Бурные столкновения с русскими уже случались - в то время, когда Советы были связаны с Германией договором. В 1939 году после необъявленного гитлеровского вторжения в Польшу и последующего разделения страны между Россией и Германией войска вермахта, наступавшие на восток, неожиданно встретились с войсками Красной армии, стремящимися на запад: демаркационная линия заранее не была установлена. Результат - локальное сражение с тяжелыми потерями с обеих сторон. Подобное столкновение могло случиться и сейчас, только между англо-американцами и русскими и более масштабное. Кошмарная мысль. Войны начинались и из-за меньшего. Очевидно, что необходимо как можно быстрее скоординировать все передвижения с русскими.
Более того, над Эйзенхауэром грозовой тучей нависла одна тактическая проблема. В огромной картографической комнате рядом с его кабинетом на тщательно вычерченной карте данных разведки, озаглавленной "Национальная цитадель, согласно сообщениям", была показана часть гористой территории к югу от Мюнхена, горные районы Баварии, Западной Австрии и Северной Италии. В общем счете почти двадцать тысяч квадратных миль. В центре находился Берхтесгаден. В расположенном поблизости Оберзальцберге, окруженном горными пиками от семи до девяти тысяч футов высотой, утыканными замаскированными зенитными орудиями, скрывалось горное логово Гитлера "Орлиное гнездо".
Карта была исчерчена красными метками, каждая - один из военных символов, отмечающих какой-либо вид оборонительного укрепления. Продуктовые склады, склады боеприпасов, горючего и химического оружия; радиостанции и элетростанции; места концентрации войск, казармы и штабы; зигзагообразные линии укрепленных позиций от долговременных огневых сооружений до массивных бетонных бункеров; даже не пробиваемые бомбами подземные заводы. С каждым днем на карте появлялись все новые и новые символы, и, хотя все они имели ярлык "неподтвержденные", для штаба
Верховного главнокомандующего эта внушительная горная оборонительная система оставалась величайшей угрозой в европейской войне. Этот район иногда называли "Alpenfestung" (Альпийская крепость) или "Национальная цитадель". Согласно данным разведки, эту скалистую цитадель, свой последний рубеж, нацисты во главе с Гитлером собирались защищать до конца. Цитадель считалась практически неуязвимой, и ее фанатичные защитники могли продержаться в ней до двух лет. Существовал и еще один, еще более ужасающий аспект: специально тренированные отряды типа "командос" - Геббельс называл их "вервольф" - должны были совершать вылазки из горного бастиона и сеять панику в стане оккупационных армий.
Действительно ли существовала Alpenfestung? Похоже, военная верхушка в Вашингтоне отвечала на этот вопрос положительно. Информация накапливалась с сентября 1944 года, когда Управление стратегических служб (УСС), изучив Южную Германию, предсказало, что с приближением конца войны нацисты, вероятно, эвакуируют некоторые правительственные учреждения в Баварию. С того времени доклады и оценки разведки лились непрерывным потоком: из районов боевых действий, из нейтральных стран, даже от источников внутри Германии. Большинство этих оценок были осторожными, но некоторые граничили с фантастикой.
12 февраля 1945 года военное министерство с самым серьезным видом выпустило документ контрразведки, в котором говорилось: "Недостаточно признается важность многих докладов о вероятном последнем нацистском оплоте в Баварских Альпах… Этот нацистский миф очень важен, когда вы имеете дело с людьми вроде Гитлера.
Может оказаться существенным тот факт, что сам Берхтесгаден, предполагаемая будущая ставка, находится на месте могилы Барбароссы, который в германской мифологии воскресает из мертвых".
Меморандум подчеркивал, что командующие "до уровня корпусов" не должны забывать об этой опасности.
16 февраля агенты союзников в Швейцарии послали в Вашингтон странный доклад, полученный от военных атташе нейтральных стран в Берлине: "Нацисты несомненно готовятся к ожесточенному сражению за горную цитадель… Опорные пункты соединены подземными железными дорогами… накоплено лучшее военное снаряжение, произведенное за несколько месяцев, и почти все немецкие запасы отравляющих газов. Все, кто участвовал в строительстве секретных сооружений, - включая гражданских лиц, - будут убиты… когда начнется решающее сражение".
Хотя британские разведывательные службы и УСС предусмотрительно издали директивы с целью приглушить эти панические доклады, в течение следующих двадцати семи дней грозный призрак "Национальной цитадели" достиг огромных размеров. К 21 марта эта угроза начала оказывать влияние на тактическую концепцию. Штаб 12-й группы армий Брэдли выпустил меморандум, озаглавленный "Переориентация стратегии", в котором утверждалось, что изменились цели союзников, касающиеся "устаревших планов, которые мы принесли с собой через пункты высадки морского десанта". Одна из перемен: значение Берлина было сильно преуменьшено. "Столичный район больше не имеет приоритетного положения, - гласил доклад. - …все указывает на то, что политические и военные органы управления врага передислоцируются в "Цитадель" в Нижней Баварии".
Дабы противостоять этой угрозе, Брэдли предложил, чтобы его группа армий - вместо наступления на север - расколола Германию пополам, наступая через центр.
Это "не позволит немецким войскам отступать "на юг и в цитадель". Кроме того, это заставит врага "продвигаться на север, где его можно будет прижать к берегам Балтики и северных морей". Затем, предполагалось в меморандуме, 12-я группа армий резко повернет на юг, чтобы подавить остатки сопротивления в Alpenfestung.
Самый тревожный анализ пришел 25 марта от начальника разведки 7-й армии генерал-лейтенанта Пэтча, который сражался на южном крыле фронта. Пэтч предвидел вероятность создания в цитадели "элитного отряда, в основном из эсэсовцев и горных стрелков, численностью от двухсот до трехсот тысяч человек". В докладе говорилось, что в район цитадели уже прибывает различное снаряжение со скоростью "от трех до пяти очень длинных поездов… каждую неделю (с 1 февраля 1945 года)… Как докладывают, на многих из этих поездов замечен новый тип орудий…" Упоминалось даже о подземном авиазаводе, "способном производить… "мессершмиты".
День за днем не иссякал поток докладов в штаб Верховного главнокомандования союзными экспедиционными силами. Снова и снова анализировались данные, но картина оставалась все той же: хотя Alpenfestung могла быть мистификацией, нельзя было игнорировать вероятность ее существования. Озабоченность штаба Верховного главнокомандования союзными экспедиционными силами была ясно выражена
11 марта в оценке цитадели разведкой: "Теоретически… внутри этой крепости… защищенной как природой, так и самым эффективным секретным оружием, когда-либо изобретенным, силы, которые до сих пор правили Германией, выживут, чтобы организовать ее возрождение… основное направление немецкой оборонительной политики, похоже, нацелено, главным образом, на охрану Альпийской зоны… Факты указывают на то, что значительное количество войск СС и специально отобранных частей систематически отводится в Австрию… Кажется более-менее определенным, что большинство важных министерств и персон нацистского режима уже обосновались в этом укрепленном районе… По слухам, Геринг, Гиммлер, Гитлер… удаляются в свои личные горные крепости…"
Начальник разведки штаба Верховного главнокомандования союзными экспедиционными силами британский генерал-майор Кеннет У.Д. Стронг заметил начальнику штаба: "Может, цитадели там и нет, но мы должны принять меры на тот случай, если она там есть".
Беделл Смит согласился. По его мнению, "имелись все причины верить, что нацисты намереваются дать свое последнее сражение среди скал".
По мере того как доклады офицеров штаба Верховного главнокомандования союзными экспедиционными силами и американских боевых командующих скапливались в кабинете Эйзенхауэра, прибыла самая важная депеша. Она пришла от человека, которому подчинялся Верховный главнокомандующий, от генерала Маршалла, человека, которого Эйзенхауэр уважал более всех других.
Телеграмма Маршалла гласила: "Судя по текущим докладам, немецкая оборонительная система на западе может рухнуть. Это позволит вам быстро передислоцировать значительное число дивизий широким фронтом на восток. Каково ваше мнение по… быстрому продвижению американских войск, скажем, на оси Нюрнберг - Линц или Карлсруэ - Мюнхен? Подобная быстрая передислокация может предотвратить образование любых организованных очагов сопротивления. Горная местность на юге считается одним из вероятных подобных очагов.
Одной из проблем, возникающих по мере дробления немецкого сопротивления, является встреча с русскими. Что вы думаете по поводу контроля и координации с целью предотвращения нежелательных инцидентов?.. Один из выходов - согласованная демаркационная линия. Уже имеющиеся соглашения… кажутся неадекватными… следует срочно принять меры для обеспечения каналов связи…"
Тщательно сформулированная депеша Маршалла наконец определила планы Верховного главнокомандующего. Эйзенхауэр неделями оценивал все проблемы, консультировался со своим штабом, обсуждал ситуацию со старым другом и однокашником по Вест-Пойнту генералом Брэдли и теперь, ознакомившись с мнением прямого начальника, он сформировал свою стратегию и принял решения.
В этот прохладный мартовский день он составил три телеграммы. Первая была исторической и беспрецедентной: она была послана в Москву с сопроводительным письмом в союзническую военную миссию. Операции штаба Верховного главнокомандования союзными экспедиционными силами, телеграфировал Эйзенхауэр, достигли той стадии, "когда для достижения скорейшего успеха мне необходимо знать планы русских". По этой причине он хотел, чтобы миссия "передала личное послание от меня маршалу Сталину" и сделала все возможное, чтобы "добиться исчерпывающего ответа".
Никогда прежде Верховный главнокомандующий не связывался напрямую с советским лидером, но сейчас дело было неотложным. Эйзенхауэр получил полномочия без посредников решать с русскими военные проблемы, касающиеся координации, так что он не видел особых причин заранее консультироваться ни с Объединенным комитетом начальников штабов, ни с американским или британским правительствами. Даже заместитель Верховного главнокомандующего, британский маршал королевских ВВС сэр Артур Теддер ничего об этом не знал. Правда, копии для них были подготовлены.
Верховный главнокомандующий одобрил проект телеграммы Сталину в начале четвертого, а в четыре часа дня после закодирования "Личное послание маршалу Сталину" от Эйзенхауэра было отправлено. В своем послании генерал спрашивал генералиссимуса о его планах и одновременно раскрывал свой собственный. "Мои ближайшие действия направлены на то, чтобы окружить и уничтожить врага, обороняющего Рур… По моим оценкам, эта фаза… завершится в конце апреля или даже раньше, а следующая моя задача заключается в том, чтобы расчленить остатки вражеских войск совместно с вашими войсками… Лучшей осью наступления, на которой возможно это объединение, была бы ось Эрфурт - Лейпциг - Дрезден. Я полагаю… что именно в этот район перемещаются основные немецкие правительственные учреждения. И вдоль этой оси я предполагаю предпринять главное наступление. В дополнение, так скоро, как только возможно, будет осуществлено вспомогательное наступление для объединения с вашими войсками в районе Регенсбург - Линц. Таким образом мы предотвратим консолидацию немецкого сопротивления в Цитадели в Южной Германии.
Прежде чем приступить к выполнению моих планов, крайне необходимо согласовать их… с вашими как в отношении направления наступления, так и по времени. Не могли бы вы… сообщить мне о ваших намерениях и… уточнить их… подтвердить ваши вероятные действия. Чтобы безотлагательно завершить уничтожение немецких армий, я считаю крайне важным координировать наши действия и… совершенствовать каналы связи между нашими наступающими войсками…"
Затем Эйзенхауэр подготовил телеграммы Маршаллу и Монтгомери. Они были отправлены в семь часов вечера с интервалом в пять минут. Эйзенхауэр сообщил начальнику штаба США, что он связался со Сталиным "по вопросу места встречи…".
Он указал, что "мы с вами сходимся во мнениях, хотя я думаю, что район Лейпциг - Дрезден является самым важным… так как он предлагает кратчайший путь к нынешним русским позициям, а также охватывает единственный оставшийся промышленный район Германии, в который… как сообщают, перемещаются Ставка и министерства".
Учитывая страхи Маршалла перед "Национальной цитаделью", Эйзенхауэр доложил, что он тоже понимает, "как важно опередить врага и не дать ему возможности организовать очаг сопротивления", и что он "осуществит наступление к Линцу и Мюнхену, как только позволят обстоятельства". Что касается координации с русскими, добавил Эйзенхауэр, то он не думает, что "мы можем связывать себя демаркационной линией", но предложим им, что, "когда наши войска встретятся, каждая сторона отойдет в свою собственную оккупационную зону по просьбе противоположной стороны".
В третьей телеграмме Эйзенхауэра, направленной Монтгомери, содержались неутешительные новости: "Как только вы соединитесь с Брэдли… (на востоке Рура)… 9-я армия США перейдет под командование Брэдли. На Брэдли возлагается ответственность за очистку от противника… Рура, и он же с минимальной задержкой осуществит главный удар по оси Эрфурт - Лейпциг - Дрезден, чтобы соединиться с русскими…" Монтгомери предписывалось направиться к Эльбе; в этой точке было бы "желательно, чтобы 9-я армия снова вернулась под ваш оперативный контроль, дабы облегчить форсирование этой преграды".
Прочитав черновик, Эйзенхауэр добавил карандашом одну последнюю строчку: "Как вы говорите, ситуация выглядит благоприятной".
Верховный главнокомандующий усовершенствовал свои планы следующим образом: вместо массированного наступления через Северную Германию, как предполагалось вначале, он решил ударить прямо через центр страны. Американская 9-я армия вернулась под командование Брэдли, которому отныне отводилась главная роль. Брэдли должен был осуществить завершающее наступление, нацелив свои войска в район Дрездена примерно на сотню миль южнее Берлина.
Хотя Эйзенхауэр принял часть рекомендаций Маршалла, запланированная им переброска войск была похожа на предложения 12-й группы армий генерала Брэдли в меморандуме "Переориентация стратегии". Однако во всех трех телеграммах Эйзенхауэра, где излагались его планы наступления, было одно существенное упущение: в телеграммах не упоминался Берлин, который когда-то Верховный главнокомандующий назвал "безусловно главным трофеем".
* * *
В сумерках неясно вырисовывалась громада Бранденбургских ворот. Доктор Йозеф Геббельс смотрел на монумент из частично заколоченных досками окон кабинета своей виллы. Похожий на гнома шеф гитлеровской пропаганды стоял спиной к своим посетителям, словно выражая им презрение. Во всяком случае, так казалось его собеседнику, командующему обороной Берлина генерал-майору Хельмуту Рейману.
Генерал пытался добиться решения по делу, которое он считал самым неотложным: его волновала судьба населения города накануне сражения.
В четвертый раз за месяц Рейман и начальник его штаба полковник Ганс Рефьёр встретились с Геббельсом. Сорокасемилетний Геббельс был теперь самым высокопоставленным человеком в Берлине после Гитлера. Он был не только рейхсминистром народного просвещения и пропаганды; он был также гаулейтером Берлина и имперским комиссаром обороны. В этом качестве он отвечал за все меры, касающиеся гражданского населения города, организации и подготовки подразделений фольксштурма и строительства укреплений. В то время, когда отсутствие какого-либо четкого разделения полномочий между военными и гражданскими учреждениями создавало трудности как для солдат, так и для гражданских лидеров, Геббельс только усугублял неразбериху. Будучи совершенно невежественным и в военных, и в муниципальных вопросах, он тем не менее совершенно ясно дал понять, что только он один берет на себя ответственность за оборону Берлина. В результате Рейман оказался в невыносимом положении. Чьим приказам подчиняться? Приказам военной ставки Гитлера или приказам Геббельса? Рейман не знал и пребывал в отчаянии: никто не стремился прояснить ситуацию.
На каждой из предыдущих встреч Рейман поднимал вопрос эвакуации. Сначала Геббельс сказал, что "об этом не может быть и речи". Затем он проинформировал генерала, что существует схема эвакуации, подготовленная "высшими чинами СС и полиции". Начальник штаба Реймана занялся поисками и действительно нашел некий план. "Этот план состоит, - сказал Рефьёр Рейману, - из карты в масштабе 1 к 300 000, на которой ответственный чиновник, капитан полиции, аккуратно отметил красными чернилами пути эвакуации из Берлина на запад и юг. На плане нет ни санитарных пунктов, ни пунктов питания, не предусмотрен транспорт для больных и слабых. Насколько я могу судить, согласно этому плану, эвакуируемые должны пройти с ручной кладью от 20 до 30 километров до станций погрузки, откуда их перевезут поездами в Тюринген, Захсен-Анхальт и Мекленбург. Все это должно произойти, когда Геббельс даст команду. Однако совершенно неясно, откуда будет отправляться железнодорожный транспорт".
Рейман пытался обсудить эту проблему с Гитлером. Фюрера он видел лишь дважды: когда принимал командование и несколько дней спустя, когда его пригласили на одно из ночных совещаний. На том совещании обсуждался в основном Одерский фронт, и Рейману не представился шанс объяснить ситуацию, сложившуюся в Берлине. Во время одной из пауз он заговорил с Гитлером и стал уговаривать его немедленно отдать приказ эвакуировать из столицы всех детей до десяти лет. Воцарилась тишина. Гитлер повернулся к Рейману и холодно спросил: "О чем вы говорите? Что вы имеете в виду?" Затем медленно, подчеркивая каждое слово, он произнес: "Никаких детей этой возрастной группы в Берлине не осталось!" Никто не осмелился возразить, и Гитлер быстро перешел к другим вопросам.