"Вот и прекрасно! Вот это совет, - сказал Сантер. - И такого человека еще обвиняют в недостатке патриотизме! Нет, Лорен, я восстановлю тебя в мнении патриотов, или мне сейчас провалиться".
- Словом, - продолжал Лорен, - сказано - сделано. Нашли нотариуса, отыскали акт, а на акте прочли имя и адрес виновного. Тогда Сантер сдержал свое обещание и поручил мне арестовать его.
- И человек этот был кавалер Мезон Руж?
- Нет, его сообщник… то есть следует так предполагать.
- Так за что же вы арестуете Мезон Ружа?
- Мы арестуем всех вместе.
- Но прежде всего, знаешь ли ты кавалера Мезон Ружа?
- Как нельзя лучше.
- И знаешь его приметы?
- Еще бы! Сантер все рассказал: ростом пять футов и два или три дюйма, белокурый, с голубыми глазами, нос прямой, борода русая; притом я сам его видел.
- Когда?
- Не далее как сегодня.
- Видел?
- Да и ты видел.
Морис вздрогнул.
- Тот самый человек, который, помнишь, спас нас обоих и еще так бойко поколотил марсельцев.
- Так это был он? - спросил Морис.
- Он самый. Его преследовали и потеряли из виду около дома нового владельца на улице Кордери, так что полагают, что они живут вместе.
- В самом деле, очень вероятно.
- Даже полностью.
- Но, кажется мне, Лорен, - прибавил Морис, - если сегодня вечером ты арестуешь того, кто спас нас нынче утром, не будет ли это неблагодарностью?
- Что за вздор! - сказал Лорен. - Разве ты думаешь, что они спасли нас, желая спасти?
- Так для чего же?
- Они забрались в этот дом, чтобы похитить бедную Элоизу Тизон, когда ее повезут. Наши головорезы помешали им - и они кинулись на головорезов. Мы спасены просто случайно, а так как все дело в намерении, а тут не было никакого намерения, то и мне незачем упрекать себя ни в малейшей неблагодарности. Притом же, Морис, самое главное - необходимость, а нам необходимо отличиться блистательным подвигом, а вдобавок я отвечал за тебя.
- Кому?
- Сантеру; он знает, что ты командуешь экспедицией.
- Как так?
"Уверен ли ты, что арестуешь виновных?" - спросил меня Сантер.
"Да, - отвечал я, - если будет со мной Морис".
"Да уверен ли ты в Морисе? С некоторого времени он что-то остывает".
"Кто говорит это - ошибается. Морис так же горяч, как и я".
"Ручаешься?"
"Как за себя". Потом я пошел к тебе, но, не застав дома, отправился по этой дороге, во-первых, потому, что и мне тут было по пути, а во-вторых, я знал, что это твоя всегдашняя дорога, - и вот наконец мы встретились.
- Очень жаль, любезный Лорен, но у меня нет ни малейшей охоты идти в эту экспедицию. Скажи, что ты не встретил меня.
- Невозможно! Нас видели.
- Ну так скажи, что ты меня встретил, и я не захотел быть заодно с вами.
- Опять-таки невозможно!
- Отчего?
- Оттого, что тогда ты станешь не остывшим, а подозрительным… А тебе известно, как разделываются с подозрительными… Ведут их на площадь… и…
- Будь что будет, Лорен; но тебе покажется, без сомнения, странным, что я хочу сказать…
Лорен выпучил глаза и посмотрел на Мориса.
- Знаешь, - продолжал Морис, - мне опротивела жизнь.
Лорен расхохотался.
- То есть мы рассорились с возлюблнной и впали в меланхолию. Вздор, прекрасный Амадис! Будем мужчинами, а потом сделаемся гражданами… Что касается моей персоны, я делаюсь отличнейшим патриотом именно в то время, когда бываю не в ладу с Артемизой! Кстати, она посылает тебе миллион приветствий.
- Поблагодари от меня. Прощай, Лорен.
- Как "прощаай"?
- Да, я ухожу.
- Куда это?
- Домой.
- Морис, ты губишь себя!
- Так что ж?
- Одумайся, Морис, одумайся, мой друг!
- Я уж все обдумал.
- Постой, я еще не все рассказал…
- Не все? Чего недостает?
- А что сказал мне Сантер.
- Что же он сказал?
- Когда я просил назначить тебя начальником экспедиции, он сказал мне: "Берегись!"
"Кого?" - спросил я.
"Мориса".
- Меня?
- Да. "Морис, - прибавил он, - часто похаживает в тот квартал".
- В какой квартал?
- А где живет Мезон Руж.
- Как! - вскричал Морис. - Так вот где он скрывается!
- Так, по крайней мере, думают, потому что здесь живет его возможный сообщник, купивший дом на улице Кордери.
- В предместье Виктор? - спросил Морис.
- Да, в предместье Виктор.
- А на какой улице предместья?
- На старой улице Сен-Жак.
- Боже мой! - проговорил Морис как ослепленный молнией.
Он закрыл глаза рукой и через секунду, как будто собравшись с духом, спросил:
- А к какому принадлежит он сословию?
- Кожевник.
- По фамилии?..
- Диксмер.
- Правда твоя, Лорен, - сказал Морис, скрыв силой воли даже внешнее волнение. - Иду с тобой.
- И прекрасно сделаешь. Есть при тебе оружие?
- Сабля, по обыкновению.
- Возьми еще пару пистолетов.
- А ты?
- У меня есть карабин. Ружья на плечо! Марш!..
И патруль двинулся, сопровождаемый Морисом, который шел рядом с Лореном, и предшествуемый человеком в серой одежде - полицейским.
По временам от углов улицы или от домовых дверей отделялись тени и обменивались несколькими словами с человеком в серой одежде: это были караульные.
Дошли до переулка. Серый человек, не колеблясь ни секунды, повернул в него и остановился перед садовой калиткой, в которую втолкнули Мориса.
- Здесь, - сказал серый человек.
- Что здесь? - спросил Морис.
- Здесь мы найдем обоих зачинщиков.
Морис прислонился к стене, чтобы не упасть.
- Теперь, - продолжал серый человек, - тут есть три хода: главный, которым пойду я, этот и еще другой, который ведет в павильон. Я войду с шестью или восемью людьми в главную дверь; вы охраняйте вот эту дверь, приготовьте человека четыре или пять, да пускай трое самых надежных стоят у выхода из павильона.
- Я перелезу через стену, - сказал Морис, - и буду стеречь в саду.
- Прекрасно, - сказал Лорен, - ты отопрешь нам дверь.
- С удовольствием; но только не освобождайте прохода и явитесь, когда я вас кликну. Все, что будет делаться внутри, я увижу из сада.
- А тебе знаком этот дом? - спросил Лорен.
- Бывал когда-то; собирался купить.
Лорен откомандировал трех человек в закоулки плетня, в нишу двери, а полицейский сыщик ушел с десятком национальных стражей брать силой, как он говорил, главный вход.
Через минуту шум их шагов затих, не возбудив в этом захолустье ни малейшего подозрения.
Люди Мориса стояли на своих местах и прятались как только могли. Казалось, все было споокойно и не происходило ничего особенного на старой улице Сен-Жак.
Морис закинул одну ногу через стену.
- Постой, - сказал ему Лорен.
- Что тебе?
- А пароль.
- И то дело.
- "Гвоздика и подземелье". Задерживай всех, кто не скажет тебе этих двух слов. Пропускай всех, кто скажет. Помни же!
- Благодарю! - сказал Морис и соскочил со стены в сад.
XXX. Гвоздика и подземелье
Первый шаг был ужасен; и Морису много надо было самообладания, чтобы скрыть от Лорена тревогу, которая охватила все его существо; но, очутившись в саду, один-одинешенек, среди ночного безмолвия, он стал спокойнее, и мысли его, вместо того чтобы беспорядочно копошиться в мозгу, ясно предстали его уму и могли быть проверены рассудком.
Как! Этот дом, который так часто посещал Морис с чистейшим удовольствием; этот дом, который он считал земным раем, был вертелом кровавых интрег! Ласковый прием и пламенная дружба были только притворством, а любовь Женевьевы была только страхом!..
Читатели наши уже знают расположение сада. Морис пробирался из кущи в кущу до тех пор, пока не скрыла его от лунного света своей тенью теплица, куда он был заперт, когда впервые забрел в этот дом.
Теплица находилась напротив павильона, в котором жила Женевьева.
Но в этот вечер вместо того, чтобы неподвижно озарять комнату молодой женщины, свет переходил от окна к окну. Сквозь полуприподнятую штору Морис заметил Женевьеву. Она поспешно складывала в чемодан пожитки, и он с изумлением увидел в ее руках оружие.
Морис привстал на тумбу, чтобы лучше видеть, что делается в комнате. Сильный огонь в камине привлек его внимание: Женевьева жгла бумаги.
В это время дверь отворилась и в комнату вошел молодой человек.
Первой мыслью Мориса было, что это Диксмер.
Молодая женщина подбежала к вошедшему, схватила его за руки, и с секунду они смотрели друг другу в глаза, по-видимому, в сильном волнении. Отчего происходило оно - Морис не знал, потому что ни один звук не доходил до его ушей.
Но вдруг Морис смерил глазами рост вошедшего.
"Нет, это не Диксмер", - подумал он.
В самом деле, говоривший был худенький и маленького роста, между тем как Диксмер был высокий и плотный.
Ревность - сильная пружина; в одно мгновение Морис смерил глазами рост и талию незнакомца и внимательно рассмотрел его силуэт.
- Нет, это не Диксмер, - пробормотал он, как будто должен был повторить себе свои мысли, чтобы убедиться в коварстве Женевьевы.
Он приблизился к окну, но чем больше приближался, тем меньше видел: голова его горела.
Морис наступил на лестницу. Окно было футах в семи или восьми от земли. Он взял лестницу, приставил к стене, поднялся и приложил глаза к щели занавески.
Незнакомец, находившийся в комнате Женевьевы, был молодой человек лет двадцати семи или двадцати восьми, стройный, с голубыми глазами. Он держал молодую женщину за руку, утирая слезы, которые затемняли глаза Женевьевы.
Слабыый шум, произведенный Морисом, заставил молодого человека обернуться к окну.
Морис удержался от крика: он узнал в незнакомце таинственного избавителя, который спас его на площади Шатле.
В это мгновение Женевьева выдернула руки из рук незнакомца и подошла к камину, посмотреть, все ли бумаги сгорели.
Тут Морис не мог долее выдержать; все ужасные страсти, терзающие человека - любовь, мщение, ревность, - сжали его сердце огненными когтями. Он воспользовался временем, сильно толкнул дурно притворенное окно и вскочил в комнату.
В ту же секунду два пистолета уперлись в его грудь.
Женевьева обернулась, услышав шум, и остолбенела, когда увидела Мориса.
- Милостивый государь, - сказал хладнокровно молодой республиканец человеку, державшему две смерти в жерле оружия, - милостивый государь, не вы ли кавалер Мезон Руж?
- А если б и я? - отвечал кавалер.
- О, если так, то вы человек смелый и, следовательно, спокойный, и я прошу позволения сказать вам два слова.
- Говорите, - отвечал кавалер, не отводя пистолетов.
- Вы можете убить меня, но не убьете прежде, чем я успею закричать, или, вернее, я не умру без того, чтобы не закричать. Если же я издам возглас, тысяча человек, оцепляющих этот дом, обратят его в пепел… Так опустите ваши пистолеты и выслушайте, что я скажу госпоже Диксмер.
- Женевьеве? - спросил кавалер.
- Мне? - чуть внятно проговорила молодая женщиина.
- Да, вам.
Женевьева, бледная, как статуя, схватила Мориса за руку; молодой человек оттолкнул ее.
- Помните, что вы говорили мне? - сказал Морис с глубоким презрением. - Теперь я вижу, что вы говорили правду. Действительно, вы не любите Морана.
- Морис, выслушайте! - вскричала Женевьева.
- Мне нечего слушать, сударыня, - сказал Морис. - Вы обманули йеня, одним ударом разбили цели, которые приковывали мое сердце к вашему. Вы сказали, что не любите Морана, но не сказали, что любите другого.
- Что изволите вы говорить о Моране или, вернее, о каком Моране вы изволите говорить? - спросил кавалер.
- О химике Моране.
- Моран-химик стоит перед вами; химик Моран и кавалер Мезон Руж одно и то же лицо.
И, протянув руку к стоявшему рядом столу, он в одну секунду надел черный парик, под которым так долго не узнавал его молодой республиканец.
- Да, да! - сказал Морис с еще большим пренебрежением. - Да, теперь я понимаю: вы любили не Морана, потому что его не существовало, а любили подлог, который хотя был ловчее, но тем не менее был достойнее презрения.
Кавалер сделал угрожающее движение.
- Милостивый государь, - продолжал Морис, - позвольте мне поговорить с госпожой Диксмер. Если угодно, вы даже можете присутствовать при нашем разговоре, он будет непродолжителен, отвечаю за это…
Женевьева сделала знак Мезон Ружу, чтоб он был терпеливее.
- Итак, - продолжал Морис, - итак, вы, Женевьева, сделали меня посмешищем моих друзей! Заставили меня служить слепым орудием ваших замыслов! Извлекли из меня пользу, как из инструмента! Послушайте, это гнусный поступок… но вы будете наказаны за него, сударыня, потому что человек, который стоит здесь, убьет меня на ваших глазах!.. Но не пройдет и пяти минут, как и он также упадет у ваших ног или же если останется в живых, то снесет свою голову на эшафот.
- Он, - вскричала Женевьева, - он снесет голову на эшафот! Но вы не знаете, Морис, что это мой защитник, защитник моего семейства; что я отдам свою жизнь за его жизнь, что умри он - умру и я и что если вас люблю, то перед ним благоговею…
- Пожалуй, вы еще станете уверять меня в любви… О, как слабы и низки женщины! Итак, милостивый государь, - сказал он молодому роялисту, - вы должны убить меня.
- Почему?
- Потому что, если вы не убьете меня, я вас арестую.
Морис протянул руку, чтобы схватить его за воротник.
- Я не стану оспаривать у вас своей жизни, - сказал Мезон Руж. - Видите?
И он бросил оружие в кресло.
- Отчего же вы не станете оспаривать вашей жизни?
- Потому что моя жизнь не стоит угрызений совести, которым подвергнусь я, убив прекрасного человека, и главное, потому, что Женевьева любит вас.
- О, как вы добры, великодушны, благородны, Арман! - вскричала молодая женщина, заламывая руки.
Морис смотрел на обоих с глупым удивлением.
- Послушайте, - сказал кавалер, - я уйду в свою комнату; даю честное слово, не за тем чтобы бежать, но чтобы спрятать портрет.
Морис быстро взглянул на портрет Женевьевы: он висел на своем месте.
Угадал ли Мезон Руж мысль Мориса или хотел довести его великодушие до крайней точки, но только сказал:
- Я знаю, что вы республиканец, но знаю также, что у вас чистое и благородное сердце. Я доверяюсь вам, насколько это возможно.
И он снял с груди миниатюру и показал Морису: это был портрет королевы.
Морис пожал плечами и потер лоб рукой.
- Жду ваших приказаний, милостивый государь, - сказал Мезон Руж. - Если вы непременно хотите арестовать меня, потрудитесь постучать в эту дверь, когда я должен буду явиться к вам. Я более не дорожу жизнью с той минуты, как эта жизнь не поддерживается надеждой спасти королеву.
Кавалер вышел, причем Морис ни одним жестом не удерживал его.
Едва только вышел он из комнаты, как Женевьева бросилась к ногам молодого человека.
- Простите, Морис, - говорила она, - простите за все зло, которое причинила я вам! Простите мои обманы, простите ради моих страданий, ради слез, потому что, клянусь вам, я много страдала, много плакала… Муж мой уехал сегодня, я не знаю куда и, быть может, никогда не увижу его… Теперь остается у меня только один друг, брат… и вы хотите убить его! Простите, Морис, простите!
Морис поднял молодую женщину.
- Что делать, - сказал он, - бывают роковые обстоятельства! Теперь каждый ставит свою жизнь на карту; кавалер Мезон Руж играл подобно другим и проиграл; надо расплатиться.
- То есть как это понимать: умереть?
- Да.
- Умереть? И вы это говорите?
- Не я, Женевьева, но судьба.
- Судьба еще не досказала последнее слово в этом деле, потому что вы можете спасти его… да, вы!
- Изменяя моему слову и, следовательно, моей чести. Понимаю вас, Женевьева.
- Закройте глаза, Морис, вот все, чего я прошу у вас, и покажу вам, до чего может дойти женская благодарность.
- Напрасно закрывать их сударыня. Есть пароль, без которого никто не выйдет отсюда, потому что, повторяю вам, дом ваш оцеплен.
- А вы знаете его?
- Конечно.
- Морис!!
- Что прикажете?
- Друг мой, Морис!.. Скажите мне этот пароль…
- Женевьева! - вскричал Морис. - Женевьева! Что с вами сделалось, что вы решаетесь мне сказать: "Морис, во имя любви моей к тебе будь бесчестным человеком, измени своим убеждениям, отрекись от них"! Что предлагаете вы мне, Женевьева, в обмен, вводя в такое искушение?
- Морис, - отвечала Женевьева, - прежде спасите его, а потом… требуйте хоть моей жизни.
- Выслушайте меня, Женевьева, - отвечал Морис глухим голосом. - Я стою одной ногой на дороге позора, чтобы стать на нее обеими ногами, я хочу, по крайней мере, иметь довод против самого себя… Женевьева, поклянитесь, что вы не любите кавалера Мезон Ружа…
- Я люблю кавалера Мезон Ружа как сестра, как подруга, но, клянусь вам, не иначе.
- Женевьева, любите ли вы меня?
- Морис, я люблю вас… бог свидетель!
- Если я исполню вашу просьбу, оставите ли вы своих родителей, друзей, родину, чтоб бежать с изменником?..
- Морис!.. Морис!..
- Не решается!.. Она не решается!..
И Морис отступил.
Женевьева, которая оперлаась было на него, вдруг лишившись этой опоры, упала на колени.
- Морис, - говорила она, опрокинув назад голову и ломая сложенные руки, - клянусь, я исполнню все, чего ты хочешь; прикажи - и я повинуюсь!
- Будешь ли ты моею, Женевьева?
- Когда бы ты ни потребовал.
- Поклянись над распятием.
Женевьева простерла руки.
- Господи! - сказала она. - Ты простил блудницу - простишь и меня!
И крупные слезы покатились по ее щекам и упали на длинные волосы, рассыпавшиеся по груди.
- О, не так! Не клянитесь так! - сказал Морис. - Или я не приму вашей клятвы.
- Господи, - продолжала она, - клянусь посвятить мою жизнь Морису, умереть вместе с ним и, если надо, за него, если он спасет моего друга, защитника, брата кавалера Мезон Ружа!
- Вот это так, и он будет спасен, - сказал Морис.
И пошел в смежную комнату.
- Милостивый государь, - сказал ему Морис, - наденьте платье кожевника Морана. Отдаю назад ваше слово, вы - свободны.
- А вам, сударыня, - сказал он Женевьеве, - сообщаю пароль, два слова - "Гвоздика и подземелье". С ними вы пройдете.
И как будто страшась остаться в комнате, где он произнес эти слова, делавшие его иззменником, он отпер окно и выскочил в сад.