XXXI. Розыски
Морис снова занял свой пост в саду против окна Женевьевы, но только в этом окне уже не было света. Женевьева ушла в комнату кавалера Мезон Ружа.
Давно уже было пора Морису оставить комнату. Едва дошел он до угла оранжереи, как садовая калитка отворилась и явился серый человек в сопровождении Лорена и пяти или шести гренадеров.
- Ну что же? - спросил Лорен.
- Как видите, - отвечал Морис, - стою на месте.
- Никто не пробовал напасть на часовых? - спросил Лорен.
- Никто, - отвечал Морис, радуясь, что избежал лжи ответом на предложенный вопрос. - Никто… А вы что делаете?
- Мы?.. Мы убедились, что кавалер Мезон Руж возвратился час тому назад домой и с тех пор не выходил, - отвечал полицейский.
- А вы знаете его комнату? - спросил Лорен.
- Как же! Она отделяется от комнаты гражданки Диксмер только коридором.
- Ага! - проговорил Лорен.
- Я полагаю, что тут можно бы обойтись без всяких перегородок. Кажется, кавалер Мезон Руж молодец хоть куда!
Кровь бросилась Морису в голову, он закрыл глаза, и под опущенными веками у него сверкали молнии.
- Гм!.. А что бы на это сказал гражданин Диксмер? - спросил Лорен.
- Что это для него большая честь.
- Об этом после, - сказал Морис задыхаясь. - На чем же мы решили?
- А решили захватить его в комнате, пожалуй, даже в постели, - отвечал полицейский.
- Разве он ничего не знает?
- Ни-ни.
- А как расположен этот дом? - спросил Лорен.
- У нас есть самый верный план, - отвечал серый мундир. - В углу сада беседка… вот она; четыре ступеньки - к вашим услугам; площадка; направо дверь в покои гражданки Диксмер… вероятно, это ее окошко. Против окна в глубине комнаты дверь в коридор, и в тот же коридор выходит дверь из комнаты изменника.
- Однако же славная топография, - заметил Лорен. - С таким планом можно идти, зажмурившись, а не только с открытыми глазами. Итак, идем, друзья мои!
- Хорошо ли стерегут на улицах? - спросил Морис с любопытством, которое присутствующие естественно приписали страху, чтобы кавалер не убежал.
- Улицы, проходы, перекрестки - все в наших руках, - отвечал серый мундир. Не пройдет и мышь, если не знает пароля.
Морис вздрогнул. Такие предосторожности заставляли его опасаться, что измена не поможет его счастью.
- Теперь назначьте сколько надо вам человек, чтобы арестовать кавалера, - сказал серый мундир.
- Сколько человек? - повторил Лорен. - Да я думаю, что Мориса и меня будет очень достаточно… Не правда ли, Морис?
- Полагаю, - пробормотал тот.
- Послушайте, - сказал полицейский. - Тут шутить нечего; уверены ли вы, что захватите его?
- Черт побери, уверены ли!.. Нечего и спрашивать! - вскричал Лорен. - Так ли, Морис? Ведь его надо схватить?
Лорен сделал ударение на последнем слове. Как он уже сказал, их начинали подозревать, а так как подозрения в то время развивались очень быстро, то и надо было не давать им установиться. Лорен понимал, что никто не посмел бы сомневаться в патриотизме двух человек, которые бы успели поймать кавалера Мезон Ружа.
- Ну, если вы так порешили, - сказал полицейский, - возьмите лучше трех человек, нежели двух, и лучше четырех, нежели троих; кавалер спит со шпагой под подушкой и парой пистолетов на столике.
- Нет, пойдем уж все разом, чттобы никому не отдавать предпочтения, - сказал один из гренадеров Лорена. - Если он сдастся, мы прибережем его для гильотины, а будет противиться - изрубим в куски.
- Славно сказано, - заметил Лорен. - Вперед!.. А как войти нам - в дверь или в окно?
- Разумеется, в дверь, - отвечал полицейский. - Может статься, в ней нечаянно оставлен ключ; а чтобы войти в окно, надо перебить стекла, это наделает шуму.
- Ладно, идем в дверь, - сказал Лорен. - Как ни войти, лишь бы войти. Морис, бери саблю!
Морис машинально вытащил саблю из ножен.
Отряд отправился к павильону, и, как сказал серый мундир, сначала увидели ступеньки крыльца, потом очутились на площадке, потом в прихожей.
- А! - весело вскричал Лорен. - Ключ-то остался в дверях!
Действительно, он впотьмах протянул руку и нащупал пальцами в замочной скважине холодное железо ключа.
- Отворяй, гражданин поручик, - сказал серый мундир.
Лорен осторожно повернул ключ в замке, дверь отворилась.
Морис отер со лба холодный пот.
- Милости просим, - сказал Лорен.
- Позвольте, - заметил серый мундир, - если топографические указания верны, то мы находимся в комнате гражданки Диксмер.
- Можно удостовериться, - сказал Лорен. - Зажжем свечи; в камине еще есть огонь.
- Зажжем лучше факелы, - заметил серый мундир. - Факелы не гаснут так скоро, как свечи.
И он взял из рук гренадера два факела, зажег на угасающем огне и сунул один в руку Мориса, другой в руку Лорена.
- Вот видите, я не ошибся. Направо дверь в спальню гражданки Диксмер, а вот дверь в коридор.
- Морис, в коридор! - сказал Лорен.
Потом отворили дверь, ведущую в коридор, которая была так же не заперта, как и первая, и очутились перед дверью комнаты кавалера. Морис двадцать раз видел эту дверь и никогда не спрашивал, куда ведет она: для него мир сосредоточивался в комнате Женевьевы.
- Ого, - сказал Лорен тихим голосом. - Здесь дело другое; дверь заперта и ключа нет.
- Но уверены ли вы, что именно эта его дверь? - спросил Морис, едва будучи в состоянии говорить.
- Если только план верен, то должна быть здесь, - отвечал полицейский. - Да вот посмотрим. Гренадеры, ломай дверь, а вы, граждане, будьте готовы, как только дверь выломают, тотчас бросайтесь в комнаты.
Четыре человека, отобранные полицейским сыщиком, подняли приклады ружей и по знаку руководителя экспедиции дружно ударили в дверь; она разлетелась вдребезги.
- Сдавайся, или тебе смерть! - закричал Лорен, бросаясь в комнату.
Ответа не было; занавески около постели были задернуты.
- Смотри за улицей! - сказал полицейский. - Целься и, чуть шевельнется занавеска, - стреляй!
- Постойте, - сказал Морис. - Дайте мне взглянуть за занавески.
И в надежде, что кавалер Мезон Руж спрятался за занавесками и первый удар кинжала или пистолета нанесет ему, Морис бросился к занавеске, и она скользнула с продолжительным писком по железному пруту.
Постель была пуста.
- Черт побери! Никого! - крикнул Лорен.
- Неужели улизнул? - пробормотал Морис.
- Быть не может, граждане, не может быть! - закричал серый мундир. - Говорию вам, что он с час тому вернулся домой и с тех пор не выходил. Все выходы охраняются.
Лорен обшарил шкафы, шарил повсюду, даже там, где не было физической возможности спрятаться человеку.
- Никого! Видите, однако же, нет никого!
- Никого! - повторил Морис с весьма понятным волнением. - Вы видите, что никого нет!
- А может быть, он в комнате гражданки Диксмер? - сказал полицейский.
- О, пощадите комнату женщины! - сказал Морис.
- Непременно, - отвечал Лорен. - Пощадим и комнату, и гражданку Диксмер тоже; но только надо все-таки осмотреть.
- Гражданку Диксмер? - спросил один из гренадер, довольный своей глупой остротой.
- Нет, - отвечал Лорен, - только комнату.
- В таком случае, - сказал Морис, - дайте мне войти первому.
- Проходи, ты капитан - по чину и честь, - отвечал Лорен.
Двух человек оставили стеречь комнату, из которой вышли, и потом возвратились в комнату, где зажигали факелы.
Морис подошел к двери, которая вела в спальню Женевьевы.
В первый раз он входил в эту комнату.
Сердце его билось.
Ключ был в замке.
Морис положил руку на ключ, но не решался.
- Что же, отворяй! - сказал Лорен.
- А если гражданка Диксмер спит? - спросил Морис.
- Мы посмотрим у нее в постели, под постелью, в камине, в шкафах, а затем, если ничего не найдем, пожелаем ей спокойной ночи.
- Нет, уж извините, - заметил полицейский, - мы ее арестуем. Гражданка Диксмер аристократка, сообщница девицы Тизон и кавалера Мезон Ружа.
- Так отворяйте сами, - сказал Морис, - я не арестовываю женщин.
Полицейский искоса взглянул на Мориса. Гренадеры зашептались.
- О, вы шепчетесь, - сказал Лорен, - так шепчитесь про нас обоих, потому что я разделяю мнение Мориса.
И он отступил на шаг.
Серый мундир схватил ключ, быстро повернул в замке, дверь уступила, и солдаты бросились в комнату.
На маленьком столике горело две свечи, но в комнате Женевьевы, как и в комнате кавалера Мезон Ружа, не было ни души.
- Пусто! - закричал полицейский.
- Пусто? - побледнев, повторил Морис. - Где же она?
Лорен с удивлением посмотрел на Мориса.
- Поищем, - сказал полицейский.
И, сопровождаемый полицейскими, он начал обшаривать дом от погребов до мастерских.
Едва только отвернулись они, как Морис, нетерпеливо следивший за ними, бросился в комнату, отворяя шкафы, которые уже были отворены, и взывая встревоженным голосом: "Женевьева! Женевьева!"
Но Женевьева не отвечала, комната была пуста.
Тогда Морис с каким-то бешенством принялся шарить в доме - осмотрел все: оранжереи, сараи, чуланы, но напрасно.
Вдруг послышался шум; у дверей показалась толпа вооруженных людей, обменялась паролем с часовыми и разбрелась по саду и по дому. Во главе этого подкрепления блестел закоптелый султан Сантера.
- Ну, что же, - обратился он к Лорену, - где же заговорщик?
- Как где заговорщик?
- Спрашиваю у вас: что вы с ним сделали?
- Я то же самое спрошу у вас. Если ваш отряд хорошо охранял выходы, то должен был арестовать его, потому что кавалера уже не было в доме, когда мы вошли сюда.
- Что вы говорите! - вскричал взбешенный генерал. - Так вы дали ему убежать?
- Мы не могли дать ему убежать, потому что не поймали его.
- В таком случае, я ровно ничего не понимаю, - сказал Сантер.
- Чего вы не понимаете?
- Того, что вы передали мне с посланным.
- Мы?.. Посылали к вам?.. Когда это?
- Разумеется. Человек в коричневом фраке, черноволосый, в зеленых очках пришел уведомить нас с вашей стороны, что вы были на волосок от того, чтобы схватить кавалера Мезон Ружа, но что он защищался, как лев. Вот почему я поспешил сюда.
- Человек… в коричневом фраке… черноволосый… в зеленых очках? - повторил Лорен.
- Конечно, да еще под руку с женщиной.
- Молодая она, хорошенькая? - закричал Морис, подбежав к генералу.
- Да, молодая, хорошенькая.
- Это он самый… и с гражданкой Диксмер!..
- Кто он самый?
- Мезон Руж… Зачем я, мерзавец, не убил их обоих!..
- Успокойтесь, гражданин Лендэ, - сказал Сантер, - их поймают.
- Как же, черт возьми, вы пропустили их? - спросил Лорен.
- Очень просто, - отвечал Сантер, - они знали пароль.
- Пароль! - вскричал Лорен. - Значит, между нами был изменник?
- Нисколько, гражданин Лорен, - отвечал Сантер. - Вы люди испытанные, и между вами не может быть изменников.
Лорен посмотрел вокруг себя, как будто ища изменника, о присутствии которого он объявил так решительно, и увидел нахмуренный лоб и сверкавшие глаза Мориса.
- О-го, - прошептал Лорен, - чтобы это значило?..
- Человек этот, вероятно, недалеко отсюда, - сказал Сантер. - Поищем хорошенько в окрестностях. Может быть, он натолкнулся на патруль, который был половчее нас и не поддался обману.
- Да, да, поищем, - сказал Лорен, схватив Мориса за руку, и под предлогом, чю идет на поиски, потащил его в сад.
- Да, будем искать! - сказали солдаты. - А наперед не мешает…
И один из них бросил факел в сарай, набитый хворостом и сухими досками.
- Иди же, - говорил Лорен. - Иди!
Морис не прекословил, пошел, как ребенок, за Лореном. Потом они, не обменявшись ни словом, добежали до моста и там остановились; Морис обернулся.
Небо побагровело на горизонте предместья, и из-за домов поднимались облаком бесчисленные искры.
XXXII. Клятва
Морис задрожал и протянул руку по направлению к улице Сен-Жак.
- Пожар! - сказал он. - Пожар!
- Ну, так что же, пожар… Далее? - произнес Лорен.
- Боже мой! Боже мой! Если б она вернулась!
- Кто же она?
- Женевьева.
- Женевьева, то есть мадам Диксмер, не правда ли?
- Да, она.
- Не беспокойся, не затем она ушла, чтобы вернуться.
- Лорен, мне необходимо отыскать ее, необходимо отомстить.
- Ого! - заметил Лорен.
- Ведь ты поможешь мне отыскать ее? Не правда ли?
- Разумеется, дело нетрудное.
- Почему?
- Если, насколько мне известно, тебя так интересует судьба гражданки Диксмер, то ты должен знать ее, а зная ее, узнать и ближайших ее друзей. Она, по всей вероятности, не оставила Париж - они все помешались на Париже - и скрылась у какой-нибудь искренней приятельницы, а завтра поутру - смотришь - к тебе придет записочка в этом роде:
Si Mars veut revoir Cytheree,
Qu il emprunte a la Nuit son echarpe azuree.
И пусть означенный Марс явится к превратнику… в такую-то улицу, такой-то номер… и спросит мадам. Ясно?
Морис пожал плечами; он очень хорошо знал, что Женевьеве не у кого скрыться.
- Нет, нам не найти ее, - проговорил он.
- Позволь заметить тебе одну вещицу, Морис, - сказал Лорен.
- Что именно?
- А то, что, может быть, не велика беда, если ты и не найдешь ее.
- Не найду, Лорен? - сказал Морис. - Да это убьет меня!
- Так, значит, от этой-то любви ты чуть не умер?
- Да, - отвечал Морис.
Лорен призадумался на минуту и потом сказал:
- Морис, теперь около одиннадцати часов: улицы пусты… Вот каменная скамейка, как будто нарочно поставленная для двоих друзей. Позволь поговорить с тобой наедине. Даю слово, что я буду говорить чистейшей прозой.
Морис посмотрел вокруг себя и сел на скамейку. Лорен тоже осмотрелся и сел возле своего друга.
- Говори, - сказал Морис, опуская отяжелевшую голову на ладонь.
- Послушай, друг мой: без всяких предисловий, перифраз и комментариев скажу тебе одно: мы гибнем, или, вернее, ты нас губишь.
- Каким образом?
- Есть, мой нежный друг, некая статья Комитета общественной безопасности, объявляющая изменником отечества каждого, кто находится в сношениях с врагами вышеозначенного отечества. Гм!.. Знакома тебе эта статейка?
- Без сомнения.
- Знаешь ее?
- Да.
- Мне кажется, ты порядочно-таки изменил отечеству. Что скажешь на это? - спрашиваю словами Манля.
- Лорен!
- Да… если только ты не считаешь величайшими патриотами тех, кто дает жилье, стол и постель кавалеру Мезон Ружу, каковой, выражаюсь деловым слогом, вовсе не исступленный республиканец, по крайней мере на мой взгляд, и едва ли не принимал участие в сентябрьских событиях.
- Ах, Лорен! - вздохнув, произнес Морис.
- Вследствие всего этого, - продолжал моралист, - кажется мне, что ты немножно слишком дружен с врагами отечества… Пожалуйста, не горячись, любезный друг, и признайся лучше, что ты не из числа ревностных.
Лорен произнес эти слова так нежно, как только позволяла его натура, и проскользнул под своим замечанием с ловкостью, чисто цицероновскою.
Морис возразил ему только жестом.
Но жест этот был признан недостаточным, и Лорен продолжал:
- О, если б мы жили в оранжерейной температуре благородства, которая неизменно стоит на шестнадцати градусах, я сказал бы тебе: "Любезный Морис, это прекрасно, деликатно, так и приличествует порядочному человеку; будем немножко аристократами: это хорошо и отзывается приятным букетом" - но… мы жаримся теперь в температуре тридцати пяти или сорока градусов! В этой жаре поневоле кажешься льдиной; если же ты холоден - тебя подозревают: сам это знаешь, Морис, а если уж сделался подозрительным… тебе должно хватить мудрости, Морис, чтобы понять, чем ты вскоре будешь или, вернее, что вскоре будешь ничем…
- Ну, хорошо! Пускай убьют меня - и концы в воду! - вскричал Морис. - Ты знаешь, что мне надоела жизнь.
- Четверть часа назад, - перебил Лорен. - Значит, еще не слишком давно, чтобы я позволил тебе исполнить свою затею. Притом, если уж умирать в наше время, то надо умирать республиканцем; а ты умрешь аристократом.
- О-го-го! - вскричал Морис, у которого кровь начала кипеть от боли, происходящей от сознания своей вины. - О, да ты зашел, мой друг, слишком далеко!
- И пойду дальше; потому, что, предупреждаю тебя, если ты сделаешься аристократом…
- Ты донесешь?..
- Фи!.. Нет, я запру тебя в погреб и пошлю искать тебя с барабанным боем, как потерянную редкость, а потом объявлю, что аристократы, зная, что ты говорил им, скрутили тебя, измучили, чуть не уморили голодом; так что, когда отыщут тебя, как судью Эли де Бомона, мосье Латюда и других, рыночные торговки и тряпичники квартала Виктуар публично увенчают тебя цветами.
- Лорен, я чувствую, что ты прав, но я увлекся и скольжу по скату. Неужели ты негодуешь на меня за то, что меня увлекает слепая судьба!
- Не негодую, а просто хочу поссориться с тобой. Вспомни ежедневные сцены между Орестом и Пиладом, торжественно доказывающие, что дружба - чистейший парадокс, потому что эти образцовые друзья ругались с утра до вечера.
- Оставь меня, Лорен, сделаешь гораздо лучше.
- Никогда!
- В таком случае предоставь мне любить, быть безумцем сколько мне угодно, пожалуй, даже сделаться преступником, потому что я не ручаюсь за себя и в состоянии убить ее, когда опять увижу…
- Или упасть к ее ногам, - перебил Лорен. - Ах, Морис, Морис! Влюбиться в аристократку… Вот уж этого я никогда бы не подумал!
- Довольно, Лорен, умоляю тебя!
- Морис, я вылечу тебя, или черт меня побери! Не хочу, чтобы ты выиграл в лотерею гильотину, как выражаются наши лавочники… Берегись, Морис! Не выводи меня из терпения, не сделай из меня кровопийцу! Я чувствую непреодолимое желание поджечь остров Сен-Луи… Скорее факел, головешку!
Морис невольно улыбнулся.
- Кажется, мы условились говорить в прозе, - сказал он.
- Сам виноват, зачем своей глупостью доводишь меня до крайности, - сказал Лорен. - Послушай, Морис: будем пьяницами, будем делать предложения в собрании, изучать политическую экономию, но, умоляю Юпитером, любить только независимость.
- Или Разум.
- Ах, да; Богиня Разума кланяется тебе и находит, что ты очаровательный смертный.
- И ты не ревнуешь?
- Морис, чтобы спасти друга, я способен на самопожертвование.
- Спасибо, мой бедный Лорен, и я умею ценить твою преданность. Но лучшее средство утешить меня - дать мне насытиться моей горестью. Прощай, Лорен, сходи к Артемизе.
- А ты куда?
- Домой.
И Морис сделал несколько шагов к мосту.
- Так ты живешь нынче на улице Сен-Жак?
- Нет, но мне хочется пройти по ней.
- Чтобы еще раз взглянуть на место, где жила твоя жестокосердная?