– Были. Но ведь там целый табун, и жрут они так, словно их только что выпустили из темницы, где держали на хлебе и воде.
– Ясно. Отправляйтесь в деревню и никому ни слова. Постойте, – вдруг вспомнил Гяур. – Когда эти люди появились в имении графини д’Оранж?
– Пять дней назад.
* * *
Как только повозка скрылась за сосняком, все трое тотчас же уселись на траву и, поглядывая в сторону ворот, принялись пировать. Если бы служанка видела их сейчас, она поняла бы, что эти трое благородных воинов расправляются с едой и двумя огромными кувшинами вина с не меньшей жадностью, чем те, что остались в особняке мадам д\'Оранж.
Пиршество на траве было в самом разгаре, когда на дорожке, ведущей к воротам, появился рослый детина, одетый в мундир польского офицера.
– Эй, Кшысь! – рявкнул он по-польски.
– Я, господин капитан, – ответил ему кто-то невидимый для них, выглядывая из дверей башни.
– О, да это сам капитан Кодьяр, – улыбнулся князь, осторожно приподнимаясь и перебегая к сосне, стоящей у края рощи.
– Где же эта неподжаренная ведьма с вином и мясом? – капитан говорил по-польски, но с явным французским произношением. Впрочем, в Варшаве это мало кого удивило бы. Для польских дворян Париж до сих пор оставался Меккой, в которой только и можно было поклониться настоящей европейской культуре. Немало из них провело свои лучшие годы если не в столице Франции, то в Кале, Бордо или в Марселе.
– До сих пор не появлялась. Пусть вымрут все мои враги, если она не сбежала. И, возможно, варшавская полиция уже знает, что графиня здесь, у нас.
– Но старуха-то о ней не знает, – благодушно возразил капитан, – а молодая только догадывается, но она в доме.
Гяур оглянулся на Хозара. Ротмистр стоял в двух шагах от него, с пистолетом в руке. Капитан был недалеко и, вполне возможно, что Хозар сумел бы попасть в него. Однако Гяур полушепотом, но довольно строго предупредил:
– Не вздумай стрелять.
– Подождем еще. Графиня заявила, что спустится, когда приедет д\'Оранж.
– Я же предлагал: по крыше к ней надо было…
– До ночи потерпим, – проворчал капитан, приближаясь к воротам.
Ухватившись руками за прутья, он внимательно присмотрелся к изгибу дороги у зарослей сосняка. Предвечерье выдалось пасмурным, и заросли представали перед французом сплошным черно-синим занавесом, за которым вряд ли что-либо можно было разглядеть. И все же князю показалось, что капитан заподозрил что-то неладное.
– А что будет ночью? – появился рядом с Кодьяром Кшысь. Это действительно был приземистый, почти карликового роста, крепыш с широкими обвисшими плечами и небольшой, теряющейся где-то в шейных складках, головой. Ноги его были толстыми и бочкообразными. Не будь они такими короткими, могли бы сойти за ноги отменного кавалериста.
– Ночью отвезешь ее вместе с тем, убитым.
– Это ж надо было: взобраться на девку и полениться снять кинжал! Второй убитый ею – вот сатана так сатана. Пусть вымрут все мои враги, если она не сатана.
– Видит Бог, она еще жива, – подался к Гяуру Хозар. – Говорят, как о живой.
Улич сидел на пеньке чуть позади них. На коленях его лежало два пистолета. Рядом, прислоненное к стволу молодого деревца, стояло ружье. То, что происходило сейчас у ворот, не вызывало у него никакого интереса. Он ждал сигнала полковника, пребывая в глубинах своих извечных философских размышлений.
– Так она ничего толком и не сказала? – поинтересовался Кшысь.
– Скажет, – процедил капитан и, в последний раз подозрительно осмотрев дорогу и кустарник, отвернулся. – Ты вот что, садись на коня и гони в деревню. Если найдешь служанку, приведи ее привязанной к седлу. Но в любом случае привези мяса и вина.
Через несколько минут конь Кшыся остановился, упершись грудью в острие копье-меча. Еще через мгновение Хозар вырвал конника из седла и швырнул в кусты, где его тотчас же подхватил Улич.
Он подтащил пленника к сдвоенным стволам осины. Раздвинув их, они с Хозаром вложили между них ноги Кшыся, и тот сразу же взвыл от боли. Однако Гяур считал, что никакая боль не помешает этому негодяю удовлетворить их любознательность. Даже наоборот, будет освежать его память.
– Сколько вас в доме? Быстро, – накрутил он на руку волосы Кшыся.
– Осталось семеро. Без меня шестеро.
– Одного убила графиня?
– А в Варшаве еще одного. Капитан может подтвердить.
– Что вы сделали с графиней де Ляфер? – еще сильнее рванул его за волосы Гяур.
– Это она с нами вытворяет, что хочет. А все потому, что капитан взял ее под свою защиту.
– Почему он это сделал?
– Потому что решил, что переспать с ней достоин только он один. Мы же хотели пропустить ее через всех, – скалил желтые зубы Кшысь. Несмотря ни на что, у него хватало мужества не терять чувства юмора. Правда, это был юмор насильника.
– И капитан что, добился своего?… – Гяур поймал на себе взгляд Хозара и прикусил язык. То, что его интересовало, не должно было достигать ушей оруженосцев.
– Сумел, конечно, – понял смысл его вопроса Кшысь. – Лучше бы эта белокурая ведьма его убила, чем Зденека. Такого парня!
– Чтобы как-то сдержать себя, Гяур на несколько мгновений закрыл глаза и на всякий случай отдернул руку от эфеса сабли.
– Где она сейчас?
– Забаррикадировалась на чердаке. Дверца прочная, лестница узкая. Очевидно, надвинула на дверцу что-то тяжелое: то ли бочку, то ли сундук. У нее пистолет и нож. Голодная сидит, но девке поститься всегда проще.
Гяур облегченно вздохнул. О том, что капитан все же "сумел", он постарался забыть. Вспомнит, когда в руки ему попадется сам Кодьяр.
– Освободите его, – приказал воинам. А как только Хозар извлек наемника и положил на траву у ног Гяура, поскольку стоять тот не мог, произнес: – А теперь ответь на мой главный вопрос: почему вы решили схватить графиню?
– Ты что?! – поморщился Кшысь, хватаясь за израненные ноги. – Откуда ж нам знать? Там двое французов. Вроде из самого Парижа. Капитан и этот, как его, сержант Люмьер. Мы что? Мы – всего лишь наемники. За что нам платят, то и делаем.
– Ключ от ворот у тебя?
– У меня.
– Хозар, Улич, под руки его – и быстро к воротам. Постарайтесь попасть в башню незамеченными.
19
Прошло около часа с того момента, когда Гяур, вместе с Хозаром и Кшысем вошел в башню, в которой до поездки в деревню коротышка нес охрану. Улич на это же время затаился в башне по другую сторону ворот.
Из дома до сих пор так никто и не показался. Голосов тоже почему-то не слышно было, словно в усадьбе все вымерло.
– Интересно, что там делает сейчас Кара-Батыр со своими ордынцами? – вслух размышлял Хозар, стоя у приоткрытой двери. Кшысь в это время полулежал на дощатой лежанке. Он мог понадобиться лишь в том случае, когда сюда вновь пожалует капитан.
– К этому времени они должны были проникнуть в подвал, – ответил Гяур. – Но я предупредил Кара-Батыра, чтобы не начинали, пока…
Договорить он не успел. Выстрел, прозвучавший в доме, заставил его осечься на полуслове.
– Татары уже там, – распахнул дверь Хозар. – Ждать больше нечего.
– Спокойно, – осадил его князь, ухватив за рукав. – В доме их шестеро. Дверь наверняка заперта. На окнах – решетки. Штурмом мы его втроем не возьмем.
И опять пистолетный выстрел прервал его на полуслове. Потом прогрохотали еще два выстрела.
– На перестрелку это не похоже, – прислушивался к ним полковник. – По-моему, стреляет один и тот же человек. Почти с равными интервалами. Обычно так стреляют ради развлечения.
– Или в мишень, – простонал Кшысь. – Сам люблю поразвлечься. И интервал длится ровно столько времени, сколько нужно, чтобы перезарядить пистолет.
– А ты – парень смышленый, – заметил полковник. – Боюсь, что стреляют по живой мишени. Скорее всего пытаются выгнать затаившуюся на чердаке графиню. Ну, что, Кшысь, ноги твои немного отошли? Устоять на ногах, пока капитан откроет нам, сможешь? – полковник говорил с палачом как можно вежливее, давая понять, что рассматривает его уже как союзника.
– Смогу. Что я должен делать, что говорить?
– Позовешь капитана. Начнешь объяснять ему, что в деревне не нашлось ни вина, ни мяса. Все остальное договорим мы. Сделаешь все как надо, не тронем. Ты единственный, кто останется в живых. С условием, что все происходившее здесь уйдет с тобой в могилу. Слово чести офицера и дворянина.
Через несколько минут все четверо стояли у входной двери.
– Господин капитан, откройте, я вернулся! – прокричал Кшысь. – Это я, Кшысь!
Какой-то наемник немножко повозился с запором, открыл дверь и ступил на крыльцо. Лицо у него было опухшим, а щека – в свежих царапинах. Зажав рот рукой, Хозар ударил его кинжалом, и, поддержав, тихо уложил на пол. Так же тихо все четверо вошли в вестибюль.
Одна из дверей распахнулась, и показался полуоголенный до пояса детина, обросший волосами так, словно на нем был вывернутый наизнанку овечий тулуп. Как оказалось, он был без оружия. Увидев перед собой вооруженных людей, мигом сообразил, что это по его голову, и с криком: "На нас напали!" метнулся в глубь коридора.
Гяур бросился за ним и чуть было не наткнулся на клинок другого наемника. Приняв удар на рукоять копья, он готовился следующим ударом пронзить нападающего, но тот отскочил на середину комнаты и, метнув в него канделябр, схватился за пистолет. От гибели князя спасла только осечка. Но она же стоила наемнику жизни.
Пока длилась эта схватка, зазвенели клинки в левом крыле здания. По тому, что оттуда доносился боевой клич "Алла! Алла!", полковник понял: в здание сумели проникнуть татары во главе с Кара-Батыром.
– Графиня! Де Ляфер, где вы? – крикнул он во всю мощь своих легких.
– Я здесь! – донеслось откуда-то сверху. Голос был слабый и дрожащий. Голос женщины, потерявшей всякую веру в спасение. – Освободите меня! Я здесь!
Выстрел, прозвучавший, как показалось Гяуру, в соседней комнате, вспорол потолок. И было ясно, что пуля эта предназначалась графине.
Гяур рванулся на звук выстрела. Одна комната, вторая…
– А вот и жених! – остановил его густой резкий бас, долетевший откуда-то из-за камина.
Гяур оглянулся и увидел, что рядом с камином чернеет дверь потайного входа. Из нее-то и появился рослый черноволосый офицер в расстегнутом кителе, со шпагой в руке. – Брось свой дурацкий крюк, сразимся как офицер с офицером.
За спиной у Гяура вырос Хозар, но полковник остановил его:
– Прорывайся к графине. Кажется, по той лестнице, что в конце коридора.
Первый же удар капитана оказался настолько сильным, что Гяур едва не остался без сабли. Вместе со вторым ударом Кодьяр прыгнул и ударил полковника ногой в бок. Он все время перемещался по комнате, демонстрируя удивительную гибкость тела, уходя от ударов и в то же время, при первой же возможности, нанося удары ногами.
– Это называется честной схваткой офицеров? – насмешливо спросил его Гяур.
– Можете отвечать тем же, если сумеете, – почти прорычал Кодьяр. И, задержав саблю князя, свободной рукой вцепился в его запястье. Только мощный удар кулаком в переносицу заставил француза разомкнуть руку. Но у Гяура хватило рыцарства не воспользоваться его минутным замешательством и не врубиться саблей в открывшуюся шею противника.
– Благородно, – заметил это капитан, вновь делая выпад клинком. – У вас восточный стиль фехтования. Я бы даже сказал, турецкая школа.
– Можете уточнить: стамбульская. Я воевал в Арабии. Пришлось кое-чему поучиться.
– Копье у вас странное. Им вы владеете куда лучше, чем саблей. Согласны?
– Во всяком случае, наша встреча была бы намного короче, – теперь уже Гяур вовремя сумел остановить левую руку капитана, отбить ее и, перехватив правую, вывернуть так, что сабля упала на стоящий посреди комнаты низкий карточный столик.
20
– Князь! – это был голос графини. – Где вы, князь?!
Всего мгновение понадобилось Гяуру, чтобы, оглянувшись, заметить в проеме двери Диану де Ляфер. Но Кодьяр сумел воспользоваться этим подарком судьбы. Сильным ударом ноги в бок он отшвырнул Гяура к стене и, схватив свою саблю, метнулся к черному ходу.
– Задержите его! – бросилась вслед за Кодьяром графиня. Она даже успела упереться руками в дверь, которую капитан закрывал перед ней. Но, пока подбежал Хозар, француз все-таки сумел задвинуть засов.
Еще несколько минут графиня, осыпая капитана угрозами и проклятиями, колотила кулаками в дверь. Но в ответ доносились смех и проклятия.
– Он ушел, – опустилась на пол графиня. – Этот изверг сумел уйти.
– Куда ведет подземелье?! – спросил ее Хозар.
– Не знаю, – отрешенно покачала головой графиня.
– Все равно я схвачу его! – поспешил он в коридор.
Гяур наклонился над графиней, почти силой поднял ее с пола, всмотрелся в лицо.
– Не смотри на меня… такую, – еле слышно пролепетала Диана.
Лицо, грудь и плечи, которые едва прикрывали куски изорванного платья, были в ссадинах. В какое-то мгновение Гяуру даже показалось, что девушка постарела и в волосах ее блеснула седина. Однако тотчас же убедил себя, что это действительно всего лишь показалось.
– Вы по-прежнему прекрасны, графиня, – потерся он щекой о ее щеку; нежно, осторожно, словно боясь причинить ей боль, привлек к себе, и несколько минут они стояли так, ничего не говоря, не двигаясь, замерев. И это не было объятием влюбленных. В их нежности проявлялось нечто более возвышенное, святое.
Вырваться из оцепенения и оглянуться на дверь Гяура заставил шум в коридоре.
Отбиваясь от наседавших татар, в комнату вскочил по пояс оголенный, заросший волосами наемник, которому уже однажды удалось убежать от него. Стоящую за углом камина, у черного входа, пару он в спешке попросту не заметил, быстро взял дверь на засов, оглянулся и, лишь тогда увидев Гяура, заорал:
– Вон! Дайте пройти к подземному ходу!
К лежавшему на полу копье-мечу они бросились почти одновременно и схватили его с разных концов.
Первая попытка князя завладеть оружием ни к чему не привела: противник оказался довольно сильным. Несколько секунд они вырывали копье друг у друга, и поединок их явно угрожал затянуться. Поняв, что в любом случае он проиграет, ибо дверь уже вышибали воины Гяура, наемник отпустил копье, перепрыгнул через стол и, выхватив саблю, бросился к графине.
Резко отклонив туловище, пропустив клинок мимо бедра, графиня ударила сержанта кинжалом в бок. Отпустив саблю, раненный наемник попытался вцепиться графине в шею, но времени, которое Диана подарила Гяуру, оказалось вполне достаточно, чтобы тот сумел совладать с собой и приготовить оружие.
Каким-то чудом сержант все же успел перехватить копье, но удержать его уже не смог.
– А вот и плата за подлость. Помолись там за меня, – зло напутствовала его графиня, когда, пригвожденный к двери наемник застыл с раскрытым ртом и маской ужаса на лице.
Пошатываясь, она подошла к двери, отодвинула засов и, ничего не сказав Гяуру, вышла.
Князь догнал ее во дворе, однако, пресекая попытку заговорить с ней, Диана покачала головой, и тоном, который не допускал никаких возражений, а уж тем более – вопросов, произнесла:
– Больше не могу, князь. Теперь мне нужно побыть одной, только одной. Хотя бы два-три дня – одной. Не видя перед собой никого и ничего, кроме картины "Кающаяся Мария Магдалина".
– О кающемся воине у тебя картины не найдется?
– Капитан все-таки сумел уйти, – предстал перед ними Кара-Батыр. – Я так и не смог обнаружить вход в чертово подземелье.
– Люди, ставшие нашими с тобой врагами, Кара-Батыр, но не сумевшие убить нас, должны уходить только на небеса. Неужели ты так и не понял этого, мой верный Кара-Батыр? Они должны уходить только на небеса. Но даже там не имеют права обретать покой. До тех пор, пока считают себя нашими врагами. Я права, князь? – обратилась она к Гяуру.
– Не хотелось бы говорить сейчас о мести, – провел он рукой по распущенным волосам графини, пытаясь успокоить ее.
– Но в том-то и дело, что она оставалась спокойной. Она была потрясающе спокойной, эта непостижимая женщина.
– А вот тут вы, как всегда, неправы, мой благодушный князь. Вся наша жизнь – это месть. Врагам, друзьям, судьбе, самому себе… Вся жизнь – нескончаемый, огненный поток яростной мести, который подхватывает нас с первых минут нашего сознания и приводит к гибели.
– Похоже на проповедь, – растерянно улыбнулся князь. Его смущало то, что графиня позволяла себе высказываться столь кровожадно. Он больше ценил в ней нежность и незащищенность, хотя и понимал, что в восприятии самой Дианы де Ляфер женские слабости достойны лишь презрения. Не говоря уже о мужских.
– Можете считать, что присутствуете при зарождении новой религии, в основе которой – культ мести.
– Не должно быть такой варварской религии.
– Все религии варварские. Лишите людей возможности мстить, и вы лишите их самого смысла этой проклятой, но такой вожделенной жизни. Нет, вы, как всегда, неправы, монсеньор.
Князь промолчал. Ему показалось, что сейчас графиня беседовала с собой, только с собой, несмотря на то, что обращалась к нему. Гяуру не хотелось вмешиваться в этот исповедальный диалог с собственной ненавистью. Если люди, живущие такой жаждой мести, как Диана, объединятся, в мире действительно может появиться новое вероученье.
– Хозар, остался кто-нибудь из наемников в живых? – спросил он появившегося на крыльце ротмистра.
– Никого. Кроме капитана да Кшыся. Один из людей Кара-Батыра тоже убит. Улич легко ранен в ногу. Его перевязывает татарин. И еще… капитан и его наемники почти замучили служанку. Она побрела куда-то в рощу. Боюсь, что сойдет с ума.
– Пора оставлять это разбойничье гнездо.
– Не раньше, чем увижу охватившее его пламя, – сурово произнесла графиня. И лишь теперь князь понял, зачем Диане понадобилось провозглашать целую проповедь о мести. – Кара-Батыр! Сжечь! Чтобы и следа от него не осталось!
– Не нужно этого делать, графиня.
– Не вмешивайтесь, полковник! Это уже наши, французские дела. Наши ссоры и долги. Я приказала: "сжечь!" – сурово глянула графиня на Кара-Батыра.
– Как прикажете, графиня.
– Пусть только я немного приду в себя после этого похищения, сразу же отправимся в Горный монастырь. Монахов перевешаем, а сам монастырь сожжем.
– Как прикажете, графиня.
Коня ей подвел невесть откуда появившийся Кшысь, о котором все на время забыли. Ногами он пока еще передвигал с трудом, однако на поясе вновь висела сабля.
– Я превращу в пепелище половину этой проклятой страны, – чуть не растоптала она конем зазевавшегося коротышку. – Ты что, решил пощадить этого ублюдка-наемника? – метнула она презрительный взгляд на Гяура.
– Кшысь помог нам.
– Я бы его не пощадила. Впрочем, слушай, ты, – обратилась к поляку, – согласен быть моим слугой?
– Согласен, – не задумываясь, ответил Кшысь, чем очень удивил полковника.
– Тогда служи. Но знай: я превращу в пепелище половину твоей распроклятой страны.
– Хуже будет, если она уцелеет, а я погибну. Без меня Польша мне не нужна.