Никто не обратил внимания, что Майк успел выскользнуть за дверь, хотя Андреа не спускала с мальчишки глаз и потому, увидев то, что увидела, поспешила все списать на выпитое вино. Она не могла сдвинуться с места, эта самая подвыпившая женщина. Вообще все участники истории были печальны. Давайте так и скажем: все до единого здесь потеряли ребенка, эту ношу, которая дается многим персонажам, пока они шагают по небольшому клочку бумаги, облагороженные весом литературного горя. Своего рода бесплатный удар ниже пояса, вот что это такое. Когда Энди сообщили про машину, как ее не просто занесло на льду, а как она перевернулась, так что вся ее начинка – ремни безопасности, сиденье и даже зимняя резина – оказалась не в состоянии спасти жизнь его сына, он подобно боксеру рухнул на ковер, и выл, и катался по полу, пока друзья вновь не подняли его на ноги. Какие, однако, хорошие друзья. А ребенок Андреа умер в детской кроватке, просто взял и умер, что тут еще скажешь. А братик Майка умер потому, что скатился по ступенькам лестницы, только это мягко сказано, что скатился, а "скорая" холодной-прехолодной ночью опоздала, и с тех пор его отец почти всегда молчит и не открывает почту. Препирающейся парочке никогда не увидеть своих детей, а заледеневший напарник детектива натротуаре до сих пор как наяву слышал булькающий предсмертный кашель дочурки, когда та металась, словно пытаясь вырваться из рук рыдающей матери, а когда все было кончено, ее мать убежала из дома. Лишь повар не догадывался, что в этот момент его подружка заходится криком после того, что ей сообщили в холодных, белых стенах больницы, а детектив застегивал пальто и все еще думал о себе как об отце юной фигуристки, у которой не слишком хорошо получаются простейшие элементы. Она спотыкалась на льду и больно ударяла щиколотки, отчего по щекам у нее катились слезы. И все это время она представляла себе, как выписывает идеальные восьмерки, все эти повороты и пируэты, и детектив встал, расплатился за вафли, застегнул пальто, перед тем как выйти на улицу, и тоже представил себе эту картину. Все люди в кафе застыли, потому что судьба обошлась с ними так жестоко. У них в синяках были не только щиколотки, но и ступни, а во рту остался вкус каждого кусочка скверной пищи, да и в ушах тоже было мерзкое "послевкусие". Песни, которые они слышали, все это время резали их сердца как по живому. Какой-нибудь радиостанции достаточно было проиграть одну из старых песен, ту самую, в припеве которой поется "да-да, любовь моя, да-да", как все присутствующие в кафе моментально расплакались бы. Им казалось, они больше не в состоянии любить, а в состоянии лишь пить, наливать кофе и выгонять людей под дождь. Они жили, оледенев душой, словно в Ледяном Коконе. Так что, наверное, был некий смысл в том, что дети так рано покинули их, чтобы они поняли, о чем я говорю. Впрочем, что мне вам говорить, вы и сами все знаете. Но разве не могли они что-то вернуть назад – не одно, так другое? Любовь – можем ли мы научиться ей вновь, а если да, то когда же настанет то время? А если настанет, то пусть в этот день льет дождь. Интересно, чувствуем ли мы, как нечто такое настало, нечто такое, что изменит нас? Именно такие мысли роились в голове у подвыпившей женщины по имени Андреа, а кроме них – мысли про очередной коктейль, когда она увидела, что замерзшая фигура напарника детектива повалилась на тротуар, а мимо по улице пронеслась фигурка Майка. Интересно, когда же нам становится понятно, что мир, подобно этой кафешке, открыт двадцать четыре часа в сутки?
Сейчас. Майк со всех ног бежал за ней сквозь хлопья снега, падавшего на тротуар. В Сан-Франциско никогда не бывает снега. Ни когда, ни когда. Ну ладно, один раз был, когда я ходил в первый класс. Ну, может, еще от силы пару раз, вот только когда точно, я не помню. Это и есть любовь – нечто невозможное, навсегда изменяющее вашу заледеневшую жизнь. Майк был уверен, что именно это и происходит в данную минуту, и со всех ног несся за ней сквозь темноту.
К тому времени, когда детектив вышел на улицу под дождь, он уже ничего не увидел и потому вернулся внутрь.
– В какую сторону она пошла? – спросил он и вспомнил про свою шляпу. – В какую сторону пошла Снежная Королева?
– Не знаю, – ответил Энди. – Я бы на вашем месте не стал выходить под дождь. Я бы вообще не стал выяснять подобные вещи. Особенно на вашем месте.
– Не верю собственным глазам, – сказала Андреа. – Мне точно придется обратиться к психоаналитику. Черт, мне в срочном порядке нужно протрезветь, а чтобы как-то выжить, пойду работать шофером такси. Каких людей только не встретишь, крутя баранку. Глядишь, и свершится чудо, и я вновь увижу Снежную Королеву.
Детектив бросил взгляд в разрисованное окно и что было сил стукнул шляпой по стеклу.
– Она скрылась в южном направлении, – сокрушенно произнес он. – И я не знаю, в каком направлении податься мне.
И это тоже любовь. Стоит только упустить свою Снежную Королеву, как вам уже больше не появиться в рассказе на тему любви. "Женщины увядают, мужчины остывают, – поется в одной песне. – Женщины увядают, мужчины остывают, и в конце концов мы все теряем юношеский пыл".
Это история про любовь, и ее никак нельзя проворонить. Майк со всех ног несся по улице сквозь дождь и снег. На нем был один лишь свитер, и он набряк водой. Майк бежал за ней, чувствуя, как его пробирает дрожь, и понимая, что это тоже любовь. Чем ближе вы к ней, тем сильнее вас пробирает дрожь, но вы все равно несетесь со всех ног до тех пор, пока не поскользнетесь в какой-нибудь луже – "Ой!" – и тогда Снежная Королева непременно обернется.
– О боже, – сказала она. – Ты тот самый мальчуган из кафе. Смотри простудишься. Тебе надо срочно согреться.
– Верно, – согласился Майк, и она помогла ему подняться на ноги. – Я видел, что вы совершили, и это настоящее чудо.
– Ты промок до нитки, – сказала Снежная Королева. – Свитер хоть выжимай. Я не на шутку беспокоюсь за тебя.
А где же живет Снежная Королева? Как выясняется, в маленькой тесной квартирке на третьем этаже соседнего дома на углу Семнадцатой и Черч-стрит. Когда любовь является нам, это из разряда сверхъестественного, как поется в одной песне, однако в конечном итоге даже в холодный-прехолодный день приходится встать из постели и заплатить за проживание. Снежная Королева придержала для Майка дверь.
– Вы сейчас пригласите меня к себе? – спросил Майк. – Как в фильме про вампиров?
– Мне следовало предвидеть, – сказала Снежная Королева. – Мальчик твоего возраста должен кое-что знать про вампиров. Как тебе, должно быть, известно и без меня, именно на этом я и сделала себе состояние, мой малыш.
Они вошли в дом, и стало понятно, что она имеете виду. Квартирка была тесная, настоящая конура – четыре стены и встроенная кухонька, и повсюду кипы старых журналов, а по стенам, куда ни глянь, фотографии. Я уже говорил, что там было тесно. Майк вошел тихо-тихо и огляделся по сторонам. Снежная Королева тем временем сняла шаль и поставила на плиту чайник.
– Живо снимай свитер, не то заболеешь.
– Майк, меня зовут Майк, – сказал мальчик и послушно снял свитер. – Послушайте, вы и в самом деле актриса? Это ваши фотографии в старых фильмах про монстров?
– Да, – подтвердила Снежная Королева. – Дочка Дракулы. Девушка, которая находит в замке своего дяди страшный секрет. Вот посмотри, на этом фото в меня влюбляется призрак, и мы с ним идем в ресторан. А вот здесь я схожу с ума, и когда зачитывают завещание гипнотизера, откуда-то из угла появляется чудовище и похищает меня.
Рубашка под свитером тоже намокла. Майк снял ее и машинально протянул пожилой женщине.
– А вот здесь вы кто-то еще, – сказал он.
Снежная Королева вытащила откуда-то полотенце и накинула Майку на спину, словно шаль. При этом она слегка дотронулась до его спины, и он вздрогнул.
– Я Снежная Королева, – сказала Снежная Королева.
– Честно? – спросил Майк.
– Неужели то, что я говорю, звучит фальшиво?
– Там, в кафе, – произнес Майк, – вы сказали что-то вроде "макайте пальцы в соус".
– Не слишком похоже на слова из преисподней Каты, – заметила Снежная Королева и расшнуровала ему кроссовки.
– Ну и как, это было прикольно? – спросил Майк. – Я хочу сказать, прикольно быть кинозвездой? Вас наверняка приглашали на всякие вечеринки.
– Странно, что ты упомянул вечеринки, – печально заметила Снежная Королева. – Вот тут есть одна моя роль, приклеена липкой лентой возле выключателя, где я играю что-то вроде бабули-привидения. И там у меня была реплика "Вечеринка!". Меня заставили повторить ее пятнадцать раз. "Вечеринка! Вечеринка! Вечеринка! Вечеринка! Вечеринка! Вечеринка! Вечеринка! Вечеринка! Вечеринка! Вечеринка! Вечеринка! Вечеринка! Вечеринка! Вечеринка! Вечеринка!" А потом взяли и вырезали эту сцену. Почему-то она никому не понравилась. То есть можно говорить одно и то же, одно и то же, а потом никто не хочет это слышать.
– Я хочу. – Майк снял носки.
– Я была влюблена, – сказала Снежная Королева. – А режиссер был влюблен в меня, ну и в общем, у нас с ним родился ребеночек. Который вскоре умер.
– Моя сестричка тоже умерла, – сказал Майк.
– О, как это ужасно. Я с тех пор почти не вставала с постели. Как и тот режиссер. Он не мог думать ни о чем другом, кроме ужасных историй про монстров. В общем, я убежала от него и истратила все свои деньги на то, чтобы забыть о случившемся, и если сейчас у меня и есть хоть какое-то желание, так это желание вернуть назад моего ребеночка, чтобы мне было кого любить в холодные ненастные дни.
– А если бы ваш ребеночек был жив, – спросил Майк, – он был бы примерно того же возраста, что и я?
– О боже, нет, конечно, – ответила Снежная Королева, после чего с силой шлепнула себя по коленям. – Будь у тебя волшебная палочка, чего бы ты себе наколдовал?
Майк посмотрел в окно на улицу. Большинство вывесок были темны, а дождь почти превратился в град.
– Наверное, кальмаров, – сказал он и покраснел, потому что знал, что ляпнул глупость. – Я ел их, когда мы ездили в Санта-Крус, и мне очень понравилось. Но сейчас, наверное, их не едят.
Снежная Королева улыбнулась и подошла к холодильнику. Внутри все было забито льдом, так что место нашлось лишь для одного пакета. Снежная Королева вытащила его и бросила на стол перед Майком. Пакет замороженных кальмаров, они были изображены на упаковке. Все, что ни говорила Снежная Королева, сбывалось. Она была прорицательницей, существом не от мира сего, и это тоже любовь. Надо верить в происходящее, верить во все, что приносит с собой любовь, а если нет, то остается разве что вернуться в кафешку и ждать, пока за вами придет тот, кто совершенно забыл о вашем существовании.
– У меня есть микроволновка, – торжественно изрекла Снежная Королева. – Твое блюдо будет готово минуты через три-четыре.
За три-четыре минуты мир может измениться до неузнаваемости. Кроме того, три-четыре минуты – это огромный отрезок времени в отношениях маленького мальчика и немолодой женщины из преисподней Ката, если вы понимаете, о чем я. Но любовь способна преодолеть все. И мы тоже должны преодолеть все вместе с ней. Даже Майк, несмотря на юный возраст, догадывался: тот, кого он ждет, за ним не придет. Казалось, весь мир уместился в этой тесной квартирке подобно тому, как морозильник Снежной Королевы был способен предложить все, что душе угодно. Пожилая женщина и Майкхитро усмехнулись, глядя на микроволновку, особенно Майк, потому что он любил кальмары. Но и Снежная Королева тоже улыбнулась, потому что она любила мальчишку. Он был еще невинное дитя – редкий случай в наше время, – и кое-кто сказал бы, что ей не следовало оказывать ему знаки внимания. Но в том-то и дело, что самой Снежной Королеве никто уже давно не оказывал знаков внимания, и кто вообще эти люди, что любят совать нос в чужие дела и навязывать свое мнение? Ведь это и есть любовь, и она куда лучше, чем просто сидеть и ждать у моря погоды. Потому что вы только взгляните – наша Андреа кем-то обзавелась. Обращаться он с ней будет по-свински! А зовут его Тони.
– У вас открыто? – спросил Тони. – А то непонятно.
– У нас всегда открыто, – ответил Энди. – Любая уважающая себя кафешка открыта двадцать четыре часа в сутки.
– Я не прочь выпить, – сообщил Тони.
Андреа тотчас обернулась к нему, словно кафешка – именно то место, где происходят подобные вещи. Ей больше не увидеть Снежную Королеву, ни сегодня, ни позже, зато появился кто-то другой, кто поможет ей продержаться еще минуты три-четыре.
– Я бы рекомендовала "Похмельного мерзавца", – оживилась она. – Четыре части джина, три части бренди, одна часть лимонного сока, сахарный сироп, горькая настойка, имбирное пиво. Подавать в высоком стакане, украшенном ломтиком огурца.
– По мне, в самый раз, – откликнулся Тони. – Эй, есть тут кто-нибудь? Пусть нам подадут выпить!
Он будет обращаться с ней по-свински, но даже такая любовь лучше, чем ничего. Лучше коктейль в стакане со льдом, чем лед сам по себе, наваленный небольшой горкой.
– Мы здесь не подаем коктейли, – ответил Энди. – Это кафе. Но даже если бы и подавали, все равно я не стал бы обслуживать вас обоих. Я сегодня уже видел чудо, и одного мне мало, хочу увидеть еще. Так что остаток вечера я займусь тем, что буду соскребать краску с окон. А выпить пусть вам подаст повар, если он, конечно, умеет делать коктейли.
– Айдахо, – отозвался повар, разговаривая сам с собой. Впрочем, его никто не услышал, потому что Энди уже начал соскребать краску. Звук был такой противный, что женщина в углу подняла глаза и впервые за весь вечер обнаружила, что она тоже участник истории, а не просто та, что в углу препирается со своим дружком.
– Ну и черт с вами, – ответил Тони. – Давай-ка лучше свалим отсюда и поищем хороший бар. Эй, Андреа, ты была в заведении "Черный слон"?
– Я с тобой не прощаюсь, Энди.
– Ты должна мне двадцать шесть долларов за пол графина, – отозвался тот, продолжая соскребать с окна краску.
– Потом расплатится, – ответил за нее Тони, и они вместе вышли на улицу. Снаружи, как раз напротив Энди, лежала замерзшая человеческая фигура в шляпе. Лицо было перекошено гримасой, словно человек замерз на полуслове, произнося речь. Поваленный на тротуар, он ужасно напоминал жертв извержения на улицах Помпеи. Об этом городе, уничтоженном извержением Везувия, Майк читал на уроках истории, однако сейчас, в квартире Снежной Королевы, ему почему-то вспомнились три прилагательных, которыми обычно описывают сорок. Сороки – яркие, хитрые и агрессивные птицы, которых часто привлекают к себе блестящие вещи. Возможно, именно по этой причине Тони отвернулся от белесо-серого человека на тротуаре и вместо него посмотрел на яркий блеск в глазах своей спутницы.
– Это кто? – поинтересовался он, кивнув в сторону неподвижной фигуры.
– По-моему, что-то вроде бывшего бойфренда.
– Холодно с ним обошлись, – заметил Тони. Хотя вокруг лил дождь, солнца на улице больше не было, а значит, серый унылый день подошел к концу, если вы, конечно, понимаете, о чем я. Да что мне вам говорить! Если вы понимаете, о чем я, тогда вы знаете, что с ними произойдет.
– Такое случается сплошь и рядом, – добавила Андреа. – Еще не конец света.
СОВМЕСТНО
Если не ошибаюсь, соленые ириски делают из соленой воды и сахара, а потом все это вместе смешивается или взбивается и продается на пляже. Если вы в Сан-Франциско, где и происходит наша история любви, то отправьтесь на юг и посмотрите, что происходит в сарайчике, где продаются билеты, и рядом с сарайчиком, где жарятся кальмары и где их можно при желании купить, если у вас есть деньги. Главное, следить за указателями. Впрочем, здешние указатели при всем желании не пропустишь.
И это тоже любовь – соленые ириски. Такое впечатление, что нет человека, который хотя бы раз в жизни их не попробовал. Ими непременно торгуют в тот день, когда вам нечем заняться, и скорее всего вы их купите и положите себе в рот. Они объединяют нас, эти соленые ириски, но скажите, кто их любит? Практически никто. Тогда зачем их едят? Такова наша история про любовь, про то, как существует эта сладкая вещь, которая никому не нужна, но все едят ее из одного пакета. А еще наша история про то, что написано на сарайчике. Я сам там был и видел собственными глазами – огромная надпись, которая гласит: "Зайдите и посмотрите, как мы это делаем".
Лично меня не тянуло заходить внутрь. Некоторые вещи нехорошо выставлять напоказ, даже если это всего лишь сахар, и о нем знают все кому не лень, так что наша история также и про эту часть любви.
Есть такая песня – "Почтальон, почтальон!", ну или просто "Почтальон!". И она постоянно крутилась в голове у почтальона. Таковы уж главные недостатки его работы: песня про почтальона и еще злые собаки. Именно это он и пытался втолковать своему сыну, когда они вместе достигли плоской части холма. Будь у вас возможность взглянуть на мир с высоты птичьего полета, вы бы увидели гораздо больше. Наш с вами почтальон обладал даром видеть вещи с высоты птичьего полета, потому что каждый день вынужден был карабкаться вверх по холму, неся сумку с почтой.
Его сына звали Майк. Мероприятие называлось "Возьмите с собой дочь на День Труда", однако после долгих и ожесточенных дебатов его переименовали в "Возьмите с собой ребенка на День Труда", чтобы не обижать мальчиков. Так справедливее, поскольку помогает объединить народ, так что наш почтальон взял с собой сына Майка, когда отправился разносить почту.
– Некоторые считают – подумаешь, велика забота: посмотри на номер дома и брось в прорезь на двери письма и газеты, – рассуждал почтальон вслух. – На самом деле все далеко не так просто.
И он принялся перечислять вещи, каких Майк еще мог и не знать, – первое, что пришло в голову. Мальчик вроде бы слушал отца.
– Все люди получают почту, в этом все дело. И не важно, где они живут. Почта объединяет нас, а это именно то, в чем мы так остро нуждаемся в наше время с его вулканами и скверными людьми.
– Моя учительница говорит, что история про вулкан – неправда, – заметил Майк.
– А что она еще скажет, твоя учительница, – отреагировал почтальон. – Учителя когда-то были муниципальными служащими и не обзавелись собственной семьей. А теперь? Нет, они все еще муниципальные служащие. Однако в наши дни мы все обязаны были дружно встать и произнести одни и те же слова, обращаясь к флагу на стене. А вы? Вы произносите присягу флагу?
– Не-а, – ответил Майк. – Ничего такого мы не делали.
– А в мои годы мы каждый день, – произнес почтальон. – Мы все как один вставали и говорили одни и те же слова про нерушимое единство – ля-ля-ля – нашей страны. Ля-ля-ля, Майк. Адрес фирмы или ля-ля-ля, чей-то домашний адрес.
Майк не слушал, вернее, слушал вполуха. Голос отца звучал для него как приглушенный рокот прибоя.
– Что? – переспросил он. – Чей домашний адрес? Это чей-то дом?
– Можно подумать, ты меня не понял, – ответил почтальон, проталкивая в прорезь почту. – К людям просто так заходить нельзя. Надо сначала позвонить в дверь, и тебя впустят.
– Как в кино про вампиров, – отозвался Майк. У него сейчас был пунктик – вампиры.
– При чем тут вампиры? – одернул его отец. – Ты меня не слушаешь. Мы с тобой разговариваем вот о чем. Мы с тобой надеемся на то, что этот человек пустит нас с тобой к себе в дом и…