(Титр: "Покойной ночи!")
3. "Ступени старого замка". Карловы Вары. Маститый писатель Ян Кораб прохаживается вдоль колоннады и выпивает третью кружку воды, ибо в результате своего натуралистического метода он нажил болезнь печени. Над колоннадой появляется самолёт и, сделав крутой вираж, сбрасывает двух парашютистов.
- Достопочтенный мэтр! - кричит один из них, даже не успев приземлиться. - Разрешите представить вам директора компании Гаммафильм. У нас есть для вас замечательное предложение.
Второй парашютист ухмыляется, показав сорок шесть золотых зубов, и протягивает писателю громадную ладонь.
- Какое предложение? - осведомляется Кораб.
- Блестящее! Насчёт сценария. Что, если бы к завтрашнему дню вы написали нам сценарий под названием "Ступени старого замка"!
- Гм… А почему именно "Ступени старого замка"?
- В этом для нас вся суть. Представьте себе панораму Праги, малостранские черепичные крыши, пусть даже с трубочистом или котом… и у вас сразу возникает сюжет. Например, что-нибудь из жизни классика Махи… или любовная идиллия эпохи революционного сорок восьмого года. Грандиозно, а? Такой материал таит в себе безграничные возможности!
- Не знаю, - ворчит маститый писатель. - У меня есть другой киносюжет. Что вы скажете, если поставить фильм из жизни сборщиков хмеля?
- Блестящая идея! - восклицает первый визитёр. - Такого сюжета в кино ещё не было. Что скажете, господин директор?
- Э-э-гм… - говорит магнат. - Разумеется. Конечно. Только он должен называться "Ступени старого замка".
- Ничего не выйдет, - возражает писатель. - На ступенях старого замка не растёт хмель.
- Пустяки! - жизнерадостно возражает первый посетитель. - Можно сделать так: сборщики хмеля едут посмотреть Прагу. Там к одной из сборщиц подходит поэт Маха… или молодой астроном Штефаник, и она поёт песенку о Праге. А! Замечательно! Поздравляю вас, уважаемый мэтр!
- Подождите, - возражает мэтр, - я имел в виду другое. Это должна быть драма безумной любви. Сборщик хмеля задушит свою возлюбленную…
- Ага! Чрезвычайно эффектно! А не может ли он задушить её на Ступенях старого замка? А внизу виднеется, знаете, панорама Праги - черепичные крыши…
- Нет, не может. Он задушит её в зарослях хмеля и потом ночью убежит…
- …на Ступени старого замка! Превосходно!
- Слушайте, что вам так дались эти ступени?
- В них всё дело. Замечательное название. Вы не представляете, как оно будет притягивать зрителя.
- Но мой фильм должен называться "Хмель".
- Извините меня, уважаемый мэтр, - это нам не подходит. Нам нужно снимать фильм "Ступени старого замка".
- Но почему?
- Видите ли, какая неприятная история. В прошлом году режиссёр Кудлих сказал нам, что у него есть замечательный сюжет для фильма с таким названием. У него, мол, уже и сценарий готов. Мы немедленно разрекламировали его как наш очередной боевик. Тем временем подлый Кудлих удрал в Голливуд вместе со своим сюжетом. А у нас этот фильм уже запродан авансом в пятьсот кинотеатров. Пятьсот договоров на фильм "Ступени старого замка", вот в чём дело! Величайший боевик сезона! На той неделе должны начаться съёмки. Вот мы и решили, что это было бы очень подходящее предложение для вас…
(Диафрагма.)
Из затемнения - плакат с надписью:
"СТУПЕНИ СТАРОГО ЗАМКА"
Боевик по сценарию Яна Кораба
Музыка Фреда Миртена
(Затемнение.)
4. "Отщепенцы". Писатель Иржи Дубен, пошатываясь, входит за кулисы. Он ошеломлён овациями зрителей, смотревших сейчас премьеру его социальной драмы "Отщепенцы". Да, эта вещь хватает зрителей за душу!
- Позвольте, позвольте! - слышится чей-то зычный голос, и за кулисы проникают двое людей.
- Разрешите представить вам директора компании Дельтафильм! - Четыре руки потрясают правую и левую руку Дубена. - Замечательно, грандиозно! Ваша пьеса должна быть экранизирована!
- Она просто создана для кино!
- Какая острота социальных конфликтов!
- Какая глубокая правда жизни!
- Какой воинствующий гуманизм!
- Здесь нельзя менять ни одного слова! Настоящая Библия!
- Кино понесёт её в самые глухие уголки страны!
- Что страны - во все концы света!
- По всей вселенной! Ручаюсь за это! Господин автор, вы не должны заключать соглашения ни с кем, кроме Дельтафильма!
- Мы создадим эпохальный фильм.
- Договор можно подписать хоть сейчас!
(Проходит месяц.)
С ц е н а р и с т. Я не изменил ни слова. Но с учётом специфики кино нам пришлось… гм… кое-что добавить.
А в т о р. Добавить?
С ц е н а р и с т. Д-да… Чтобы действие не происходило в одних и тех же декорациях. Одна сцена, например, разыгрывается на озере…
А в т о р. На озере?
С ц е н а р и с т. Да, на озере. Чрезвычайно благодарная натура. А другая сцена будет на рельсах, по которым мчится экспресс…
А в т о р. Экспресс? А зачем?
С ц е н а р и с т. Чтобы было больше движения, динамики. И ещё одна сцена будет на балконе замка…
А в т о р. Какого замка? Там нет никакого замка!
С ц е н а р и с т. Замок необходим. Такие кадры - ракурс снизу - чрезвычайно эффектны. В остальном же мы не изменим ни одного слова.
(Проходит неделя.)
Р е ж и с с ё р. Ансамбль для вашего фильма мы подобрали превосходный. Главную роль революционера будет играть Гарри Подразил.
А в т о р. Гарри Подразил? Этот любовник? А не слишком ли он молод для такой роли?
Р е ж и с с ё р. Это верно, но публика его любит. Роль мы для него немного подправим.
А в т о р. А кто будет играть его чахоточную дочь?
Р е ж и с с ё р. Она не будет его дочерью. Она будет его любовницей и дочерью фабриканта.
А в т о р. Зачем?
Р е ж и с с ё р. В социальном фильме так надо. Чтобы показать контрасты между нищетой и роскошью. Публике нравится видеть на экране жизнь богачей. Да, так вот эту дочь будет играть… (Шепчет имя.) Здорово, а? Разумеется, её роль надо сделать главной. Она будет водить гоночное авто и ездить верхом… Надо будет для неё написать несколько добавочных сцен. В остальном же в вашей пьесе не будет изменено ни слова.
(Проходит две недели.)
Р е ж и с с ё р. Мне доверительно сообщили, что цензура не пропустит некоторые слишком тенденциозные диалоги. Надо будет их смягчить.
А в т о р. Но ведь в театре…
Р е ж и с с ё р. К сожалению, в кино цензура строже. А одно лицо из министерства торговли высказало мнение, что конец уж очень трагичен. Нам намекнули, что этому герою-революционеру следовало бы в конце концов жениться на дочери фабриканта и чтобы их уста слились в долгом поцелуе.
А в т о р. Но это противоречит всему духу моей пьесы!
Р е ж и с с ё р. М-да… но нам нужно считаться с этими людьми. В остальном же в вашей пьесе не будет изменено ни слова.
(Проходит неделя.)
Н а с т о й ч и в ы й г о с п о д и н. С вашего позволения, господин Дубен… Я, видите ли, представляю финансистов, которые связаны с Дельтафильмом, поэтому я позволил себе обратиться к вам. Нам всем важен не только финансовый успех вашего фильма, но также и его моральные… и художественные достоинства, не правда ли? Главное - это художественные достоинства. Поэтому мы решили предложить вам… в интересах вашего фильма… чтобы вы учли, что его художественный эффект может быть… до некоторой степени снижен… революционной тенденцией… Не так ли? Мы думаем, что было бы лучше, если бы ваш герой… был не пролетарием… а, например… гениальным изобретателем. Очень просто: гениальный изобретатель, и всё. Он мог бы спасти эту фабрику… снова развернуть производство… и в конце концов было бы видно, как счастливы рабочие, что фабрика снова работает и процветает. В остальном в вашей талантливой пьесе не было бы изменено ни слова… Мы лишь из чисто художественных соображений…
(Проходит месяц.)
Р е ж и с с ё р. (у телефона). Да, знаю, это превосходная сцена, но слишком длинная. У нас герой скажет только две фразы, но они будут сильными, выразительными. Ручаюсь вам, этого достаточно. В этих двух фразах будет всё, вся эта социальная направленность и всякое такое… Да, да, скоро выпускаем на экран. Вы будете довольны, вот увидите. Ведь в остальном в вашей пьесе не изменено ни слова…
(Проходит месяц.)
Р е ж и с с ё р. (у телефона). Да, да, да. Уже заканчиваем монтаж. Что? Те две фразы? К сожалению, их при монтаже пришлось выпустить, они тормозили нарастание действия. Но это совсем незаметно, вот увидите! Вы и не узнаете своей пьесы, так она теперь эффектна!
Затемнение.
От сюжета к сценарию
Как видно из предыдущего изложения, путь от сюжета к готовому фильму долог и тернист. Вначале существует только литературный сюжет, чаще всего - в виде книги или пьесы. Для того чтобы этот сюжет мог проскользнуть в мир фильма, он должен сжаться до нескольких страниц текста, именуемых либретто. Либретто - это краткое изложение, в котором опущено всё второстепенное… и всё основное тоже. Его также называют "сюжетный скелет", видимо, для того, чтобы отразить обычное смертоубийственное обращение с сюжетом: живое слово попадает в фильм только в посмертной и, так сказать, препарированной форме "сюжетного скелета". Этот старательно вываренный и высушенный остов поступает в дальнейшую обработку, в результате которой получается литературный сценарий.
Литературный сценарий возникает прямо противоположным путём: образцово препарированный скелет сюжета снова начинает обрастать мясом подробностей, эпизодов, диалогов и других деталей, которые должны создать впечатление развёрнутого действия. Но это мясо уже особое, кинематографическое: литературный сюжет излагается так называемыми средствами кино. Например, герой, перешедший из книги на экран, уже не может просто вспоминать свою возлюбленную; он должен "дрожащими руками закуривать сигарету, быстро встать и подойти к окну" или что-нибудь в этом роде. В равной степени для кино не годится голое утверждение, что сердце героини разбито; вместо этого она должна "медленно брести осенним парком, где деревья роняют листья то на одинокую аллею, то на статую Амура". Персонажи кино не имеют права что-нибудь просто думать, - они должны произносить всё вслух с условием, что это будет не очень длинно. Они могут куда-нибудь идти или "украдкой смахивать набежавшую слезу", могут даже писать письмо, но это должно делаться с рекордной быстротой, чирк-чирк - и готово. Для кино существует лишь то, что можно видеть и слышать. Выражаясь научно, сценарий есть перевод образов на язык действия; говоря практически, сценарий есть насилие над сюжетом с целью превратить его в нечто такое, на что зрители могут, ни о чём не думая, смотреть в течение двух часов. В сценарии должно быть особенно предусмотрено, чтобы декорации менялись достаточно часто, ибо зритель всё время хочет новизны, - но опять-таки не слишком часто, ибо каждому известно, что декорации обходятся в копеечку, а на натурные съёмки уходит пропасть времени. Вот почему сценарий можно также назвать обработкой сюжета, направленной на то, чтобы съёмки заняли не более двух недель и обошлись не дороже той суммы, которую кто-то согласился выбросить на данный фильм.
Только из литературного сценария возникает следующая стадия, то есть уже настоящий киносценарий. Его получают путём тщательной разбивки литературного сценария на отдельные маленькие кусочки - кадры, и процесс этот называется раскадровкой. Чем больше кусочков, тем лучше разработанным считается сценарий. Например, в литературном сценарии сказано:
"На придворном балу принцесса Амалия заметила молодого гвардейца и почувствовала к нему симпатию. Она роняет платок, молодой гвардеец подбегает и поднимает его, за что вознаграждён разрешением поцеловать ручку принцессы".
В киносценарии эта сцена выглядит примерно так:
СЦЕНА 17
ПРИДВОРНЫЙ БАЛ
164. Бальный зал в королевском
дворце.
Танцующие пары.
(Общий план.)
165. Аппарат приближается,
проезжает вдоль рядов
танцующих.
166. Оркестр, играющий на
эстраде. (Панорама.) Музыка.
167. Толстый флейтист.
(Средний план.)
168. Два генерала наблюдают
за танцующими.
169. Один из генералов
вытирает лоб носовым
платком. (Крупный план.) Жарища, а?
170. Другой генерал вытирает
лысину. М-да…
171. Первый генерал глядит
на ноги танцующих.
172. Хорошенькие женские
ножки в танце. Чёрт побери, вот это
ножки!
173. Первый генерал подмигивает.
174. Второй Генерал
предостерегает. Ш-ш! Это её высочество,
175. Объектив поднимается от
ножек к лицу принцессы
Амалии.
176. Лицо принцессы Амалии,
которая явно не слушает,
что ей говорит кавалер.
Глазами она обводит зал.
(Средний план.)
177. Аппарат двигается панорамой -
стоящие придворные и
дипломаты, оба генерала и
офицеры - и останавливается
на молодом гвардейском
офицере.
178. Лицо молодого гвардейца с
восхищённым взглядом.
(Крупный план.)
179. Глаза принцессы Амалии.
(Крупный план.)
180. Принцесса Амалия
останавливается в танце.
181. Рука принцессы роняет
кружевной платочек.
(Крупный план.)
182. Платочек лежит на паркете.
(Крупный план.)
183. Молодой гвардеец подбегает
и наклоняется.
184. Рука, бережно поднимающая
платочек. (Крупный план.)
185. Гвардеец с поклоном подаёт
принцессе платочек.
186. Принцесса улыбается.
Ах!
187. Берёт платочек. Их руки
соприкоснулись.
188. Лицо очарованного
гвардейца. Ах!
189. Лицо принцессы. Благодарю вас!
190. Принцесса подаёт гвардейцу
руку.
191. Гвардеец низко склоняется и
подносит её руку к губам.
192. Губы гвардейца над рукой
принцессы. (Крупный план.)
И так далее. В общем, в хорошем сценарии действие должно быть нашинковано примерно на восемьсот кадров, причём сценаристу приходится ломать себе голову над тем, чтобы кадры не повторялись, чтобы крупный план чередовался с общим, чтобы были верхний и нижний ракурсы, наплыв, панорама и съёмка с крана. А иногда сценарист из кожи лезет вон, чтобы изобрести какой-нибудь небывалый ракурс, например, вид через игольное ушко или съёмка аппаратом, свободно падающим с самолёта. Таковы потуги честолюбия.
Только после всех этих манипуляций первоначальный сюжет окончательно "фильмофицирован" и поступает в руки режиссёра. Теперь уже его забота срочно переделать действие, диалоги, декорации, эпизоды, а главное - конец, который, по его мнению, - "типичное не то".
Интересно, что последняя сцена всегда бывает "типичное не то": даже конец света окажется, наверное, "страшно неудачным", никуда не будет годиться, и придётся его несколько раз переделывать…
Но вот наконец неотвратимо близится начало съёмок. Уже подобраны артисты и нанято на две недели ателье. Уже составлен график съёмочных и подготовительных дней, когда строят декорации. Тут уж никак нельзя переделывать сюжет… если, разумеется, не считать переделок, необходимость которых выявилась в ходе съёмок. "Это надо было сделать не так", - говорится в подобных случаях. Или: "Вот тут чего-то не хватает". И начинаются лихорадочные доделки, в которых участвуют режиссёр, директор, актёры и любой, кто окажется в данный момент в буфете киностудии. В окончательном виде фильм состоит главным образом из таких доделок.
Строим
Чтобы осознать величественный смысл слова "строим", вы должны учесть, что в наши дни почти весь фильм снимается в ателье. Ведь не так-то легко тащить бог весть куда юпитеры, кабели, звуковую аппаратуру и весь многочисленный персонал от режиссёра, оператора, актёров и сценариуса до всяческой вспомогательной рабочей силы, которая переносит съёмочные аппараты, бегает за сосисками или включает юпитеры. Кроме того, с живой природой трудно иметь дело: только, например, режиссёр скажет: "Начали!" - как солнце закроется облачком и приходится повторять сначала. Или, например, снимается сцена, в которой Ян Козина пашет родную ниву, как вдруг слышится громкий гул пропеллеров - рейсовый самолёт торопится в Пльзень. Приходится выжидать, пока он пролетит, но едва режиссёр снова скажет: "Начали!" - как на соседнем цементном заводе раздаётся гудок на обед. В общем, с настоящей природой при съёмках одни неприятности, дешевле и скорее построить в ателье лес с домиком лесничего, мельницу с рекою, старинную улочку у пражского Града, ипподром в Хухлях, оживлённую улицу, морской бой, вокзал с паровозами, цветущую лужайку с бабочками и белыми облачками, крыши с трубочистами и вообще всё, что придёт в голову. Всё без исключения можно лучше и надёжней соорудить в ателье. Если мы при этом вспомним, что в сносном фильме должно быть двадцать - тридцать различных мест действий, и подсчитаем, сколько времени понадобится для того, чтобы изготовить отдельные декорации для каждого, то мы будем более или менее подготовлены к внушительному зрелищу, которое представляет собой киноателье в дни перед съёмкой.