* * *
Письмо она читала на ходу, медленно поднимаясь мраморной лестницей на невысокую террасу, где стояло несколько скамеек. Гяур молча следовал за ней.
Словно бы не замечая его, д\'Оранж прислонилась к перилам, спиной к мужчине, и он еще раз вынужден был обратить внимание, что формы ее далеко не идеальны. Грубоватость и какая-то безбожная небрежность их очертаний еще были бы простительны, если бы принадлежали мужчине средних лет. Но уж никак не известной в Варшаве – как убеждала его в этом графиня де Ляфер – фрейлине королевы.
Покончив с чтением, графиня озабоченно взглянула на гонца и, запрокинув голову, несколько минут всматривалась в туманное поднебесье.
– Вам действительно неведом смысл сего письма? – наконец вспомнила о своем госте д\'Оранж, бегло пробежав текст послания во второй раз.
– К сожалению.
– Если в нем есть что-либо, касающееся лично меня, можете не обращать на это внимания. Похоже, я слишком задержался с письмом. Явись я к вам хотя бы вчера, наша встреча выглядела бы иначе. А сегодня вынужден просить о помощи.
– Значит, графиня де Ляфер не зря предвидела такую возможность, – вновь совершенно искренне и непринужденно улыбнулась д\'Оранж. – Вам понадобилась моя помощь. Она нужна графине. Не знаю, в каких вы отношениях с мадемуазель де Ляфер…
– Считайте, что ни в каких, – поспешно прояснила ситуацию д\'Оранж. – Совершенно ни в каких. Вас это устраивает? А теперь говорите, что произошло?
– Графиня похищена. На нее совершено нападение. Какие-то вооруженные люди, облаченные в одежды монахов, остановили ее карету, напали и увезли графиню в неизвестном направлении.
– Это произошло уже здесь, в Варшаве?
– Здесь, и вам это хорошо известно.
– Но вы же утверждали, что она все еще в Каменце.
– Потому что ко времени моего отъезда из этого городка графиня действительно оставалась в нем.
– Ах да, вчера мне сказали, что она уже объявилась в Кракове. И вроде бы имела аудиенцию у короля. Никакие слухи, как видите, за графиней не поспевают.
– По пути в Краков она тоже подверглась вооруженному нападению. Правда, тогда воинам, сопровождавшим графиню, удалось часть нападающих перебить, часть развеять.
– Кто же были эти люди? Грабители?
– Нет, конечно. Не знаю, кем они были посланы, но то, что к разбойникам не принадлежали – это уж точно. Вот все, что я знаю со слов Кара-Батыра, слуги графини.
Д\'Оранж нервно, глядя себе под ноги, прошлась по террасе.
– Итак, второе нападение подряд, в течение нескольких дней; Краков, затем Варшава… – рассуждала она вслух.
– Возможно, они и не связаны между собой, – заметил Гяур. – Но в любом случае я просил бы никому, решительно никому не сообщать подробности нашего разговора о нападении на графиню.
– Естественно, естественно, – заверила д\'Оранж. Но, взглянув на князя, вдруг насторожилась: – Постойте. Если все это столь секретно, почему тогда вы решились рассказать мне? Только потому, что графиня де Ляфер назвала мое имя?
– И еще потому, что графиня направлялась к вам. Именно к вам. И схватили ее в какой-нибудь сотне шагов от вашего особняка. Об этом сообщил кучер, которому удалось бежать. То есть люди, устраивавшие эту засаду, знали, что, прибыв в столицу, графиня в первую очередь направится к вам. Несмотря на то, что, как вы изволили выразиться, отношения между вами были "никакими".
– Разве кто-то способен усомниться в этом? Кроме разве что вас, мой милый князь.
– И еще одно. Некоторые нападавшие разговаривали между собой и с графиней по-французски. Это предполагает, что речь идет о ваших земляках, графиня.
– А также о земляках мадемуазель де Ляфер, – сухо напомнила д\'Оранж, останавливаясь напротив Гяура.
– Это способно каким-то образом изменить ход ваших рассуждений?
Д\'Оранж окинула Гяура холодным усталым взглядом, однако полковник заметил, что его слова все же задели ее за живое.
– А почему это должно менять их?
– У нас не получится разговора, пока не ответите, причем довольно ясно: вы заинтересованы в том, чтобы спасти графиню де Ляфер, или же не заинтересованы? Я не знаю и не могу знать всех тонкостей ваших взаимоотношений. Хотя тот же Кара-Батыр, слуга графини… утверждает, что с Дианой вы познакомились давным-давно, еще во Франции. Поэтому я верю, что поможете.
Д\'Оранж еще раз внимательно присмотрелась к лицу Гяура, словно решала для себя, стоит ли в самом деле помогать этому человеку в его поисках графини и согласно кивнула головой.
– Пойдемте со мной, – бросила она уже на ходу, – очевидно, нам стоит поговорить.
"Значит, я все же правильно поступил, что примчался именно к ней", – облегченно вздохнул Гяур, входя вслед за графиней в танцевальный зал.
13
Такого поворота переговоров с королем Хмельницкий не ожидал. Он подошел к окну и уже оттуда какое-то время наблюдал, как, воинственно держа руку на эфесе легкой парадной сабли, король вышагивает, почти марширует, по ковровой дорожке просторного зала.
Этот марш его мог бы показаться комическим, если бы Хмельницкий не понимал, какое огромное нервное напряжение выдерживает сейчас Владислав IV, раскрывая ему все тайны своих замыслов. И каковы могут быть последствия, если в сейме узнают о предмете их переговоров. Владислав еще не забыл, что отец и предшественник нынешнего короля Жигмонт III Ваза был свергнут протестантским дворянством со шведского престола как раз за то, что позволял себе принимать решения, не согласовывая их с придворной элитой; что многое пытался решать втайне от нее.
– Итак, – уже совершенно официальным тоном произнес полковник, – вы предлагаете собирать казачье войско, якобы для восстания против Польши. Не без сомнений, но я все же принимаю это предложение. Но тогда возникает вопрос: я могу приступать к формированию первых отрядов прямо сейчас, немедленно?
– Сразу же после возвращения из Франции, – напомнил ему король. – Это и мне даст некоторое время для необходимых приготовлений, в том числе и для сбора средств.
– Вооружать казачьи отряды за деньги короля и говорить при этом казакам, что они должны быть готовыми выступить против этого короля, конечно, не самое рыцарское занятие.
– Но это – в крайнем случае. При более благоприятных обстоятельствах вы получите мой универсал на право формировать отряды непосредственно для борьбы против мусульман. И потом, казаки ведь не будут знать, что деньги и вооружение поступают с благословения самого короля. Мы подумаем, как это сделать, через чьи руки. А уж потом, когда избавим украинские земли от вечного страха перед крымской ордой, кто посмеет осудить нас?
– Тогда уже никто. Во всяком случае, в Украине.
– К тому же наши войска и люди будут сдружены общим врагом и общими победами. Ничто так не укрепляет империю, как сильный общий враг – это известно еще со времен Аттилы и Древнего Рима. И ничто не помешает потом королю Польши благословить польного гетмана Хмельницкого на булаву гетмана всей Украины, – воинственно оскалился король. А, выдержав небольшую паузу, неожиданно спросил: – Теперь, после всего услышанного, вас все еще что-то смущает в моем плане, полковник?
– В подобных планах всегда что-то смущает. Прежде всего, их авантюризм.
– Меня он тоже смущает, – остановился напротив него Владислав IV. – Тем не менее я окончательно утвердился в нем. Точно так же советую поступить и вам. Успокаивайте себя хотя бы тем, что я, король, рискую короной. А вам, казаку, рисковать особо нечем.
– Вы забыли о моей голове, ваше величество. И моей чести.
– Вот видите, я рискую своей короной, а вы – всего лишь головой! – почти расхохотался король. – А что касается чести, то мы с вами воины и знаем: потерять или добыть ее можно только в бою. Но разве мы избегаем боя? Наоборот, требуем, чтобы нам позволили сразиться с врагом. Нашим общим врагом. Так что завидую: за неимением короны вы рискуете всего лишь головой.
14
В столицу Хмельницкий намеревался вернуться вместе со свитой короля. Каково же было его удивление, когда поручик Ольховский сообщил, что неожиданно для всех Владислав IV решил вернуться в Краков.
– В Краков? – не поверил полковник. – Отсюда, из-под Варшавы? Но ведь не ехал же он сюда специально для встречи со мной?
– При дворе это сочли бы слишком большой честью, – как можно деликатнее согласился поручик, – все-таки король есть король. Но и другого объяснения тоже пока что не находят. Все знали, что король возвращается в Варшаву. Встреча с вами, господин полковник, держалась в тайне.
– И что же говорят сейчас о нашей встрече?
Их беседа происходила в графской усадьбе, и Хмельницкий уже мог видеть, что слуги, охрана и немногочисленная свита действительно готовятся к отъезду, ставка вот-вот должна быть свернута.
– В основном пожимают плечами. Король молчалив и задумчив. Все пытаются понять, о чем он говорил с вами, – Ольховский умолк и выжидающие уставился на полковника.
"Ох и многое же отдал бы этот осведомитель Коронного Карлика, чтобы узнать, о чем шла речь во время нашей встречи, – ухмыльнулся про себя Хмельницкий. – А куда ему деваться: ради этого поручик и был послан сюда".
– Вы что, в самом деле ожидаете, что я начну выкладывать вам суть беседы с его величеством? – прямо поинтересовался полковник у Ольховского.
– Иначе нам не понять причину возвращения короля в Краков, в то время, когда сотни государственных людей и тысячи важных дел ждут его в столице.
Хмельницкий метнул взгляд на появившегося рядом Лаврина Урбача. Тот все слышал, но делал вид, что интересуют его лишь состояние подков полковничьего коня да надежность его подпруг.
– Вы сказали: "иначе нам не понять", – обратился Хмельницкий к поручику. – Имели в виду кого-то конкретно? За вами стоит человек, для которого крайне важно выяснить причины такого непостоянства короля?
– Да нет, обычный интерес. Я ведь объяснил, что…
– Вы еще ничего не объяснили, Ольховский. А если бы я знал, кого кроме вас это интересует, возможно, поделился бы кое-какими предположениями относительно решения короля.
– Но это интересует даже королеву.
– Только вряд ли ее величество стала бы обращаться за помощью к вам.
– Это уж точно, – как бы про себя проворчал Урбач, давая Хмельницкому понять, что рассуждения его верны.
Ольховский бросил на сотника разгневанный взгляд и задумчиво прикусил по-детски припухшую нижнюю губу. Розовощекое, почти по-юношески нежное личико его зарделось ангельским румянцем.
– Тогда у меня создается впечатление, что вам, господин полковник, прекрасно известно, кто стоит за мной, а следовательно, для кого такие сведения представляют интерес.
– Понятия не имею. И не заставляйте меня ломать голову над кругом ваших знакомств, поручик. Не такая уж вы знаменитость, чтобы позволять себе нечто подобное.
– Прошу прощения, господин полковник, – вежливо склонил голову Ольховский и, сославшись на важные дела, связанные с подготовкой к отъезду, поспешил удалиться.
Урбач посмотрел ему вслед и, ничего не говоря, продолжал осматривать лошадей. Он делал это на каждом привале, никому при этом не доверяя, поражая Хмельницкого своей недоверчивость и подозрительностью.
– По-моему, Ольховский на этом не успокоится, – подошел к нему Хмельницкий.
– Придется Коронному Карлику кланяться своему второму осведомителю, – лукаво рассмеялся Лаврин.
– Считаешь, что он сумел обзавестись и вторым? – мрачно ощетинился на него полковник.
– А что вас удивляет? Конечно, сумел. Вы не задавались вопросом, почему Вуйцеховский оказался вчера у постоялого двора. От кого он узнал многое другое о вас, ну, хотя бы о ваших беседах с послом де Брежи.
– Действительно, от кого?
– Во всяком случае, не от поручика Ольховского, – дипломатично уклонился от прямого ответа Лаврин.
– Но если Коронный Карлик получает такие сведения, значит, его осведомитель где-то рядом с нами.
– О чем нетрудно догадаться.
Хмельницкий ухмыльнулся какой-то своей догадке, но тут же недовольно покряхтел и резко повел подбородком, как бы отгоняя от себя некую странную догадку.
– Ты, сотник, ведешь себя так, – жестко сказал он, – словно уже знаешь его имя.
– Знать – еще не значит произносить его вслух.
– Уж не ты ли сам оказался в соглядатаях и доносчиках Коронного Карлика?
Лаврин метнул взгляд сначала на полковника, затем мечтательно перевел его куда-то в поднебесье.
– Если бы мне удалось по-настоящему втереться к нему в доверие, мы сумели бы сэкономить сразу на нескольких агентах. Ибо всегда важно не то, что именно противнику удалось узнать о наших планах, а что нам самим удалось ему подсунуть, какими сведениями спутать его карты, в каких ложных действиях убедить.
– Так этим осведомителем действительно стал ты, сотник? – еще более суровым голосом поинтересовался Хмельницкий. И Лаврин понял: еще немного, и полковник взорвется ревом, которым множество атаманов умудрилось погубить такое же великое множество тайных замыслов его, начальника разведки, коллег – "Измена!". Может быть, поэтому ответ его по-прежнему оставался уклончивым.
– Получив в вашем окружении, полковник, такого агента, как я, поляки отказались бы подсылать к вам другого. И на этом разговор о Коронном Карлике и его агентах мы пока что завершим.
15
– Так вы утверждаете, что люди, захватившие графиню де Ляфер, были французами?
– Во всяком случае, они довольно свободно говорили по-французски. Одеты же были как монахи. Хотя кучер божится, что на монахов они похожи не более, чем я – на Великого визиря Турции.
Комнатка, в которую они вошли, мало напоминала обычный будуар. Скорее всего она была рассчитана на тайные свидания. Тем более что находилась в дальнем уголке особняка, на первом этаже просторной, облепленной всяческими пристройками башни, из которой вело сразу три выхода: один – вовнутрь здания, другой – во двор и третий – в узенький переулок. Обставлена же комнатка тоже была так, словно предназначалась для тайных вечерь заговорщиков: грубо сработанный дубовый стол, высокие, такой же грубой работы, стулья и серые, не знавшие ковров, стены, увешанные пистолетами, саблями и кинжалами.
– Когда вы прибыли в Варшаву, князь? – довольно строго поинтересовалась д\'Оранж.
– Это имеет какое-то отношение к судьбе графини де Ляфер? Мои откровения помогут вам сосредоточиться, поразмыслить, кто из ваших французских друзей решился устроить эту подлую засаду?
– Уж не знаю, помогут или нет, – с легким раздражением ответила д\'Оранж. – Поэтому интересуюсь всем, что связано с Дианой и вами. Пытаюсь понять, давно ли вы знакомы. Посвящала ли вас графиня в свои тайны, в интриги парижского двора, к которым, как вы прекрасно понимаете, она имела совершенно определенное отношение.
Не посвящала. Вообще ни в какие тайны и интриги.
Значит, еще посвятит, – махнула рукой д\'Оранж. – Де Ляфер без этого не может. Она мгновенно затягивает в водоворот своих интриг каждого, кто попадает в сферу ее влияния. Так что по этому поводу можете быть спокойны, или же, наоборот, держитесь от нее подальше. Кстати, что вас вообще, в принципе, сближает с этой особой?
– Она нравится мне как женщина. Такое объяснение вас устраивает?
– Оно облегчает мою задачу, – задумчиво, совсем по-мужски потерла пальцами подбородок д\'Оранж. – Начинаю подозревать, что если бы вы появились у меня с этим письмом раньше, этого похищения могло бы и не случиться.
– Иными словами, вы знаете, кто к нему причастен? – подхватился Гяур. – Тогда чего мы тянем? Кто эти люди? Куда они могли упрятать Диану? Говорите, графиня, говорите, дорога каждая минута. Ее похитили прошлым вечером. Теперь почти полдень.
– Я не сказала, что мне известно это, – горячность князя не произвела на хозяйку дома абсолютно никакого впечатления. Лицо ее оставалось таким же безучастным, каким он увидел его впервые. – Но, кажется, догадываюсь.
– Хорошо, в таком случае посвятите меня в свои догадки и скажите, о чем идет речь в этом злополучном письме?
Графиня долго, нестерпимо долго рассматривала бокал. Казалось, для д\'Оранж не существует сейчас ничего такого, что могло бы отвлечь ее от созерцания розоватого венского стекла, из которого он сотворен. Ее медлительность начинала бесить Гяура. Он не мог понять, какого черта она тянет, а главное – кто она: враг его или союзник? Но в чем он оставался совершенно убежденным – нить, способная привести его к "монахам", начинается где-то здесь. Она в руках фаворитки королевы.
– Вам о чем-нибудь говорит такое имя, – наконец нарушила молчание д\'Оранж, – де Рошаль?
– Речь идет о майоре де Рошале, квартирмейстере каменецкого гарнизона?
– О нем. Вы были знакомы?
– Графиня сообщает о майоре, его гибели?
– Об убийстве. Да-да, об убийстве, мой юный князь, – так, видимо, обращалась к вам графиня де Ляфер.
– Неужели она сообщила вам об истории с майором?
– Чтобы у вас не возникало на сей счет никаких сомнений, – д’Оранж добыла из-за обшлага письмо, развернула его и сугубо по-мужски припечатала ладонью к столу.
"Уважаемая графиня, – жадно впивался взглядом в неровные строчки письма Гяур. – То, ради чего я прибыла в Польшу, свершилось. Известный вам Виконт де Винсент, предатель, представавший перед поляками под именем майора де Рошаля, квартирмейстера каменецкого гарнизона, казнен. Спешу сообщить это в письме, которое будет вручено вам абсолютно надежным человеком, полковником, князем Одар-Гяуром, так как не знаю, когда смогу прибыть в Варшаву лично. Возможно, прямо отсюда попытаюсь уехать в Германию, чтобы находиться поближе к границам Франции. Но когда это произойдет, не ведаю.
– Очень надеюсь, что вы найдете возможность сообщить нашим общим знакомым, что предатель казнен, дабы у них больше не оставалось сомнений относительно человека, который ввел виконта в круг наших единомышленников. Сделайте это как можно скорее. Вы знаете, как это важно для меня. Накануне возвращения во Францию письмо сразу же уничтожьте.
Искренне ваша графиня Л."
– Вы удовлетворены? – высокомерно поинтересовалась д\'Оранж, как только Гяур оторвался от письма. – Вполне допускаю, что не имела права посвящать вас в его смысл. Но обстоятельства, не так ли?
– Не волнуйтесь, графиня об этом не узнает. К тому же ничего нового для меня письмо сие не содержит. Мне давно известны все подробности "казни" майора де Рошаля. Случилось так, что я стал невольным свидетелем расследования этого убийства. Подробности вам, думаю, ни к чему. Отмечу только, что графиня де Ляфер оказалась храброй и жестокой мстительницей.
Д\'Оранж оставила в покое бокал, сняла со стены кривой турецкий кинжал и принялась рассматривать его золоченую рукоять. Руки ее постоянно должны были быть чем-то заняты.
– Это потому, что у Дианы не было выбора. Ей и так повезло, что виконт оказался в Польше и что она напала на его след, который считался утерянным навсегда.
– Вернемся к вашим словам о том, что я опоздал с письмом. Если бы я представил его раньше, люди, которые были посланы кем-то из главарей заговорщиков, возможно, из самого Парижа, были бы извещены вами и вынуждены были бы передать своему патрону, что Диана не виновна, что измена исходит не от нее, а человек, предавший, в первую очередь, ее саму, достойно наказан? Я правильно понимаю?