Главная святыня собора - икона архангела Михаила. Слева от Царских Ворот - икона Божьей Матери "Благодатное небо", во весь рост, в ярких огненных лучах, как иллюстрация к Откровению Иоанна: "И явилось на небе великое знамение: жена, облаченная в солнце; под ногами Ея луна... И родила Она младенца мужеского пола, которому надлежит пасти все народы жезлом железным..."
Жезлом железным - повторилось в нем, когда гуськом, один за другим, дошли к ранним фрескам с сюжетами притчи о богатом и Лазаре на стенах в дьяконнике нижнего яруса, где устроена усыпальница Ивана IV Васильевича, прозванного Грозным. Усыпальница первого московского царя, расширившего государственную территорию. Его похоронили тут, под стертыми плитами пола, и останки его - средь сорока шести белокаменных плит в бронзовых футлярах с растительным орнаментом и надписями вязью.
Эксгумация останков Ивана Грозного и есть цель их необычной "экспедиции".
- Значит, так... Повторяю еще раз: особое внимание - на посторонние предметы. Отмечаем все, что похоже на книгу или не является фрагментом трупа... - напоминает "ученый в штатском", заместитель начальника управления КГБ.
Бронзовую крышку вскрыли легко, а вот плита поддаваться не хотела. Сломался один из домкратов, и на пол начала вытекать желтовато-ржавая жижа. Пришлось подымать поочередно края и подставлять деревянные клинья.
Шершавый скрип, словно кто-то идет по сухому мху или песку… Ощущение не из приятных в этом накачанном электрическим светом мертво-каменном пространстве. Как чьи-то шаги... Рассказывали, что к крипте Ивана Грозного приходил Сталин: постоит с незажженной трубкой, молчком покивает головой - и медленно назад. Одна рука за спиной, другая, с трубкой, спереди...
Наконец и сам гроб - как церковная рака, покрытая серебряными пластинами.
- Осторожно. Не выпустите джина... - игриво шепчет "ученый в штатском", когда опытные археологи мягко поднимают крышку.
Сероватые кости отделены от хребта... Возносятся-крепятся только шесть верхних ребер, почти пять столетий тому прикрывавшие властную грудь. Правая рука, вернее, то, что от нее осталось, словно надломлена и подсунута под спину. На ней, а также по вертикали скелета - фрагменты посеревшей ткани. Кости ступней обращены в одну сторону и упираются в стенку гроба.
Профессор Федоров монотонно диктует протокол-стенограмму эксгумационного осмотра. На очках суетятся электрические блики.
"Ученый в штатском" нежно постукивает ногтем по черепу (ассистент-археолог тупо смотрит на свою кисть) и резюмирует:
- А еще сильный...
Затем его лоб морщится:
- Что это?! - указывает пальцем на ржавую цепь с большим крестом.
- Перед смертью в марте 1584 года царь Иван IV принял схимонашеский постриг с именем Иона... - словно читая, выговорил Заяц и неожиданно почувствовал, как ноги начали становиться ватными. Спина похолодела. Закрыл глаза - а перед ним опять лампочки. Одна, две, три... - насчитал пятнадцать. Через мгновение они помутнели и перестали резать зрачки. Под тонким стеклом колб - почему-то не спирали, а... кости. Потолок задрожал, и лампочки начали падать-биться. Только почему-то не на стеклянные осколки, а в белую пыль. Как мука. Мука от смолотых костей...
- Ясно! - прерывает наваждение "ученый в штатском". - Кроме цепи и железного креста прочих предметов в гробу нет. Работайте дальше! - и уверенно подался к выходу.
Во время тех раскопок в Архангельском соборе под солеей и западной частью были выявлены фрагменты кладки еще XIII века. Новые же стены храма воздвигались из белокаменных блоков, пол - из кирпича и керамических плит с желтой и зеленой поливой.
В эксгумированных царских костях химическим анализом было выявлено аномальное содержание ртути - в двадцать четыре раза превышающее норму.
- В те времена она была лекарством. Ртутью от сифилиса лечились... - поговорили в лаборатории и сделали соответствующее заключение, оставшееся, как и все материалы работы эксгумационной комиссии, засекреченным.
То было в 1963-м. И вот через шесть лет перед ним, уже доктором наук, автором нашумевшей работы "Идея власти и народа в развитии русской государственности в XVI веке", опять то же выражение лица - перекрученного в стиральной машине, пересушенного и отутюженного, без какого-либо мимического движения. Только лицо уже не заведующего кафедрой, а проректора по науке. И зрачки-маслины словно выцвели.
- Имеем, Николай Семенович, приглашение на международную научную конференцию. Тема - близкая вашим штудиям. Решили вот командировать за границу. Только есть одно обстоятельство... - проректор повернул голову в сторону мужчины, молча сидевшего с краю стола. - Познакомьтесь - Субочев Виктор Александрович. Впрочем, вы с ним уже знакомы… Он поможет с некоторыми нюансами. Ну а я, простите, должен идти. Зачеты... принимаю. Желаю успехов.
В ту же минуту Заяц узнал человека за столом, "ученого в штатском".
- Николай Семенович, вы давно были на море? - интригующе начал Субочев.
- Давно. Еще студентом в стройотряде. На Черном...
- А теперь вот Адриатику повидаете! - радостно продолжил неожиданный собеседник. - Полетите в Югославию. В город Подгорица. Есть такой в Черногории... - Субочев положил руки на стол и осмотрел пальцы. - Помимо доклада и знакомства с мировой гуманитарной наукой просим вас... как бы это попроще сказать… - Он отклонился к спинке стула и внимательно посмотрел на Зайца. - Словом, такое дело. По информации наших архивистов, некогда в Москву из Константинополя от византийского императора была привезена часть древней библиотеки. Среди прочего - инкунабула... рукописная книга Евангелия от Иоанна. Уникальная историческая ценность. Имею в виду - не духовная там... церковная... Символическая ценность. Поговаривали, что она какую-то там чудодейственную силу имела... Дошла информация, что ее Ивану Грозному в гроб положили. Однако - сами видели… Оказывается, ту книгу еще при живом царе похитили и переправили из Москвы на остров Патмос, где якобы апостол Иоанн и писал то Евангелие. Но не довезли. Караван захватили турки, а книга... - Субочев мягко постучал ногтями по лакированной столешнице. - Книгу ту спасли монахи и спрятали в одном из черногорских монастырей. Отыскать ее след - ваша основная задача.
Пожалуй, лицо Зайца выявило редчайшее и неописуемое удивление, поскольку высокопоставленный представитель КГБ неловко кашлянул и улыбнулся:
- Понимаю, что неожиданно... Но причина всего нашего мероприятия на поверхности: Византия канула в Лету, а Москва стала вторым Константинополем. - В его голосе начали проявляться металлические нотки: - Это на другом уровне высвечивает нашу миссию в деле единения некогда христианских народов. Дает, так сказать, полномочия на первенство в славянском мире. Идеологический, так сказать, императив. А древняя книга, если хотите, своеобразная грамота на то.
В кабинете пафосно забили часы. Субочев встрепенулся и подытожил:
- Вот, в основном, и все. - Поднял с пола на стол чемодан-дипломат, с возвышенным настроением щелкнул замочками и выложил тонкую коленкоровую папку. - Тут кое-что из собранной информации. Однако, - он мягко улыбнулся, - убежден, что вы и так о многом знаете. Как о том схимонашеском постриге царя... - И после небольшой паузы завершил уже спешно и казенно: - Проявите всю надлежащую ответственность. А что о том ни одна посторонняя душа не должна знать - напоминать, думаю, не стоит. И еще... Когда понадобятся какие-либо консультации со стороны богословской, теологической - вот телефон помощника патриарха. Помогут в любое время…
Театральные движения стюардессы. С тигриным ревом турбины пожирают керосин. Нервные стыки плит на бетонной взлетке. Затяжной надрывный разбег. Хорошо, что не пожалел в аэропорте коньяка...
Непонятная далекая сила отрывает от земли - как некогда сделанные дедом качели, и все тревоги: что там? как там? - остаются позади, не успевают за самолетом. И вот - традиционная сосулька "Взлетная", неожиданная морозность в салоне, взбитые плантации хлопка в иллюминаторе. И по-детски сладкое пробуждение от незапланированного сна, когда под тобой - мутная оправа ржаво-бирюзовых гор, как через малый окуляр бинокля увиденные змейка-дорога, подосиновики домиков, разноцветные латки полей, укроп деревьев. Все вдруг суетливо начало увеличиваться и разбегаться. Надутая резина охает о разогретый бетон - и можно отстегнуть ремень.
Аэропорт "Белград". Паспортный контроль, дорога к железнодорожному вокзалу. Все же хорошо, что в Москве его устроили на самолет, а не бросили прорывать государственные границы в поезде - с пересадкой в Праге.
Однако на узком перроне в Подгорице его никто не встречал. Хотя и было оговорено. Суетились люди - кто с чемоданами, кто с цветами. Возвратился назад, к вагону, мешая пробираться к выходу другим пассажирам, тревожно встал сбоку и снова начал разглядывать прохожих. "Господар Зец - СССР", - прочитал на белом листке... Стоп, Зец... По-сербски - "Заяц"...
- Добар дан! Конференция в Подгорице?
- Да, добро дошли! Профессор Богдан Янкович, - знакомится рослый здоровяк в джинсовых шортах, апельсиновой майке и переходит на русский, изредка путая ударения: - Рад вас видеть. Пожалуйста, прошу к машине...
Белая отечественная "Застава", в багажник которой еле поместилась сумка, горделиво фыркает синим облаком, но бежит бодро. Через опущенные окна врывается солено-присушенный ветер и мягко гладит лицо.
- А я уже думал сам добираться, не сразу понял, что Зец - это я, Заяц...
- Ох... - чуть не притормозил чернявый великан Янкович, рукам и ногам которого явно не помешали бы лишние дециметры салона. - Прошу простить... Да, фамилии не переводятся! Эту бумажку мне дали в секретариате деканата. Не обижайтесь, пожалуйста.
- Ну что вы?! Напротив - чувствую себя своим! - Заяц улыбнулся и вдруг засмотрелся на сказочный пейзаж справа: гора (или скала?), привязанная-приштопанная к земле (или к небу?) деревьями, срывалась к фиолетово-бирюзовому озеру и озорно кружила вместе с дорогой. А в воде похотливо купалось солнце (или вода - в солнце?)...
- Красиво... - прошептал гость, на что шофер (на вид ему около сорока) радостно кивнул головой и поддал газа.
Его доклад был на пленарном заседании. Заяц и подготовился, и старался как никогда: неожиданный оборот в приветствии, чтобы захватить внимание зала, "антитеза - тезис", и так далее. Он говорил о роли книги в развитии человечества, о славянских первопечатниках Скорине и Федорове.
- Вот основные чудеса света… - Заяц уверенно поднял к аудитории ладонь и начал загибать пальцы. - Монотеизм, колесо, открытие атома, полет человека в космос и... книга! - Когда он задумывался, на открытом лбу с ранними залысинами проявлялась глубокая вертикальная борозда-морщина, а длинные брови возносились римской пятеркой - как у совы. Заяц положил руки на края трибуны и после небольшой паузы закончил: - А книга может стать и международным символом. Символом единения, братства, общественной визиткой. Такой, как скипетр, флаг... Вот, например, инкунабулы Византийской библиотеки. Некоторые из них после падения Константинополя были переданы Палеологами в Москву. Например - Евангелие от Иоанна. Как свидетельствовали представители черногорской княжеской династии Негошей, она затем хранилась в сербских монастырях. Так вот, вообразите себе, - Заяц отошел от трибуны и приблизился к первым рядам зала, - если бы историки и архивисты отыскали ее - она бы стала символом-флагом всего славянства от этих югославских гор до гор Урала!
Вопрос ему был задан только один: "Почему среди основных чудес духовно-интеллектуального развития человечества вы не назвали открытие Солнечной системы?"
- Гелиоцентризм, по моему мнению, не оказал существенного влияния на культуру. Ну, крутится Земля вокруг Солнца… или нет. Человек видел, как вечером солнце прячется, умирает, а утром снова рождается. Это оставило отпечаток в его психологии, отобразилось в мифологии и фольклоре.
В перерыве многие подходили к нему, хвалили за доклад, но не было ни единого, даже косвенного намека на книгу Евангелия. Пусть иностранцы, немцы или французы, понятия о том не имеющие... Но здешние - сербы, черногорцы...
Вечером было застолье. Море традиционной ракии, коньяка, ликера "Горький лист". Любил Заяц это дело, но сдерживался - кто его знает, как там обернется… Все же - зарубежье.
Назавтра работали отдельные секции, и он пошел на "Культуру и историю Балкан". Послушал добротный доклад профессора Янковича о роли национальной поэзии в становлении сербской государственности, еще с десяток выступлений - и после кофе-паузы отправился в гостиницу отдохнуть. Спозаранку были запланированы экскурсии: теплоходом в Бока-Которский залив, на Скадарское озеро и в Цетиньский монастырь. На выбор. Разумеется, он предпочел последнее - в монастыре хранилась древняя библиотека.
И вот полупустой "Икарус" быстро отмерил полусотню километров от Подгорицы и закряхтел по узким улицам Цетини.
Городок был залит солнцем и перезрелым запахом смоковниц. Старательно склеенные из камней сонные стены монастыря. До лоска натертые подошвами ступеньки. Прохлада и медовый блеск иконных окладов церкви.
- Не хотите, господар профессор, побыть около мощей святого Петра? - прервал задумчивость тихий голос Янковича.
- Да, конечно.
В небольшой комнате под белыми сводами стен перед овальным окном стояла рака. Над ней - три скромные иконы. Монах в черной рясе и две старушки в длинных платках стояли на коленях перед мраморным возвышением. Янкович перекрестился, за ним машинально и Заяц.
"Ну вот, - подумал, - советский ученый, коммунист… Видел бы кто из наших..."
Затем они сидели на каменной скамье под тенью неизвестного дерева с толстыми и продолговатыми, как рыбы, листьями и ждали остальных.
- А большая библиотека в монастыре? - как сквозь дремоту спросил Заяц.
- Да, - коллега загадочно ожег его искрящимися зрачками. - Но византийского Евангелия от Иоанна там нет.
В последний день конференции Янкович пригласил Зайца к себе на ужин - в красивый белый дом под красно-рыжеватой крышей. Вместе с ним жил старик-отец, профессор истории. Невысокий, сухой, седые брови и ресницы, но под ними - живые каштановые глаза. Обрадовался гостю, похвалил, что поклонились Петру Цетиньскому. Говорил по-русски почти без акцента, только изредка вставляя сербские слова:
- С ним, святым Петром, и вашей страной - целая история. Когда подкрепитесь и захотите послушать старика, могу поведать... - и с четверть часа в тенистой прохладе звучал его лавровый голос: - Святой Петар Цетиньский, наш чудотворец и созидатель государства, учился в вашем Петрограде, а потом уже как архимандрит отправился к царице Екатерине просить помощи своему православному народу. А царица его не приняла... Затем его рукоположили в Карловцах в сан архиерея Черногорского, на что было получено разрешение австрийского императора. И снова подался Петар к своим братьям по духу и вере - с просьбой о поддержке, но князь Потемкин приказал его выгнать из Петрограда. Бедолагу бросили в полицейский экипаж и гнали день и ночь без отдыха к самой границе - как ростовщика, а не архиерея. Мол, какой архиерей без разрешения русийского Синода… Вот как! Словно не все общее под Божьим небом и не одинаковой силы... - Старик сморщил лоб и часто заморгал глазами, кашлянул, глотнул остывшего чая и продолжил: - А когда возвращался Петар, на Черногору напали турки, скадарский визир Махмут-паша Буш. Много людей истребили. Разграбили Цетиньский монастырь. И были голод и холод, и ели кору деревьев, и мололи на муку коренья и траву жученицу... И не было поддержки от русийского православного брата.
- Простите, а в каком это было году? - прервал Заяц.
- В 1785-м. В конце, словом, XVIII века. - Старик взглянул на напряженного сына и смягчил свой тон: - Вы же, я думаю, не будете обижаться на мою критику политики русийского царизма? Она же теперь по всей вашей истории разоблачается... - Взглянул внимательно, снова глотнул чаю. - Так вот, турки еще дважды за несколько лет нападали. И избранный митрополитом святой Петар у Бога покровительства просил. И победили Буша и его войско... - Старший Янкович помолчал и добавил как что-то наболевшее: - Не понимаю я европейскую и русийскую политику... Что есть наши Балканы? Это последний рубеж-бастион православия, славянства, если угодно. Земля, прижатая с юга неугомонным исламом, а с севера - утомленным католицизмом. Ослабеем мы - завтра воинствующий ислам войдет в надувену... тщеславную Европу! Покоримся мы - и кто из славянских народов поверит богатой и сильной Русии?
- Насколько я знаю, Россия и раньше не забывала о югославских народах. Царь Павел Первый даровал упомянутому митрополиту Петру орден Святого Александра Невского. И во времена войны с французами помощь была... - словно оправдываясь, уточнил Заяц.
- Да кто же оспаривает! "И раньше не забывала..." Не буду о недалеком - о споре Сталина и Тито. А тогда, при святом Петре, русийскую… русскую империю наполеоновский петао... петух клюнул! Вот и закрутились. А в то время Священный Синод Русской церкви признал митрополита Петра бездельником, учинившим "грехи тяжкие": при нем, мол, монастыри опустели да паства уменьшилась. Словно не войны тому виной... А еще - присланные из Русии книги он, мол, не читал и, спасая свой народ от голода, заложил какие-то монастырские богатства купцу из Боки.
- Добар дан! Я вижу, у нас гости! - У стола появилась - пришла с работы - стройная загорелая молодица. - Богдан! Папа!.. Ну что это за угощение… Подождите, я сейчас приготовлю...
Пока что-то аппетитно жарилось и шкворчало, младший Янкович изменил тему:
- Профессор Заяц интересуется штампованием книг... книгопечатанием. И вообще - историей инкунабул. В частности, византийским Евангелием от Иоанна.
- А, Евангелле по Йовану?! - оживился старик Янкович и, сведя выцветшие брови, спросил: - А вы слышали о братстве иоаннитов?
- Не довелось...
- Его создали в XVI веке под патронажем византийского патриарха афонские монахи. Их целью было сохранение и распространение Божьего книжного слова. В наше время похожую миссию исполняют Гедеоновы братья. Иоанниты долгое время и хранили упомянутое Евангелие.
- А потом с племянницей Палеолога привезли в Москву, откуда оно попало на территорию Югославии? - не сдержался Заяц.
Глаза старшего Янковича сузились. Он задумчиво сжал, даже прикусил тонкие губы: