- Да, да. Он нас поит, кормит, а мы… Я и сам не рад, но что делать? В такие минуты не до чувств. Говорил я тебе, что завтра приедет Валерия?
- Что?
- Хорес сказал, ему верить можно. Значит, уехать надо с утра, в 8.25, а сейчас - добывать деньги. Вопрос не в том, хорошо ли фабить старого, доброго человека. О, нет, не в том! Я спросил бы: богат он или беден? Он - богат. Я иду. Позже загляну к тебе, отчитаюсь.
Глава 17
На втором этаже, у себя мрачный Мартышка долго ждал дядю. Наконец, дверь отворилась.
- Ну, как? - воскликнул он.
Однако первый же взгляд показал, что дела плохи.
- Ничего хорошего, мой друг, - печально сказал граф. Мартышка тяжело опустился в кресло, и мы поймем, как он страдал, если заметим, что он не одернул брюки.
- Пудинг не стал играть?
- Что ты, стал! Да, сперва он заартачился, но я его убедил. Он вынул колоду и нежно ее погладил, словно клинок перед боем. Тут вошел Эмсворт.
Мартышка скорбно кивнул.
- Понятно. И отказался.
- Что ты, что ты! Ничуть. История сложная, мой друг. Лучше не мешай мне, а то мы не управимся к обеду.
- С чем?
- С тем, что я задумал. Но сперва я кончу рассказ. Итак, вошел Эмсворт, очень взволнованный. Глаза торчат, пенсне висит… В общем, украли свинью. Пошел к ней после чаю, а ее нет.
- Смотри-ка!
- Я бы нашел для трагедии более уместное слово. Юность - бесчувственна. Свинью украли. Эмсворт заподозрил герцога. Я сказал, что герцог сидит у себя с самого ленча. В сад он выйти не мог, на газоне рыщет Бакстер, а он, если помнишь, к столу не вышел. У него что-то с желудком. Так вот, он говорит, что и герцог не выходил. Перед нами - одна из тайн истории, вроде Железной маски. Тщетно гадаем мы…
Мартышка покачал головой.
- Не гадаем, - вставил он. - Чихать я на это хотел. Свинья! Ну и черт с ней. Как Пудинг, как этот шах?
- Прости меня, - сказал граф, - мы, старики, многоречивы. Надо было помнить, что тебе безразлична свинья Императрица. Я предложил Эмсворту отвлечься. Пудинг прибавил, что по случайности у него есть колода карт, и они сели к столу.
Лорд Икенхем почтительно помолчал.
- Ах, какая игра! - сказал он. - Какое мастерство! Пудинг играл ради дочери, это его вдохновило. Обычно противнику дают поначалу выиграть, но он отринул условности. Когда они кончили, Эмсворт встал, поблагодарил и выразил радость, что играли не на деньги. С этими словами он и ушел.
- Ой, Господи!
- Да, неприятно. Пудинг говорит, его когда-то укусила овца, сейчас было еще хуже. Минут пять он повторял: "Это надо же!". Однако потом лицо его осветилось изнутри, оно ожило, словно политый цветок. И, оглянувшись, я увидел, что вошел герцог.
- А!
Граф покачал головой.
- При чем тут "а"? Я не скрывал с самого начала, что счастливого конца не будет.
- Герцог не стал играть?
- Что ты заладил? "Не стал", "не стал"… Пудингу не отказывают. Герцог очень обрадовался. Он сказал, что в молодости неплохо играл в эту игру. Они сели за карты…
Граф помолчал. Страсть к обстоятельному рассказу боролась в нем с жалостью. Победила жалость.
- Данстабл не хвастался, - закончил он. - Конечно, Пудинг устал, он был расстроен. Как бы то ни было, за десять минут он потерял триста фунтов.
- Триста фунтов?
- Да.
- Наличными?
- В высшей степени.
- Значит, они у него были! Почему он не дал их дочери?
- А, понимаю! Пудинг - странный человек. Дочь, не дочь, а с выигрышем он не расстанется. Собственно говоря, я могу встать на его точку зрения.
- А я не могу.
- Что поделаешь! Ну, не становись.
- Нет, ты скажи, что нам делать?
- Нам? Залезть к нему, забрать деньги.
Привычное чувство дурного сна вернулось к Мартышке. Он слышал ясно, а поверить - не мог.
- Забрать?
- Да.
- Это кража.
- Не без того. Считай, что мы их заняли. Отдадим частями, с букетиком белых фиалок.
- Нет, послушай…
- Знаю, знаю. Тебе, с твоим юридическим умом, ясно, что это - проступок, если не преступление. Что поделаешь! Деньги нужны Полли. Помню, Пудинг сказал, что она для меня - как дочь; и не ошибся. Я чувствую к ней точно то же самое, что чувствует Эмсворт к свинье. До законов ли тут? Да, я кроток, я щепетилен - но ради нее с удовольствием стану злодеем. Словом, деньги мы берем.
- Почему "мы"?
Лорд Икенхем удивился.
- То есть как - почему? Поразительно! Я думал, это честь.
- Нет, - сказал Мартышка. - С меня хватит. Собачьи бега - ладно. Приехать без приглашения - допустим. Красть я не буду.
- Дорогой мой, подумай! Если бы не ты, у Полли были бы деньги.
- А, черт!
Мартышка густо покраснел.
- Значит, пойдешь?
- Д-да.
- Прекрасно. Я в тебя верил. Не надо так шутить со старым человеком, я чуть не испугался. Мне одному не справиться. Ты в голосе? Ах да, ты только что пел как соловей. Это хорошо.
- Почему?
- Потому что тебе придется ходить по газону и петь "На дивном, дивном, дивном берегу Лох-Ло-мон-да".
- Как это?
- Так. Очень просто. Данстабл почему-то сидит у себя. Его надо выманить. Даже такой неопытный вор, как я, видит, что красть лучше, когда нет хозяина. На благородную песнь о Лох-Ломонде он мгновенно отзывается. Ты будешь вроде сирены или Лорелеи. Приманив его, ты убежишь во тьму, а я - залезу в комнату. Все ясно?
- Тебя увидят.
- Ты вспомнил о Бакстере? Правильно, не забывай ни о чем. Но и я о нем не забыл. Я дам ему снотворное.
- Где ты его возьмешь?
- У Пудинга. Раньше он с ними не расставался. В этом своем клубе он не смог бы установить без них такой порядок.
- Как же ты его дашь?
- Уж придумаю. Наверное, он у себя?
- Возможно.
- Тогда я к нему зайду, спрошу о здоровье. Тут доверься мне. Ты вступишь в игру после обеда. Час х - в 21. 30.
Увидев Бакстера, граф сразу понял, что тот очень изменился. Как у Наполеона, у секретаря слабым местом был желудок. К вечеру стало полегче, но сейчас мысли о свинье снова все разбередили. Когда вошел лорд Икенхем, восемнадцать диких кошек уже как следует вгрызлись в его утробу. Поэтому он и не улыбнулся гостю. Как улыбнешься, если надо тащить Императрицу из ванной?
- Да? - спросил он сквозь зубы, переставая массировать жилет.
Лорд Икенхем ничуть не обиделся. У него хватало приветливости на двоих.
- Как здоровье? - спросил он. - Вы, наверное, думали, что ж это я, не захожу, но столько дел, столько дел! То одно, то другое… Так как же здоровье? Живот схватило? Нехорошо, нехорошо. Все сокрушались о вас, я - первый.
- Обойдусь.
- Нет, что вы! Без жалости никто не обойдется, даже самый смиренный. Но я ею не ограничусь. Вот лекарство. - Он вынул таблетку. - Положите в воду, и как рукой!
Бакстер замялся, он не верил в жалость. Но вдруг он повеселел. Нет, он не думал, что герцог добр, - мало того, он думал, что герцог не узнает доброты, если ее подать на блюдечке, - но предполагал, что теперь, после такой услуги, тот не выгонит его из-за какого-то бала. Значит, шантажировать нечем.
- Спасибо, - сказал он. - Все понятно. Хотите меня обмануть…
Лорд Икенхем огорчился.
- Как вы подозрительны, Бакстер! Доверяйте людям.
- Вам что-то нужно.
- Только ваше здоровье.
- Хотите проверить, велика ли ваша власть?
- Какой слог!
- Нет, не велика. Все изменилось. Я оказал герцогу большую услугу, и он меня не уволит. Так что я вас выдам. Ык!
Лорд Икенхем посмотрел на него с сочувствием.
- Дорогой мой, вы страдаете. Примите таблетку, а?
- Вон!
- Как рукой…
- Во-о-он! Граф вздохнул.
- Что ж, я уйду, если хотите, - сказал он; и столкнулся в дверях с лордом Бошемом.
- Привет! - сказал Бошем. - Привет-привет-привет! Пип-пип.
Говорил он с чувством. Ему не понравилось, что злодей
- у Бакстера. Детективы он знал не хуже брата, а потому - помнил, что бывает, когда злодей зайдет к кому-нибудь. Вроде бы, просто заглянул, а на самом деле - принес кобру. Сам попрощается, а старая добрая змея сидит за гардиной.
- Привет! - закончил он. - Ничего не нужно?
- Да вот, ждем обеда, - отвечал граф.
- А? Сейчас позвонят. Граф вышел.
- Что ему понадобилось? - продолжал Бошем. Бакстер вместо ответа бил себя в грудь, как гость на свадьбе.
- Не знаю, - сказал он, когда приступ утих. - Я его выгнал. Принес какую-то гадость. Положил в стакан. А на самом деле, я думаю, хотел умаслить.
- Зачем? - удивился Бошем. - Вы же не можете его выдать.
- Могу.
- Как это?
- Ык!
- Вам плохо?
- О-о-ы!
- Я бы на вашем месте это принял. Одно дело - что он злодей, другое дело - таблетка. Пейте, чего там! Пип-пип. Ну, чик-чирик.
Скрючившись от боли, Бакстер поднял стакан и выпил, хотя чирикать не стал. А уж потом, при всем желании, он и не смог бы.
Внизу, в холле, дворецкий стоял у гонга, держа палку наготове. Леди Констанс заметила его, но любоваться им не могла, ибо к ней на всех парах несся ее племянник. Добежав, он схватил ее за руку и потащил в нишу.
- Джордж! - воскликнула она, хотя давно не удивлялась странностям своих племянников и племянниц.
- Да, да. Что случилось!!!
- Ты напился?
- Конечно, нет. Я испугался. Слушай, ты помнишь этих мошенников? Так вот, главный мошенник усыпил Бакстера.
- Что?
- Усыпил! Дал таблетку. Значит, они приступают к действиям. Ах ты, обед! Идем. Ничего, сразу после обеда - беру ружье. Что же это такое? Распоряжаются, как у себя дома! Хорошенькое дело! Ну, я им покажу!
Глава 18
В двадцать минут десятого, пообедав в своей спальне, герцог ждал кофе и ликера. Он был сыт, он умел поесть, но душевный мир, столь связанный с сытостью, все не приходил. С каждой минутой он волновался сильнее. Нерадивость Руперта Бакстера вызывала в нем то же чувство, какое вызвала в жрецах Ваала нерадивость их божества. Деятельный секретарь, сжимавший в это время виски, чтобы голова совсем не раскололась, очень огорчился бы, если бы узнал, что думает о нем хозяин.
Когда дверь открылась и вошел Бидж с подносом, герцог немного оживился, но лишь на мгновение - дворецкий был не один. Чего-чего, а посетителей страдалец не ждал.
- Добрый вечер, - сказал лорд Икенхем. - Не уделите ли минутку?
Нет, мы не подумаем, что граф пал жертвой угрызений. Просто он не очень доверял Мартышке. Велишь молодому человеку петь про Лох-Ломонд, а он забудет слова или мелодию. Вот почему еще за обедом великодушный пэр решил прямо воззвать к лучшим чувствам, а не выйдет - опять прибегнуть к таблетке. Бокал бренди, стоявший на подносе, как раз подошел бы.
- Я насчет денег, - продолжал граф, - которые вы сегодня выиграли.
Герцог осторожно заурчал.
- Плум очень расстроен.
Герцог поурчал еще, но в другой тональности - сердито, и графу показалось, что из ванной послышалось эхо. Видимо, шутки акустики.
- Да, расстроен. Понимаете, это не его деньги. Герцог повеселел.
- А? Что такое? Украл?
- Нет, что вы! Он исключительно честен. Отложил для дочери, на свадьбу. А теперь их нет!..
- Чего ж вы от меня хотите?
- Чтоб вы их вернули.
- Вернул?
- Конечно. Какой благородный, великодушный, трогательный поступок!
- Нет. Идиотский, - поправил его герцог. - Вернул, вы подумайте! В жизни не слышал такой чепухи.
- Вспомните, он расстроен.
- Ну и пусть.
Граф догадался, что взывать к лучшим чувствам нельзя, если их нет; и задумчиво вынул таблетку из жилетного кармана.
- Очень жаль, что его дочь не сможет выйти замуж.
- Почему?
- Она любит молодого поэта. Герцог не забывал обид.
- Пусть скажет спасибо, - посоветовал он. - Поэта! Это надо же! Отбросы общества!
- Значит, деньги не отдадите?
- Нет.
- А то подумайте. Они здесь, у вас?
- Не ваше дело.
- Ну вот, встали бы, подошли к столу… или к шкафу…
Он помолчал, выжидательно глядя на герцога. Тот не шелохнулся.
- Подумайте, а?
- Еще чего!
- О милости взываем, - напомнил граф, положившись на метод мопсообразной дамы, - и молитва нас учит милости.
- Э?
- Учит милости. Как тихий дождь с небесной высоты…
- Что вы порете?
- … она благословляет и того, кто к милости стремится, но стократ - того, кто милует.
- Черт знает что! Спятил. В общем, я занят. Сейчас придет мой секретарь. Вы его не видели?
- Перед обедом - видел, а сейчас - нет. Развлекается где-нибудь.
- Я ему поразвлекаюсь!
- Молодость, молодость…
- Я ему покажу молодость!
- А, вот и он!
- Э?
- Кто-то стучится.
- Не слышу.
Герцог встал и приблизился к двери. Граф разомкнул руку над бокалом.
- Никого нет, - сказал герцог.
- Значит, послышалось. Что ж, если вы заняты, не буду мешать. Не хотите поступить благородно - дело ваше. Спокойной ночи, мой друг. - И граф удалился.
Ровно через минуту в коридор вышел мистер Плум. Из всех, кто напряженно мыслил за недавним обедом, именно он занял первое место; а потому - спешил к герцогу. Он надеялся, что уговорит его поиграть в Жулика Джо.
Чем больше думал он о своем поражении, тем больше убеждался, что его обманули. Честный человек, говорил он в сердце своем, его не обыграет. Надо было выбрать не шаха, где можно и передернуть, а другую игру, верную, вроде этого Жулика.
Подходя к покоям герцога, Пудинг был полон надежд, и тут сам герцог налетел на него.
Надо сказать, что, расставшись с лордом Икенхемом, он посидел и подумал, а потом встал. Ему претило такое унижение, но ничего не поделаешь, в Бакстере он нуждался. Поэтому он и вышел, а выйдя, налетел на этого мерзкого типа.
Тут он увидел, что тип, хотя и мерзкий, но другой, а именно - тот, кто собирался обыграть его ради какой-то дочери. Герцог многих не любил, но особенно его раздражали люди, которые хотят выжать из него деньги.
- Тьфу! - сказал он, отпрянув от Плума.
Плум улыбнулся - наспех, с трудом, но все ж угодливо.
- А, ваша светлость! - воскликнул он.
- Идите к черту, - ответил герцог.
Обменявшись любезностями, они разошлись; но вдруг Плума осенило. До сей поры он хотел отыграть свои деньги, теперь понял, что есть способ попроще. Где-то у герцога лежат триста фунтов, принадлежавшие ему, Плуму, а сам герцог Ушел. Зайди и возьми, чего легче!
Плум был толстоват, но двигался быстро. Словно резиновый мячик, долетел он до двери и только там догадался, что мог не спешить. Да, герцог был занят, но не забыл повернуть ключ в замке.
Многие растерялись бы; многие - но не Пудинг. В конце концов, можно войти и с газона, а в такой теплый вечер дверь, наверное, открыта. Пробежавшись до выхода и обогнув угол, пыхтящий и пурпурный сыщик узнал, что он не прав.
Поражение свое он принял. Да, в Лондоне были люди, которым хватило бы проволоки, чтобы соорудить отмычку, но он не принадлежал к их числу. Смирившись, словно Моисей, взиравший на Землю Обетованную, он приник к стеклу. Комната лежала перед ним, но с таким же успехом он могла отстоять на многие мили. Он смотрел и страдал, пока другая дверь не открылась и не вошел герцог.
Оставалось удалиться, как вдруг где-то рядом, во тьме кто-то запел песню о Лох-Ломонде. Когда, распугав птиц на деревьях, припев закончился, стеклянная дверь распахнулась, и на газон, словно снаряд, вылетел герцог, громко крича: "Эй, вы!". Для Плума то была песня; для герцога - нечто большее.
Да, большее. Он понял сразу, что Бакстер пытается привлечь его внимание. Почему он избрал такой способ - неясно, но размышлять некогда. Быть может, ему пришлось общаться с хозяином тайно и косвенно, кто его знает! Когда-то в детстве герцог читал, что заговорщики подражают уханью совы.
- Эй! - крикнул он. - Где вы там? Где вы, черт вас дери?
Бакстер, однако, не подошел, а куда-то делся. Вскоре знакомые звуки послышались издалека. Герцог кинулся в ту сторону. Пудинг вошел в окно.
Войдя, он услышал шаги. Кто-то гулял по газону. Плум юркнул в ванную.
Лорду Икенхему очень понравилось пение Мартышки. Он ждал робких щебетов, а племянник с истинным блеском уподобился то ли гончей, бегущей по следу, то ли шотландцу, справляющему Новый год. Дядю он выманил, как пробку из бутылки. Даже герцог, и тот не бегал быстрее.
Не успел пятый граф приступить к поискам, как из ванной раздался вопль страждущей души. Дверь распахнулась.
- Пудинг! - воскликнул лорд Икенхем.
- У-ух! - отвечал тот с особым чувством.
Вообще сыщик был человеком сдержанным. Он жил в мире, где чувства не выказывают; но даже стоик закричит, оказавшись в маленькой ванной с огромнейшей свиньей.
Когда он вошел, секунды две он ощущал ее запах. Потом к руке его прижалось что-то холодное и мокрое.
- Пудинг! - повторил граф.
- О-ах! - сказал Пудинг.
Дрожа, как осиновый лист (что нелепо, когда весишь двести фунтов), он думал только о том, что надо бы выпить. На столике стоял бокал, налитый до краев.
- Пу-у-динг! - заорал граф.
Но поздно. Роковая влага уже скользнула в пищевод. Бокал упал на пол. Если бы двадцать овец укусили сыщика, он не рухнул бы с такой быстротой.
Склонившись над ним, граф поцокал языком. Он знал, что одно лишь время, великий целитель, разбудит его друга. Думая о том, что же делать с телом, он услышал за спиной укоризненное "Пип-пип!".
Послушный наставлениям тети лорд Бошем стоял в дверях, целясь из ружья.
- Привет, привет, привет! - заметил он и вопросительно взглянул на графа.
Тот не ответил. Даже такой железный человек может иногда растеряться, и беседу повел новоприбывший.
- Ну, что ж это! - сказал он. - Теперь - Плум! Нельзя так, честное слово. Сыщика нанять - не фунт изюму. А вы их усыпляете.
Он снова замолчал, борясь со своими чувствами. Сказать все, что хочется, он никак не мог.
- Вот что, - посоветовал он, - лезьте в шкаф. Так, так… Так.
Заперев шкаф на ключ, лорд Бошем позвонил. Вскоре появился дворецкий.
- Бидж!
- Да, милорд!
- Пошлите сюда лакеев, пусть унесут мистера Плума.
- Сию минуту, милорд.
Ни дворецкий, ни Чарльз с Генри никаких чувств не выказали. Замок по праву гордился своими слугами. Пудинг исчез, словно использованный гладиатор. Лорд Бошем задумался.
Казалось бы, радуйся своей решительности, но нет - наследник Эмсвортов страдал, не закончив дела. Хорошо, один мошенник временно обезврежен, но где другой? И тут из ванной послышался странный голос.