- Мне нужен, Лёша-а, мне, - она сказала это.
- Правда?
- Ну, Лёшь, ну что ты, ну хватит!
- Тогда купи колбасы - я все деньги потратил на ствол.
Она просила показать пистолет, но я сказал, что его здесь нет. Мы купили немного хорошей ветчины, и я уговорил её пройти немного пешком - хотя бы по мосту - надо ведь проветриться, да и вообще ещё рано. Она немного поныла, что надо кормить собаку, гулять с ней, но всё же пошла; руку не вырывала, было горячо-приятно, но неудобно, так как она ниже меня ростом, а когда вышли на мост, стала вырывать.
Нет, не будет у нас с тобою щастья и гармонии, умно подумал я.
В конце моста, где начиналась тень, я внезапно отпрыгнул от неё в сторону и выхватил пистолет, взведя и направив ей между глаз, блестящих и непонятных. Она испуганно улыбалась. Я, любитель театра, провернул оружие на пальце и эффектным жестом выкинул с моста - в идеале там, внизу, должна быть вода, но там заросли клёнов, свалки и гаражи - но это-то даже и неплохо: была ведь и задняя мысль, что не придёт ли буквально назавтра времечко собирать раскиданное - и только пресловутая "эффектность" не дала точно сначала рассмотреть, куда я его заштулил… "Кожуру" я негласно выкинул по пути.
Я взял её за ручку - теперь её пожатие чувствовалось - холодное, горячее, нежное, потное. Всё было очень мелодраматично и мне очень нравилось - "Мы идём в тишине по убитой весне"…
Через день мы, как говорят в народе, разжопились ("А Макс?" - сонно произнесла она поутру. - "Что Макс?" - "Он был? Куда он делся?" - "Домой, куда ж ещё? А что?" - "Ну, он ведь экс…" - "Экс-ББ"! Блядская…" - Я ещё мог шутить, и поссорились мы, кажется, не из-за этого), и в одиннадцать утра я уж лазил в зарослях между гаражами, по их крышам, по всяким извилистым тропам и импровизированным отхожим местам и свалкам - но, конечно же, ничего не нашёл.
43.
Я сделался совсем плохим: дома я сидеть не мог, по улицам ходил совсем потерянный - я потерялся, я потерял её - на каждом углу, в каждой широкой женской фигурке мне мерещилась она! Пути мои были исповедимы - так как я не мог поехать к ней, я приходил на Кольцо в странной надежде встретить её. Её не было, ежедневно я встречал там Фёдора, вокалиста группы "Нервный борщ", и мы с ним выпивали самогон, бутылку за бутылкой, засиживаясь иной раз часов до четырёх - для Феди, я так понял, любая собачья полночь - "время детское", главное, чтобы был "дринк". Даже я стал вхож в знаменитый шинок "У тёти Тани", где иной раз брал "вдолбок" (то есть, на алкожаргоне, в долг). Много явлений чудных (и не очень) мы познали и показали нашим молодым девушкам, но Федя видел, что "Лёха еле живой".
- Ты что любишь её?
- Да нет, так…
- А что ж у вас?
- Она не хочет.
- Ну, поехай к ней, скажи.
- Уж ездил.
- Ну пошли её.
- Уже.
- Она вроде с Саничем была?
- Ну да.
- А теперь с тобой?
- Уже нет.
- Насыпай.
Я пожалился Феде, что у меня уже второй месяц болит в левом боку - с гепатитом он, в отличие от приличного Саши, знаком не понаслышке. Мы обсудили симптоматику, а потом доктор Фёдор посоветовал больше выпивать. "А может я просто перетрудился над ней…" - это была вторая моя гипотеза. "Ведь стоит только мне до неё дорваться, как не щажу животов совершенно, особенно своего… А уж когда её под рукой нет, то и подавно!" Федя легко и с юмором распознал мою метафорику и поспешил обнародовать, что он (в отличие от Саши!) предпочитает "настоящий сээкс, опасный, с порывами и стонами, и на десерт - анальный, даже пидора". Йа, йоу, вива ля революцьён!
Мы допили зелье и пошли в ларёк у "Легенды" за пивом. Было уже темно, и в компании на последней лавочке мне вновь померещилась она. Потом я услышал её смех - совсем рядом - мы как раз шли мимо. Это была она, она посмотрела на меня. Я остановился как вкопанный, пошатываясь. - "Привет", - сказал я. - "Привет, - ответила она, как-то засмущавшись, и я заметил, что окружавшие её пять фигур были мужскими, причём весьма крепкими - не то что мы, - чем занимаешься?" - "Вино пью" - "Я тоже". Я поспешил прочь, притягиваемый взглядом Фёдора и товаром ларька, - а может кем-то отталкиваемый?..
Завидев, что мы возвращаемся, они стали сваливать - показалось, она теребила их уйти. Показалось также, что одного она обняла за талию, а он её.
- Кто такие? - спросил Федя.
- Не имею знать.
- Может ёбнем их?
- Как?
- Легко, - вместо "х" он произнёс что-то вроде двух слепленных "к" и причмокнул языком. Я удох.
- Хули смешного - смотри сам… - безумный взгляд исподлобья, и брутальный глоток.
- Когда-нибудь, Федя, я на что-нибудь решусь - ты правда пойдёшь со мной?
- Выпить, - легко сказал Федя и опять причмокнул.
Я понял.
На другой день Феди не было, зато был Санич. Я ему всё пересказал про Зельцер, кое-как выпустив намёки на свои личные отношения с ней.
- Поди заторчала опять, сучка, - равнодушно резюмировал он.
- Не может бысть, - я едва сдержался.
- А ты чего ожидал?! - риторически усмехнулся он, - наркоманка она и проблядь - полгорода об этом знает!
Я начал понимать. Он разлил последнюю порцию - из пластика в пластик - скоро будут пластиковые желудки и проводки в пластиковых репах - как, согласно Лимонову, у первого искусственного человека искусства Энди Ворхола - ashes to ashes, plastic to plastic, stick to stick, ash’s to ash’s, caesar’s…
- Съездить бы к ней, разузнать… - начал я.
- Да нахрена это надо, ещё менты запасут, - урезонил Саша.
- У неё ведь остался ещё план, - зашёл я с другой стороны, - когда мы с ней курили, было стакана два.
Саша мгновенно заинтересовался: он искал, где бы взять планцу, а его-то и не было в городе - тем более в долг.
Мы решили немедленно "отправиться на полуостров" - уже темнело. Я был доволен, но сердце моё замирало. Выпить ещё решили у неё или… после.
Дверь нам открыли не совсем сразу. Дебильная улыбочка, вваливаемся в коридор. Чего хотели? Да вот, план можно у тебя взять? Выходит чувак - бритый, приземистый, в рубахе с голой грудью, в трико и шлёпанцах на босу ногу: "Вам чё тут - притон?! Роспосылторг? Кто такие?"
Она: Это мои друзья.
ОШ: Мы к ней пришли, вообще-то.
Чувак: А дело будете иметь со мной. Что дальше?
Санич: Ни хуя.
Чувак: Всё, выходим? Или вместе?
Санич: Ну, давай, только дай сначала побазарить с…
Чувак: Всё, выходим, ребята…
Санич: Да ебать в рот! - я кому голо…
Собака: Р-р-гав!
ОШ: Саша, Саша, пойдём. Всё, мы уходим, извиняйте.
Выходят.
ОШ: Блять, ёбаный насосорот! Бляцкий компот! (кричит, прыгает, разбивает об асфальт кассету, топчет её ногой) В рот мне накопать и пизды всем пораздать! Как же так быть?!
Санич: Ты что, сынок?! (удыхает).
ОШ: Блять, ну как так?! (подпрыгивает, бьётся головой об стену ларька).
Санич (уже серьёзно): Э, бади, ты чё, родной?! Тебе-то что?
- Нельзя так делать. Блять, и месяца не прошло - от ворот поворот!
- Согласен. Бабы, они такие. Как там у Шнура?..
- Ты думаешь?!!
- А ты что думал - в тапочках уже, интимный свет, всё такое…
- Давай щас выпьем бутылочку и пойдём их…
- Да, легко, сыно-чек! Вот это я поощряю! Только я это… Зельцера бить не смогу.
- Я смогу! Она моя! Дрянь! Дайте мне её!
- Ну что ж, выпиваем и идём мочим. Только сразу, без предисловий - гасим и уходим.
Мы выпивали у ларька, всё думая, с чего б начать. Постепенно появлялось опьянение, но злоба проходила. Я пошёл на попятную - стал уговаривать Сашу не делать этого. Саша вскоре поддался, поскольку мы стали поддавать вторую бутылочку, и, как в том анекдоте, жизнь уже налаживалась… К тому же, завтра ему на работу, а он уже не раз приходил с фишерами и ссадинами, с будунища, к полудню вместо восьми - даже не заходил внутрь, а сидел снаружи на лавочке, дожидаясь начальника, а когда тот подходил, то ему-то и свидетельствовал, что я, мол, вот он, типа того, пришёл, но я сегодня не могу…
И только за вторым стаканчиком дома я, безумно волнуясь, изрёк:
- …вот Элька, Эльмира - я с ней спал, - получилось почти как тост.
- Я так и думал, - спокойно сказал он, опрокидывая стопку. - Я давно подозревал. Ещё на второй день, когда мы пришли с концерта, я обратил внимание на рюкзачок. Думаю: ага, всё понятно, неужели?..
- Ты, Саша, извини, если что…
- У меня, ты знаешь, насчёт неё никаких претензий нет… Нахуя она тебе-то?!
- Ну я вот так сказать…
- Э, ты что, влюбился что ли? - я, признаться, не ожидал, что наш Саша владеет подобной лексикой. Он потеребил меня за лицо - чтобы я посмотрел ему в глаза? - Ты чё, бари!
Я на мгновенье замялся - словно сам заглянул себе в глаза - словно ScanDisc проверял мой интеллект и чувства на наличие ошибки. Люди занимаются сексом из-за любви или из-за любопытства - может быть, не вполне корректная оппозиция, но если не копать вглубь, не лезть в бесконечные дебри - или лучше вообще не предполагать их наличия! - вполне сойдёт.
- Нет, - сказал я.
- Нравится её тягать, что ли? - он слегка ухмыльнулся.
- Бревно, - равнодушно бросил я, ухмыльнувшись в ответ, - трёхлитровая банка!
- Минет грудями не пробывал - к этому она пригодна - ого-го!
- Уж спасибо, бог миловал.
Мне всё-таки удалось растеребить Сашу, чтобы влить в него две последних порции змия и тем неожиданно извлечь из него некий наставительный монолог.
- Понимаешь, она наркоманка и шлюха. Не хочу оскорблять ваших высоких чувств, но это так. Она будет колоться в любом случае - от этого не излечишься. Если так будешь с ней вожжаться, то и тебя втянет. У неё гепатит - я был вынужден на каждую репетицию с гондоном являться! Это…
Тут я не выдержал.
- Извините, - говорю, - мать, но так сказать. Во-первых, гепатитом можно заразиться и через слюну - достаточно поцелуя, почистить зубы её щёткой или того меньше; а во-вторых, обвинения ваши насчёт возврата к наркомании и склонности к блядству несколько голословны…
- Под тебя она легла - так? И что, это единичный факт? Вот, допустим, Михей - наш половой гигант, - Саша решил взять наглядностью, - если его с ней оставить в её квартире часа на два, он её, как говорит ОФ, отсегрегатит.
- Да нет, Михе она не даст, - усмехнулся я. - Она не такая - она всё-таки брутал.
- Можем прям завтра найти Михея и поспорить. Проверить, как вы говорите, на мод’елях. Олимпийскый Миха секси джаэнт своё дело знает!
Меня это ушибло. Неужели, неужели это действительно так?! Я даже бросил собеседника, который благополучно ушёл в сон. Весьма красочно и подробно представлялся мне этот остроумный несчастный эксперимент - и меня мутило, во мне вскипало бешенство. Да неужто так этот мир устроен - и то, из-за чего гений О. Шепелёв боялся, мучился и плакал, что считал по праву своим и только своим, какой-то Михей, нахальный профессионал, профессиональный нахал, может взять легко, из одного любопытства?!! И она ему от-даст! Dust! Пыль стряхнёт и дальше как новенькая, как новенький пойдёт! Нет!!!
Наконец мы допили и легли на мой полуразвалившийся диванчик. Я не мог спать - всё порывался туда!
- Она дура и сука, забудь её, - резюмировал Саша нетрезвым, сонным вокалом и тут же со свойственной ему гипербыстротой перехода границы сна (что, как вы знаете, для меня, одна из базовых проблем существования), снова засопел.
- Если она позовёт, на коленях поползу на П-***ское! - заорал я.
Саша приоткрыл свой недобрый глаз.
- Я так не могу, Саша! Блять, не могу! О-а-а-а!
- Пиздячек им надо навалять… - сквозь сон отозвался Саша.
- Пойдём! Сейчас! Блять, убью! - не могу больше!! - я вскакивал, сжав кулаки, теребил Сашу.
- Пойдём! - заорал он, вскочив, хаотично размахивая своими длинными конечностями. - Нау! Мне по хую! Всех расшибу!! - брутально голосил он - даже соседи проснулись, сонно-боязливо сказав: "Что это?".
Мы ползали по дивану, по комнате, пытаясь встать или хотя бы определить сколько времени. Потом озябали кто где, потом опять - и так раза три.
44.
Лишь к полудню Саша, тяжко вздыхая и причитая, что "что-то одно - работу или пить - надо срочно бросать", поковылял к своему офису на складе, откуда по магазинам развозят кефир и ряженку - поковылял в нахальной надежде отведать их же, чем и засвидетельствовать своё почтение, а потом уйти домой. Через неделю он уволился…
Естественно, что мы на этом не успокоились. Вечером, сидя на Кольце, дойдя до нужной кондиции, мы решили всё же осуществить свой марш-бросок. Для этого был разработан некий сценарий, показывающий всю степень моего тогдашнего лав-кретинизма (не помню, но подозреваю, что Саша был вовлечён в данную затею обманом или посулами выпивки): мы должны были под предлогом конопли проникнуть в дом к Зельцеру, затем Саша должен заявить, что ему открылась - причём якобы из писем О’Фролова! - "страшная тайна" нашей с ней преступной связи, на что я должен в порыве ревности и ярости вскочить, а Саша тут же двинуть мне в лицо (не сильно, понарошку) и выбросить на улицу… Смысл, видимо, предполагался в катарсисе сострадания к бедному, невинно избиенному ОШ, равно как и в праведном гневе Саши, опять же вызывающем её, подлую, на откровенность… В общем, хотя по сцене и не ходят носороги (разве что неучтённые слепые собаки?..), драматург я, конечно, авангардный, но не забывающий классическую козлинопесенную традицию.
Что интересно, так всё и случилось. Эльмира открыла нам (она была одна), мы зашли, уселись на кухне. Саша довольно долго и пьяно обмусоливал тему конопли, а потом резко перескочил - как иголка проигрывателя на бугорке - в другую тему.
- Откуда же ты узнал?! - её интонация была откровенно наигранной, как будто я только что в коридоре, потаясь от Саши, сунул ей в кулачок клочок с этим текстом.
- О’Фролов из армии написал! - Саша тоже переигрывал - как трижды пропившийся провинциальный актёр, в который раз вышедший исполнять свой долг под явно видимым шофе, но в то же время всем свои видом выражающий, что он есть претендующий на высокое искусство, никак не свойственное его пошлому окружению.
- Чё правда? - О, други златые, как она удивилась, а! Меня покоробило от фальши, я вскочил, воскликнув что-то вроде: "Я так не могу!", и Саша сильно зарядил мне в зубы - со всей дури! - и следом ещё раз.
- Пошёл на хуй! - сказал он натурально-свирепо - даже забыл прибавить поставленного мною в конец реплики щенка!
Я, подымаясь, шатаясь, утираясь и сплёвывая, едва слышно назвал его пидаром, и обидевшись, вылетел на улицу, не дожидаясь, пока он меня также по-дурачему швырнёт на бетон и арматуру лестничной клетки.
Я сел на лавочке, чувствуя себя щенком, тоже неприлично глубоко вошедши в роль, чуть не плача от уже небутафорских боли и обиды, время от времени вскакивая, вихляясь, изображая игру на электрогитаре, и напевая из Skinny Puppy: "Good and evil does not exist" и "Progress, we have progress!". Потом пошли почти стихи: жить надо ради процесса, не ради позесса - а мы ждём принца, хоть сами не принцесса! И много всяческих идей толпилось у его дверей, а также множество людей: зверей, скотов, блядей, чмырей…
Припомнились все мои "походы в неведомое", все их сидения здесь - когда я, как в лунатизме, являлся к ней, а её не было… и я сидел - час, два, три, четыре, до темна, до ночи - и она являлась… или не являлась… В первый раз я ещё был дерзок и целеустремлён - то и дело ходил звонить в дверь, бросать копейки и камешки в окно, пошёл к баптистам - через дорожку их шаражка, домик с крестиком на курьих американских ножках - она, видите ли, не так давно с ними дружбу водила, даже играла у них на барабанах (!) в их группе! - спросил, нет ли её, спросил, не знают ли её сотовый, попросил звякнуть, доложить, что "Лёша пришёл"… Но скоро я стал полной тряпкой - не сказать, что терпеливой - наоборот - ежесекундно нетерпеливой! - отсчитывающей в ознобе от холода, злости и ревности тысячи этих мучительных секунд - дай бог пива! - но осознающей, что выбора нет - только берлага, только я сам…
Я всё ждал, когда они выйдут - думал, что она сразу выбежит за мной, но сильно ошибся. Мне надоело, и я пошёл под окно кухни и стал слушать.
Кое-что долетало:
- Ты видишь, чувак (может он даже сказал "пацан") в тебя влюбился, а ты что мозги ему колебёшь?
- Я ему не колебу, он сам.
- С ним, так с ним, нет, так пошёл на хуй - нечего хуйню разводить. Вот выходи щас и сама скажи ему.
- Не буду я ничего никому говорить.
- У него, понимаешь, психика нестабильная.
- Оно и видно. Он сам весь нестабильный. На хрена мне это надо: посреди ночи является, удолбленный колёсами!.. Мне это не надо. "Я повешусь, застрелюсь" - блять, кому это надо?! Мне это не надо.
- Не надо - так делать! Ты вроде уже с ним, а сама со мной тогда, вся фигня…
- Мне, короче, по хрену, Саш, делай сам с ним, что хочешь. Мне это не надо.
Меня их диалог поразил несказанно - я тут же залетел к ним на кухню, не зная, что предпринять, сжимая зубы и кулаки, готовый на всё, пытаясь обратить на себя внимание - всё-таки я вроде как предмет и конечная цель спора, а кроме того, автор сценария… Дискуссия их проходила уже на повышенных тонах, и они меня проигнорировали - даже Саша, который был вроде на моей стороне, когда я стал ныть и тянуть его за руку домой, только невежливо бросил: "Иди на хуй, щас уебу. Это не твоё дело, надо с ней разобраться!" и стал продолжать "из роли, из роли".
Я сильно хлобыстнул дверью квартиры, а потом дверью подъезда. Сел на своё место и снова предался напряжённому ожиданию - изредка вскакивая, громко, на весь двор произнося проклятья-заклинания: "Хуеложство! гондонофилия! блядомассовка! кодлоономастика!" и ударяя кулаками себе по коленям или в ствол берёзы.
Минут через двадцать вышел Саша. Он был, как вы поняли, один.
- Всё, сынок, - лаконически осведомил он и предложил взять вина.
Я было начал упрекать его за слишком буквальное следование букве роли, выпытывать подробности, ныть о том, что "к Зельцеру я на коленях поползу"… На что он заявил:
- Плюнь на неё. Я тебе давно всё сказал про неё. Если я ещё раз услышу рассказы об этой… или узнаю, что ты опять с ней путаешься - пеняй на себя. Я с тобой больше не буду… пить.
Мы взяли червивки и отправились, распивая её на ходу, вчерашним маршрутом. Понятное дело, что мне очень хотелось просмаковать определённые вещи, но так как было нельзя, пришлось сублимировать, что тоже в общем-то иногда пользительно.
- Это фигня, - говорил я, отглотнув из бутыли, запрокинув при этом голову в торчащее из-под моста звёздное небо, - меня вот сейчас интересует, было ли вообще такое: человек слетал в космос, увидал, что никакого бога там нету, за час обернулся, вернулся и идёт по городу, широко улыбаясь как ни в чём не был?!
- Да п-при ч-чём тут это?! - Саша выплюнул только что заглоченное, удыхая - наверняка недоумение и увеселение его вызывал сам факт возникновения подобного вопроса.