- А вот ты, Воан, и ты, Чарльз, очень меня разочаровали. У Гая произошла трагедия, самая настоящая трагедия!
Все собравшиеся понуро опустили головы, признавая ужасную правду сказанного.
- Его жизнь летит под откос, а как ведем себя мы? Также, как всегда! Малькольм хнычет. Извини, Мал, но это правда: ты действительно хнычешь. Воан бахвалится жуткими книгами, которые он читал, а Чарльз отмачивает ужасные шутки.
- Мои шутки вовсе не ужасные, - начал спорить Чарльз. - Пять минут назад ты сам над ними угорал.
- Да, - печально молвил Гордон, - и это не делает мне чести.
- Давайте не будем ходить вокруг да около, - предложил Воан. - Думаешь, нам следует поговорить о Гае?
- Именно, - кивнул Гордон, - ему нужна наша поддержка.
- Та-ак, - глядя на Чарльза, протянул Воан.
- Что "та-ак"? - невинно захлопал глазами Чарльз.
- Ничего. Просто жду, когда ты отмочишь очередную грубость, - пояснил Воан.
- Засранец вонючий! - улыбаясь, выдал Чарльз. - Как, достаточно грубо? А если серьезно, то я согласен с Boaном: нужно помочь Гаю.
- Получается, мы все согласны, - просиял Воан. - Ну, Гай, выкладывай, что у тебя на душе.
Нерешительно, то и дело запинаясь, я рассказал, что считаю себя убийцей Джины. Я, я погубил ее своим предательством. Я мерзкая, отвратительная личность.
Меня подняли на смех, но, когда я признался, что люблю Натали и мечтаю заняться с ней любовью, хохот тут же поутих. Похоже, моя мерзость и отвратительность уже не кажутся такими нелепыми, как минуту назад. Никто не знал, что сказать. Никто, кроме Воана.
- Итак, ты считаешь себя виновным в смерти жены, но до сих пор мечтаешь об интимной близости с ее сестрой? - неожиданно резко спросил он.
- Да, - признал я, - хотя близости хочу только потому, что ее люблю.
- А ты уверен? Гай, что сейчас тобой руководит - сердце или пенис? Извини, по тебе не заметно, что ты измучен раскаяниями.
- Осуждение! - пискнул Малькольм. - Воан осудил члена клуба, это против наших правил!
- Нет, Воан прав, - покачал головой я. - Я раз сто все передумал и неизменно прихожу к тому же заключению: я эгоистичный ублюдок.
- Не слишком ли сильно сказано? - возразил Воан. - Просто на твоем месте я бы сначала думал, потом делал, а не наоборот.
- Воан, ты такой начитанный, - неожиданно вмешался Чарльз. - Книга под названием "Плюешь на меня за правду" случайно не попадалась?
- Э-э, нет… - промямлил застигнутый врасплох Воан - То есть да… Сам не читал, но много о ней слышал.
- Удивительно, - нахмурился Чарльз, - потому что такая книга не существует.
Все - естественно, за исключением незадачливого книголюба - покатились от хохота.
- Да, да, очень смешно! - не выдержал напряжения Воан.
- Я ее л рилу мат в честь Гая и ему подобных, - продолжал Чарльз. - Сначала мучают своей правдой других, а потом сами мучаются, потому что их начинают презирать. А продолжение будет называться "Ханжа с бородой" и посвящаться тебе, Воан.
Книголюб, нужно отдать ему должное, нашел силы извиниться.
- Ладно… признаю. Гай и все остальные, прошу прощения. Похоже, мне непросто смириться с тем, что он сказал.
- Но ведь это твоя проблема, а не его, - заметил Малькольм.
- Да, - признал Воан, - моя, и мне придется ее решить. Гай, не выйти ли мне на время из комнаты?
- Угу, - кивнул я, - убирайся!
- Что? - не на шутку расстроился книголюб. - Ты правда меня выгоняешь?
- Нет, конечно, нет.
Внезапно у Малькольма появилась идея.
- Давайте возьмемся за руки!
Все согласились. К сожалению, я сидел между Гордоном и Малькольмом, а рука коротышки на ощупь напоминает селедку, которую поджарили на масле и оставили остывать.
Гордон, сегодня превзошедший самого себя, заговорил снова:
- Значит, Гай, ты живешь с женщиной, которая вот-вот родит твоего ребенка, любишь ее, но признаться не можешь?
- Да, примерно так, - согласился я.
- А почему бы не признаться?
- Потому что это все разрушит.
- Что "все"?
- Просто я вполне доволен существующим положением вещей. По крайней мере сейчас.
- Твоя свояченица весьма сексапильная метелка, - заметил Чарльз и, услышав неодобрительный вздох Малькольма, поправился: - Прошу прощения, весьма сексапильная женщина.
- Подумай, Гай, - по-прежнему обращаясь ко мне, сказал Гордон. - Жить рядом с любимым человеком и не иметь возможности признаться? По-моему, это настоящее мучение. Слушай, ты, случайно, не мазохист?
- Нет, - категорично ответил я.
- Думаю, стоит сказать ей правду, - посоветовал Малькольм.
- Я тоже.
Я был поражен: ничего подобного даже в голову не приходило.
- Что? Признаться ей в любви?
- Расскажи ей то же самое, что и нам. Почему бы и нет?
- Натали после этого видеть меня не захочет.
- Точно же ты не знаешь!
- Нет, но и рисковать не хочу.
Воан наморщил лоб, будто моя проблема причиняла ему физическую боль.
- Ты очень много врал, Гай, однако счастья тебе ложь не принесла. Согласен с такой оценкой?
- Ну, не могу сказать, что не согласен, - осторожно ответил я.
- А вот я могу, - заявил Чарльз. - Все эти разговоры о честности - ерунда. Мужчины и женщины тратят на них слишком много времени.
- Гай тут ни при чем, - вмешался Малькольм. - Чарльз так специально говорит, чтобы меня обидеть.
- Нет, - покачал головой "обидчик", - я правда считаю, что разговоры с женщинами мужчин огорчают.
- Что тогда прикажешь делать? - спросил коротышка.
- Прятаться.
Мы все рассмеялись, а Чарльз притворился, что никакой шутки не было.
- Серьезно! Когда видишь сексапильную штучку, лучше залечь в засаду и ждать подходящего момента. Таким образом можно сэкономить огромное количество нервной энергии.
Малькольм, как обычно, принял все за чистую монету.
- Во-первых, слова вроде "сексапильная штучка" недостойны человека с твоим интеллектом. А что еще важнее, если бы все рассуждали, как ты, человечество бы просто вымерло.
- Правильно! - кивнул наш клубный остряк. - Это же здорово!
- Чарльз! - возмутился Малькольм.
- Малькольм! - эхом отозвался Чарльз.
- Так или иначе, мы не предлагаем Гаю тратить на разговоры с Натали слишком много времени. Просто нужно быть откровенным с самого начала. Выльется это во что-то более серьезное или нет - неизвестно. Следует помнить: пока их отношения чисто платонические. Если воспользоваться таблоидной терминологией, они "хорошие друзья", первое свидание у которых еще впереди. Полагаю, даже Чарльз не стал бы прятаться и молчать на первом свидании.
- Нет, боже мой, нет!
- Наверное, Гай, тебе следует выяснить отношения с Натали, - посоветовал Гордон. - Скажи ей то, что считаешь нужным, - естественно, стараясь не причинить боль.
- Правильно, - кивнул Воан, - и не стоит пренебрегать советами книги "Люблю тебя, как ты меня", которая учит нас честности.
- Боже, только снова не заводи! - взмолился Чарльз. Гордон поднял мою руку, словно я только что выиграл боксерский поединок.
- Вряд ли ты сильно рискуешь, Гай. Эта девушка наверняка уже тобой увлечена.
- Готов поклясться па Библии? - высвободив руку, спросил я.
- Парень, это же очевидно! Принимает перед тобой душ, расхаживает в чем мать родила…
- Ну, это ничего не значит. Женщины любят обнажаться.
- Моя жена не любит, - вставил Гордон и, немного подумав, добавил: - Слава богу!
- Фи! - прошипел Малькольм. - Ты такой шовинист!
Гордон захохотал.
- Ну… Совершенно очевидно: Натали ждет не дождется разговора по душам. Иначе зачем ей демонстрировать свои прелести? Смелее, Гай, будь мужчиной, признайся девушке в любви. Уверен, она тут же сорвет с тебя одежду.
- Согласен! - с жаром согласился Воан. - По-моему, время терять незачем, раздеться лучше заранее.
- Воан! - ахнул Малькольм.
- Да ладно тебе! Ну, кто из вас считает, что Гаю нужно излить душу?
Гордон с Воаном тут же подняли руки. Без особой охоты к ним присоединился Малькольм. А Чарльз мрачно покачал головой.
Воан покровительственно улыбнулся. Покровительственные улыбки были его коньком.
- Итак, большинством голосов решение принято. Вперед, Гай, расскажи ей все как есть! Мол, мечтаешь стянуть с нее трусы.
- Они оба уже будут без трусов, - напомнил Чарльз. Я собирался поспорить, но Малькольм пожаловался на растущее чувство одиночества.
- Создается впечатление, что сегодня я никому не интересен, - всхлипнул он.
Устало закатив глаза, Воан предложил сыграть в "шире круг", чтобы коротышка снова начал нам верить.
Итак, мы все встали в круг, Малькольм - в центре. Зажмурившись, он внезапно потерял равновесие и стал падать. Я поймал его и толкнул к другому члену клуба. Таким образом, всякий раз, когда Малькольм валился с ног, его кто-то поддерживал.
Несколько минут подобных киданий, и коротышка открыл глаза. Судя по виду, ему очень полегчало.
- Спасибо! - поблагодарил он. - Теперь чувствую, что меня ценят.
Мы сделали перерыв на кофе. Воан достал блокнот и ручку и попросил каждого выписать чек. Он забронировал домик в Девоне, где членам нашего клуба в июле предстояло провести выходные. Мы уже два года строили планы и потеряли надежду, что они когда-нибудь воплотятся в реальность. Но Воан по собственной инициативе сделал заказ, и ни у кого не было сил сопротивляться. Цель путешествия - провести сорок восемь часов в разговорах и исследовании своего "я".
- Поездка будет очень кстати, правда, Гай? - радовался Воан, выписывая мне квитанцию. - Получишь целый уик-энд, чтобы справиться со своими проблемами. К этому времени должен родиться твой ребенок, верно? Я кивнул.
- Так я и думал! - усмехнулся он, потирая руки. - Поделишься с нами первыми впечатлениями от отцовства. По-моему, лучшего шанса сплотиться для группы не придумаешь!
Гордон, которому надо было забрать сына из скаутского лагеря, уехал рано, захватив с собой Воана.
Чарльз выпил кофе, а затем, оседлав велосипед, купленный в попытке заняться хоть каким-то спортом, укатил восвояси, сжимая в зубах сигарету. В ожидании автобуса Малькольм задержался минут на пятнадцать, выпил еще чашку кофе и чуть не расплакался с горя - я временно вытеснил его с позиции первого горемыки клуба. От обычной истерики коротышка удержался только потому, что знал: будут другие встречи, а значит, и другие шансы порыдать. Моя беда скоро забудется, а Малькольму от себя никуда не уйти, его трагедия будет длиться всю жизнь. Наш друг особым тщеславием не отличался, зато будущих бед и несчастий ждал с большим нетерпением.
Когда он наконец убрался, я раскрыл все окна, чтобы выветрить его специфический аромат: смесь запаха отварной брюссельской капусты и нестираных носков. Затем проверил автоответчик: поступило два звонка. Перемотав пленку, я услышал писклявый женский голос: "Гай, это я. В смысле Джозефина. Что-то ты совсем пропал… Надеюсь, не потерял мой телефон? Давай, до скорого".
По спине пробежали мурашки, а потом я вспомнил: для лондонцев "До скорого" может обозначать что угодно: от "До завтра" до "Ну, лет через пятьдесят увидимся". После паузы тот же детский голосок пропищал: "Ой, чуть не забыла! Я же не давала тебе телефон. Он… он… какой же? О черт! Извини, перезвоню, когда вспомню…"
С улицы послышался смех.
Выглянув в окно, я увидел Натали, выбирающуюся из зеленовато-голубого "порше". Никогда бы не подумал, что свояченице нравятся такие вульгарные машины! С водительского сиденья поднялся какой-то бородач в очках и протянул футляр со скрипкой. Этот тип немного похож на Роба Митчелла, который ведет новости на местном канале.
Они обменялись парой любезностей, бородач сел в свою вульгарную тачку и укатил восвояси.
Прежде чем Натали вошла в дом, я вырвал кассету из автоответчика и сунул в карман. Вполне возможно, Джозефина перезвонит и продиктует свой номер, который, как ни странно, уже записан в моем блокноте как "Ремонт компьютеров".
- Что-то ты рано, - сказал я Натали и, поцеловав в щеку, взял футляр со скрипкой.
- Все так легко получилось! Со второй попытки записали…
Скинув сандалии, она упала на диван и подняла ноги на стену. Они у нее длинные, красивые, с ярко-алыми ногтями. Цветастое платье для беременных задралось до талии, выставив напоказ белые трусики и стройные ляжки. Неожиданный приступ сексуально окрашенной ревности тут же накрыл меня с головой.
- Кто тебя привез? - спросил я, присев на подлокотник дивана. Хотелось, чтобы вопрос прозвучал как можно естественнее, но в нем ясно слышались упрек и претензия.
Девушка усмехнулась, обнажив белоснежные, безукоризненно ровные зубы.
- Ты не узнал?
- Похож на хлыща, что читает новости…..
- Это и есть тот хлыщ! Роб Митчелл, он во время сессии присутствовал.
- Зачем?
- "Смотрители", то есть группа, с которой я играла, только что подписала контракт с его студией звукозаписи.
Роб Митчелл вел информационную программу "Око севера" на местном телевидении и мечтал, чтобы его считали творческой личностью, артистом, а не просто телегеничным типом, рассказывающим, что "на северо-западе снова подняли плату за проезд на общественном транспорте". Вот он и открыл в Манчестере клуб "Веранда" и собственную студию под названием "Конвейерная лента". Митчелл возомнил себя новым Энди Уорхолом, только гораздо сексапильнее - человеком, настолько опередившим свою эпоху, что без машины времени его гений и оценить нельзя. Хотя менее просвещенным и искушенным одетый в неизменные льняные брюки и гавайскую рубаху Митчелл больше напоминал модного, развлекающегося на испанском курорте парикмахера.
- Он действительно такой хлыщ, каким кажется? Будто шагая, Натали задвигала ступнями вверх-вниз по стене.
- Нет, на самом деле нет. Вообще-то Роб милый. Ему очень понравилось, как я играю. Говорит, что хочет стать моим покровителем.
- Другими словами, мечтает затащить тебя в койку.
- Нет, вряд ли, - покачала головой девушка. - Роб женат, к тому же ты приглядывался ко мне в последние несколько месяцев?
Похоже, Натали считает, что беременность сделала ее менее сексапильной. Боже, да я бы душу заложил за возможность пообщаться с ней поближе!
- И чем занимается покровитель?
- Ну… - задумчиво протянула свояченица, - обычно предоставляет талантливым людям одежду, кров и средства к существованию.
- Удивительно, разве не то же самое обеспеченные мужчины предоставляют своим любовницам?
Натали улыбнулась, расслабленно, неспешно, так только она может.
- Не волнуйся, Гай, я в состоянии о себе позаботиться.
За две недели до того, как Натали должна была родить, я съездил в гости к папе с мамой. Кто-то из их друзей решил отдать моей свояченице кроватку и оставил ее в отцовском гараже. Родители решили, что вручить подарок Натали - моя забота, но, едва переступив порог их дома, я понял: они не повезли кроватку на Шепли-драйв только потому, что хотели поговорить со мной без свидетелей.
- Гай, так что с этим ребенком? - взволнованно спросила мама, когда мы втроем мирно пили чай на кухне.
- А что с ним должно быть? - с тяжелым сердцем отозвался я, опасаясь, что мой старший братец не смог удержать язык за зубами.
- Просто мы о нем ничего не знаем, - пояснил папа. - Кто его отец? У Натали есть молодой человек? За ней кто-нибудь ухаживает?
Для мамы с папой бойфренды и их подружки навсегда остались "девушками" и "молодыми людьми", а все, чем занимались представители этих категорий до свадьбы: объятия, поцелуи, бешеный секс, - "ухаживанием".
- Нет, у нее нет бойфренда. Родители мрачно переглянулись.
- Как же она одна управится с ребеночком?
- Она вовсе не одна. Я буду помогать. С недавних пор все, что я зарабатываю, мы делим на двоих.
Услышав такое, мама вздрогнула. Хотя, может, виной всему сквозняк?
- Сынок, а что люди подумают? Вы с Натали живете в одном доме…
- Люди? Какие люди? - криво усмехнулся я. - Имеешь в виду вас с папой?
- Нет! - рявкнул отец. - Ничего подобного мама в виду не имеет. Просто представь: вы живете вместе, а у Натали скоро родится ребенок… Выглядит очень подозрительно!
- Значит, ты так считаешь?
- Да, считаю! - запальчиво кивнул папа.
- А будь жива Джипа, это тоже бы выглядело подозрительно?
Папа скривился, словно проглотив что-то кислое: он до сих пор страшно переживал из-за смерти невестки.
- Нет, конечно, нет! Тогда все было бы совершенно иначе.
- А что иначе-то? Я жил бы с женой и ее беременной сестрой, но мои отношения с Натали были бы точно такими же, как сейчас.
Повисла тяжелая пауза, и первой нарушила ее мама:
- Мы не хотим спорить, мы просто спрашиваем.
- А я просто объясняю,!
Протянув мне печенье, мама стала смотреть, как я его ем.
- Кто будет присутствовать при родах?
- Я, конечно.
Родители подскочили как ошпаренные.
- А вот это глупость несусветная! - заявил папа. - Присутствовать при родах вправе только отец!
- Но ведь ты не присутствовал! - ударил ниже пояса я.
- В то время это не разрешалось, - обиженно ответил папа. - Я видел только, как рождались хомячки Бена.
- Может, Натали захочет, чтобы с ней была я? предложила мама.
Я чуть было не рассмеялся.
Для большего эффекта мама развела руки и положила их на стол ладонями вверх. Этот жест она скопировала из старых фильмов с Элом Джонсоном.
- А почему бы и нет? Я ведь в свое время через все это проходила… Ужасно, если Натали окажется одна, без матери и мужа, в огромной страшной больничнице!
(Не спрашивайте, почему у моей мамы больные лежат в "больничнице", а яйца несет "куричница"!)
- Ну, мам, с чего вдруг она окажется одна? - возразил я. - Рядом обязательно будет доктор и несколько медсестер.
- Ты знаешь, мама имела в виду совсем не это! - поджал губы папа.
- Мама, огромное спасибо за предложение, - как можно вкрадчивее поблагодарил я, - но Натали желает, чтобы присутствовал я. Конечно, она предпочла бы Джину, однако ее с нами нет. У бедняжки больше никого не осталось, и я обязательно о ней позабочусь.
На роды у Натали имелся следующий план: малыш должен появиться на свет с минимальной суетой и минимальным количеством лекарств. Мне надлежало проследить, чтобы эти скромные цели воплотились в жизнь. Я должен был смотреть, чтобы медицинский персонал не делал уколы ни ей, ни ребенку и не мешал принять положение, которое она выберет для родов. Если бы медсестра или акушерка без веских причин попытались помешать плану, я должен был дать нарушительнице в глаз.
Ребенок родился в больнице Степпинг-хилл, той самой, где умерла Роуз. Акушерка, бодрая, оптимистически настроенная индианка по имени Мелвис, против плана Натали не возражала - и слава богу, потому что давать ей в глаз было не самой безопасной из затей. Рост Мелвис - метр девяносто пять, грудь - две ядерные боеголовки, руки - окорока.