А вот Кочан молодец. Поборник христианской нравственности в искусстве уже обращался не к нему, а к Кротковичу: "Типа, скажи своему другу", Кочан начал привставать с места, а Псих, усаживая его за плечо сзади, приговаривал: "Зубилыч, ну хватит, хватит, ну всё нормально, гнилой базар". Подключились и девочки, особенно Зельцер.
- Григорий так интересно рассказывает, - верещала она, - с ним так интересно общаться… Давайте лучше ещё выпьем!
Меня чуть не вырвало!
- Давай тогда выйдем, - конкретно изъяснился Кочан.
- Один на один. Хошь на кулаках, хошь на палках, на ножах, до первой крови, до последней - выбирай сам. Мой секундант Кроткович, а Лёха может согласится быть твоим. (Я, конечно же, тут же отказался). Я его прошу. Согласен. Никто не полезет - этого не боись. Выпиваем короче и идём.
Конечно же, влезла блядская Креветка и всё расстроилось.
- Пьяный - ладно, тогда давай завтра. Во сколько и где?
Григорий попытался свериться со своим ежедневником в телефоне и записать туда координаты… Однако было очевидно, что он ломает комедию, валяет дурака, содержит и прокатывает нас за пидоров и всё такое прочее… В этот момент я как бы очнулся: вспомнил, что сам дал ему сигарету, на что он сказал: "Не курите это дерьмо ("LD" наверное) - я вот не курю", после чего он, спросив-узнав о роде моей деятельности (ещё пару раз запамятовав, как меня зовут), что-то промямлил мне - с почти по-ментовски менторскими интонациями! - о зашибании бабла и потерял ко мне интерес (я к нему тоже). А вот Кочан молодец!
В тот миг единственный мой порыв был - схватить стоявшую на полу гитару и разнести об его головешку! Вышибить душонку - вот вам и весь спор!
Я сдержался и не сделал этого - о чём сожалею и по сей день.
Тогда Кочан с Психом ушли. Мне стало совсем мерзко. Благо эти тоже кое-как убрались. "Качан молодец…" - сказал я Эльмире, но она не поняла.
27.
Утром я проснулся будто с саднящей занозой в душе и решил выразиться более конкретно - сообщил о своём вчерашнем мимолётном намерении и очень попросил её больше этого человека у себя не принимать. Она недоумевала, вопрошая: "Да что такого он сделал? Вы что с Кочаном - белены объелись?!", но под моим давлением пообещать пообещала.
И тут же - звонок, звонит Креветка. Всё ясно. Лё-ша, они сейчас придут в гости - вопрос или перед фактом? - они уже идут. Всё понятно.
…И вот они, гости - две бутылки шампанского, которое он величает "шэ" (меня всего сводит и мутит), бутылка вермута, торт… Пальтишко, костюмчик-галстук, сменные панельки, пачка денег, пачка "Парламента", полусвязная чванливая речь, потухшие угольки глаз и души… Когда мне кто-нибудь заводил речь о том, что некоторые людишки уже мертвы, но сами не знают об этом, я только усмехался и говорил, что поменьше надо читать книжки; теперь же я это чувствовал - нутром, кожей - физиологическая реакция на труп…
…Поздно, темно, холодно, ветер, мокрый снег. Захожу в "Старый Тамбов" - любимый бар Зельцера - бетонный подвал что твои "ОГИ" и "ПирОГИ", только без намёка на лит-ру (если не считать меня и что один раз тут заседали "Ногу свело!" - надеюсь, им тоже понравилось) - веселье в самом разгаре: сидят в зале, где еда и музон-шансон, Креветка танцует, Зельцер пьяная в дюпель всё теребит о чём-то интересном, а её спутник и спонсор сидит уже совсем угасший, в остекленевших глазах едва-едва что-то брезжит - как притаённая до последнего керосиновая лампа - больше копоти, зловония… Меня он, кажется, вообще не узнал - посмотрел тупо и злобно. Зельцер узнала - разлыбилась, дрянь, усадила, пододвинула тарелку с едва начатой отбивной и, проливая на скатерть, набодяжила огромный стакан красного вина.
- Пойдём домой, - сказал я, поднимаясь.
- Ну, посиди с нами, посиди, - заверещала она, - ну, подожди, я в сортир…
Она поднялась, показалось, кое-как, едва владея собой подмигнула Г., и пошла - пошатываясь, повиливая бёдрами и улыбаясь - вполне однозначная ассоциация - как последняя проблядь!
Он тут же вскочил и последовал за ней.
Ни жив ни мёртв, я опустился на стул, поставив пакет на пол. Креветка, очень довольная, отплясывала, извиваясь вокруг какого-то младо-быковатого кекса. На меня она не обращала никакого внимания (чего не скажешь обо всех прочих, особенно официантах). Тут меня пронзила догадка: поссорилась с Г. - и ясно из-за чего, из-за кого!! И они пошли вместе!! Я уже чуть не наяву видел, как они целуются и зажимаются в сортире. Я двинулся туда.
- Ну можешь ты подождать - нам надо поговорить! - Они стояли в предбанничке у сортира, очень близко друг к другу, курили, о чём-то говорили (о чём, о чём можно?!).
Она приблизилась ко мне и начала стаскивать с меня куртку. Я сопротивлялся, что-то говорил…
- Иди сядь, поешь пока - ты же любишь жрать. Мы сейчас придём. - Она взяла жетон, вытолкнула меня, раздетого, вон.
О Кочан, ты нам помоги!
Через пару минут я вернулся и стал пытаться выволочь её оттуда поговорить, домой в конце концов. Она сказала, что домой пока не собирается - хочешь ехай один. Я чуть не силой взял у неё жетон, взял в раздевалке куртку, оделся и чуть не силой отдал ей ключи. Со словами: "Я ухожу, понимаешь?" И ушёл.
На улице. Тут, конечно, ясно, что не могу без неё. Ну как же так-то?! Вот так просто - на эту дрянь ничего не действует. Не могу вообще. Чудовищное напряжение - ещё мгновенье, и слёзы хлынут из глаз моих. Как же можно до такого докатиться!
Постоял-покурил, и обратно: всё-таки пьяная… надо её… в последний раз… Захожу опять - куртка, шапка, пакет… Сидит весёлая, никакая, покачивая головкой в такт музычке (играет то шансончик, то "эх-блять-чешуя" - что само по себе отвратительно, а в исполнении кабацких музыкантов омерзительно - людей, которые могут под это поглощать пищу, надо расстреливать!)
- Эля, Элечка, в последний раз…
Выхожу. Не могу выйти, заворачиваю в бар. У стойки сидит Кроткович. Оба удивлены. А ты что не с ними? - спрашиваем одновременно. Он видит, что на мне лица нет, и явно доволен. Я заказываю чашку чая - оттянуть время - весь трясусь, дрожащими руками еле-еле умудряюсь поднести её ко рту. Он издевательски предлагает пиво. Я говорю, что мне пора. Он удивляется, что я ухожу без неё. Запнувшись в пороге, я решаюсь на ещё один последний раз…
Какая гадость, дети мои! О горе мне, будь проклят тот день!…. Я иду домой, в мультимедиа - и - такого не бывало за всю не с того начатую жизть мою! - трезвый, но шатаясь да ещё ругаясь - матерно, совсем неоригинально и вслух! Вообразите себе самое ужасное (самое хуёвое, хуй вам в рот!), что можно представить, а теперь откройте глаза и осознайте, что оно перед вами! Кьеркегор был импотентом, Ницше девственником, Достославный эпилептиком, Григорьев алкоголиком… Гаршин летит с лестницы… Кольцов дохнет в своей одинокой глубинке - Ленин в Горках в период последних песен! Ай-со-лей-ша-а-ан! Продажность - одно слово, определяющее всё.
Женщина должна быть предана, как собака, шепчет мне барандель, а я ему вторю вслух, а не гулять, как кошка, сама по себе и не быть проституткой, как самка человеческого детёныша! - и вместе удыхаем над тем, что сморозили…
Мне было очень плохо, очень-очень. Хотелось заплакать (заебал ты своим "заплакать"!), но как-то это непривычно, слишком уж откровенно… Вокруг привычная картина - соседи за фанеркой, их склоки и телевизоры, высохшая вода в питьевом ведре и сгустившаяся-протухшая в помойном…
Хоть за что-нибудь зацепиться… Клянусь, шепчу я, что когда стану насосом (а ведь стану очень скоро - я верю, я чувствую, я…), в моём поведении не будет ничего от продажности! Да, золотые мои, после такого - если у меня даже будут миллионы денег, это меня уже не изменит ни на йоту. Что б я когда-нибудь… нет, никогда!
22.
"Я по тебе соскучилась!.." - пропищала, почти пропела она в трубку…
Чтобы сразу с порога броситься заниматься любовью - да в абсолютно трезвом виде! - такое я только в кино видел. Мы столкнулись в тесноте кухни - я обхватил её за талию, сначала игриво, а потом с неистовством целуя, прижимал её к себе, отрывая от пола, словно хотел всё её тело втянуть в своё; руки мои ощупывали её под майкой, под трико, как бы проверяя, каков объём и консистенция этого объекта, который вскоре станет мной… Прижав её всю к себе, я вдруг повалился вместе с ней на пол. Конечно, она поняла и конечно, сказала: "Лёшь, погоди - сходи в магазин за чаем…" Покрывая её лицо и шею поцелуями-укусами, я в безумной страстной возне раскантовал её на полу - так, что она оказалась ничком подо мной в недвусмысленно раздвинутой позе со стянутыми с задницы трико… За чаем? - зачем? С величайшей похотью я ворвался в ее плоть и начал конвульсивно пронзать ее сверху вниз, будто стараясь пригвоздить ее к полу…
Через несколько минут, поднявшись с тела измятого, истерзанного, чуть не изнасилованного Зельцера, нелепо возлежащего посреди кухни с натёртыми, разваленными половинками, с клокочущей между ними спермой, я, конечно же, взял авоську и отправился в магазин.
Но обычно я проникал в её глубины сбоку и делал всё как мог осторожно в так называемой в позе ложки - лишь иногда, распалившись, переваливал ее на живот и показывал ей максимум своей мужской сути - чтобы она, сучка, почувствовала и "компонент унижения" - конечно же, рудиментарный и игровой, но всё-таки не лишённый некоего ритуального смысла…
Когда он упирается - такой большой, что невозможно поверить, что войдёт туда - тем более весь… Не какая-то там обычная интромиссия-пенитрация, а настоящее таинство проникновения - как будто магические действия любовников и их кощунственные желания делают возможным невозможное. Ощущаешь, что пользуешься особой привилегией, что она открывает тебе самый потаённый уголок своего нутра - и она сама наслаждается этим своим откровением - ведь даже и теперь сохраняется некое связанное с анальным сексом табу - если я кому-то скажу: "Я с ней спал", то она оно ничего, а если я скажу: "Я трахал её в попу"… Войдя, вдруг рывком очутившись в ней, останавливаешься, замираешь на миг, чтобы "осмотреться", просмаковать момент - ну вот, она на крючке, она максимально близка мне, наиболее моя… Но в отличие от влагалища там не горячо и от движения и смазки вся прелесть узости довольно быстро исчезает и хочется большего - "А ведь там внутри, дальше есть и ещё одна ещё более узкая кишка…" - увы, возможности человека ограничены, но кое-что сделать можно… Я выхожу из неё, переворачиваю и делаю её любимую классику, переходящую в её любимую офицерскую, а потом, в этом непристойнейшем телоположении теряя всё последнее человеческое обличье-приличье, начинаю бездумно чередовать ее алтари, пока они уже не различаются "на ощупь"… Иногда, когда я отхожу "погреться" и начинаю настолько яростно и долго обрабатывать ее сочную киску, она начинает недоумевать и шепчет: "Ну Лёшь, ты куда хотел?.." Однако я своё дело знаю точно - выстирав ее настолько, что она сама уже молится, чтобы всё-это прекратилось (мне кажется, что женская мультиненасытимость, так сказать, несколько преувеличена), а ее уже вроде как тоже холодеет, расслабившись и не реагируя ни на что - я сходу въезжаю в другую субстанцию, которая от неожиданности ещё сжимается - и вскоре от смены ощущений кончаю - да, маи златые, главное попасть в вену и вовремя впрыснуть то, что надо!..
Моим ноу-хау явилось то, что я убедил её, что анальным надо не заканчивать, как это обычно бывает (и она всё надеялась, что "до этого" не дойдёт), а с него начинать. Я, в лучших традициях безмозглых америкашек, вынужден был остановить безумное поцелуйное начало и всё словесно ей объяснить. "Так вот, дочечка, из-за того, что мы встречаемся редко - раз в две недели (это уже, конечно, в Эпоху 3D), у меня собирается прямо-таки очень много спермы, и не успею я в тебя войти, как сама знаешь что… Во-первых, потому что очень легко, во-вторых, там очень горячо… А если часть энергии я переведу на игру проникновения, тебе и самой будет приятней… Тебе и самой будет лучше, если я сразу и быстро покончу там, а потом, уже разрядившись, начну очень долго и тщательно заделывать твои любимые обывательские палочки…" Короче, убедил. Можно сказать, победил. Как приятно, когда на пике нашего ставшего уже традиционным (сам поражаюсь!) поцелуйного безумия она сама вдруг поворачивалась на бок, выставляя попу… Однако я, несмотря на действительную эффективность данного метода, конечно, и здесь немного схитрил - потому что в пылу страсти никто уже не считает, что, куда и сколько (а я ведь не премину!), а начиная каждый акт с анала (хорошо что не просвещена, что гигиена считает сие неприемлемым!), вкладывая в него всё своё первоначальное желание, всё эмоциональное ожидание, она научилась чувствовать его - и я по-настоящему приучил её к нему - вива аналис!
Главное - я показал, что такое пламя, доказал его существование. В священном пламени страсти сгорели, скрючились все затрапезные женские штучки, мешающие мужчине делать своё дело - не успеешь распалиться, тебя прерывают и заставляют напяливать гондон или у неё там - там, куда ты должен совать свой бесценный фаллос - растворяется, мерзко воняет и пенится какой-то "нафталиновый шарик", а не успеешь оросить ее живот (вообще-то кончать куда как приятнее внутрь - это тоже дискриминация муж. пола), как она срывается в душ подмываться и ещё тебя заставляет! И всегда спешит и чем-то недовольна. Я сделал так, что мне совсем наплевать на тебя - я буду к тебе приставать, буду кантовать, загинать, бить, кусать - но ты почувствуешь, что аз есмь, что ничего нет - меня и, главное, тебя нет - есть только миг забытья, за-бытия…
Окончание 27.
На следующий день к вечеру не выдержал, отправился в "Ст. Т." - в надежде встретить её. Уточнял у официанта (тоже известная публика - у челяди развивается служебный навык продать за полтинник всё и вся, даже ничего!), что она делала, когда и как она ушла.
- Ну, Эльвира была вообще. Она вскакивала из-за стола, что-то кричала, подбегала к музыкантам, мешала им… вроде как требовала какой-то марш… Пришлось её оттаскивать, успокаивать…
28.
Пришло время я решился на совсем для меня нехарактерное. Впрочем, мне посоветовали - не барандель, конечно, а другой мой supervisor - на кафедре уже привыкли, что я не очень жизнерадостен, а тут уж вообще… Лена Часовских, сидящая на компе и терпеливо отправляющая мои бесконечные е-мейлы, чуткая душа, заметила это ещё утром: "Кто тебя обидел, отец? - она сама додумалась до такого обращения ко мне, хотя её-то я как раз не величал доченькой (честно говоря, я это делаю на том простом основании, что все мои знакомые девушки младше меня). - Скажи, и я убью его" - "Её, дочь моя, её". Я должен был выступить с докладом по своей работе, но пока, слушая других, дожидался своей очереди, так разволновался, что мне казалось, что стоит мне произнести лишь одно слово, как я разрыдаюсь - спасло чудо - очередь так и не дошла… Зато я узнал, где находится университетская поликлиника…
Моложавая женщина терапевт - на что жалуетесь, отче? У меня, говорю, температура 37 и 2 тире 37 и 8 ежедневно - уже два месяца. Хорошо, кивает она и записывает мои слова в свежезаведённую карточку. Ещё довольно часто болит сердце - щемит или как-то так… даже всё левое плечо ломит иногда. Ещё стало болеть в правом подреберье (это уж точно гепатит С - хотя иногда и в левом…), и вообще каждое утро (ну, то есть полдень) я еле встаю - всё ломит, как у нарика. И самое главное - я не могу - очень сильно принимаю всё к сердцу - страдаю, ревную, раздражаюсь до бешенства, мне постоянно страшно - страшно быть одному, страшно умереть… (слежу за её размашистым росчерком - стр… рев… раз… стр… - неужели так и пишет?! - едва сдерживаюсь от смеха).
Её явно это не впечатлило. И ещё, добавляю я, у меня искривлённая спина и я постоянно отхаркиваю что-то из глотки, особенно по утрам и когда холодно - это уж года четыре. А какого цвета вы отхаркиваете? Ну, вроде прозрачного. Так, хорошо. Всё?
- И ещё я довольно часто употребляю внутрь так называемый спиртуоз.
- Я тоже. И насколько часто?
- Практически каждый день - так получается…
- И много ли вы принимаете?
- Ну в принципе принимаю помалу - редко больше бутылки, но у меня же темпера…
- Так, ладно. К невропатологу, кардиограмму, а завтра анализы.
От себя я ещё прошёлся по другим кабинетам - все мне кивали и записывали корявым почерком то же самое (я почему-то ожидал чего-то большего). Узнав, что я аспирант и в некотором роде писатель, поднимают на меня глаза в очках, смотрят пристально и странно (как будто я сказал: "Я, дорогие, с планеты Скин-джа-джа. Меня воспитали жуки-хрущаки"!), качают головою и говорят: "Понятно". Бабушке-вирусологу я с порога объявил, что спал с девушкой, у которой гепатит С и настоятельно потребовал направления на этот анализ.
На другой день я как дурак спозаранку и натощак с двумя майонезными баночками в пакете (моча и "то, что отхаркиваем") мёрз на остановке, лез в переполненный троллейбус, подпирал стенки в провонявших лекарствами и бабками коридорах…
Дня через четыре приехал наконец узнать вердикт - мужайся, Алёша! - с утра даже кружечку хряснул. Кардиограмма вроде как хорошая, только несколько странная (может у вас сердце такое); гепатита С у вас вроде как нет ("А может на В сделать?" - "Не стоит - билирубин у вас нормальный, и у нас, сами понимаете, не очень хорошие реактивы"); то-что-вы-отхаркиваете - прозрачное, это хорошо; температура у вас, конечно, держится, но может она у вас сама по себе повышенная - скорее всего; невропатолог пишет "абсолютно здоров" - вам просто не надо волноваться, переутомляться. В общем, всё.
- Что всё?
- Идите.
- Да у меня опять сердце клинит и бок колет - прямо сейчас!
- Ах да - возьмите рецепт: глицин, витамины, гематоген.
Гематоген! - в рот накомпотить! в попку откомбатить!
"Вчера ебал конюха. Не понравилось" - Анжелика Москвина (о ней см. далее) утверждает, что её какой-то прапрадед был знаком с Л. Н. Толстым, и у него даже были (пока не продали) от него всякие сувениры, в том числе отрывочек из дневника, где матёрый шизо-ВРП записал это самое!
Как гора с плеч - гепатиту - нет!
Звоню Эльвире с рынка: "Хочешь гематоген?" Хочет, дрянь. Приглашает меня в гости - как ни в чём не бывало.
Еду к ней, простив-позабыв всё. По пути мне пришло озарение соответствующей тематики. Едва войдя, схватил какую-то бумажечку и записал - она вырвала-таки её из рук моих и, конечно, оценила: "Рановато тебя выпустили". Вот и я о чём. А она, конечно, не преминула поднять насмех мою "задолбавшую уже всех болезнь", между делом сообщила, что Толя сообщил ей, что недавно ездил сдавать анализы в специализированный центр в Москве (за 300 баксов там хорошие реактивы), и у него выявлен гепатит В (какая разница - В, С!..), и предложила "немножечко" выпить. Я чувствовал себя действительно не очень (сердце, бок, плюс 37 и 6), но так как медицина бессильна, остаётся только самолечение.
Вот и я о чём: