- Газон, - повторил Рикки. - Понятно, понятно…
- Вокруг него - дорожка. За ней - кусты, вот тут, а вот тут - поляна. За ней - огород, а на ней, подальше - свинья. - Он пометил место крестиком. - Здесь она живет. Видишь, как это все важно?
- Нет, - ответил Рикки.
- И я не видел, - признался герцог, - пока не стал чистить зубы. Тут я все и понял.
- Знаешь, дядя Аларих, - заметил Рикки, - из тебя бы вышел блестящий полководец.
- Возможно. Смотри. Крадем свинью - ныряем в кусты. Опасно только на поляне. Надо выбрать время, когда там никого нет.
Рикки поморгал.
- Я не совсем понял. Не потащишь же ты ее к себе!
- Потащу. Первый этаж, окна до пола. Спрячем ее в ванной.
- На всю ночь?
- При чем тут ночь? Пошевели мозгами. Крадем в два часа дня, все едят. Свинарь тоже ест, я узнал. Можно украсть тысячу свиней, никто не заметит.
Рикки был поражен. Именно, полководец.
- Свинья сидит в ванной, пока не стемнеет, - продолжал герцог. - А тогда…
- Кто-нибудь может зайти в ванную! Горничная с чистым полотенцем…
Герцог воинственно раздулся.
- Хотел бы я на это посмотреть! Не разрешу. Не пущу. Обедать буду в комнате. А ты как раз и управишься. Тут ждет машина. - Он ткнул пальцем в карту. - На самом повороте, у кустов. Сажаешь свинью, везешь в Уилтшир, Такой план. Все ясно?
- Все, дядя Аларих!
- Сделаешь?
- Еще бы, дядя Аларих! Нет, ни один человек в Англии никогда бы не додумался! Одно слово, гений.
- Ты считаешь?
- Безусловно.
- Может, ты и прав.
- Еще как! Что ты делал во время войны, дядя Аларих?
- Да так, то-се. Важные задания.
- В генеральном штабе?
- Н-не совсем.
- Какая нерасчетливость! Как они швыряются людьми! Хорошо, что у нас есть флот, а то бы…
Воцарилась прекраснейшая из атмосфер. Герцог сказал, что это очень лестно. Рикки сказал, что слово "лесть" совершенно не подходит к случаю. Неужели нельзя признать гений, если его видишь? Герцог спросил, не хочет ли Рикки выпить. Рикки ответил, что еще рановато. Герцог осведомился, что Рикки пишет. Рикки поведал, что в "Поэтри Ривью" скоро появится сонет. Герцог признался, что очень любит сонеты, но не написал бы его и за миллион фунтов. Рикки воскликнул: "О, истинный пустяк!" и сопоставил этот род деятельности с серьезным, плодотворным обдумыванием кампаний. Вот тут, пояснил он, можно говорить о труде. Словом, все это мы назвали бы "пиршеством любви".
Но поэты - люди деловые. Шекспир удачно заметил, что они дают неведомому дом и имя, однако в реальной жизни они при этом думают о гонораре. Как все поэты, Рикки впадал в мечтательность, но не спустил бы издателю, если бы тот послал ему чек на фунт, а не на гинею. Эта черта проявилась и сейчас.
- Кстати, дядя Аларих, - сказал он.
- Да? - откликнулся герцог, собиравшийся рассказать об одном знакомом, который сочинил лимерик.
Понимая, что тут пригодился бы литературный агент, Рикки все же продолжил:
- Ты не дашь чек заранее?
Герцог вздрогнул, словно невидимая рука закрыла горячую воду, когда он стоит под душем.
- Чек? - переспросил он. - Какой еще чек?
- На двести пятьдесят фунтов.
Герцог пошатнулся прямо в кресле, а усы, взметнувшись вверх, просто рухнули вниз. Усы послабее вообще бы выпали под таким напором.
- О чем - ты - говоришь? - вскричал герцог.
Сжавшись, как человек, стоящий перед клеткой с тигром и не уверенный в ее прочности, Рикки отважно продолжал:
- Я думал, мы договорились. Если ты помнишь, мы это обсуждали в Лондоне. Сперва речь шла о пятистах, потом - о двухстах пятидесяти, зато к концу недели. Мне был бы удобен чек. Я переслал бы его сегодня этому человеку, он получил бы завтра, с утра.
- В жизни не слышал такого бреда!
- Ты не хочешь дать мне эти деньги?
- Конечно, не хочу, - отвечал герцог, ловя и жуя усы. - Еще чего! - прибавил он для ясности.
Этим и кончился пир любви.
- Нет, какая чушь! - прервал тяжкое молчание герцог Данстаблский. - Зачем тебе луковый суп?
Быть может, воспоминание о недавнем единстве душ побудило Рикки к откровенности. Он знал, что откровенность опасна, но, в конце концов, есть шанс, что старик растрогается (мистер Плум беговых времен определил бы этот шанс 8 к 100). Самые жестокие люди умилялись истинной любви.
- Я собираюсь жениться, - сказал он.
Если герцог умилился, он этого не выдал. Глаза его вылезли, как у креветки, усы - опять взметнулись.
- Жениться? - воскликнул он. - То есть как, жениться? Не дури.
Рикки начал день с любви ко всякой твари и не хотел сдаваться. Но ему показалось, что с дядей Творец немного перебрал.
- Нет, какая чушь! - повторил герцог. - Как ты можешь жениться? С наследства ты получаешь два пенса в год. Стишков не хватит на сигареты.
- Вот я и хочу купить кафе.
- Хорошенький вид у тебя будет! Нет, это надо же! Суп!
Совладав с собой, Рикки промолчал. Лучше промолчать, решил он, чем перегородить пути к примирению блестящим ответом. Правда, такой ответ никак не приходил в голову.
Усы взметались и падали, словно водоросли в час прибоя.
- А у меня? - продолжал герцог. - Мало этих стихов! "Что поделывает ваш племянник, - изобразил он любопытного друга, почему-то фальцетом. - Он дипломат? Ах нет, он в гвардии? В суде?" - "Прямо сейчас! - ответил он своим голосом. - Пишет стишки.". Молчат. Стыдно им. А теперь еще этот суп! Нет, такой…
Рикки густо покраснел. Характер его, не очень мирный, уже поигрывал мышцами, как акробат перед трюком.
- И вообще, зачем тебе жениться? - спрашивал дядя. - А? На какого черта?
- Да так, понимаешь, - ответил стихотворец. - Хочу подгадить этой барышне. Очень уж она противная.
- Что-о-о?!
- А нечего спрашивать! Почему люди женятся! Женюсь, потому что нашел лучшую девушку в мире.
- Ты сказал, она противная.
- Это я пошутил.
Герцог пожевал усы и выплюнул с видимым отвращением.
- Кто она такая?
- Ты все равно не знаешь.
- Кто ее отец?
- Да так, один.
Герцог стал зловеще-спокойным, как вулкан, который себя сдерживает
- Ясно. Понятно. Из самых низких слоев.
- Нет!
- Не спорь. В общем, ясно. Денег ты не получишь.
- Хорошо. А ты не получишь свиньи.
- Что?
- То самое. Ни малейшей свиньи. Моя цена - двести пятьдесят фунтов за штуку. Если ты уплатишь эту мелочь, я, так и быть, забуду, что ты оскорбил девушку, родством с которой мы должны гордиться.
- Не пори чушь. Ясное дело, она из подонков общества. Нет, как мои племянники умеют влипнуть, уму непостижимо! Я запрещаю тебе жениться на этой выскочке.
Рикки глубоко втянул воздух. Лицо его походило на грозовое небо.
- Дядя Аларих, - выговорил он, - я не трону старика, который вот-вот сойдет в могилу…
Герцог дернулся от удивления.
- Что ты говоришь? Какие могилы?
- Такие, - твердо ответил Рикки. - Щадя твою старость, я не дам тебе в зубы. Но я скажу, что ты - мерзкий и гнусный гад, жиреющий уже полвека, когда пролетарий голодает. Противно смотреть. Бр-р-р. До свидания, дядя Аларих. Лучше нам расстаться, а то я сорвусь.
Бросив на герцога взгляд, какой не надо бы бросать племяннику, Рикки ушел, а герцог остался, ибо встать не смог.
Поднял его холодный голос, раздавшийся сбоку:
- Простите, ваша светлость?
- А? Что?
Руперт Бакстер был сдержан. Он не любил, чтобы в него швыряли яйца, и не смягчался от того, что бросок был очень метким.
- Полисмен сообщил мне, что надо отвести машину от входа в это заведение.
- Вот как, сообщил? Пошлите его к черту.
- Если разрешите, я поставлю ее за угол.
Герцог не ответил, пораженный блистательной мыслью.
- Эй, вы! - сказал он. - Садитесь.
Руперт Бакстер сел. Герцог в него вгляделся. Да, убедился он, этот может тащить свинью, сил хватит. Только что казалось, что Рикки замены нет - и вот, пожалуйста!
- Свиней крали? - спросил он.
- Нет, - холодно ответил Бакстер.
- А вот сегодня украдете, - сказал герцог.
Глава 14
Рикки пошел в кабачок, чтобы утишить душевную боль; и правильно сделал. Крушение надежд, обвал воздушных замков - очень неприятны, но пиво Г. Оуэна, эта жидкая Полианна, как-то помогает увидеть хорошую сторону. Поставьте кружку королю Лиру - и он мягче отнесется к буре.
Во всяком случае, на Рикки оно произвело чудотворное. воздействие. Погоревав несколько часов после беседы с дядей Аларихом, он вошел в кабачок сломленным человеком; а к встрече с мистером Плумом был достаточно бодр.
"Деньги, - напомнило пиво, - еще не все. Смешно и подумать, что умный, молодой, предприимчивый поэт не изыщет тысячи способов раздобыть их. Но главное - не они, главное - она. Хорошо, ты беден. Ну и что? Полли - с тобой, она тебя любит. Значит, все образуется.".
Именно тут появился мистер Плум и Рикки прозрел. До сих пор ему не приходило в голову занять у него денег. А почему, собственно? Плум - ее отец. Рикки его спас от озверевшей черни. Должен он помочь дочери и спасти спасителя? Должен.
- А, мистер Плум! - вскричал Рикки.
Вскричал - но не удивился, предположив, что будущий тесть приехал посмотреть бега, о которых было столько толков. Зато удивился мистер Плум.
- Гилпин! Что вы здесь делаете?
- Дядя вызвал. Он в замке, недалеко отсюда. Теперь мистер Плум ужаснулся.
- Вы собираетесь в замок?
- Нет, нет. Он приходил сюда, поговорить по делу. Ничего не вышло. Еду в город.
Мистер Плум облегченно вздохнул. Только Рикки недоставало в тонких бландингских кознях!
- А вы на бега приехали?
- Да, - отвечал мистер Плум, радуясь подсказке.
- Где живете?
- Тут, недалеко.
- Выпейте пива, очень хорошее.
- Спасибо, - сказал мистер Плум. - Спасибо.
Пока пиво не подали, Рикки молчал. Всю свою жизнь он был независимым и не хотел просить; но справился с собой. Как-никак, вспомнил он, без него этот человек провел бы больше месяца в больнице.
- Мистер Плум, - начал он.
- Да?
- Я должен с вами поговорить.
- Вот как?
- Вы любите луковый суп?
- Нет.
- А многие любят. Сейчас я сделаю вам деловое предложение.
Рикки отхлебнул пива. Глаза у мистера Плума всегда покрывала защитная пленка. Теперь казалось, что к ней прибавился еще один слой.
- Полли вам не говорила? Мне предлагают купить кафе, где продают этот суп. Наверное, вы их видели. Вокруг Пиккадилли-сёркус.
- Вроде бы, говорила.
- Значит, хвалила. Это - золотое дно. Продает один мой приятель, американец, уступит за двести пятьдесят фунтов.
Мистер Плум поморгал, словно тронули обнаженный нерв. Он еще не решил, годится ли в партнеры Давенпорт. Может - годится, а может - и нет. Будущее было в тумане.
- Большие деньги, - сказал он.
- Большие? - удивился Рикки. - За первоклассное кафе в самом центре? Он его просто дарит! Тоскует по дому, хочет уехать поскорее. Дам двести пятьдесят фунтов к концу недели - получу золотое дно. Перспективы - огромные. Я там бывал и видел: всю ночь, один за другим, вывалив язык, как бизоны…
- Так дайте ему эти деньги.
- А где я их возьму? Вы одолжите?
- Нет.
- Под любые проценты.
- Нет и нет.
- Они у вас есть?
- Есть, как не быть. Вот, в кармане, сегодня выиграл в этом вашем клубе.
- Почему же?..
Мистер Плум допил пиво, но мягче не стал, словно баловался лимонадом.
- Вот почему: если я их дам, вы женитесь на моей дочке. Полли очень добрая, вся в мать. Только бы кому-нибудь помочь! Вы ей чего-нибудь наплетете, она себе испортит жизнь. А потом, - прибавил мистер Плум, - будет грызть локти.
- Какие локти? Она меня любит.
- Кто вам сказал?
- Полли.
- Не хотела обидеть. Любит! Да за что? Я на ее месте волоска бы вам не дал.
- Их у вас и нету.
- Не будем переходить на личности, - строго сказал мистер Плум. - Кстати, волосы - далеко не все. Многие бы мне позавидовали, возьмем Авессалома. И вообще, не в том дело. Кто вы такой, разрешите спросить? Поэт. Стихоплет. Полли метит выше.
- Очень жаль, что я вам не нравлюсь, но…
- При чем тут нравитесь, не нравитесь? Вообще-то вы ничего, удар неплохой, но моей дочери нужен ом сырьё. Это по-французски. Такой человек, за которым не пропадешь. Ом сырьё стишков не пишет.
Рикки напомнил себе, что спокойствия терять нельзя.
- Хорес Давенпорт… - продолжал мистер Плум.
- Хорес!
- Чего кричать? Он племянник герцога.
- А я кто, по-вашему?
- Он - наследник. У его папаши были деньги. А ваша матушка, я слышал, совершила мезальянс. Ничего не попишешь.
Мистер Плум думал о том, что хорошо бы выпить вторую кружку, но, судя по всему, Рикки платить не станет.
- Я вас спас! - сказал тот.
- Я бы и сам управился.
- Надеюсь, у вас будет случай это доказать. Мистер Плум обиделся.
- Вы меня обижаете!
- Естественно, - ответил Рикки. - Если с кого-нибудь нужно сбить спесь, то с вас, мистер Плум. Следующий раз увижу, что вас бьют, - подержу пальто этим разумным людям.
Мистер Плум приподнялся.
- И злющий же вы! - заметил он. - Ясно, почему ей нравится Хорес.
- Откуда вы это взяли?
- Оттуда. Смотрела, как не знаю на кого. Рикки засмеялся.
- Могу сообщить, - сказал он, - что Полли с ним больше не видится.
- Не можете, - парировал мистер Плум. - Видится, как миленькая.
Неизвестно, имел ли Рикки право обвинить его во лжи, прибавив при этом, что о такую жалкую тварь приличный человек мараться не будет. Во всяком случае, мистер Плум, полагавший, что права он не имел, побыстрее встал с места.
- Ну, знаете! - сказал он. - Пойду-ка я отсюда. Это уж - дальше некуда. Выпью еще где-нибудь.
И пошел к "Веселым лодочникам", оставив Рикки над кружкой. Злость сменилась смехом. Нет, так беспардонно врать! Чему-чему, а одному он верил: Полли честна и чиста. Как она ухитрилась при таком отце - уму непостижимо.
Мысль о Полли совсем разогнала мрак, и Рикки Гилпин, встав из-за стола, направился к заднему выходу. Когда в кабаке посидит мистер Плум, становится душновато.
Сад прославленного "Герба" спускается к реке, летним вечером здесь очень неплохо. Рикки охотно побыл бы еще, но он спешил в город, чтобы уложить вещи. Он вернулся к дверям и услышал, что в кабачке кто-то говорит:
- Алло! Алло!
Он удивился. Только один человек на свете так пищал, произнося это слово.
- Алло! Это Полли?
Сердце у Рикки взлетело, перебирая ногами, как русский танцор. Иногда он думал, что чувствуют люди на электрическом стуле. Теперь он знал.
- Полли? Полли, это Хорес. Да, да. Ничего. Надо увидеться. Да, очень важно! Бросай все и приходи. Жду на дороге, у ворот. Никто не должен нас видеть. А? Что? Да. Хорошо. Я на машине, буду раньше тебя.
Рыжий снаряд ворвался в "Герб Эмсвортов". В углу стоял телефон, рядом никого не было. С другой стороны кабачка доносился рокот мотора.
Рикки кинулся туда. Машина отъехала, за рулем сидел длинный, хлипкий, очень знакомый человек.
Рикки заорал ему вслед, но безуспешно. Тогда он побежал за машиной, ловко прыгнул и зацепился за корму. Не зная, что у него в машине заяц, Хорес прибавил скорость.
Лорд Икенхем, освеженный купанием, искал по замку свою названную дочь. Вместо нее он нашел племянника, глядевшего в пустоту, не в силах справиться с тяготами жизни.
- Полли не видел? - спросил пятый граф.
- Видел… - начал Мартышка и осекся, выпучив глаза. - Ой, что это! Деньги?
- Да.
- Сколько?
- Двести пятьдесят фунтов.
- Вот это да! Откуда?
- Не поверишь, от Пудинга.
- Что!
- Да. Пригласил его Бошем, следить за нами. Наследника я недооценил. Шустрый юноша. Почему он выбрал эту ищейку, когда их сотни, - не знаю. Наверное, слышал от Хореса. В общем. Пудинг здесь и времени не теряет. За первые же полчаса он выиграл у Бошема именно эту сумму, а уж я в тяжелой борьбе выиграл у него.
Мартышка мелко дрожал.
- Слава тебе, Господи! - сказал он. - Все уладилось. Так я и думал. И молодец же вы, дядя Фред! Что ж, давайте.
Лорд Икенхем понял, что произошло недоразумение.
- Прости, дорогой, это не тебе, - объяснил он.
- А кому же?
- Полли. Тогда они купят этот суп и смогут пожениться. Да, да, мне тебя жаль, но, как сказал сэр Филип Сидни, им нужнее.
Мартышка справился с собой. Он понял: великое чувство требует этой жертвы.
- Ясно, - сказал он. - Да, так будет лучше.
- А где она?
- Кажется, пошла в Маркет Бландинг.
- Что ей там делать?
- Сам не знаю. Сижу тут, курю, она выходит в шляпке и говорит: иду на станцию.
- Пойди за ней, отнеси добрую весть. Это Мартышке не понравилось.
- Четыре мили туда-сюда, - напомнил он.
- Ты молод и крепок.
- А почему бы тебе не пойти?
- У старости есть привилегии. Лучше я вздремну. Ничего нет приятней, чем вздремнуть у камина, в сельском доме. Что ж, дорогой мой, иди.
Мартышка пошел, хотя и без особого пыла. Лорд Икенхем направился к себе. Огонь был ярким, кресло - мягким, мысль о том, что племянник одолевает четыре мили, почему-то приятно убаюкивала; и вскоре тишину спальни нарушил легкий посвист.
Однако счастье быстротечно. Немного поспишь, немного подремлешь - и, пожалуйста, трясут за плечо.
Лорд Икенхем выпрямился и увидел, что трясет его Хорес Давенпорт.