в его присутствии чувствовала легкую усталость после поездки; но даже тогда, а также в минуты апатии или напряжения, она была очень довольна и вспоминала о своих подругах, оставшихся в Бате, без малейшего желания оказаться сейчас рядом с ними.
К ночи разразилась гроза; ветер в течение всего вечера то утихал, то вновь поднимался; и к тому времени, как все стали расходиться по комнатам, уже началась настоящая буря. Кэтрин, проходя через холл, с благоговением слушала, как за окнами бушует стихия. Ветер свирепо завывал у стен здания; дождь неистово барабанил в дверь; и Кэтрин в первый раз почувствовала, что она, действительно, находится в аббатстве. Да, именно такие звуки она себе представляла – они рисовали в ее воображении ужасные картины и жуткие сцены, свидетелями которых становятся подобные здания. Она просто сияла от счастья, что оказалась в стенах аббатства! Ей ни к чему было опасаться ночных убийц или пьяных ревнивцев. Все, что тем утром рассказал ей Генри, было сказано, конечно, в шутку. В доме, который так хорошо охраняется, ей не придется испытать ни единого страха, ни одного ужаса; она могла спокойно возвращаться в комнату, чувствуя себя в такой же безопасности, что и в родном Фуллертоне. Подобные мысли придавали ей еще больше мужества. Поднявшись по лестнице и заметив, что спальня мисс Тилни находится всего-то через пару дверей, Кэтрин уверенно вошла в свою комнату. Радовало и то, что в камине уже весело потрескивали дрова. "Как здесь хорошо, – проговорила она, подходя к каминной решетке. – Насколько все-таки приятнее придти и обнаружить, что огонь уже горит, чем ждать, дрожа от холода, пока уляжется вся семья и через дверь, пугая своей тенью, протиснется старуха-служанка с охапкой хвороста. Как я рада, что Нортенгер – именно такой, какой он есть! Если бы он оказался другим, то не знаю, смогла бы я в такую жуткую ночь ручаться за свое мужество. Но сейчас я могу спать совершенно спокойно".
Она обвела комнату взглядом. Шторы на окнах как будто слегка колыхнулись. Но это, должно быть, просто слишком сильный ветер, продувающий через ставни. Она уверенно направилась к ним, мурлыкая себе под нос какую-то мелодию; и, чтобы убедиться, что это действительно сквозняк, заглянула за каждую штору. Ничего за ними не обнаружив, она коснулась ладонью ставня и почувствовала, что ветер, на самом деле, разыгрался не на шутку. Проверив все окна, Кэтрин покосилась на старинный сундук и поморщилась, подумав о своей необузданной фантазии, обещавшей ей увидеть что-нибудь эдакое страшное. Таким образом, с выражением полного безразличия на лице она начала готовиться ко сну. Спешить было некуда; у нее полно времени; ей все равно, если наверху все уже спят и лишь она одна бодрствует. Ей незачем оставлять в камине огонь – именно это, по ее мнению, свидетельствует о трусости тех, кто думает, будто свет может уберечь спящего.